Lapsa1
читать дальше
303. Пик Сышэн. Сюэ Мэн из прошлой жизни.
Перед дорогой мученичества был огромный овраг, на столько глубокий, что не видно дна. Это была та самая расщелина, которую прежде оставил Чу Ваньнин применив технику разрывания трупа, и сейчас ливень стекал в это ущелье, словно бушующий водопад.
Над этим ущельем спиной к ним стоял мужчина в черно золотом пао, держа на вытянутой руке модао и направляя энергию ци в высь.
Услышав движение, мужчина чуть шевельнул пальцами, медленно оборачиваясь.
Это был Мо Жань!
Посреди завывания северного ветра, с сердцем, словно расколовшийся камень, Чу Ваньнин не верящим взглядом уставился на этого человека… Как так вышло?!
Раздался грохот.
Сверкнула белая молния, а после прокатились мощные раскаты грома.
Эта белая вспышка озарила лицо Тасянь Цзюня все покрытое кровью. Его вид и вправду был так ужасен, что Ши Мэй, не сдержав эмоций, отступил назад.
Но Чу Ваньнин невольно сделал два шага вперед.
Кровавые пятна.
Все лицо было в крови и помимо лица каждый открытый участок кожи, все вдоль и поперек исполосовано вся плоть была вывернута. Он выглядел один в один как труп, который хотели расчленить, но из-за того что лезвие было недостаточно острым, неудачно, и его просто покромсали. Все тело было в разрывах, только лишь лицо все еще напоминало о прежнем красавце.
- ….
Губы Чу Ваньнина мертвенно посинели, он стоял под проливным дождем и смотрел на это оружие, на этого мертвеца, который подвергся казни десяти тысячи порезов.
Этот мертвец тоже уставился на него, из ясно различимых глаз катились кровавые слезы.
Божественное сознание Тасянь Цзюня было затуманено, воспоминания в нем сражались с воспоминаниями, душа сражалась с душой и, вероятно потому, что это было слишком больно, он машинально поддерживал меч только одной рукой, а второй прикрывал половину лица.
Черно красная кровь вперемешку с дождем просачиваясь, стекала между пальцами.
Его густые ресницы задрожали и с негодованием Тасянь Цзюня, и растерянностью мастера Мо он бормотал:
- …почему ты так со мной?
Чу Ваньнин:
- ….
- Почему хочешь убить меня? – сердце забилось часто, в зрачках стояло перевернутое отражение Чу Ваньнина.
Медленно его выражение лица сменилось на беспомощное и смиренное, он опять пробормотал:
- Учитель, я опять сделал что-то плохо?
- Нет…
- Я опять вызвал твое недовольство?
Слыша его голос, в мозгу Чу Ваньнина все разрывалось в клочья, все-все перепуталось и смешалось. Он думал: « А Тасянь Цзюнь ли это за завесой дождя?» Не так… это не так, это же Мо Жань!
Без разницы Тасянь Цзюнь это или мастер Мо, потому что это все тот же Мо Жань.
Мо Жань весь, с ног до головы в крови, шатаясь пошел к нему. Его мертвенно белое лицо вдоль и поперек исчерченное кровавыми полосами, застывшие открытые глаза были полны только лишь безбрежной скорби.
- Я снова в чем-то разочаровал тебя. И сейчас поэтому ты так относишься ко мне.
Дождь промочил Чу Ваньнина до самого основания, он трясся от холода. Он смотрел , как Мо Жань шаг за шагом приближается к нему, Мо Жань, рыдающий в голос, а из глаз его течет кровь.
- Не надо снова брать хлыст и стегать меня, а … мне тоже больно…пусть я снова сглупил, снова не сообразил … ты ударишь меня… и мне тоже больно … Учитель…
Мелкая дрожь переросла в яростную, такую, что не устоять, Чу Ваньнин почти был раздавлен.
Он упал на колени и под дождем свернулся на земле, все внутри словно раздирали острыми когтями в клочья. Сейчас он был больше похож на мертвеца, чем сам Мо Жань.
