Lapsa1
читать дальше
Он не желал снова упоминать о делах, касающихся Цзян Си. Сменив тему разговора, они поболтали еще немного попутно направляясь с братьями Мэй в родовой храм Пика Сышэн, чтобы зажечь благовония перед табличками умерших.
Войдя внутрь, Мэй Ханьсюэ сразу заметил в стороне алтаря весьма странную табличку, она была порыта красным покрывалом и на ней не было видно иероглифов.
- Это место для Мо Жань.
- ….
Лицо Сюэ Мэна выглядело равнодушным, невозможно было угадать его чувства:
- Все вокруг говорят, что он мертв. Но я так не считаю. В тот день, после окончания великого сражения, я видел, как Учитель спустился с Куньлунь… он явно хотел куда-то уйти и не хотел никого с собой брать.
Проговорив это, он поджал губу и опустил ресницы:
- Короче говоря, я не могу поверить, что он вот так просто исчез без следа.
- Сюэ Мэн…
Сюэ Мэн вскинул голову и повернулся, он смотрел на свет за дверями:
- Мо Жань, этот сукин сын, с самого детства всегда поступал по-своему, все всегда делал не по правилам.
- …
- Я уверен, что и на этот раз все также.
Дослушав его, Мэй Ханьсюэ невольно вздохнул, но ничего не стал возражать.
Братья Мэй до земли поклонились супружеской паре благодетелей, пока Сюэ Мэн стоял в стороне с закрытыми глазами, ничего не говоря.
Когда этикет был соблюден, Мэй Ханьсюэ поднялся и похлопал его по плечу.
- Цзымин, ты будешь хорошим главой.
Сюэ Мэн распахнул глаза и бросил взгляд на черную лакированную с белыми иероглифами, табличку с именем покойного. Благовония сгорали и пепел опадал, в светло голубой дымке Сюэ Мэн смотрел на табличку отца и очень спокойно проговорил:
- Не лучшим, по сравнению с ним.
- …
- Пошли.
Сюэ Мэн повернувшись, вышел, махнув рукой.
В торжественной атмосфере внутри родового храма на той квадратной, очень маленькой табличке из лакового дерева вверху не был написан по всем правилам посмертный титул умершего. Братья Мэй, взглянув друг на друга, тяжело вздохнули и пошли догонять Сюэ Мэна.
..упала горстка пепла.
Молодежь уже далеко ушла, на черном, блестящем алтаре, однако по-прежнему горели оставленные ими многочисленные палочки благовоний. Слабый огонек освещал позади на деревянном щитке вырезанное почерком Сюэ Мэна:
«Любовь отца незаменима,
Преданность недосягаема»
А в самом низу таблички предков другая выгравированная нелепая для посторонних людей надпись, всего два слова. Вот только братьям Мэй было понятно и Сюэ Мэн это тоже знал, что если душа Сюэ Чженъюна видит эти два слова с небес, то конечно же он искренне хохочет.
Неугасимая лампада качнулась, осветив этот элегантный почерк, рукой Сюэ Чженъюна по отпечатку некогда им написанным кистью и тушью, одним небрежным росчерком кисти в этом очаровательном стиле.
………
«Сюэ прекрасен»
В тот же вечер на Пике Сышэн был устроен праздничный банкет в честь послов дворца Тасюэ.
По причине очень крепкой и сердечной дружбы этих двух школ, банкет считался частным, без лишних посторонних. Но даже несмотря на это, все же слухи просочились наружу.
Судя по сплетням, новоназначенный уважаемый хозяин Сюэ после двух трех чарок легкого вина тут же так опьянел, что потерял голову. Пьяный глава Сюэ любил бормотать себе под нос и в тот день он наговорил очень много. Некоторое время он оплакивал своих родителей, потом сетовал на своего старшего брата, потом брюзжал и беспокоился о своем наставнике, а потом принял слугу рядом с собой за Ши Мэй.
В тот день на его языке переплелись все эти имена.
Но, однако, из этих друзей, кроме Мэй Ханьсюэ, никто больше не пришел.
Напившись, в свете фонарей, он лежал на столе уткнувшись головой в руки и из-под локтя смотрел на зал Мэн-по.
В какой-то момент он увидел шумную пирушку, праздничное веселье.
Толпа людей внутри поднимает тосты приветствуя Сюэ Чженъюна и госпожу Ван, слева Ши Мэй с Мо Жань лепят пельмени, а потом все кругом затихает все поворачиваются к двери и смотрят на кружащийся в воздухе снег за порогом. Старейшина Юйхэн в наброшенном на плечи ярко красном плаще с шуршанием отряхивает хлопья снега с зонта и идет к ним.
- Уважаемый хозяин, вы пьяны.
В ушах раздается чей-то неясный голос, обращающийся к нему. Сюэ Мэн не отзывается.
Потом кто-то со вздохом накидывает ему на плечи теплую зимнюю одежду, и он даже не знает, кто был этот человек, старейшина Сюаньцзи или старейшина Таньлан, а может кто-то еще.
Снова этот человек гладит его по голове и говорит:
- Молодой хозяин, ты пьян.
Он невнятно отозвался, слезы потекли опять и снова уткнулся головой в сгиб локтя. В это время уже стояла глубокая ночь, пустые бокалы повсюду и тарелки в полном беспорядке, совсем пав духом, Сюэ Мэн больше не говорил много, никого не тянул к себе, не рыдал в голос и не скандалил, он, в настоящее время старался изо всех сил скорее вырасти, чтобы стать таким же, как отец.
Возможно, пройдет год, и он больше не будет так легко напиваться. А через несколько лет, пусть и пьяным, он больше не будет молоть чушь. И в итоге, пожалуй, никому не будет так легко хоть раз еще увидеть слезы Сюэ Цзымина на Пике Сышэн.
Медленно, понемногу, он станет деревом, поддерживающим царство Шу и даже весь мир совершенствования. И все эти беззастенчивые рыдания, времена беззаботных пирушек, когда-нибудь, в будущем, у уважаемого хозяина Сюэ во время праздной болтовни с младшими будут вызывать лишь улыбку о минувших днях.
Поколение за поколением пройдет, к тому времени, когда Сюэ Мэн состариться, принадлежащее его поколению прошлые события уже уйдут и потомки будут их упоминать, но никто больше не сможет сказать, что был знакомым с ними.
Эти цветущие молодые годы, может быть, в конечном итоге промелькнут и скроются вдалеке, в конце концов станут лишь фразой на веере Сюэ Мэна –«Сюэ прекрасен»
Братья Мэй вернулись во дворец Тасюэ, а через несколько дней в мире совершенствования было сделано важное заявление.
