Lapsa1
читать дальше
Он совсем не собирался ни шутить, ни угрожать, он констатировал факт, требование, которое он выдвигал.
Сейчас действительно никто не посмеет сбежать, остается лишь скрепив сердце, заставить себя вновь со страхом, закрыть глаза и вливать духовные силы.
Километр… сто метров..
Еще ближе.
Бам!
Обрушилась волна и задрожали барабанные перепонки, небо и земля сотряслись*, похоже словно мириады людей ударили молотами, солнце и луна, все было расколото в этой волне. На ровных руках Тасянь Цзюня проступили вены, он заскрежетал зубами.
*擂鼓 ударили в барабаны
Позади него Чу Ваньнин, в месте слияния миров у Врат жизни и смерти, времени и пространства, тронул за плечо Сюэ Мэна, упорно поддерживающего заклинание Десяти тысяч волн, обращенных вспять.
Сюэ Мэн повернулся, лицо его было очень серьёзным.
Несмотря на то, что в уголках его глаз появились морщинки, когда он посмотрел на Чу Ваньнина, он выглядел почти таким же, как в прежние времена, когда был юношей.
- Учитель.
- Я пришел, - отозвался Чу Ваньнин, глядя на него.
Всего лишь разлилось бледно зелёное сияние и в этом мире появилось Цзюгэ. Чу Ваньнин стоял на ветру, струны цитры звенели и в это время все ясно видели, как края проема Врат жизни и смерти, времени и пространства отовсюду со всех сторон с поразительной скоростью стали сближаться к центру.
- Отступайте, идите, - перебирая струны цитры сказал он, обернувшись к толпе людей, - Все идите позади меня.
В подобных делах, когда речь идет о спасении своей жизни, незачем это повторять два раза, однако на этот раз большинство людей, даже те, кто некогда цеплялся за жизнь, которые были особо трусливы, не бросились бежать без оглядки. Некоторые пошли поднимать и помогать тяжело раненым, кто-то нес на спине раненых, совершенно незнакомых ему людей, они медленно отходили назад.
Границы прохода Врат жизни и смерти, времени и пространства были уже близко от гор Куньлунь и когда они достигли горной дороги Куньлунь, оставалось еще много людей, которые не ушли.
Они стояли там и смотрели на силуэт Чу Ваньнина, стоящего посреди белых сияющих снегов, широкие рукава порхают, непрерывные звуки цитры….
Кто сказал, что стать небожителем, стремиться к бессмертию означает иметь бессмертное тело с силой, способной уничтожить небеса и погрузить во мрак землю?
Некоторые люди, даже живущие вечно, не более, чем куски камня. А некоторые, пусть лишь быстро промелькнули в человеческом мире, однако оставили на всем пути пышное яркое цветение.
Например, как в этот момент, стоящий у Врат жизни и смерти, времени и пространства какой-то неправильный, нечестивый небожитель* с помощью своей плоти и крови, своих десяти пальцев и чтения молитв, переправлял всех людей этого мира доказывая свой собственный путь святости.
* 仙人 (сянь жень - бессмертный человек, святой отшельник), собственно, это не даос, а предок даоса. Еще в период Весны и Осени и Период Сражающихся царств в Китае уже существовала вера в бессмертных, описанная например в « 山海经»(Книга гор и морей) летопись написанная в огромный период от периода Сражающихся царств (5 век до н.э.) , «楚辞» (Песни Чу) — первый сборник романтических стихов в истории китайской литературы и других источниках, все они показывают бессмертное сознание сверхчеловеческой жизни. Такой сверхчеловек не стареет и не умирает, не устает от физического мира, свободен и легок, ничего не делая.
Постепенно в небе закружился снег, он парил в воздухе, опускаясь на его плечи.
Кто-то в испуге проговорил:
- А? Это же не снег…
Это и правда было священное дерево Шэньнуна, Шэньму, оно что-то ощутило, та старая, усохшая со времен первозданного хаоса, яблоня, зацвела. Ее цветы были не похожи ни на какие другие, они издавали очень сильное благоухание. Эта метель была из лепестков, пронизанных светом, парящих по воздуху, разносимых ветром от края земли по всему миру людей.
Лепестки поднимались вверх, разгоняя тучи, благоухающие, светлые, словно звездные потоки они устремлялись туда, где прежде были границы Врат жизни и смерти, времени и пространства, помогая исцелить этот грешный мир…
Среди этих парящих в воздухе лепестков многим даосам пришли в голову легенда о том, как в прошлом, в час, когда небо и земля в очередной раз были готовы опрокинуться, явился Шэньнун и посадил священное дерево Шэньму, спасая одряхлевший человеческий мир. Времена изменились и, хотя Фуси уже отрешился от мира, Нюйва уснула крепким сном, и никто уже давно не видел и следа Шэньнуна, однако божественное дерево Шэньму так и осталось.
Ствол искалеченного, старого дерева по-прежнему поддерживает порядок и ясное небо* на всей земле.
*青天- также о чистоте души и помыслов
Видя, что брешь во времени и пространстве становиться все меньше, Тасянь-Цзюнь, повернувшись и окинув ее взглядом, сказал людям, стоявшим рядом с ним:
- Отступайте. Пока Врата жизни и смерти не закрылись, все, давайте живее, валите назад.
Неожиданно, далеко не все побежали сразу спасаться, некоторые заявили, что еще могут тут помочь, кто-то сказал, что будет держаться до последнего.
У кого внутри нет хоть капли крови настоящего героя?
Пусть даже годы и месяцы, жизненные обстоятельства и быт похоронили ее в самой глубине души, но рано или поздно, в один день она вскипит и выплеснется наружу.
Тасянь-Цзюнь разозлился и одновременно ему стало смешно:
- Приказываю вам подойти, вы не идете, приказываю уходить, вы не уходите, вы намеренно раздражаете этого достопочтенного? Быстро, катитесь отсюда!
Люди, одни за другим начали отходить назад.
Внезапно раздался дрожащий голос:
- Владыка… а вы…
Тасянь-Цзюнь замер, а потом медленно повернулся и увидел в погибающем в воде мире сгорбленного старика, который смотрел на него.
- …. Лю Гун?
Возможно, от того, что в глазах рябило, он внезапно почувствовал, что когда этот старик посмотрел на него, в его взгляде было какое-то непонятное выражение, скорбь и сочувствие, любовь и жалость. Это было именно как будто отец, который смотрит на своего ребенка.
Так нелепо.
Этот старый слуга взял взаймы так много храбрости, теперь этому старикану не следует осмеливаться принимать свирепого и жёсткого, злого демона Тасянь- Цзюнь, за своего сына. Но в это время Тасянь- Цзюню в голову внезапно пришла смутная мысль, что перед тем как этот старик вошёл служить в императорский дворец, недавно он в военной смуте потерял своего сына.
Если бы тот паренек остался жив, то они были бы с ним примерно одного возраста.
Тсянь-Цзюнь, прикрыв глаза, промолвил:
- Мастерство этого достопочтенного таково, что естественно, он уйдет последним. Тебе, сударь, не надо горевать.
- Владыка…
- Иди. – Тасянь- Цзюнь спокойно посмотрел на старика, - Уходи в другой мир.