- Прости меня…- горестно прохрипел Чу Ваньнин - … я виноват….
Твои шрамы равны моей боли и мукам.
Твоя кровь ненависти в итоге терзает мое тело.
Он стоял на коленях перед Мо Жань, сгорбившись, сжавшись. Почти со всем оставшимся ему мужеством он задрал голову и тем не менее снова посмотрел на то тело, которое сам же подверг казни тысячи порезов и в конце концов захлебнулся от рыданий:
- Я правда обидел тебя ….
Он не знал, где ошибся. Возможно, потому что живой мертвец, сохранивший одну душу, не считается истинным трупом, поэтому мантра разрывания трупа сработала не в полную силу.
Мо Жань не умер, но почти помешался. Может из-за страданий и боли, либо безумия, а может из-за растерянности или скорби, все воспоминания его жизней поднимались из глубины.
Он был и Мо Вэйюй и мастером Мо, и Тасянь Цзюнем и малышом Жань-эром.
Бесчисленные рассеянные осколки складывались перед глазами этого изломанного до невозможности человека.
- Мо Жань…
При звуке этого голоса взгляд Мо Жань чуть сдвинулся. Он сдержал свой шаг. Дождевая вода окрасила его ноги в красный цвет, вся земля была в крови.
На секунду его посетило озарение и этот мужчина с расколотым божественным сознанием вдруг вспылил, похоже его ум захватило другое сознание. Он вдруг принялся медленно расхаживать взад вперед. Зловещее и безжалостное выражение на этом искореженном лице делало его еще свирепее и страшнее.
- Чу Ваньнин! Ты так ненавидишь этого достопочтенного, что любой ценой хочешь отнять жизнь этого достопочтенного, не так ли?
- Этот достопочтенный тоже ненавидит тебя! Очень хочу разрезать тебя на куски, выдрать и сожрать твои потроха, очень хочется, чтобы ты приносил себя в жертву в тысячах жизней, во веке веков! Тебе нечего на меня жаловаться, ты меня убил..!
Рукава пао трепетали на ветру. Глаза выпучились от гнева.
Он был напряжен до предела, как обнажённый меч и натянутая тетива, он был вне себя от ярости, в это мгновение он нагнулся, собираясь поднять Чу Ваньнина, сжав его горло и разодрать глотку на куски.
Но тут словно лук сломался, не успев выстрелить, а меч, не успев выйти из ножен, переломился.
Раздался резкий звук и голубое сияние ударилось в грудь Тасянь Цзюня, его глаза потускнели, и он вдруг замолчал. Он застыл на несколько мгновений, а затем медленно выпрямился и равнодушно встал на обочине дороги мученичества.
Чу Ваньнин обернулся и увидел Ши Мэя, который пошатываясь опирался на скалу, все еще сохраняя позу, из который метнул заклинание. Его злые и язвительные персиковые глаза ярко сияли.
- Повспоминали старую дружбу и довольно. – Ши Мэй, стиснув зубы, поднял два пальца рисуя в воздухе печать, его взгляд был обращен на истекающего кровью с вывернутой плотью, Тасянь Цзюня, - Ты знаешь, какое дело самое важное. Раз уж не сдох, так иди и набери вместо меня эти последние тридцать пешек!
- Нужно быстрее. – проговорил он, задыхаясь, - Не медли.
Под лучами заклинания изначально ужасно растерянное лицо, на котором смешались добродетель и порок, постепенно успокоилось, как стоячая вода, замерзло, словно покрытое льдом.
Из его глаз пропали все эмоции, и безумие, и ненависть.
Тасянь Цзюнь чуть кивнул Ши Мэй, модао в его руке ярко засиял. Он заторможенно ответил:
- Да. Хозяин.
Сказав это, он поднял руку и сотворил магический барьер, защищающий Ши Мэй. А после, его черный пао взметнулся, как коршун, собираясь лететь в сторону дворца. Но не успел он подняться в воздух, как его остановил силуэт, возникший перед ним.