«С нового года Куньлунь, дворец Тасюэ и Пик Сышэн заключает договор о объединении и побратимах. Две школы объединяют свои силы, не делая различия между верхним и нижним миром совершенствования в стремлении к миру и процветанию*, спокойствию простого народа. Глава Минъюэ Лоу и глава Сюэ Цзымин, вместе заявляют об этом миру, в оказательство верности.»
*但求海晏河清 (Чтобы Хайаянь была чиста, а воды Хуанхэ прозрачны) - Это метафора мира и процветания.
Волны этого литературного опуса* затронули много слоев.
*昭文一出，- демонстарция литературного таланта
Кто-то с восторгом одобрял, кто-то ничего не понял, часть людей промолчали, они видели, что этот новый договор в будущем возможно через десять, двадцать лет, а может и быстрее сможет поколебать устоявшийся порядок всего мира. Так называемые верхняя границы мира и нижняя вероятно медленно будут размываться.
- А будет ли это к лучшему? – спросил некто за чаепитием на досуге.
Его спутник, отпив глоток «Холодного и ароматного снега», снежного лэнсян*, покачал головой:
- Кто может знать, что произойдет в будущем? Прежде Наньгун Чанъин вместе с великими школами образовал верхний мир совершенствования. Он хотел, чтобы эти школы управляли этим местом так, чтобы оно превратилось в персиковый источник, в рай на земле. И все в один голос расхваливали его, а результат получился вовсе не таким. По-видимому, ясный ответ, мудрое ли это решение в итоге может подтвердить лишь время…
[*雪地冷香 xuě dì lěng xiāng сюэ дилэн сян «ароматный чай, словно запорошенное снегом поле» –первоклассный красный чай, который сам по себе является эталоном, выращивается в Тибете.].
- Ай, и то верно.
- Вот только по крайней мере пока, главное чтобы снова не появилось такое явление как «зал последнего слова», Гуюэе должно быть не пойдет против объединённых сил дворца Тасюэ и Пика Сышэн.
- Это сложно сказать, зная нрав Цзян Си, он не захочет занять более низкое положение…
- Ясно-ясно, зачем так много говорить. Там видно будет, нам то с вами главное хорошо провести время…. Ооо, этот желчный пузырь жареный в тыквенных семечках очень недурен. – раздался громкий голос посетителя чайной, обращенный к бамбуковой занавеси, - Хозяйка, принеси-ка еще полкило.
Зиму сменила весна, раны этого мира медленно зарастали, некогда разрушенные пожаром войны деревенские поселки при поддержке заклинательских школ заново восстанавливались.
Были люди, прежде потерявшие веру во мраке, но в общем ликование настроение людей не могло оставаться неизменным.
Может быть когда-нибудь молчание тоже лопнет и из него вырвется крик и из бездны брызнет поток искр. Слепо хлопающие в ладоши люди остановятся, съежившиеся от страха, молчащие, сумеют открыть рты, перед надвигающейся угрозой теплые мягкие люди станут жестче, перед лицом обмана соберутся и сделают шаг вперед.
Все полностью меняется в круговороте жизни, на месте руин встают новые города. Вот только истина и ложь, добро и зло, по-прежнему останутся ясно неотделимы.
Однако это не имеет значения, возможно люди никогда не смогут по-настоящему, полностью понять ни одной вещи, вплоть до того, что никогда не смогут полностью понять даже самих себя.
- Один самый простой пример-
У тебя есть два глаза, ты можешь прямо рассмотреть свое лицо?
- Да!! Давай еще историю!!
В ветхом Линьи под старой софорой закончился очередной рассказ.
- А уважаемый бессмертный Чу и правда хороший человек, а….- слышно было как старуха утирает слезы, - И даже никто сейчас не знает, куда он ушел….
- И с мастером Мо и правда обошлись так несправедливо… ай..
Девочка-подросток сминая в руке нитку засахаренных фруктов сидела с черными глазами и лицом, которое было все в слезах. Всхлипывая, она вдруг повернулась к своему спутнику:
- Хнык-хнуык, мне не понравилась история про старшего брата Наньгун и старшую сестрицу Е.
Ее провожатый чуть помолчав, спросил:
- Отчего же?
- Они все умерли.- ответила девочка утирая слезы.
- Е Ванси до сих пор жива…- пробормотал мальчик.
Девочка заревела еще больше:
- Ты не понимаешь, вы, мальчишки такие глупые, она наверняка чувствует себя хуже, чем мертвая, ааааа…
Мальчик, видя, что ее рыдания переходят в истерику, не знал, что делать, он почесал макушку и сказал:
- Ладно, не плачь. Давай вот что сделаем, поиграем в семью? Я буду как будто Наньгун Сы, а ты Е Ваньси и мы сами сочиним историю… ой, только больше не плачь.
Мальчик, чтобы порадовать свою маленькую подружку сорвал лист в пол ладони и закрыл девочке половину лица.
- Вот, держи как следует, это как будто фата, мы идем совершать обряд поклонения, жениться, а…
Девочка заморгала, слезы прекратились, и она улыбнулась.
Оказывается, на самом деле горе в глазах юного, зеленого росточка всегда можно переписать. Все вокруг постепенно становится легче, любовь и ненависть покидает их, медленно, исподволь превращается в легенды свободного мира, которые под старой софорой один за другим неутомимо будут пересказывать рассказчики.
Расцвет и упадок твоей жизни, рождение и смерь, слава и позор вызовут у зрителей две-три слезы под одобрительные возгласы.
Голову девчушки и маленького мальчика покрывали листья, для обряда вступления в брак, детская игра*, видя только друг друга они счастливо громко кричали:
- Первый поклон предкам..
- Второй поклон отцу и матери..
*青梅竹马- зеленые сливы и бамбуковые лошадки – дружба детства, непосредственность, чистота, детская влюбленность.
Мимо старой софоры проходил даос в черном, с прелестным лицом. За поясом у него был всего лишь один вылинявший старый колчан, и в колчане не было ни одной стрелы.
Сражение окончено, в этом грешном мире было вполне мирно и спокойно.
В расшитом цветами, парчовом колчане свернулся всего лишь совсем крохотный щенок с золотистыми коготками, вуу-вууу, жалобно скуля он смотрел на мир.
Тот даос в черном остановился под деревом и с полу улыбкой смотрел как двое детей играют в семью. Вдруг, ему что-то пришло в голову, он подошел и вручил девочке красный платок.
- Ой! – девочка замерла, - Что это? Вы кто?
Даос в черном не ответил на вопросы, он лишь улыбнулся:
- Где уж тут жениться с листом на голове, бери, это тебе.
Платок был уже не новый, очень мягкий, отличного качества.