- ….
- Быть может там, в другом мире, твой сын еще жив. – он вдруг неожиданно улыбнулся, показав острые клыки и очень глубокие ямочки на щеках, - Катись уже, старина Лю. Составь ему хорошую компанию.
Меж тем проход Врат жизни и смерти непрерывно уменьшался, люди по очереди отступали от магического барьера Сюань У и всякий раз, как только от магического барьера убиралась одна ладонь, сила, которую приходилось применять Тасянь-Цзюню к магическому барьеру, увеличивалась. Под конец осталось не больше ста человек а впереди в безбрежном океане опять поднялась очередная гигантская волна, бурля она подступала все ближе от самого горизонта.
Тасянь-Цзюнь прищурился, оценивая обстановку, а затем сурово выкрикнул:
- Всем остановиться и пересечь Врата жизни и смерти.
К этому моменту пространственно-временной разлом уже сжался до размера примерно больших парадных ворот. Видя, что гигантская волна приближается, оставшиеся совершенствующиеся, наконец убрали от барьера свои руки и один за другим проходили в этот разлом, уходя в другой мир, возвращаясь на снежные равнины Куньлунь.
Однако скорость этой волны была очень большой, большинство людей еще не успели перейти за черту, как волна уже накатив, ударила в магический барьер Сюань У.
В это время только лишь Тасянь-Цзюнь, один изо всех сил защищал этот барьер и , несмотря на то, что его врожденные способности были такими незаурядными, что превосходили всех, теперь же сопротивляясь такому огромному давлению, он не сдержавшись, глухо застонал, и на лице отразились его страдания.
Огромная волна была подобна «ветру опрокидывающему лавр и киту разрезающему волны»*, в безбрежной глубине океана словно дочь дракона, упражнялась в танце, дрожала земля и качались горы.
*Из поэмы Ду Фу (712—770, выдающийся поэт-классик династии Тан) «Короткая песня подаренная ревнителю правды Ван Лану».
Кто-то, в нерешительности перед местом слияния двух миров, повернув голову проговорил:
- Мастер Мо…
Тасянь-Цзюнь, услышав, как его назвали, вдруг вспылил и разразился яростной бранью:
- Какой на хуй Мо! Ты сваливаешь или нет? Катись, давай!
Тот человек и правда не знал, что наступил на его больную мозоль, не омеливаясь оьше произнести ни слова, опустив голову он переступил порог Врат жизни и смерти. Остатки совершенствующихся тоже один за другим перешли границу. Проем Врат жизни и смерти стал еще меньше. Однако, когда барьер Сюань У был уже готов разрушиться, Тасянь-Цзюнь повернулся и заметил, что около десяти человек все еще не успели уйти. Он машинально выругался, а на его покрытых полностью шрамами руках, продолжающих поддерживать магический барьер проступили все жилы и вены.
Однако, он все так не мог продержаться.
Пусть он и был на этом свете номером один в боевой мощи, но, по существу, он был не более чем крошечным человеком, как он мог противостоять силам природы, целого мира.
Раздался отчетливый треск.
- Магический барьер рушится!
Тасянь-Цзюнь, стоя перед водным потоком, вздымающимся до небес, не оглядываясь на этих, не успевших еще уйти людей, злобно закричал:
- Быстрей, убирайтесь!
Меж зубов проступило темное пятно крови, ресницы опустились, Тасянь-Цзюнь мельком бросил взгляд на свою левую ногу, она медленно растворялась, превращаясь в пепел*….
*劫灰-пепел сгоревшего в огне конца света
Он холодно усмехнулся, совсем не испугавшись.
Он ведь был живым мертвецом оживленным Ши Мэй, и как только Ши Мэй умер, его орудие, это тело, тоже не продержится слишком долго, очень скоро от него останется лишь пепел.
Возможность, перед тем как обратиться в пепел, снова сразиться с судьбой, он считал, что этого достаточно.
Вот только…
Скосив глаза, он посмотрел назад. Фигура Чу Ваньнина за границами Врат жизни и смерти виднелась смутно, разлом по-прежнему сжимался и оставшиеся несколько человек все еще протискивались в него, да вдобавок, еще и Сюэ Мэн из этого мира с братьями Мэй еще не пересекли границу.
Человек с Пика Сышэн, остановившись на полдороги, взволнованно позвал:
- Молодой господин!
Сюэ Мэн кашлянул, и, указывая на молодого самого себя сказал:
- Вот ваш молодой господин, а не я.
Молодой Сюэ Мэн:
- ….
- На одной горе двум тиграм не жить. В одном мире как может быть два Сюэ Мэна? Разве это не приведет к беспорядку? – Сюэ Мэн улыбался, в уголках его глаз виднелись морщинки, - Я с самого начала не принадлежал вашему миру и задерживаться здесь мне тоже неудобно. Теперь, когда я смог отдать до конца мои силы этим двум мирам, мое желание исполнилось. Да к тому же я так давно устал, что пришло время и отдохнуть.
Он повернулся и пошел по направлению к барьеру Сюань У. К этому времени основание магического барьера уже было все в трещинах, по всему барьеру были видны дыры.
Он подошел и встал рядом с Тасянь -Цзюнем, с нечитаемым выражением на лице взглянул на него и открыл рот, похоже, собираясь что-то сказать.
Однако в итоге отступил, и все-таки так ничего и не произнес.
- Молодой господин!
- Молодой господин Сюэ!
Позади люди Пика Сышэн звали его, но что с того? Пусть даже это тот мир, его отец, его мама, они все равно мертвы.
Более того, его жизнь изначально не имела отношения к тому миру, если его заставить уйти в тот мир, он бы также не знал, как ему найти свое место в нем.
Сюэ Мэн вздохнул, подняв руку он потер свой пульсирующий от прилива крови затылок, и вдруг растянул рот в улыбке.
В старшем возрасте так и есть, неизбежно время от времени начинает кружиться голова, теряется концентрация. Вот только в таком возрасте также были и свои большие плюсы, например во время приступа головокружения мир совсем не казался таким уж черным, много раз он мог увидеть тень Сюэ Чжэнъюна и легкую улыбку госпожи Ван.
Часто он мог увидеть троих мальчишек из своей юности, окруживших уважаемого бессмертного в белых одеяниях и галдящих:
- Учитель, Учитель.
Все эти вещи принадлежали ему, и никто не мог их отнять.
- Поминая старых друзей, теперь и сам неприкаянная душа…..- От всего сердца без колебаний* прозвучал его голос, словно приветствуя старого друга. Никто из толпы не успел среагировать, как он прошел сквозь трещину в барьере Сюань У и отдался на волю нахлынувших волн.
*痛痛快快- сразу, без колебаний, в полной мере. Из книги Цин Лю Э «Путевые заметки Лао Джаня, продолжение посмертной рукописи».
Он принадлежал этой багровой пыли, этому миру и пусть этот несчастный мир людей разбит вдребезги, он чувствовал, что должен вернуться сюда.
Он не ощутил каких-то сильных страданий, на самом деле это больше походило на сон, когда засыпаешь мертвецки пьяным.
В мире прожить бы тот век, что отмерили мне Небеса.
С милыми сердцу людьми вновь хмельную чашу деля.