Чу Ваньнин преградил ему дорогу.
Все его тело промокло насквозь, а сердце было давно уже раскрошено, растоптано и сгнило. Он и сам страстно желал стать глиной, прахом, чтобы эта буря разбила его вдребезги.
Но он все же должен был это остановить.
«Если больше людей будут жить немного лучше, это будет хорошо…..»
Ну конечно, эти слова сказал ему Мо Жань, когда был в ясном сознании, и даже пусть ему снова будет очень больно, пусть он на пределе своих сил, он тоже будет держаться этого до последнего.
- Призываю Хуайша. – хрипло приказал Чу Ваньнин.
Тасянь Цзюнь посмотрел на тот хорошо знакомый ему золотой свет, скапливающийся в ладони и слегка нахмурился.
Хуайша.
Ливень.
Этот разрушающийся мир. Безбрежное море крови.
Много лет назад у них уже когда-то был точно такой же день. В тот день и тот и другой, оба отдали все свою горячую кровь, весь свой пыл, мужественно отдали всю свою жизнь, бились до тех пор, пока небо и земля не поменяли свои цвета, пока золотой ворон* не закатился.
*синоним солнца
Никто и подумать не мог в прошлой жизни, что сражение между учителем и учеником сможет произойти снова, спустя годы и месяцы, целые миры, в этом бренном мире.
В человеческой жизни, пожалуй, все предопределено. Как Наньгун Сы было предназначено не так уж много пожить в лучшие годы и умереть расцвете лет, а Е Ваньси суждено было непременно стать красавцем, благородным мужем, а Пику Сышэн неотвратимое бедствие, так и Тасянь Цзюню с Чу Ваньнином было предопределено встретиться с обнаженными клинками в битве лицом к лицу.
Будь то ненависть или любовь.
От судьбы все равно не сбежать.
- Призываю Бугуй.
Глубокий, испепеляюще низкий и ровный голос и изумрудный мрачный блеск возник в глазах Тасянь Цзюня. Что касается всего прочего, в данный момент он находился под мощным контролем Ши Мэй и в его глазах не отражалось ни капли эмоций, сейчас они были похожи на адское зеркало, в котором отражалась одиноко стоящая под дождем безучастная фигура Чу Ваньнина.
Блеск мечей, пробивающий облака и скрещенные лезвия в дожде!
Внутри шторма в битве переплелись две фигуры белая и черная, взаимно раня, сталкиваясь духовными потоками!
Они стремительно атаковали посреди ветра и дождя и в одно мгновение песок взметнулся вокруг них, закручиваясь в воронку и брызнул как капли воды во все стороны от этих двух человек, как пена в снежном море, как белое облако пыли, поднятое копьями. Никто не был небрежен, и тот и другой прилагали все силы в этом сражении, непрерывно двигаясь от заднего склона горы до пагоды Тунтянь.
Этот бой был на столько ожесточенным, останавливающим облака и сотрясающим землю, что люди у подножья горы в миг перепугались. Один за другим они поднимали головы, переглядывались….
- Это ведь Чу Ваньнин?
- Он, почему он бьется с Мо Жань? Разве оба они не из одной шайки, а?
Дождевые капли словно десять тысяч лошадей, безумно отбивали дробь. На самой вершине горы Сышэн Чу Ваньнин золотым светом, затмевающим солнце, атаковал грудь Тасянь Цзюня! Однако, когда сияние почти достигло цели, тут же послышался грохот и ослепительная, жаркая как лава мощь хлынула из ладони Тасянь Цзюня и подобно же потоку лавы из огнедышащего вулкана в один миг поглотила золотой свет!
Бах!
И в мгновение разломанная черепица и кирпич брызнули во все стороны, деревья, растительность вокруг была вырвана с корнем.
Цзян Си в это время возглавляя отряд, сражался с пешками Чжэньлун у ворот школы. Он отреагировал моментально и суровым голосом выкрикнул:
- Берегитесь! – и тут же раскрыл магический защитный барьер загораживая людей. Камни и песок, огромные упирающиеся в небеса деревья, все это разбилось об этот барьер.