В уголке был вышит всего один иероглиф «Сы». В конце концов это было много лет назад в юности, при древнем ритуале он немного испортился. Тогда, в мире иллюзии, когда она испугалась и заплакала, Наньгун Сы вынул его и отдал ей утереть слезы.
Девочка взяла его, рассмотрела со всех сторон и вдруг на щеках ее появились ямочки.
Она, запрокинув голову, сказала:
- Спасибо, старшая сестрица.
- ….
Даос в черном остолбенел. А затем в его глазах сверкнул блеск, словно звезды.
Так много лет прошло и было не так-то много людей способных с первого взгляда признать в ней девушку. Тем более еще в придачу навечно связанное с ней заклинание изменения голоса.
А этот малыш действительно наблюдательный.
Она рассмеялась, покачав головой. Затем выпрямилась и похлопав Наобайцзиня по плюшевой голове , сказала:
- Ну, пошли, что то еще хочешь посмотреть?
Наобайцзинь залился:
- Аууу, хнык-хнык!
Поднялся ветер, софора шуршала.
Рассказчик на сцене рассказывал о бое на горе Цзяо, как Наньгун Сы бросился в пруд сюйчи, чтобы подавить нечистую силу, вся толпа рыдала.
Она, впрочем, не заплакала снова, ее спина была прямой и сама по себе она направилась в сторону гор, а за спиной раздавались сладкие невинные, детские голоса, девочки и мальчика.
- Муж и жена обмениваются поклонами….
Она так удачно в этот момент вышла из тени софоры, ослепительный солнечный свет заскользил по ее лицу. Невесть отчего, ее глаза изогнулись в улыбке, а сердце наполнилось радостью, свежестью и чем-то сладким.
Детство, во истину самый лучшие период, она подумала, что клясться в вечной любви тогда было преклонив колени, проще простого.
Пройдя какой-то отрезок она услышала топот позади и голос маленького паренька:
- Старшая сестра! Твой платок!
Она не повернув головы легко, с героическим видом махнула рукой, показывая, что оставляет его.
Наобайцзинь смотрел на нее парой круглых глаз не понимая ее, похоже, он спрашивал:
- Оставить вещь А-Сы, ты не хочешь ее?
Она начала смеяться и взгляд ее был очень нежным:
- Не хочу.
Проворив это, она перевела взгляд и увидела перед собой густо заросший пышный луг, весна возродила все сущее. А после она нисколько не удивившись увидела силуэт Наньгун Сы, стоящий рядом с ней, у него на лице было все то же строптивое выражение.
Немного дерзкое и заносчивое, но серьезное.
- Я знаю, ты тут, - сказала она.
Иллюзорный Наньгун Сы нахмурил брови, похоже, он упрекал ее.
- Не надо сердиться, - мягко проговорила она, - Они совершали поклонение новобрачных, им не хватало фаты.
- …
- Поэтому я отдала им твой платок.
У Наньгун Сы все-таки оставалось не очень довольное выражение на лице.
- Один платочек в обмен на брачные узы, ну же, давай, улыбнись.
Солнечны свет был золотисто ослепительным, Наньгун Сы совсем не желая этого выдавил из себя одну улыбку и выглядела эта гримаса еще более кислой.
Она вслед за ним начала смеяться, опустив ресницы, к тому времени, как она снова подняла их, тень Наньгун Сы уже исчезла. Но она знала, что он вернется.
Разве душа умершего это не всего лишь иллюзия?
Он в ее сердце, поэтому она всегда может увидеть его.
И он всегда будет таким же красивым как во времена его рассвета (душевного подъёма)
В мгновение ока наступил новый год в этом году. согласно правилам этикета этого мира совершенствующихся, траур по родителям можно уж было отменить. Поэтому в прошлом месяце, в канун нового года, Сюэ Мэн официально занял пост хозяина Пика Сышэн, со всех сторон неслись поздравления, а в царстве Шу было устроено великое празднование.
В тот день было море огней, ночью светло как днем, Сюэ Мэн в соответствии с церемониалом, который вел старейшина Сюаньцзи, надел на голову венец из лучшей яшмы, поясную подвеску и перстень главы, он был одет в девять слоев одежд из роскошного шелка при коронации даже у прислуживающих ему манжеты рукавов были расшиты драконами, а глаза их инкрустированы огненным жемчугом.
Он стоял посреди торжественного и огромного зала Даньсин, его лицо было подобно яшме, красивая и зрелая внешность.
В его выражении лица, в глазах, если тщательно присмотреться, можно было разглядеть тень Цзян Си. Вот только он никогда не носил фамилию Цзян, и никогда не хотел быть как-то связанным с Цзян Си.
- Поздравляем, господин бессмертный глава.
Все адепты во главе с старейшиной Сюаньцзи низко поклонились.
Адепты Пика Сышэн были словно волны лазурного моря, рябило от сияния доспехов, один за другим кланяясь, они вставали на колени. Прочие гости кланялись, опустив взор.
Голоса грохотали словно раскаты грома, облака, наполненные звуками, кружились вокруг вершины.
- Поздравляем, господин бессмертный глава.
Фейерверки распускались в ночном небе, словно возвещая о том, что отныне для Пика Сышэн началось золотое время и мрак прошлой ночи и ее тепло больше уже никогда не вернутся.
Сюэ Мэн чуть улыбался, его глаза были очень глубокими и совершенно спокойными, но не очень яркими.
Он произносил тосты и пил вместе со всеми.
Его поведение было безупречным, больше он не мог как прежде поднимать шум, делать все эти безрассудные и нелепые промахи.
Мэй Ханьсюэ сидящий в отдалении вздохнул и закрыл глаза:
- Этот малый, а… кончится тем, что в будущем он превратится в Наньгун Лю.
- Говори осторожней.
Мэй Ханьсюэ взглянул на своего старшего брата:
- Я не говорю о проблемах других людей, я говорю только о его нынешнем положении.
- И тогда тоже нечего болтать без толку. – холодно проговорил старший брат, - К тому же, как начался банкет и до теперешнего момента уже каких-то двадцать шесть девушек подходили ко мне. Снимай уже свою маску из человечьей кожи, с меня хватит.
Мэй Ханьсюэ тут же нахмурился, изображая стойко переносимые страдания.
Пир затихал. По причине того, что гостей было слишком много, Пик Сышэн побеспокоился обо всех трудностях, им пришлось разместить учеников рассортировав их по соответствующим главам, старейшинам и адептам.
Множество людей напившись и наевшись навеселе вернулись по домам, на смену правления страной у каждого были свои определенные надежды.
Сюэ Мэн вернулся в свои покои.
Сегодня он и в самом деле не был пьян, суп от похмелья, приготовленный старейшиной Таньланом и в самом деле пригодился.