Он был полностью удовлетворен. Он, Сюэ Цзымин, страдал, переносил лишения и трудился изо всех сил эти последние больше десяти лет своей жизни, и наконец все завершил и сбросил путы.
В толпе людей была мертвая тишина, через мгновение все адепты Пика Сышэн с печальными лицами молча опустились на колени. Вдруг, на что-то отреагировав, подошли придворные из дворца Тасюэ их выражение лиц резко изменились, они уставились вдаль на братьев Мэй.
- Старший наставник! Проходите, не оставайтесь там…
- Скорее возвращайтесь… вы же вернетесь…
- А боже, нет, конечно, не вернемся. – Мэй Ханьсюэ ярко улыбнулся и помахал им рукой из-за магического барьера, - И один Мэй Ханьсюэ способен причинить вред половине прекрасных дам - совершенствующихся этого мира. А если в этом мире будет нас двое, разве мы не посеем хаос? Ради жалости к половине девушек этого мира, я ухожу, братишки. До новой встречи в Цзянху*.
* досл. «Реки-озёра» — образ, означающий в китайском вольный мир, вольницу) — особом, сочетающем вымысел с реальностью мире мастеров боевых искусств
Мэй Хансюэ стоял рядом с младшим братом и долго смотрел вдаль на так давно не видимый им белоснежный необъятный Куньлунь, на вздымающуюся священную гору своей школы. Он образцово вежливо обратился к давно уже умершему в его мире главе Минъюэ Лоу:
- Личный ученик мастера Мэй Хансюэ сегодня прощается с наставником.
На первый взгляд речи этих двух человек были легкими, однако, все, кто знал их, понимали, что их намерения уже не удастся поколебать.
Минъюэ Лоу закрыл глаза и его вздох унес ветер.
Братья Мэй, поддерживая магический барьер Сюань У смотрели как последний оставшийся совершенствующийся протискивается в щель Врат жизни и смерти, младший лучезарно улыбался, а старший, чуть кивал головой. Лежащее на плечах этих двоих ответственное дело уже завершилось, этой жизнью они оправдали любовь и доброту, были достойны преданных друзей, не подвели весь человеческий мир. Стоя перед бурно разлившимся потоком, им казалось, словно сброшено тяжкое бремя, закрыв глаза они вступили в холодные морские волны и в накатившей волне их силуэты, словно опавшие лепестки сливовых цветов, также исчезли без следа.
К этому времени уже все либо отступили назад за границу Врат жизни и смерти, времени и пространства, либо почили в безбрежных морских водах.
В одночасье звуки цитры оборвались.
Чу Ваньнин поднял взгляд, Цзюге, ставшее золотым светом вернулось в его плоть. Он стоял в белом одеянии в завывании ветра, спиной к толпе людей на снежной равнине Куньлунь.
В этот момент никто не понимал, что он собирается делать.
- Еще осталась последняя брешь, - сказал Чу Ваньнин, немного повернув голову назад. Подул ветер, взметнув мягкие рукава его одежд и черные как смоль растрепанные волосы.
- После того, как я уйду, господа, она окончательно закроется, и вы сможете сохранить спокойствие в этом мире.
- …
В полнейшей тишине вдруг до кого-то дошло и он громко выкрикнул:
- Уважаемый наставник!!
- Наставник Чу!
У Сюэ Мэна волосы поднялись дыбом, спотыкаясь он ринулся вперед по снегам Куньлунь:
- Учитель!!!! Учитель!!!!
Но снежная тропа была слишком скользкой, он так торопился, что поскользнулся и упал. Пара черных влажных глаз, словно у маленького дикого зверька, были полны растерянности и паники, когда он с несчастным видом взглянул на Чу Ваньнина
- Учитель…
Услышав его голос, Чу Ваньнин повернулся.
Своими черными глазами он издали посмотрел на него и в конце концов произнес:
- … прости меня.
За что простить?
Зрачки Сюэ Мэна сжались от ужаса, словно в темя вонзили сверло и кто-то в это отверстие влил ему ледяную воду прямо в мозг.
За что простить?! Простить его за отношения с Мо Жань? Простить за то, что когда-то обманывал его? Или за то….
Горло сжалось, он сглотнул.
За то, что….
- Не надо! Не уходите! – Сюэ Мэн сломался, он встал на колени посреди снежной равнины и завывая зарыдал, - Не уходите! Почему вы все так… почему все хотят оставить меня одного, почему остался лишь я, один, аааа!!!
Слезы непрерывно текли по его окровавленному лицу, оставляя за собой светлые следы.
Такие душераздирающие горькие рыдания, словно с кровью вырывающиеся из глотки, словно разбито все внутри на мелкие куски, растерзано.
- Не бросай меня.. вернись! Вернитесь назад!
Он выл как зверь, стоя на коленях, изгибаясь как лук, хлопья снег беззвучно падали вокруг. Казалось, этот человек словно рассыпающийся в воздухе парящий снег.
Ему больше не подняться.
- Прошу тебя.. вернись…
Что у мня еще осталось?
Отец. Мать. Старший брат. Друг.
Даже Лунчэн разбит.
Вернись.
Не забирай с собой мою последнюю опору.
Учитель… умоляю тебя…
Однако Сюэ Мэн не знал, что Чу Ваньнин уже умер.
Человек, насильно помещенный на алтарь, по причине неукротимой силы, из-за этого нес на своих плечах тяжелый груз ответственности, не имея никакой возможности отдохнуть.
Он смотрел как возлюбленный в его объятьях закрыл глаза.
Он своими руками собирался разорвать тело своего любимого.
Он был вынужден обнажить меч против своего старого друга.
Одной из этих вещей достаточно, чтобы полностью опустошить сердце, а тем более он пережил их все. У него больше нет пути назад.
.. я отдал все силы, чтобы жили вы.
Поэтому теперь, можно мне или нет, хоть раз подумать только о себе, разрешить себе уйти вместе с ним в мир иной.
В итоге, Чу Ваньнин, наконец переступил порог Врат жизни и смерти, времени и пространства, и из снежной равнины Куньлунь, где только-только занимался рассвет, вернулся в разбитый, разорванный в клочья бурлящими потокоми мир.
Туда, где небо и земля потеряли все краски, туда, где все вокруг, горы и реки, озера и леса превратилось в безбрежный океан.
Там, где непонятно, что сейчас день или ночь, солнце или луна, на всей земле остался лишь один выживший человек.
Белые одежды Чу Ваньнина волочились по земле, когда он сзади подошел к этому человеку и обнял его со спины. А после своими длинными тонкими пальцами накрыл покрытую разошедшимися шрамами ладонь Тасянь-Цзюня.
Тасянь-Цзюнь вздрогнул и резко повернул голову:
- Почему ты…?!
Чу Ваньнин улыбнулся, под его длинными ресницами мягко блестели фениксовые глаза.
- Я же говорил.
- …
- В аду слишком холодно, я пожертвую собой для тебя.
Теплое тело обнимало холодную оболочку. Испорченное тело Тасянь-Цзюня уже было сильно искалечено, левая нога почти полностью рассеялась, остался от нее лишь прах.
На его лице отразилась масса эмоций, сжав губы он отвернулся.