Цзян Си трудно было справиться, у него хлынула изо рта кровь и он опустился на колено. Губы и зубы у него были все испачканы в крови.
- Быстрее раскрывайте барьеры! Я не смогу второй раз!
Очень многие совершенствующиеся в полном замешательстве только сейчас опомнились, один за другим суетясь в спешке они раскрывали свои барьеры. До этого они все запрокинув головы смотрели в направлении пагоды Тунтянь. Все они невольно остолбенели, Мо Вэйюй и Чу Ваньнин, какая мощь…..
Пред буддистской пагодой, между учителем и учеником, между этими двумя людьми бой становился все ожесточеннее, Чу Ваньнин, стиснув зубы противостоял каждому приему, каждой атаке Тасянь Цзюня. В этом мире не было ни одного, кроме него, пожалуй, вообще не было второго такого человека, который мог отразить столько атак императора.
Только лишь Чу Ваньнин мог.
Этот мужчина перед ним, выпады острия его меча, как он уклонялся, все это так походило на то, что было прежде, а все потому, что Чу Ваньнин сам его этому и обучал.
Именно здесь, на Пике Сышэн, и даже несколько раз именно на этом месте, перед пагодой Тунтянь, он сам лично поправлял движения и позы Мо Жань, раз за разом настойчиво передавая ему секреты мастерства и давая духовные наставления. Из бестолкового и невежественного юноши он прошел путь до настоящего времени, когда столкнулись их клинки.
Это было второе сражение на самом высоком уровне уважаемого бессмертного Бэйдоу, Чу Ваньнина, со своим учеником, Тасянь Цзюнем, Мо Вэйюем.
В прошлом, когда Чу Ваньнин пришел с мечом, в его сердце все еще теплилась надежда. Он думал, что может спасти, вернуть случайно вставшего на ошибочный путь ученика и ради этого он приложил все силы.
Однако в этот раз Чу Ваньнин знал, что вернуть уже невозможно, результат не важен, все равно, поражение или победа, как бы сильно он не стремился все искупить, тот человек уже не сможет вернуться.
Тасянь Цзюнь закричал низким голосом:
- Кто посмеет меня задерживать, тот умрет.
Перед глазами словно промелькнуло видение, как юный Мо Жань упражняется с мечом, лоб совсем зеленого, неопытного мальчика весь вспотел, в восходящих лучах рассвета он, запрыгнув на стройный бамбук, вознесся вверх, сделал три выпада мечом и плавно спустился вниз.
Резко развернувшись к Чу Ваньнину он широко улыбнулся, ямочки на щеках стали такими глубокими:
- Учитель, учитель, как по-вашему, у меня хорошо получилось?
Из ладони поднялось бушующее пламя, нацеленное прямо в середину груди.
Чу Ваньнин увернулся, та окровавленная ладонь Тасянь Цзюня лишь чиркнула по отвороту пао и прошла совсем близко.
Однако когда-то, в то время, когда они спарринговали друг с другом в павильоне Алого лотоса, Мо Жань применил тот же прием, это был тот же козырь. Тогда эта ладонь молодого совершенствующегося, узкая и ровная, не имела никаких шрамов.
Глаза на молодом лице смотрели очень нежно и ласково, а потом, парень со смехом крепко обхватил его руки и сказал:
- Хватит драться, а то это никогда не кончиться.
Свист клинков, скрежет мечей.
Чу Ваньнин вдруг вспомнил деревню Юйлян, тогда Мо Жань с нетерпением потащил его вместе с ним смотреть представление на берегу озера, туда, где звучали медные колокола*, били в барабаны, натягивали струны создавая какофонию**.
*铙 - бронзовый колокол, ударный инструмент, использовавшийся в Древнем Китае
**嘈嘈切切 – описывается смешанное звучание ударных и струнных музыкальных инструментов или для беспорядочно смешанных звуков.