Он сел, немного устало потер лоб, и хотел снять с себя многочисленные сложные украшения, но просто посмотрев некоторое время в бронзовое зеркало почувствовал, что не знает с чего начать снимать все эти увесившие его с головы до ног яшмовые подвески.
Сюаньцзи постучал в двери.
- Уважаемый хозяин.
Сюэ Мэн меланхолично отозвался:
- Да?
- Это список подарков от каждой школы, по предписанию забыли передать вам. – Сюаньцзи передал ему очень толстую золотую с красным тетрадь, - Помните, вы должны его внимательно просмотреть и очень хорошо продумать как в соответствии с этикетом возместить каждый.
Сюэ Мэн лишь почувствовал себя еще более утомленным:
- Ясно.
- И еще, глава Цзян сказал, что хотел бы встретиться с вами наедине.
- …нет.
Сюаньцзи тоже не настаивал, он был одним из тех старейшин на Пике Сышэн, что прислушивался к речам и мог читать по выражению лица. Поэтому он лишь со вздохом промолвил:
- Тогда я немного погодя схожу и откажу ему.
- Есть еще что-нибудь?
- Больше ничего, - ответил Сюаньцзи.
На самом деле Сюэ Мэн очень надеялся, что он кроме всяких дел скажет самое лучшее, что мог бы сказать «снаружи неожиданно вдруг появились два таинственных гостя, они спрашивают вас» . Но этого не сказал.
Сюаньцзи ушел, прикрыв резные лаковые двери спальни главы.
Сюэ Цзымин одиноко стоял посреди такой большой комнаты. Он стоял так очень долго, а затем подошел к столу, взял лампу поярче и пошел просматривать этот толстенный список подарков.
Список подарков был составлен по количеству и богатству подношений. Самые богатые, естественно из Гуюэе были на вершине списка «оперение пламени» , «духовная китовая жемчужина» и тому подобные роскошные сокровища. О некоторых вещах он даже прежде не знал и не видел, Цзян Си не пожалел денег, вот уж и правда, он в деньгах не нуждался.
Однако се эти сокровища Сюэ Мэн был не в настроении разглядывать, он перелистывал тетрадь, пытаясь среди имен найти имена Чу Ваньнина и Мо Жань. Очень многие заклинатели, даже если сами не явились, но прислали подарки. Это был в жизни Сюэ Мэна очень важный день и если бы Мо Жань не умер, а Чу Ваньнин по-прежнему находился бы в этих краях, они непременно получили бы весть о том, что он занял эту должность.
Дворец Тасюэ, зал Хохуан, храм Убэй…
..страница за страницей.
Разные подарки от разных совершенствующихся несколько десятков странниц исписанные вдоль и поперек.
Но там не было.
К концу Сюэ Мэн откинулся на мягкую спинку резного кресла из красного дерева. Он поднял руки и устало помассировал лоб.
Ничего.
Его Учитель… его старший двоюродный брат, а если они и правда, в самом деле ушли в затворничество, в тот день после окончания великой битвы, и растворились в мире бесследно.
Снаружи все еще шумно веселились, щебетали петарды, а уважаемый хозяин Пика Сышэн затворился в комнате и ресницы его в миг стали влажными.
Он и в самом деле считал недопустимым, что Чу Ваньнин и Мо Жань обманывали его, он совершенно не мог сейчас без горечи и обиды уживаться с этими двумя, однако, несмотря на все это, в глубине души он очень переживал и скучал по ним.
Когда он сооружал храм предков для жертвоприношений, все говорили ему, что Мо Жаня уже нет в живых, но он упрямо гнул свою линию. Он говорил, что хочет увидеть тело, живое или мертвое, а до того, пока нет точных известий, с этой таблички он не снимет красное покрывало несмотря ни на что.
На самом деле он тоже понимал, что многие события и в самом деле происходили, он старался из всех сил понять и разобраться в них, однако по-прежнему не мог с легкостью думать о том, что они от него скрывали. Ему тут же становилось душно и все нутро скручивалось в узел, вплоть до того, что он даже не мог сделать вдох.
Он также понимал, что из-за этого Чу Ваньнин и Мо Жань, возможно больше не смогут вернуться на Пик Сышэн. Никто не способен с мягкостью отнестись к подобным запретным отношениям между наставником и учеником.
Однако, во всяком случае, они могли послать ему хоть письмо…
По крайней мерее известить, что у них все благополучно.
Сюэ Мэн глубоко вздохнул. Он поднял руку и прикрыл дрожащие веки.
Вдруг за окном послышался слабый вздох. Сюэ Мэн замер, а затем вскочил и бросился вперед, тут же толчком распахнув ставни.
Снаружи волна за волной его лицо озарили фейерверки, он огляделся по сторонам и никого не увидел. Однако перед окном на суке персикового дерева узкая и длинная парчовая коробка.
Сюэ Мэн протянул дрожащую руку, все тело его было напряжено, и открыл этот футляр.
В этот момент в небо взлетел фейерверк, рассыпавшийся миллионами звезд в ясном ночном небе.
В искрящемся струящемся свете Сюэ Мэн обнаружил в парчовом футляре только что выкованную узкую и тонкую саблю, с серебряным длинным эфесом, украшенном ярко сияющим лунным шпатом…
Это и правда был заново перекованный Лунчэн!!
Сюэ Мэн почти трепеща сунул парчовый футляр за пазуху, а после, разбив окно выскочил наружу. Он приземлился в саду на заднем дворе, поднялся и закричал:
- Учитель!!
Пустой и безмолвный внутренний двор главы отозвался ему лишь стоном ветра.
Он как сумасшедший принялся кричать:
- Учитель!! Мо Жань!!
- Выходите!! Идите же сюда!!
Ночной свежий ветер обдувал его мокрые щеки прохладой, когда он в затканном парчовыми цветами неуместном наряде стремительно несся, царапая ветками руки и не обращая на это никакого внимания.
- Выходите, идите сюда!!
Голос в конце концов превратился во всхлипы.
Нигде никого не было. Сюэ Мэн остановился и медленно согнувшись осел вниз. Свернувшись калачиком на земле, он бормотал:
- Вернитесь, а….
В ушах раздался смутный шорох падающих листьев, Сюэ Мэн задрожал и посмотрел в направлении звука…
А потом он увидел двух человек, ушедших уже очень далеко и остановившихся сбоку навеса пагоды Тунтянь. Позади величественного, украшенного резными зверями шпиля виднелись два прежде очень хорошо знакомых силуэта, один опирался, а второй стоял. У сидящего рукава развевались на верту, а на коленях лежало непревзойденное оружие, Цзюгэ, а прислонившийся был одет в темные одежды совершенствующегося, он играл на листе бамбука.