- … этому достопочтенному больше всего надоел ты, зачем надо было возвращаться, чтобы составлять мне компанию.
Но внутри, казалось, разорвалось сердце и из него стремительно вытекала вся нежность и любовь. Понятно, что он был всего лишь трупом, но в этот момент вдруг почувствовал невыносимый жар.
Помолчав немного, Тасянь-Цзюнь вдруг обернулся:
- Да, кстати. Действительно есть одна вещь. Этот достопочтенный должен рассказать тебе.
- Что именно?
Он вскинул голову сдерживая удушающую тяжесть на сердце, перевел дух, а потом, решительно и твердо глядя в лицо Чу Ваньнину произнес:
- Перед тем, как я тебе расскажу, не мог бы ты сначала сказать этому достопочтенному правду.
- …
- Ты действительно так ненавидишь меня? Верно ли, что ты не в состоянии расстаться со мной только из-за мастера Мо умершего на твоих руках?
Когда он проговорил эти слова от крайнего унижения у него даже глаза увлажнились и покраснели.
Если бы мир не рухнул, не стоял сейчас на пороге жизни и смерти, он, вероятно бы за всю жизнь не смог бы использовать столь унизительные речи, чтобы найти ответ на этот вопрос. Когда он спросил, он лишь ощущал невыносимый стыд и от этого непроизвольно сжал руки в кулаки. И только тогда вдруг обнаружил, что кончики пальцев его левой руки тоже начинают рассыпаться и исчезать, медленно, понемногу обращаясь в пыль…
Молчание затянулось и не дождавшись ответа от Чу Ваньнина, его пылающее сердце начало постепенно остывать.
Похоже, что тот бьющийся орган в груди раздавило и осталась лишь грязь и зола.
- Забудь. – Тасянь-Цзюнь отвернулся, - Этот достопочтенный знает ответ, не имеет значения, так или иначе этот достопочтенный все равно…
Он еще не закончил говорить, как теплые руки крепко обхватили его щеки.
Чу Ваньнин смотрел на его замерзшее, разбитое уродливое, больше совсем не красивое лицо, но глаза на нем оставались все такими же, искренними и страстными.
- Ты совсем глупый или нет?
- ….
- Из-за тебя. – Чу Ваньнин крепко обнял его. Магический барьер Сюань У тускло сверкнул в последний раз и окончательно погас.
В этом мире остался лишь мрак, и наконец волна морского прилива, победно и гордо клокоча, вошла в него со звериным натиском, с таким звуком, будто насмехалась над ничтожностью человеческой силы, которая осмелилась бороться с судьбой.
- Эти слова я сказал и ему.
Чу Ваньнин обнимал своего исчезающего возлюбленного рядом с вздымающимися до небес волнами, в судный день на грани разрушения, но вид у него был умиротворенный, а взгляд торжественный.
- Будь это мастер Мо или Тасянь-Цзюнь, это из-за тебя.
Разрушение уже добралось до предплечья, постепенно распространяясь на грудь.
Черные глаза пристально смотрели на человека напротив.
- Я всегда тоже был, есть и буду твоим человеком. – проговорил Чу Ваньнин.
- Навсегда, без сожалений.
Тасянь-Цзюнь застыл. Он вдруг закрыл глаза и из-под тонких длинных ресниц показались слезы.
Он наконец снял с себя эту ледяную маску и его лицо медленно расслабилось. Он, еще целой рукой, крепко обхватил спину Чу Ваньнина, позволяя своему возлюбленному прижаться к его груди, опустил голову, чтобы поцеловать его волосы и своей щекой любовно потерся о лоб своего мужа.
- Ты прав, - тихо выдохнул он, - Я и правда очень глупый…
- Ваньнин, прости меня, - прошептал Тасянь-Цзюнь.
Столько любви и ненависти было, большую часть жизни качаясь на волнах любви и вражды, все завершилось этим горестным вздохом, пыль осела.
Через несколько мгновений он прижался к его уху и виску и Чу Ваньнин услышал его низкий и глубокий жаркий голос, за всю жизнь Тасянь-Цзюня он редко звучал так спокойно:
- Ну ладно, осталось немного времени ...... я должен открыть тебе секрет.
- Какой секрет?
Тасянь Цзюнь опустил взгляд.
- Это касается мастера Мо.
- !
- На самом деле, как только сплавили его и мое сердце, я это сразу почувствовал. – он замолчал.
- Душа мастера Мо слилась с моим телом.
- …
Чу Ваньнин замер. После он резко поднял взгляд и недоверчиво уставился на улыбающееся лицо Тасянь-Цзюня.
- Эти фрагменты души…они у меня внутри. Вот только мое сердце упрямо как камень, пусть это и просто разрушенная оболочка, в нем есть немного осознанной и разумной души и своя решимость. Поэтому оно не хочет объединять все эти души* вместе.
* там речь про три разумные души хунь и пять животных душ – по.
– Но сейчас, если бы я был единственным, кто мог объясниться с тобой, это было бы очень несправедливо.
- …
- Ваньнин….
Тасянь-Цзюнь закрыл глаза, и его слабая улыбка постепенно исчезла с лица.
- Не переживай, он все еще существует.
- !!
Под ошеломленным взглядом Чу Ваньнина через мгновение Тасянь-Цзюнь открыл глаза. Это были очевидно те же самые глаза, однако они не казались такими непроглядно черными почти фиолетовыми, а чистыми и прозрачными, нежными.
- …Мо Жань?!
С грохотом накатила очередная огромная волна, и магический барьер Сюань У был наконец окончательно разбит. Внутри этого яростного прибоя, под рокот волн, Мо Жань ничего не ответил, а лишь еще крепче сжал его в объятьях и они вместе погрузились в безбрежные волны океана. В глубины потока разрушающегося мира.
Брызги воды и пронизанная светом морская пена окружили их, в глубине яшмовых вод Мо Жань открыл глаза.
Океан был таким глубоким, как и любовь в этой паре черных глаз.
Внутри волн Мо Жань двигал губами беззвучно и ласково что-то говоря Чу Ваньнину.
…………
Учитель, не волнуйся, это я.
Я все еще существую.
И всегда буду.
Поэтому… возвращайся. Не оставайся здесь.
Верь мне. Со мной ничего не случится, я сделаю все возможное, чтобы увидеть тебя и быть рядом с тобой.
Я буду ждать тебя в другом мире.
Губы открывались и закрывались. В конце он призвал Цяньгуй. Цзяньгуй крепко обвил все тело Чу Ваньнина и потащил к оставшейся открытой всего лишь на несколько цуней трещине в Воротах жизни и смерти.
- Мо Жань…Мо Жань!! Что это значит? Ты негодяй! Что ты задумал!
Мо Жань хихикая погружался в воду, его тело уже было разбито и превратилось в прах. Распад добрался до его лица, выглядящего то безумным, то медово сладким, то невинным, то дьявольски ехидным, оно было и праведным, и испорченным. В этот момент оно все превратилось в пестрые фрагменты, в мелкую пыль.
Постепенно удаляясь.
Возвращайся. Ваньнин.
Ты должен верить мне.
Со мной ничего не случится. Я смогу быть рядом с тобой.