Слушать, как актеришка во все горло громко пел, оплакивая: «Баван изнемогает…»
На сцене пестрые, разрисованные лица, Мо Жань смотрит из зрительного зала во все глаза. Чу Ваньнин запрокинул голову и тут же Мо Жань вынырнув из этих столетних страданий, из зрелища, которое было его детской мечтой, рассмеявшись спросил его:
- Нравится?
Глаза темные-темные и очень мягкие.
Чу Ваньнин тогда думал, что это театральное представление, нудные монологи, скрипение и бормотание, где один иероглиф разбивался на три, чтобы петь его, он решительно не понимал, что в этом такого благозвучного. Однако в данную минуту он очень сильно хотел вернуться в деревню Юйлян, на ту террасу, где шло представление.
Сосновое масло раздуло бушующее пламя, когда молодой герой под бой барабанов, повернувшись к реке дунул на него, река заискрилась. Та опера, если бы она пелась всю жизнь, как было бы хорошо.
Донн!
Миг растерянности и Бугуй выбил Хуайша из рук!
Так же было и в прошлый раз. Как только божественный меч опустился, он тут же отступил и призвал для обороны Тяньвэнь. Однако на сей раз мощь Тасянь Цзюня была на порядок выше, поэтому Чу Ваньнин еще не успел отступить, как черный клинок уже был направлен ему в грудь.
Тасянь Цзюнь прищурил глаза.
Перед его глазами все расплывалось, он смутно видел, что острие его клинка направлено на кого-то. Он только видел, что дух его противника угас, как прошлой ночью в горах Ляншань у бегущего человека, всю ночь он слушал тростниковую флейту, со всех сторон слышались звуки песен врагов.
Только и оставалось, что прорвать этот тупик, отчаянно защищаться и все.
- Докучливая тварь.
Холодные губы чуть приоткрылись и клинок устремился в цель!!
В этот роковой момент по косой просвистел черный, складной металлический веер направленный Тасянь Цзюню ровно в лоб! Скорость этого веера была такой быстрой, а сила потрясающей, что Тасянь Цзюнь тут же отвел Бугуй и блокировал его, однако этот черный металлический веер вынудил его отступить на шаг назад.
Тут же, вслед за этим, тройная, переплетенная красно синяя формация упала вниз с высоты, мощно, подобно раскату грома и в конце концов Тасянь Цзюнь оказался заперт внутри нее!
- Кто?! – Тасянь Цзюнь в это мгновение не мог пошевелиться, не сдерживаясь он сквозь зубы яростно заорал, - Выходи!!
Чернильные тучи плеснули чернил*, трое неясных теней появились на вершине величественной пагоды Тунтянь, под потоками проливного дождя они спрыгнул вниз и увернно приземлились перед длинной лестницей. К этому времени наконецто можно было ясно рассмотреть их лица, эти трое….
* Строка из стихотворения «Шестого месяца двадцать седьмого дня на башне Ванхулоу, опьянев, написал» поэта Су Ши (1037-1101) в переводе Алёны Алексеевой.
У одного была шуба на лисьем меху, свешивающаяся на лоб, и легкомысленное выражение лица.
У второго, такого же, белокурые завязаные в узел волосы и холодный, как лед взгляд.
А впереди них стоял третий, приблизительно по виду лет тридцати-сорока, с ног до головы одетый в серебряно голубые легкие доспехи, глаза его ярко горели, а выражение было серьезным. Шрам от пореза клинком перерезал его лоб слева наискось. В этом человеке не было и капли легкомысленности, только лишь хладнокровие и невозмутимость и еще некая очень напоминающая Сюэ Чженъюна добродетельность*.
*эта фраза из Конфуций Янь Юаня «беседы и суждения» Небеса имеют добродетель ценить жизнь. Земля способна нести все сущее, все живое, а благородный муж поддерживает семью и милосерден.
Мужчина поднял руку и поймал на лету возвращающийся черный веер, подняв пару уже давно не юных глаз.
Это были братья Мэй Ханьсюэ из предыдущей жизни….а еще….
Раскат грома сотряс небо.
Чу Ваньнин присмотрелся к тому мужчине.