- Я навещаю друга…
Он не желал снова упоминать о делах, касающихся Цзян Си. Сменив тему разговора, они поболтали еще немного попутно направляясь с братьями Мэй в родовой храм Пика Сышэн, чтобы зажечь благовония перед табличками умерших.
Войдя внутрь, Мэй Ханьсюэ сразу заметил в стороне алтаря весьма странную табличку, она была порыта красным покрывалом и на ней не было видно иероглифов.
- Это место для Мо Жань.
- ….
Лицо Сюэ Мэна выглядело равнодушным, невозможно было угадать его чувства:
- Все вокруг говорят, что он мертв. Но я так не считаю. В тот день, после окончания великого сражения, я видел, как Учитель спустился с Куньлунь… он явно хотел куда-то уйти и не хотел никого с собой брать.
Проговорив это, он поджал губу и опустил ресницы:
- Короче говоря, я не могу поверить, что он вот так просто исчез без следа.
- Сюэ Мэн…
Сюэ Мэн вскинул голову и повернулся, он смотрел на свет за дверями:
- Мо Жань, этот сукин сын, с самого детства всегда поступал по-своему, все всегда делал не по правилам.
- …
- Я уверен, что и на этот раз все также.
Дослушав его, Мэй Ханьсюэ невольно вздохнул, но ничего не стал возражать.
Братья Мэй до земли поклонились супружеской паре благодетелей, пока Сюэ Мэн стоял в стороне с закрытыми глазами, ничего не говоря.
Когда этикет был соблюден, Мэй Ханьсюэ поднялся и похлопал его по плечу.
- Цзымин, ты будешь хорошим главой.
Сюэ Мэн распахнул глаза и бросил взгляд на черную лакированную с белыми иероглифами, табличку с именем покойного. Благовония сгорали и пепел опадал, в светло голубой дымке Сюэ Мэн смотрел на табличку отца и очень спокойно проговорил:
- Не лучшим, по сравнению с ним.
- …
- Пошли.
Сюэ Мэн повернувшись, вышел, махнув рукой.
В торжественной атмосфере внутри родового храма на той квадратной, очень маленькой табличке из лакового дерева вверху не был написан по всем правилам посмертный титул умершего. Братья Мэй, взглянув друг на друга, тяжело вздохнули и пошли догонять Сюэ Мэна.
..упала горстка пепла.
Молодежь уже далеко ушла, на черном, блестящем алтаре, однако по-прежнему горели оставленные ими многочисленные палочки благовоний. Слабый огонек освещал позади на деревянном щитке вырезанное почерком Сюэ Мэна:
«Любовь отца незаменима,
Преданность недосягаема»
А в самом низу таблички предков другая выгравированная нелепая для посторонних людей надпись, всего два слова. Вот только братьям Мэй было понятно и Сюэ Мэн это тоже знал, что если душа Сюэ Чженъюна видит эти два слова с небес, то конечно же он искренне хохочет.
Неугасимая лампада качнулась, осветив этот элегантный почерк, рукой Сюэ Чженъюна по отпечатку некогда им написанным кистью и тушью, одним небрежным росчерком кисти в этом очаровательном стиле.
………
«Сюэ прекрасен»
В тот же вечер на Пике Сышэн был устроен праздничный банкет в честь послов дворца Тасюэ.
По причине очень крепкой и сердечной дружбы этих двух школ, банкет считался частным, без лишних посторонних. Но даже несмотря на это, все же слухи просочились наружу.
Судя по сплетням, новоназначенный уважаемый хозяин Сюэ после двух трех чарок легкого вина тут же так опьянел, что потерял голову. Пьяный глава Сюэ любил бормотать себе под нос и в тот день он наговорил очень много. Некоторое время он оплакивал своих родителей, потом сетовал на своего старшего брата, потом брюзжал и беспокоился о своем наставнике, а потом принял слугу рядом с собой за Ши Мэй.
В тот день на его языке переплелись все эти имена.
Но, однако, из этих друзей, кроме Мэй Ханьсюэ, никто больше не пришел.
Напившись, в свете фонарей, он лежал на столе уткнувшись головой в руки и из-под локтя смотрел на зал Мэн-по.
В какой-то момент он увидел шумную пирушку, праздничное веселье.
Толпа людей внутри поднимает тосты приветствуя Сюэ Чженъюна и госпожу Ван, слева Ши Мэй с Мо Жань лепят пельмени, а потом все кругом затихает все поворачиваются к двери и смотрят на кружащийся в воздухе снег за порогом. Старейшина Юйхэн в наброшенном на плечи ярко красном плаще с шуршанием отряхивает хлопья снега с зонта и идет к ним.
- Уважаемый хозяин, вы пьяны.
В ушах раздается чей-то неясный голос, обращающийся к нему. Сюэ Мэн не отзывается.
Потом кто-то со вздохом накидывает ему на плечи теплую зимнюю одежду, и он даже не знает, кто был этот человек, старейшина Сюаньцзи или старейшина Таньлан, а может кто-то еще.
Снова этот человек гладит его по голове и говорит:
- Молодой хозяин, ты пьян.
Он невнятно отозвался, слезы потекли опять и снова уткнулся головой в сгиб локтя. В это время уже стояла глубокая ночь, пустые бокалы повсюду и тарелки в полном беспорядке, совсем пав духом, Сюэ Мэн больше не говорил много, никого не тянул к себе, не рыдал в голос и не скандалил, он, в настоящее время старался изо всех сил скорее вырасти, чтобы стать таким же, как отец.
Возможно, пройдет год, и он больше не будет так легко напиваться. А через несколько лет, пусть и пьяным, он больше не будет молоть чушь. И в итоге, пожалуй, никому не будет так легко хоть раз еще увидеть слезы Сюэ Цзымина на Пике Сышэн.
Медленно, понемногу, он станет деревом, поддерживающим царство Шу и даже весь мир совершенствования. И все эти беззастенчивые рыдания, времена беззаботных пирушек, когда-нибудь, в будущем, у уважаемого хозяина Сюэ во время праздной болтовни с младшими будут вызывать лишь улыбку о минувших днях.
Поколение за поколением пройдет, к тому времени, когда Сюэ Мэн состариться, принадлежащее его поколению прошлые события уже уйдут и потомки будут их упоминать, но никто больше не сможет сказать, что был знакомым с ними.
Эти цветущие молодые годы, может быть, в конечном итоге промелькнут и скроются вдалеке, в конце концов станут лишь фразой на веере Сюэ Мэна –«Сюэ прекрасен»
Братья Мэй вернулись во дворец Тасюэ, а через несколько дней в мире совершенствования было сделано важное заявление.