Навсегда.
Он совсем не собирался ни шутить, ни угрожать, он констатировал факт, требование, которое он выдвигал.
Сейчас действительно никто не посмеет сбежать, остается лишь скрепив сердце, заставить себя вновь со страхом, закрыть глаза и вливать духовные силы.
Километр… сто метров..
Еще ближе.
Бам!
Обрушилась волна и задрожали барабанные перепонки, небо и земля сотряслись*, похоже словно мириады людей ударили молотами, солнце и луна, все было расколото в этой волне. На ровных руках Тасянь Цзюня проступили вены, он заскрежетал зубами.
*擂鼓 ударили в барабаны
Позади него Чу Ваньнин, в месте слияния миров у Врат жизни и смерти, времени и пространства, тронул за плечо Сюэ Мэна, упорно поддерживающего заклинание Десяти тысяч волн, обращенных вспять.
Сюэ Мэн повернулся, лицо его было очень серьёзным.
Несмотря на то, что в уголках его глаз появились морщинки, когда он посмотрел на Чу Ваньнина, он выглядел почти таким же, как в прежние времена, когда был юношей.
- Учитель.
- Я пришел, - отозвался Чу Ваньнин, глядя на него.
Всего лишь разлилось бледно зелёное сияние и в этом мире появилось Цзюгэ. Чу Ваньнин стоял на ветру, струны цитры звенели и в это время все ясно видели, как края проема Врат жизни и смерти, времени и пространства отовсюду со всех сторон с поразительной скоростью стали сближаться к центру.
- Отступайте, идите, - перебирая струны цитры сказал он, обернувшись к толпе людей, - Все идите позади меня.
В подобных делах, когда речь идет о спасении своей жизни, незачем это повторять два раза, однако на этот раз большинство людей, даже те, кто некогда цеплялся за жизнь, которые были особо трусливы, не бросились бежать без оглядки. Некоторые пошли поднимать и помогать тяжело раненым, кто-то нес на спине раненых, совершенно незнакомых ему людей, они медленно отходили назад.
Границы прохода Врат жизни и смерти, времени и пространства были уже близко от гор Куньлунь и когда они достигли горной дороги Куньлунь, оставалось еще много людей, которые не ушли.
Они стояли там и смотрели на силуэт Чу Ваньнина, стоящего посреди белых сияющих снегов, широкие рукава порхают, непрерывные звуки цитры….
Кто сказал, что стать небожителем, стремиться к бессмертию означает иметь бессмертное тело с силой, способной уничтожить небеса и погрузить во мрак землю?
Некоторые люди, даже живущие вечно, не более, чем куски камня. А некоторые, пусть лишь быстро промелькнули в человеческом мире, однако оставили на всем пути пышное яркое цветение.
Например, как в этот момент, стоящий у Врат жизни и смерти, времени и пространства какой-то неправильный, нечестивый небожитель* с помощью своей плоти и крови, своих десяти пальцев и чтения молитв, переправлял всех людей этого мира доказывая свой собственный путь святости.
* 仙人 (сянь жень - бессмертный человек, святой отшельник), собственно, это не даос, а предок даоса. Еще в период Весны и Осени и Период Сражающихся царств в Китае уже существовала вера в бессмертных, описанная например в « 山海经»(Книга гор и морей) летопись написанная в огромный период от периода Сражающихся царств (5 век до н.э.) , «楚辞» (Песни Чу) — первый сборник романтических стихов в истории китайской литературы и других источниках, все они показывают бессмертное сознание сверхчеловеческой жизни. Такой сверхчеловек не стареет и не умирает, не устает от физического мира, свободен и легок, ничего не делая.
Постепенно в небе закружился снег, он парил в воздухе, опускаясь на его плечи.
Кто-то в испуге проговорил:
- А? Это же не снег…
Это и правда было священное дерево Шэньнуна, Шэньму, оно что-то ощутило, та старая, усохшая со времен первозданного хаоса, яблоня, зацвела. Ее цветы были не похожи ни на какие другие, они издавали очень сильное благоухание. Эта метель была из лепестков, пронизанных светом, парящих по воздуху, разносимых ветром от края земли по всему миру людей.
Лепестки поднимались вверх, разгоняя тучи, благоухающие, светлые, словно звездные потоки они устремлялись туда, где прежде были границы Врат жизни и смерти, времени и пространства, помогая исцелить этот грешный мир…
Среди этих парящих в воздухе лепестков многим даосам пришли в голову легенда о том, как в прошлом, в час, когда небо и земля в очередной раз были готовы опрокинуться, явился Шэньнун и посадил священное дерево Шэньму, спасая одряхлевший человеческий мир. Времена изменились и, хотя Фуси уже отрешился от мира, Нюйва уснула крепким сном, и никто уже давно не видел и следа Шэньнуна, однако божественное дерево Шэньму так и осталось.
Ствол искалеченного, старого дерева по-прежнему поддерживает порядок и ясное небо* на всей земле.
*青天- также о чистоте души и помыслов
Видя, что брешь во времени и пространстве становиться все меньше, Тасянь-Цзюнь, повернувшись и окинув ее взглядом, сказал людям, стоявшим рядом с ним:
- Отступайте. Пока Врата жизни и смерти не закрылись, все, давайте живее, валите назад.
Неожиданно, далеко не все побежали сразу спасаться, некоторые заявили, что еще могут тут помочь, кто-то сказал, что будет держаться до последнего.
У кого внутри нет хоть капли крови настоящего героя?
Пусть даже годы и месяцы, жизненные обстоятельства и быт похоронили ее в самой глубине души, но рано или поздно, в один день она вскипит и выплеснется наружу.
Тасянь-Цзюнь разозлился и одновременно ему стало смешно:
- Приказываю вам подойти, вы не идете, приказываю уходить, вы не уходите, вы намеренно раздражаете этого достопочтенного? Быстро, катитесь отсюда!
Люди, одни за другим начали отходить назад.
Внезапно раздался дрожащий голос:
- Владыка… а вы…
Тасянь-Цзюнь замер, а потом медленно повернулся и увидел в погибающем в воде мире сгорбленного старика, который смотрел на него.
- …. Лю Гун?
Возможно, от того, что в глазах рябило, он внезапно почувствовал, что когда этот старик посмотрел на него, в его взгляде было какое-то непонятное выражение, скорбь и сочувствие, любовь и жалость. Это было именно как будто отец, который смотрит на своего ребенка.
Так нелепо.
Этот старый слуга взял взаймы так много храбрости, теперь этому старикану не следует осмеливаться принимать свирепого и жёсткого, злого демона Тасянь- Цзюнь, за своего сына. Но в это время Тасянь- Цзюню в голову внезапно пришла смутная мысль, что перед тем как этот старик вошёл служить в императорский дворец, недавно он в военной смуте потерял своего сына.
Если бы тот паренек остался жив, то они были бы с ним примерно одного возраста.
Тсянь-Цзюнь, прикрыв глаза, промолвил:
- Мастерство этого достопочтенного таково, что естественно, он уйдет последним. Тебе, сударь, не надо горевать.
- Владыка…
- Иди. – Тасянь- Цзюнь спокойно посмотрел на старика, - Уходи в другой мир.