Сюэ Мэн из другого мира!
Шестого месяца двадцать седьмого дня на башне Ванхулоу, опьянев, написал
(Ванхулоу – букв. Башня Любования Озером, в Ханчжоу на берегу Сиху, пров. Чжэцзян)
Чернильные тучи плеснули чернил,
задержаны цепью гор.
И ливнем посыпался жемчуг за лодкой,
заполнив озерный простор...
Вдруг ветер поднялся и свернутым свитком
истаяла туч полоса.
Смотрю: перед башней Ванху простираются
воды или небеса?
Перевод: Алёна Алексеева
303. Пик Сышэн. Сюэ Мэн из прошлой жизни.
Перед дорогой мученичества был огромный овраг, на столько глубокий, что не видно дна. Это была та самая расщелина, которую прежде оставил Чу Ваньнин применив технику разрывания трупа, и сейчас ливень стекал в это ущелье, словно бушующий водопад.
Над этим ущельем спиной к ним стоял мужчина в черно золотом пао, держа на вытянутой руке модао и направляя энергию ци в высь.
Услышав движение, мужчина чуть шевельнул пальцами, медленно оборачиваясь.
Это был Мо Жань!
Посреди завывания северного ветра, с сердцем, словно расколовшийся камень, Чу Ваньнин не верящим взглядом уставился на этого человека… Как так вышло?!
Раздался грохот.
Сверкнула белая молния, а после прокатились мощные раскаты грома.
Эта белая вспышка озарила лицо Тасянь Цзюня все покрытое кровью. Его вид и вправду был так ужасен, что Ши Мэй, не сдержав эмоций, отступил назад.
Но Чу Ваньнин невольно сделал два шага вперед.
Кровавые пятна.
Все лицо было в крови и помимо лица каждый открытый участок кожи, все вдоль и поперек исполосовано вся плоть была вывернута. Он выглядел один в один как труп, который хотели расчленить, но из-за того что лезвие было недостаточно острым, неудачно, и его просто покромсали. Все тело было в разрывах, только лишь лицо все еще напоминало о прежнем красавце.
- ….
Губы Чу Ваньнина мертвенно посинели, он стоял под проливным дождем и смотрел на это оружие, на этого мертвеца, который подвергся казни десяти тысячи порезов.
Этот мертвец тоже уставился на него, из ясно различимых глаз катились кровавые слезы.
Божественное сознание Тасянь Цзюня было затуманено, воспоминания в нем сражались с воспоминаниями, душа сражалась с душой и, вероятно потому, что это было слишком больно, он машинально поддерживал меч только одной рукой, а второй прикрывал половину лица.
Черно красная кровь вперемешку с дождем просачиваясь, стекала между пальцами.
Его густые ресницы задрожали и с негодованием Тасянь Цзюня, и растерянностью мастера Мо он бормотал:
- …почему ты так со мной?
Чу Ваньнин:
- ….
- Почему хочешь убить меня? – сердце забилось часто, в зрачках стояло перевернутое отражение Чу Ваньнина.
Медленно его выражение лица сменилось на беспомощное и смиренное, он опять пробормотал:
- Учитель, я опять сделал что-то плохо?
- Нет…
- Я опять вызвал твое недовольство?
Слыша его голос, в мозгу Чу Ваньнина все разрывалось в клочья, все-все перепуталось и смешалось. Он думал: « А Тасянь Цзюнь ли это за завесой дождя?» Не так… это не так, это же Мо Жань!
Без разницы Тасянь Цзюнь это или мастер Мо, потому что это все тот же Мо Жань.
Мо Жань весь, с ног до головы в крови, шатаясь пошел к нему. Его мертвенно белое лицо вдоль и поперек исчерченное кровавыми полосами, застывшие открытые глаза были полны только лишь безбрежной скорби.
- Я снова в чем-то разочаровал тебя. И сейчас поэтому ты так относишься ко мне.