«С нового года Куньлунь, дворец Тасюэ и Пик Сышэн заключает договор о объединении и побратимах. Две школы объединяют свои силы, не делая различия между верхним и нижним миром совершенствования в стремлении к миру и процветанию*, спокойствию простого народа. Глава Минъюэ Лоу и глава Сюэ Цзымин, вместе заявляют об этом миру, в оказательство верности.»
*但求海晏河清 (Чтобы Хайаянь была чиста, а воды Хуанхэ прозрачны) - Это метафора мира и процветания.
Волны этого литературного опуса* затронули много слоев.
*昭文一出，- демонстарция литературного таланта
Кто-то с восторгом одобрял, кто-то ничего не понял, часть людей промолчали, они видели, что этот новый договор в будущем возможно через десять, двадцать лет, а может и быстрее сможет поколебать устоявшийся порядок всего мира. Так называемые верхняя границы мира и нижняя вероятно медленно будут размываться.
- А будет ли это к лучшему? – спросил некто за чаепитием на досуге.
Его спутник, отпив глоток «Холодного и ароматного снега», снежного лэнсян*, покачал головой:
- Кто может знать, что произойдет в будущем? Прежде Наньгун Чанъин вместе с великими школами образовал верхний мир совершенствования. Он хотел, чтобы эти школы управляли этим местом так, чтобы оно превратилось в персиковый источник, в рай на земле. И все в один голос расхваливали его, а результат получился вовсе не таким. По-видимому, ясный ответ, мудрое ли это решение в итоге может подтвердить лишь время…
[*雪地冷香 xuě dì lěng xiāng сюэ дилэн сян «ароматный чай, словно запорошенное снегом поле» –первоклассный красный чай, который сам по себе является эталоном, выращивается в Тибете.].
- Ай, и то верно.
- Вот только по крайней мере пока, главное чтобы снова не появилось такое явление как «зал последнего слова», Гуюэе должно быть не пойдет против объединённых сил дворца Тасюэ и Пика Сышэн.
- Это сложно сказать, зная нрав Цзян Си, он не захочет занять более низкое положение…
- Ясно-ясно, зачем так много говорить. Там видно будет, нам то с вами главное хорошо провести время…. Ооо, этот желчный пузырь жареный в тыквенных семечках очень недурен. – раздался громкий голос посетителя чайной, обращенный к бамбуковой занавеси, - Хозяйка, принеси-ка еще полкило.
Зиму сменила весна, раны этого мира медленно зарастали, некогда разрушенные пожаром войны деревенские поселки при поддержке заклинательских школ заново восстанавливались.
Были люди, прежде потерявшие веру во мраке, но в общем ликование настроение людей не могло оставаться неизменным.
Может быть когда-нибудь молчание тоже лопнет и из него вырвется крик и из бездны брызнет поток искр. Слепо хлопающие в ладоши люди остановятся, съежившиеся от страха, молчащие, сумеют открыть рты, перед надвигающейся угрозой теплые мягкие люди станут жестче, перед лицом обмана соберутся и сделают шаг вперед.
Все полностью меняется в круговороте жизни, на месте руин встают новые города. Вот только истина и ложь, добро и зло, по-прежнему останутся ясно неотделимы.
Однако это не имеет значения, возможно люди никогда не смогут по-настоящему, полностью понять ни одной вещи, вплоть до того, что никогда не смогут полностью понять даже самих себя.
- Один самый простой пример-
У тебя есть два глаза, ты можешь прямо рассмотреть свое лицо?
- Да!! Давай еще историю!!
В ветхом Линьи под старой софорой закончился очередной рассказ.
- А уважаемый бессмертный Чу и правда хороший человек, а….- слышно было как старуха утирает слезы, - И даже никто сейчас не знает, куда он ушел….
- И с мастером Мо и правда обошлись так несправедливо… ай..
Девочка-подросток сминая в руке нитку засахаренных фруктов сидела с черными глазами и лицом, которое было все в слезах. Всхлипывая, она вдруг повернулась к своему спутнику:
- Хнык-хнуык, мне не понравилась история про старшего брата Наньгун и старшую сестрицу Е.
Ее провожатый чуть помолчав, спросил:
- Отчего же?
- Они все умерли.- ответила девочка утирая слезы.
- Е Ванси до сих пор жива…- пробормотал мальчик.
Девочка заревела еще больше:
- Ты не понимаешь, вы, мальчишки такие глупые, она наверняка чувствует себя хуже, чем мертвая, ааааа…
Мальчик, видя, что ее рыдания переходят в истерику, не знал, что делать, он почесал макушку и сказал:
- Ладно, не плачь. Давай вот что сделаем, поиграем в семью? Я буду как будто Наньгун Сы, а ты Е Ваньси и мы сами сочиним историю… ой, только больше не плачь.
Мальчик, чтобы порадовать свою маленькую подружку сорвал лист в пол ладони и закрыл девочке половину лица.
- Вот, держи как следует, это как будто фата, мы идем совершать обряд поклонения, жениться, а…
Девочка заморгала, слезы прекратились, и она улыбнулась.
Оказывается, на самом деле горе в глазах юного, зеленого росточка всегда можно переписать. Все вокруг постепенно становится легче, любовь и ненависть покидает их, медленно, исподволь превращается в легенды свободного мира, которые под старой софорой один за другим неутомимо будут пересказывать рассказчики.
Расцвет и упадок твоей жизни, рождение и смерь, слава и позор вызовут у зрителей две-три слезы под одобрительные возгласы.
Голову девчушки и маленького мальчика покрывали листья, для обряда вступления в брак, детская игра*, видя только друг друга они счастливо громко кричали:
- Первый поклон предкам..
- Второй поклон отцу и матери..
*青梅竹马- зеленые сливы и бамбуковые лошадки – дружба детства, непосредственность, чистота, детская влюбленность.
Мимо старой софоры проходил даос в черном, с прелестным лицом. За поясом у него был всего лишь один вылинявший старый колчан, и в колчане не было ни одной стрелы.
Сражение окончено, в этом грешном мире было вполне мирно и спокойно.
В расшитом цветами, парчовом колчане свернулся всего лишь совсем крохотный щенок с золотистыми коготками, вуу-вууу, жалобно скуля он смотрел на мир.
Тот даос в черном остановился под деревом и с полу улыбкой смотрел как двое детей играют в семью. Вдруг, ему что-то пришло в голову, он подошел и вручил девочке красный платок.
- Ой! – девочка замерла, - Что это? Вы кто?
Даос в черном не ответил на вопросы, он лишь улыбнулся:
- Где уж тут жениться с листом на голове, бери, это тебе.
Платок был уже не новый, очень мягкий, отличного качества.
В уголке был вышит всего один иероглиф «Сы». В конце концов это было много лет назад в юности, при древнем ритуале он немного испортился. Тогда, в мире иллюзии, когда она испугалась и заплакала, Наньгун Сы вынул его и отдал ей утереть слезы.