- ….
- Быть может там, в другом мире, твой сын еще жив. – он вдруг неожиданно улыбнулся, показав острые клыки и очень глубокие ямочки на щеках, - Катись уже, старина Лю. Составь ему хорошую компанию.
Меж тем проход Врат жизни и смерти непрерывно уменьшался, люди по очереди отступали от магического барьера Сюань У и всякий раз, как только от магического барьера убиралась одна ладонь, сила, которую приходилось применять Тасянь-Цзюню к магическому барьеру, увеличивалась. Под конец осталось не больше ста человек а впереди в безбрежном океане опять поднялась очередная гигантская волна, бурля она подступала все ближе от самого горизонта.
Тасянь-Цзюнь прищурился, оценивая обстановку, а затем сурово выкрикнул:
- Всем остановиться и пересечь Врата жизни и смерти.
К этому моменту пространственно-временной разлом уже сжался до размера примерно больших парадных ворот. Видя, что гигантская волна приближается, оставшиеся совершенствующиеся, наконец убрали от барьера свои руки и один за другим проходили в этот разлом, уходя в другой мир, возвращаясь на снежные равнины Куньлунь.
Однако скорость этой волны была очень большой, большинство людей еще не успели перейти за черту, как волна уже накатив, ударила в магический барьер Сюань У.
В это время только лишь Тасянь-Цзюнь, один изо всех сил защищал этот барьер и , несмотря на то, что его врожденные способности были такими незаурядными, что превосходили всех, теперь же сопротивляясь такому огромному давлению, он не сдержавшись, глухо застонал, и на лице отразились его страдания.
Огромная волна была подобна «ветру опрокидывающему лавр и киту разрезающему волны»*, в безбрежной глубине океана словно дочь дракона, упражнялась в танце, дрожала земля и качались горы.
*Из поэмы Ду Фу (712—770, выдающийся поэт-классик династии Тан) «Короткая песня подаренная ревнителю правды Ван Лану».
Кто-то, в нерешительности перед местом слияния двух миров, повернув голову проговорил:
- Мастер Мо…
Тасянь-Цзюнь, услышав, как его назвали, вдруг вспылил и разразился яростной бранью:
- Какой на хуй Мо! Ты сваливаешь или нет? Катись, давай!
Тот человек и правда не знал, что наступил на его больную мозоль, не омеливаясь оьше произнести ни слова, опустив голову он переступил порог Врат жизни и смерти. Остатки совершенствующихся тоже один за другим перешли границу. Проем Врат жизни и смерти стал еще меньше. Однако, когда барьер Сюань У был уже готов разрушиться, Тасянь-Цзюнь повернулся и заметил, что около десяти человек все еще не успели уйти. Он машинально выругался, а на его покрытых полностью шрамами руках, продолжающих поддерживать магический барьер проступили все жилы и вены.
Однако, он все так не мог продержаться.
Пусть он и был на этом свете номером один в боевой мощи, но, по существу, он был не более чем крошечным человеком, как он мог противостоять силам природы, целого мира.
Раздался отчетливый треск.
- Магический барьер рушится!
Тасянь-Цзюнь, стоя перед водным потоком, вздымающимся до небес, не оглядываясь на этих, не успевших еще уйти людей, злобно закричал:
- Быстрей, убирайтесь!
Меж зубов проступило темное пятно крови, ресницы опустились, Тасянь-Цзюнь мельком бросил взгляд на свою левую ногу, она медленно растворялась, превращаясь в пепел*….
*劫灰-пепел сгоревшего в огне конца света
Он холодно усмехнулся, совсем не испугавшись.
Он ведь был живым мертвецом оживленным Ши Мэй, и как только Ши Мэй умер, его орудие, это тело, тоже не продержится слишком долго, очень скоро от него останется лишь пепел.
Возможность, перед тем как обратиться в пепел, снова сразиться с судьбой, он считал, что этого достаточно.
Вот только…
Скосив глаза, он посмотрел назад. Фигура Чу Ваньнина за границами Врат жизни и смерти виднелась смутно, разлом по-прежнему сжимался и оставшиеся несколько человек все еще протискивались в него, да вдобавок, еще и Сюэ Мэн из этого мира с братьями Мэй еще не пересекли границу.
Человек с Пика Сышэн, остановившись на полдороги, взволнованно позвал:
- Молодой господин!
Сюэ Мэн кашлянул, и, указывая на молодого самого себя сказал:
- Вот ваш молодой господин, а не я.
Молодой Сюэ Мэн:
- ….
- На одной горе двум тиграм не жить. В одном мире как может быть два Сюэ Мэна? Разве это не приведет к беспорядку? – Сюэ Мэн улыбался, в уголках его глаз виднелись морщинки, - Я с самого начала не принадлежал вашему миру и задерживаться здесь мне тоже неудобно. Теперь, когда я смог отдать до конца мои силы этим двум мирам, мое желание исполнилось. Да к тому же я так давно устал, что пришло время и отдохнуть.
Он повернулся и пошел по направлению к барьеру Сюань У. К этому времени основание магического барьера уже было все в трещинах, по всему барьеру были видны дыры.
Он подошел и встал рядом с Тасянь -Цзюнем, с нечитаемым выражением на лице взглянул на него и открыл рот, похоже, собираясь что-то сказать.
Однако в итоге отступил, и все-таки так ничего и не произнес.
- Молодой господин!
- Молодой господин Сюэ!
Позади люди Пика Сышэн звали его, но что с того? Пусть даже это тот мир, его отец, его мама, они все равно мертвы.
Более того, его жизнь изначально не имела отношения к тому миру, если его заставить уйти в тот мир, он бы также не знал, как ему найти свое место в нем.
Сюэ Мэн вздохнул, подняв руку он потер свой пульсирующий от прилива крови затылок, и вдруг растянул рот в улыбке.
В старшем возрасте так и есть, неизбежно время от времени начинает кружиться голова, теряется концентрация. Вот только в таком возрасте также были и свои большие плюсы, например во время приступа головокружения мир совсем не казался таким уж черным, много раз он мог увидеть тень Сюэ Чжэнъюна и легкую улыбку госпожи Ван.
Часто он мог увидеть троих мальчишек из своей юности, окруживших уважаемого бессмертного в белых одеяниях и галдящих:
- Учитель, Учитель.
Все эти вещи принадлежали ему, и никто не мог их отнять.
- Поминая старых друзей, теперь и сам неприкаянная душа…..- От всего сердца без колебаний* прозвучал его голос, словно приветствуя старого друга. Никто из толпы не успел среагировать, как он прошел сквозь трещину в барьере Сюань У и отдался на волю нахлынувших волн.
*痛痛快快- сразу, без колебаний, в полной мере. Из книги Цин Лю Э «Путевые заметки Лао Джаня, продолжение посмертной рукописи».
Он принадлежал этой багровой пыли, этому миру и пусть этот несчастный мир людей разбит вдребезги, он чувствовал, что должен вернуться сюда.
Он не ощутил каких-то сильных страданий, на самом деле это больше походило на сон, когда засыпаешь мертвецки пьяным.
В мире прожить бы тот век, что отмерили мне Небеса.
С милыми сердцу людьми вновь хмельную чашу деля.