Дождь промочил Чу Ваньнина до самого основания, он трясся от холода. Он смотрел , как Мо Жань шаг за шагом приближается к нему, Мо Жань, рыдающий в голос, а из глаз его течет кровь.
- Не надо снова брать хлыст и стегать меня, а … мне тоже больно…пусть я снова сглупил, снова не сообразил … ты ударишь меня… и мне тоже больно … Учитель…
Мелкая дрожь переросла в яростную, такую, что не устоять, Чу Ваньнин почти был раздавлен.
Он упал на колени и под дождем свернулся на земле, все внутри словно раздирали острыми когтями в клочья. Сейчас он был больше похож на мертвеца, чем сам Мо Жань.
- Прости меня…- горестно прохрипел Чу Ваньнин - … я виноват….
Твои шрамы равны моей боли и мукам.
Твоя кровь ненависти в итоге терзает мое тело.
Он стоял на коленях перед Мо Жань, сгорбившись, сжавшись. Почти со всем оставшимся ему мужеством он задрал голову и тем не менее снова посмотрел на то тело, которое сам же подверг казни тысячи порезов и в конце концов захлебнулся от рыданий:
- Я правда обидел тебя ….
Он не знал, где ошибся. Возможно, потому что живой мертвец, сохранивший одну душу, не считается истинным трупом, поэтому мантра разрывания трупа сработала не в полную силу.
Мо Жань не умер, но почти помешался. Может из-за страданий и боли, либо безумия, а может из-за растерянности или скорби, все воспоминания его жизней поднимались из глубины.
Он был и Мо Вэйюй и мастером Мо, и Тасянь Цзюнем и малышом Жань-эром.
Бесчисленные рассеянные осколки складывались перед глазами этого изломанного до невозможности человека.
- Мо Жань…
При звуке этого голоса взгляд Мо Жань чуть сдвинулся. Он сдержал свой шаг. Дождевая вода окрасила его ноги в красный цвет, вся земля была в крови.
На секунду его посетило озарение и этот мужчина с расколотым божественным сознанием вдруг вспылил, похоже его ум захватило другое сознание. Он вдруг принялся медленно расхаживать взад вперед. Зловещее и безжалостное выражение на этом искореженном лице делало его еще свирепее и страшнее.
- Чу Ваньнин! Ты так ненавидишь этого достопочтенного, что любой ценой хочешь отнять жизнь этого достопочтенного, не так ли?
- Этот достопочтенный тоже ненавидит тебя! Очень хочу разрезать тебя на куски, выдрать и сожрать твои потроха, очень хочется, чтобы ты приносил себя в жертву в тысячах жизней, во веке веков! Тебе нечего на меня жаловаться, ты меня убил..!
Рукава пао трепетали на ветру. Глаза выпучились от гнева.
Он был напряжен до предела, как обнажённый меч и натянутая тетива, он был вне себя от ярости, в это мгновение он нагнулся, собираясь поднять Чу Ваньнина, сжав его горло и разодрать глотку на куски.
Но тут словно лук сломался, не успев выстрелить, а меч, не успев выйти из ножен, переломился.
Раздался резкий звук и голубое сияние ударилось в грудь Тасянь Цзюня, его глаза потускнели, и он вдруг замолчал. Он застыл на несколько мгновений, а затем медленно выпрямился и равнодушно встал на обочине дороги мученичества.
Чу Ваньнин обернулся и увидел Ши Мэя, который пошатываясь опирался на скалу, все еще сохраняя позу, из который метнул заклинание. Его злые и язвительные персиковые глаза ярко сияли.
- Повспоминали старую дружбу и довольно. – Ши Мэй, стиснув зубы, поднял два пальца рисуя в воздухе печать, его взгляд был обращен на истекающего кровью с вывернутой плотью, Тасянь Цзюня, - Ты знаешь, какое дело самое важное. Раз уж не сдох, так иди и набери вместо меня эти последние тридцать пешек!
- Нужно быстрее. – проговорил он, задыхаясь, - Не медли.
Под лучами заклинания изначально ужасно растерянное лицо, на котором смешались добродетель и порок, постепенно успокоилось, как стоячая вода, замерзло, словно покрытое льдом.