Девочка взяла его, рассмотрела со всех сторон и вдруг на щеках ее появились ямочки.
Она, запрокинув голову, сказала:
- Спасибо, старшая сестрица.
- ….
Даос в черном остолбенел. А затем в его глазах сверкнул блеск, словно звезды.
Так много лет прошло и было не так-то много людей способных с первого взгляда признать в ней девушку. Тем более еще в придачу навечно связанное с ней заклинание изменения голоса.
А этот малыш действительно наблюдательный.
Она рассмеялась, покачав головой. Затем выпрямилась и похлопав Наобайцзиня по плюшевой голове , сказала:
- Ну, пошли, что то еще хочешь посмотреть?
Наобайцзинь залился:
- Аууу, хнык-хнык!
Поднялся ветер, софора шуршала.
Рассказчик на сцене рассказывал о бое на горе Цзяо, как Наньгун Сы бросился в пруд сюйчи, чтобы подавить нечистую силу, вся толпа рыдала.
Она, впрочем, не заплакала снова, ее спина была прямой и сама по себе она направилась в сторону гор, а за спиной раздавались сладкие невинные, детские голоса, девочки и мальчика.
- Муж и жена обмениваются поклонами….
Она так удачно в этот момент вышла из тени софоры, ослепительный солнечный свет заскользил по ее лицу. Невесть отчего, ее глаза изогнулись в улыбке, а сердце наполнилось радостью, свежестью и чем-то сладким.
Детство, во истину самый лучшие период, она подумала, что клясться в вечной любви тогда было преклонив колени, проще простого.
Пройдя какой-то отрезок она услышала топот позади и голос маленького паренька:
- Старшая сестра! Твой платок!
Она не повернув головы легко, с героическим видом махнула рукой, показывая, что оставляет его.
Наобайцзинь смотрел на нее парой круглых глаз не понимая ее, похоже, он спрашивал:
- Оставить вещь А-Сы, ты не хочешь ее?
Она начала смеяться и взгляд ее был очень нежным:
- Не хочу.
Проворив это, она перевела взгляд и увидела перед собой густо заросший пышный луг, весна возродила все сущее. А после она нисколько не удивившись увидела силуэт Наньгун Сы, стоящий рядом с ней, у него на лице было все то же строптивое выражение.
Немного дерзкое и заносчивое, но серьезное.
- Я знаю, ты тут, - сказала она.
Иллюзорный Наньгун Сы нахмурил брови, похоже, он упрекал ее.
- Не надо сердиться, - мягко проговорила она, - Они совершали поклонение новобрачных, им не хватало фаты.
- …
- Поэтому я отдала им твой платок.
У Наньгун Сы все-таки оставалось не очень довольное выражение на лице.
- Один платочек в обмен на брачные узы, ну же, давай, улыбнись.
Солнечны свет был золотисто ослепительным, Наньгун Сы совсем не желая этого выдавил из себя одну улыбку и выглядела эта гримаса еще более кислой.
Она вслед за ним начала смеяться, опустив ресницы, к тому времени, как она снова подняла их, тень Наньгун Сы уже исчезла. Но она знала, что он вернется.
Разве душа умершего это не всего лишь иллюзия?
Он в ее сердце, поэтому она всегда может увидеть его.
И он всегда будет таким же красивым как во времена его рассвета (душевного подъёма)
В мгновение ока наступил новый год в этом году. согласно правилам этикета этого мира совершенствующихся, траур по родителям можно уж было отменить. Поэтому в прошлом месяце, в канун нового года, Сюэ Мэн официально занял пост хозяина Пика Сышэн, со всех сторон неслись поздравления, а в царстве Шу было устроено великое празднование.
В тот день было море огней, ночью светло как днем, Сюэ Мэн в соответствии с церемониалом, который вел старейшина Сюаньцзи, надел на голову венец из лучшей яшмы, поясную подвеску и перстень главы, он был одет в девять слоев одежд из роскошного шелка при коронации даже у прислуживающих ему манжеты рукавов были расшиты драконами, а глаза их инкрустированы огненным жемчугом.
Он стоял посреди торжественного и огромного зала Даньсин, его лицо было подобно яшме, красивая и зрелая внешность.
В его выражении лица, в глазах, если тщательно присмотреться, можно было разглядеть тень Цзян Си. Вот только он никогда не носил фамилию Цзян, и никогда не хотел быть как-то связанным с Цзян Си.
- Поздравляем, господин бессмертный глава.
Все адепты во главе с старейшиной Сюаньцзи низко поклонились.
Адепты Пика Сышэн были словно волны лазурного моря, рябило от сияния доспехов, один за другим кланяясь, они вставали на колени. Прочие гости кланялись, опустив взор.
Голоса грохотали словно раскаты грома, облака, наполненные звуками, кружились вокруг вершины.
- Поздравляем, господин бессмертный глава.
Фейерверки распускались в ночном небе, словно возвещая о том, что отныне для Пика Сышэн началось золотое время и мрак прошлой ночи и ее тепло больше уже никогда не вернутся.
Сюэ Мэн чуть улыбался, его глаза были очень глубокими и совершенно спокойными, но не очень яркими.
Он произносил тосты и пил вместе со всеми.
Его поведение было безупречным, больше он не мог как прежде поднимать шум, делать все эти безрассудные и нелепые промахи.
Мэй Ханьсюэ сидящий в отдалении вздохнул и закрыл глаза:
- Этот малый, а… кончится тем, что в будущем он превратится в Наньгун Лю.
- Говори осторожней.
Мэй Ханьсюэ взглянул на своего старшего брата:
- Я не говорю о проблемах других людей, я говорю только о его нынешнем положении.
- И тогда тоже нечего болтать без толку. – холодно проговорил старший брат, - К тому же, как начался банкет и до теперешнего момента уже каких-то двадцать шесть девушек подходили ко мне. Снимай уже свою маску из человечьей кожи, с меня хватит.
Мэй Ханьсюэ тут же нахмурился, изображая стойко переносимые страдания.
Пир затихал. По причине того, что гостей было слишком много, Пик Сышэн побеспокоился обо всех трудностях, им пришлось разместить учеников рассортировав их по соответствующим главам, старейшинам и адептам.
Множество людей напившись и наевшись навеселе вернулись по домам, на смену правления страной у каждого были свои определенные надежды.
Сюэ Мэн вернулся в свои покои.
Сегодня он и в самом деле не был пьян, суп от похмелья, приготовленный старейшиной Таньланом и в самом деле пригодился.