Он был полностью удовлетворен. Он, Сюэ Цзымин, страдал, переносил лишения и трудился изо всех сил эти последние больше десяти лет своей жизни, и наконец все завершил и сбросил путы.
В толпе людей была мертвая тишина, через мгновение все адепты Пика Сышэн с печальными лицами молча опустились на колени. Вдруг, на что-то отреагировав, подошли придворные из дворца Тасюэ их выражение лиц резко изменились, они уставились вдаль на братьев Мэй.
- Старший наставник! Проходите, не оставайтесь там…
- Скорее возвращайтесь… вы же вернетесь…
- А боже, нет, конечно, не вернемся. – Мэй Ханьсюэ ярко улыбнулся и помахал им рукой из-за магического барьера, - И один Мэй Ханьсюэ способен причинить вред половине прекрасных дам - совершенствующихся этого мира. А если в этом мире будет нас двое, разве мы не посеем хаос? Ради жалости к половине девушек этого мира, я ухожу, братишки. До новой встречи в Цзянху*.
* досл. «Реки-озёра» — образ, означающий в китайском вольный мир, вольницу) — особом, сочетающем вымысел с реальностью мире мастеров боевых искусств
Мэй Хансюэ стоял рядом с младшим братом и долго смотрел вдаль на так давно не видимый им белоснежный необъятный Куньлунь, на вздымающуюся священную гору своей школы. Он образцово вежливо обратился к давно уже умершему в его мире главе Минъюэ Лоу:
- Личный ученик мастера Мэй Хансюэ сегодня прощается с наставником.
На первый взгляд речи этих двух человек были легкими, однако, все, кто знал их, понимали, что их намерения уже не удастся поколебать.
Минъюэ Лоу закрыл глаза и его вздох унес ветер.
Братья Мэй, поддерживая магический барьер Сюань У смотрели как последний оставшийся совершенствующийся протискивается в щель Врат жизни и смерти, младший лучезарно улыбался, а старший, чуть кивал головой. Лежащее на плечах этих двоих ответственное дело уже завершилось, этой жизнью они оправдали любовь и доброту, были достойны преданных друзей, не подвели весь человеческий мир. Стоя перед бурно разлившимся потоком, им казалось, словно сброшено тяжкое бремя, закрыв глаза они вступили в холодные морские волны и в накатившей волне их силуэты, словно опавшие лепестки сливовых цветов, также исчезли без следа.
К этому времени уже все либо отступили назад за границу Врат жизни и смерти, времени и пространства, либо почили в безбрежных морских водах.
В одночасье звуки цитры оборвались.
Чу Ваньнин поднял взгляд, Цзюге, ставшее золотым светом вернулось в его плоть. Он стоял в белом одеянии в завывании ветра, спиной к толпе людей на снежной равнине Куньлунь.
В этот момент никто не понимал, что он собирается делать.
- Еще осталась последняя брешь, - сказал Чу Ваньнин, немного повернув голову назад. Подул ветер, взметнув мягкие рукава его одежд и черные как смоль растрепанные волосы.
- После того, как я уйду, господа, она окончательно закроется, и вы сможете сохранить спокойствие в этом мире.
- …
В полнейшей тишине вдруг до кого-то дошло и он громко выкрикнул:
- Уважаемый наставник!!
- Наставник Чу!
У Сюэ Мэна волосы поднялись дыбом, спотыкаясь он ринулся вперед по снегам Куньлунь:
- Учитель!!!! Учитель!!!!
Но снежная тропа была слишком скользкой, он так торопился, что поскользнулся и упал. Пара черных влажных глаз, словно у маленького дикого зверька, были полны растерянности и паники, когда он с несчастным видом взглянул на Чу Ваньнина
- Учитель…
Услышав его голос, Чу Ваньнин повернулся.
Своими черными глазами он издали посмотрел на него и в конце концов произнес:
- … прости меня.
За что простить?
Зрачки Сюэ Мэна сжались от ужаса, словно в темя вонзили сверло и кто-то в это отверстие влил ему ледяную воду прямо в мозг.
За что простить?! Простить его за отношения с Мо Жань? Простить за то, что когда-то обманывал его? Или за то….
Горло сжалось, он сглотнул.
За то, что….
- Не надо! Не уходите! – Сюэ Мэн сломался, он встал на колени посреди снежной равнины и завывая зарыдал, - Не уходите! Почему вы все так… почему все хотят оставить меня одного, почему остался лишь я, один, аааа!!!
Слезы непрерывно текли по его окровавленному лицу, оставляя за собой светлые следы.
Такие душераздирающие горькие рыдания, словно с кровью вырывающиеся из глотки, словно разбито все внутри на мелкие куски, растерзано.
- Не бросай меня.. вернись! Вернитесь назад!
Он выл как зверь, стоя на коленях, изгибаясь как лук, хлопья снег беззвучно падали вокруг. Казалось, этот человек словно рассыпающийся в воздухе парящий снег.
Ему больше не подняться.
- Прошу тебя.. вернись…
Что у мня еще осталось?
Отец. Мать. Старший брат. Друг.
Даже Лунчэн разбит.
Вернись.
Не забирай с собой мою последнюю опору.
Учитель… умоляю тебя…
Однако Сюэ Мэн не знал, что Чу Ваньнин уже умер.
Человек, насильно помещенный на алтарь, по причине неукротимой силы, из-за этого нес на своих плечах тяжелый груз ответственности, не имея никакой возможности отдохнуть.
Он смотрел как возлюбленный в его объятьях закрыл глаза.
Он своими руками собирался разорвать тело своего любимого.
Он был вынужден обнажить меч против своего старого друга.
Одной из этих вещей достаточно, чтобы полностью опустошить сердце, а тем более он пережил их все. У него больше нет пути назад.
.. я отдал все силы, чтобы жили вы.
Поэтому теперь, можно мне или нет, хоть раз подумать только о себе, разрешить себе уйти вместе с ним в мир иной.
В итоге, Чу Ваньнин, наконец переступил порог Врат жизни и смерти, времени и пространства, и из снежной равнины Куньлунь, где только-только занимался рассвет, вернулся в разбитый, разорванный в клочья бурлящими потокоми мир.
Туда, где небо и земля потеряли все краски, туда, где все вокруг, горы и реки, озера и леса превратилось в безбрежный океан.
Там, где непонятно, что сейчас день или ночь, солнце или луна, на всей земле остался лишь один выживший человек.
Белые одежды Чу Ваньнина волочились по земле, когда он сзади подошел к этому человеку и обнял его со спины. А после своими длинными тонкими пальцами накрыл покрытую разошедшимися шрамами ладонь Тасянь-Цзюня.
Тасянь-Цзюнь вздрогнул и резко повернул голову:
- Почему ты…?!
Чу Ваньнин улыбнулся, под его длинными ресницами мягко блестели фениксовые глаза.
- Я же говорил.
- …
- В аду слишком холодно, я пожертвую собой для тебя.
Теплое тело обнимало холодную оболочку. Испорченное тело Тасянь-Цзюня уже было сильно искалечено, левая нога почти полностью рассеялась, остался от нее лишь прах.
На его лице отразилась масса эмоций, сжав губы он отвернулся.