Он сел, немного устало потер лоб, и хотел снять с себя многочисленные сложные украшения, но просто посмотрев некоторое время в бронзовое зеркало почувствовал, что не знает с чего начать снимать все эти увесившие его с головы до ног яшмовые подвески.
Сюаньцзи постучал в двери.
- Уважаемый хозяин.
Сюэ Мэн меланхолично отозвался:
- Да?
- Это список подарков от каждой школы, по предписанию забыли передать вам. – Сюаньцзи передал ему очень толстую золотую с красным тетрадь, - Помните, вы должны его внимательно просмотреть и очень хорошо продумать как в соответствии с этикетом возместить каждый.
Сюэ Мэн лишь почувствовал себя еще более утомленным:
- Ясно.
- И еще, глава Цзян сказал, что хотел бы встретиться с вами наедине.
- …нет.
Сюаньцзи тоже не настаивал, он был одним из тех старейшин на Пике Сышэн, что прислушивался к речам и мог читать по выражению лица. Поэтому он лишь со вздохом промолвил:
- Тогда я немного погодя схожу и откажу ему.
- Есть еще что-нибудь?
- Больше ничего, - ответил Сюаньцзи.
На самом деле Сюэ Мэн очень надеялся, что он кроме всяких дел скажет самое лучшее, что мог бы сказать «снаружи неожиданно вдруг появились два таинственных гостя, они спрашивают вас» . Но этого не сказал.
Сюаньцзи ушел, прикрыв резные лаковые двери спальни главы.
Сюэ Цзымин одиноко стоял посреди такой большой комнаты. Он стоял так очень долго, а затем подошел к столу, взял лампу поярче и пошел просматривать этот толстенный список подарков.
Список подарков был составлен по количеству и богатству подношений. Самые богатые, естественно из Гуюэе были на вершине списка «оперение пламени» , «духовная китовая жемчужина» и тому подобные роскошные сокровища. О некоторых вещах он даже прежде не знал и не видел, Цзян Си не пожалел денег, вот уж и правда, он в деньгах не нуждался.
Однако се эти сокровища Сюэ Мэн был не в настроении разглядывать, он перелистывал тетрадь, пытаясь среди имен найти имена Чу Ваньнина и Мо Жань. Очень многие заклинатели, даже если сами не явились, но прислали подарки. Это был в жизни Сюэ Мэна очень важный день и если бы Мо Жань не умер, а Чу Ваньнин по-прежнему находился бы в этих краях, они непременно получили бы весть о том, что он занял эту должность.
Дворец Тасюэ, зал Хохуан, храм Убэй…
..страница за страницей.
Разные подарки от разных совершенствующихся несколько десятков странниц исписанные вдоль и поперек.
Но там не было.
К концу Сюэ Мэн откинулся на мягкую спинку резного кресла из красного дерева. Он поднял руки и устало помассировал лоб.
Ничего.
Его Учитель… его старший двоюродный брат, а если они и правда, в самом деле ушли в затворничество, в тот день после окончания великой битвы, и растворились в мире бесследно.
Снаружи все еще шумно веселились, щебетали петарды, а уважаемый хозяин Пика Сышэн затворился в комнате и ресницы его в миг стали влажными.
Он и в самом деле считал недопустимым, что Чу Ваньнин и Мо Жань обманывали его, он совершенно не мог сейчас без горечи и обиды уживаться с этими двумя, однако, несмотря на все это, в глубине души он очень переживал и скучал по ним.
Когда он сооружал храм предков для жертвоприношений, все говорили ему, что Мо Жаня уже нет в живых, но он упрямо гнул свою линию. Он говорил, что хочет увидеть тело, живое или мертвое, а до того, пока нет точных известий, с этой таблички он не снимет красное покрывало несмотря ни на что.
На самом деле он тоже понимал, что многие события и в самом деле происходили, он старался из всех сил понять и разобраться в них, однако по-прежнему не мог с легкостью думать о том, что они от него скрывали. Ему тут же становилось душно и все нутро скручивалось в узел, вплоть до того, что он даже не мог сделать вдох.
Он также понимал, что из-за этого Чу Ваньнин и Мо Жань, возможно больше не смогут вернуться на Пик Сышэн. Никто не способен с мягкостью отнестись к подобным запретным отношениям между наставником и учеником.
Однако, во всяком случае, они могли послать ему хоть письмо…
По крайней мерее известить, что у них все благополучно.
Сюэ Мэн глубоко вздохнул. Он поднял руку и прикрыл дрожащие веки.
Вдруг за окном послышался слабый вздох. Сюэ Мэн замер, а затем вскочил и бросился вперед, тут же толчком распахнув ставни.
Снаружи волна за волной его лицо озарили фейерверки, он огляделся по сторонам и никого не увидел. Однако перед окном на суке персикового дерева узкая и длинная парчовая коробка.
Сюэ Мэн протянул дрожащую руку, все тело его было напряжено, и открыл этот футляр.
В этот момент в небо взлетел фейерверк, рассыпавшийся миллионами звезд в ясном ночном небе.
В искрящемся струящемся свете Сюэ Мэн обнаружил в парчовом футляре только что выкованную узкую и тонкую саблю, с серебряным длинным эфесом, украшенном ярко сияющим лунным шпатом…
Это и правда был заново перекованный Лунчэн!!
Сюэ Мэн почти трепеща сунул парчовый футляр за пазуху, а после, разбив окно выскочил наружу. Он приземлился в саду на заднем дворе, поднялся и закричал:
- Учитель!!
Пустой и безмолвный внутренний двор главы отозвался ему лишь стоном ветра.
Он как сумасшедший принялся кричать:
- Учитель!! Мо Жань!!
- Выходите!! Идите же сюда!!
Ночной свежий ветер обдувал его мокрые щеки прохладой, когда он в затканном парчовыми цветами неуместном наряде стремительно несся, царапая ветками руки и не обращая на это никакого внимания.
- Выходите, идите сюда!!
Голос в конце концов превратился во всхлипы.
Нигде никого не было. Сюэ Мэн остановился и медленно согнувшись осел вниз. Свернувшись калачиком на земле, он бормотал:
- Вернитесь, а….
В ушах раздался смутный шорох падающих листьев, Сюэ Мэн задрожал и посмотрел в направлении звука…
А потом он увидел двух человек, ушедших уже очень далеко и остановившихся сбоку навеса пагоды Тунтянь. Позади величественного, украшенного резными зверями шпиля виднелись два прежде очень хорошо знакомых силуэта, один опирался, а второй стоял. У сидящего рукава развевались на верту, а на коленях лежало непревзойденное оружие, Цзюгэ, а прислонившийся был одет в темные одежды совершенствующегося, он играл на листе бамбука.
- Я навещаю друга…
-
-
08.04.2023 в 05:55-
-
08.04.2023 в 11:34