- … этому достопочтенному больше всего надоел ты, зачем надо было возвращаться, чтобы составлять мне компанию.
Но внутри, казалось, разорвалось сердце и из него стремительно вытекала вся нежность и любовь. Понятно, что он был всего лишь трупом, но в этот момент вдруг почувствовал невыносимый жар.
Помолчав немного, Тасянь-Цзюнь вдруг обернулся:
- Да, кстати. Действительно есть одна вещь. Этот достопочтенный должен рассказать тебе.
- Что именно?
Он вскинул голову сдерживая удушающую тяжесть на сердце, перевел дух, а потом, решительно и твердо глядя в лицо Чу Ваньнину произнес:
- Перед тем, как я тебе расскажу, не мог бы ты сначала сказать этому достопочтенному правду.
- …
- Ты действительно так ненавидишь меня? Верно ли, что ты не в состоянии расстаться со мной только из-за мастера Мо умершего на твоих руках?
Когда он проговорил эти слова от крайнего унижения у него даже глаза увлажнились и покраснели.
Если бы мир не рухнул, не стоял сейчас на пороге жизни и смерти, он, вероятно бы за всю жизнь не смог бы использовать столь унизительные речи, чтобы найти ответ на этот вопрос. Когда он спросил, он лишь ощущал невыносимый стыд и от этого непроизвольно сжал руки в кулаки. И только тогда вдруг обнаружил, что кончики пальцев его левой руки тоже начинают рассыпаться и исчезать, медленно, понемногу обращаясь в пыль…
Молчание затянулось и не дождавшись ответа от Чу Ваньнина, его пылающее сердце начало постепенно остывать.
Похоже, что тот бьющийся орган в груди раздавило и осталась лишь грязь и зола.
- Забудь. – Тасянь-Цзюнь отвернулся, - Этот достопочтенный знает ответ, не имеет значения, так или иначе этот достопочтенный все равно…
Он еще не закончил говорить, как теплые руки крепко обхватили его щеки.
Чу Ваньнин смотрел на его замерзшее, разбитое уродливое, больше совсем не красивое лицо, но глаза на нем оставались все такими же, искренними и страстными.
- Ты совсем глупый или нет?
- ….
- Из-за тебя. – Чу Ваньнин крепко обнял его. Магический барьер Сюань У тускло сверкнул в последний раз и окончательно погас.
В этом мире остался лишь мрак, и наконец волна морского прилива, победно и гордо клокоча, вошла в него со звериным натиском, с таким звуком, будто насмехалась над ничтожностью человеческой силы, которая осмелилась бороться с судьбой.
- Эти слова я сказал и ему.
Чу Ваньнин обнимал своего исчезающего возлюбленного рядом с вздымающимися до небес волнами, в судный день на грани разрушения, но вид у него был умиротворенный, а взгляд торжественный.
- Будь это мастер Мо или Тасянь-Цзюнь, это из-за тебя.
Разрушение уже добралось до предплечья, постепенно распространяясь на грудь.
Черные глаза пристально смотрели на человека напротив.
- Я всегда тоже был, есть и буду твоим человеком. – проговорил Чу Ваньнин.
- Навсегда, без сожалений.
Тасянь-Цзюнь застыл. Он вдруг закрыл глаза и из-под тонких длинных ресниц показались слезы.
Он наконец снял с себя эту ледяную маску и его лицо медленно расслабилось. Он, еще целой рукой, крепко обхватил спину Чу Ваньнина, позволяя своему возлюбленному прижаться к его груди, опустил голову, чтобы поцеловать его волосы и своей щекой любовно потерся о лоб своего мужа.
- Ты прав, - тихо выдохнул он, - Я и правда очень глупый…
- Ваньнин, прости меня, - прошептал Тасянь-Цзюнь.
Столько любви и ненависти было, большую часть жизни качаясь на волнах любви и вражды, все завершилось этим горестным вздохом, пыль осела.
Через несколько мгновений он прижался к его уху и виску и Чу Ваньнин услышал его низкий и глубокий жаркий голос, за всю жизнь Тасянь-Цзюня он редко звучал так спокойно:
- Ну ладно, осталось немного времени ...... я должен открыть тебе секрет.
- Какой секрет?
Тасянь Цзюнь опустил взгляд.
- Это касается мастера Мо.
- !
- На самом деле, как только сплавили его и мое сердце, я это сразу почувствовал. – он замолчал.
- Душа мастера Мо слилась с моим телом.
- …
Чу Ваньнин замер. После он резко поднял взгляд и недоверчиво уставился на улыбающееся лицо Тасянь-Цзюня.
- Эти фрагменты души…они у меня внутри. Вот только мое сердце упрямо как камень, пусть это и просто разрушенная оболочка, в нем есть немного осознанной и разумной души и своя решимость. Поэтому оно не хочет объединять все эти души* вместе.
* там речь про три разумные души хунь и пять животных душ – по.
– Но сейчас, если бы я был единственным, кто мог объясниться с тобой, это было бы очень несправедливо.
- …
- Ваньнин….
Тасянь-Цзюнь закрыл глаза, и его слабая улыбка постепенно исчезла с лица.
- Не переживай, он все еще существует.
- !!
Под ошеломленным взглядом Чу Ваньнина через мгновение Тасянь-Цзюнь открыл глаза. Это были очевидно те же самые глаза, однако они не казались такими непроглядно черными почти фиолетовыми, а чистыми и прозрачными, нежными.
- …Мо Жань?!
С грохотом накатила очередная огромная волна, и магический барьер Сюань У был наконец окончательно разбит. Внутри этого яростного прибоя, под рокот волн, Мо Жань ничего не ответил, а лишь еще крепче сжал его в объятьях и они вместе погрузились в безбрежные волны океана. В глубины потока разрушающегося мира.
Брызги воды и пронизанная светом морская пена окружили их, в глубине яшмовых вод Мо Жань открыл глаза.
Океан был таким глубоким, как и любовь в этой паре черных глаз.
Внутри волн Мо Жань двигал губами беззвучно и ласково что-то говоря Чу Ваньнину.
…………
Учитель, не волнуйся, это я.
Я все еще существую.
И всегда буду.
Поэтому… возвращайся. Не оставайся здесь.
Верь мне. Со мной ничего не случится, я сделаю все возможное, чтобы увидеть тебя и быть рядом с тобой.
Я буду ждать тебя в другом мире.
Губы открывались и закрывались. В конце он призвал Цяньгуй. Цзяньгуй крепко обвил все тело Чу Ваньнина и потащил к оставшейся открытой всего лишь на несколько цуней трещине в Воротах жизни и смерти.
- Мо Жань…Мо Жань!! Что это значит? Ты негодяй! Что ты задумал!
Мо Жань хихикая погружался в воду, его тело уже было разбито и превратилось в прах. Распад добрался до его лица, выглядящего то безумным, то медово сладким, то невинным, то дьявольски ехидным, оно было и праведным, и испорченным. В этот момент оно все превратилось в пестрые фрагменты, в мелкую пыль.
Постепенно удаляясь.
Возвращайся. Ваньнин.
Ты должен верить мне.
Со мной ничего не случится. Я смогу быть рядом с тобой.
Навсегда.