Из его глаз пропали все эмоции, и безумие, и ненависть.
Тасянь Цзюнь чуть кивнул Ши Мэй, модао в его руке ярко засиял. Он заторможенно ответил:
- Да. Хозяин.
Сказав это, он поднял руку и сотворил магический барьер, защищающий Ши Мэй. А после, его черный пао взметнулся, как коршун, собираясь лететь в сторону дворца. Но не успел он подняться в воздух, как его остановил силуэт, возникший перед ним.
Чу Ваньнин преградил ему дорогу.
Все его тело промокло насквозь, а сердце было давно уже раскрошено, растоптано и сгнило. Он и сам страстно желал стать глиной, прахом, чтобы эта буря разбила его вдребезги.
Но он все же должен был это остановить.
«Если больше людей будут жить немного лучше, это будет хорошо…..»
Ну конечно, эти слова сказал ему Мо Жань, когда был в ясном сознании, и даже пусть ему снова будет очень больно, пусть он на пределе своих сил, он тоже будет держаться этого до последнего.
- Призываю Хуайша. – хрипло приказал Чу Ваньнин.
Тасянь Цзюнь посмотрел на тот хорошо знакомый ему золотой свет, скапливающийся в ладони и слегка нахмурился.
Хуайша.
Ливень.
Этот разрушающийся мир. Безбрежное море крови.
Много лет назад у них уже когда-то был точно такой же день. В тот день и тот и другой, оба отдали все свою горячую кровь, весь свой пыл, мужественно отдали всю свою жизнь, бились до тех пор, пока небо и земля не поменяли свои цвета, пока золотой ворон* не закатился.
*синоним солнца
Никто и подумать не мог в прошлой жизни, что сражение между учителем и учеником сможет произойти снова, спустя годы и месяцы, целые миры, в этом бренном мире.
В человеческой жизни, пожалуй, все предопределено. Как Наньгун Сы было предназначено не так уж много пожить в лучшие годы и умереть расцвете лет, а Е Ваньси суждено было непременно стать красавцем, благородным мужем, а Пику Сышэн неотвратимое бедствие, так и Тасянь Цзюню с Чу Ваньнином было предопределено встретиться с обнаженными клинками в битве лицом к лицу.
Будь то ненависть или любовь.
От судьбы все равно не сбежать.
- Призываю Бугуй.
Глубокий, испепеляюще низкий и ровный голос и изумрудный мрачный блеск возник в глазах Тасянь Цзюня. Что касается всего прочего, в данный момент он находился под мощным контролем Ши Мэй и в его глазах не отражалось ни капли эмоций, сейчас они были похожи на адское зеркало, в котором отражалась одиноко стоящая под дождем безучастная фигура Чу Ваньнина.
Блеск мечей, пробивающий облака и скрещенные лезвия в дожде!
Внутри шторма в битве переплелись две фигуры белая и черная, взаимно раня, сталкиваясь духовными потоками!
Они стремительно атаковали посреди ветра и дождя и в одно мгновение песок взметнулся вокруг них, закручиваясь в воронку и брызнул как капли воды во все стороны от этих двух человек, как пена в снежном море, как белое облако пыли, поднятое копьями. Никто не был небрежен, и тот и другой прилагали все силы в этом сражении, непрерывно двигаясь от заднего склона горы до пагоды Тунтянь.
Этот бой был на столько ожесточенным, останавливающим облака и сотрясающим землю, что люди у подножья горы в миг перепугались. Один за другим они поднимали головы, переглядывались….
- Это ведь Чу Ваньнин?
- Он, почему он бьется с Мо Жань? Разве оба они не из одной шайки, а?
Дождевые капли словно десять тысяч лошадей, безумно отбивали дробь. На самой вершине горы Сышэн Чу Ваньнин золотым светом, затмевающим солнце, атаковал грудь Тасянь Цзюня! Однако, когда сияние почти достигло цели, тут же послышался грохот и ослепительная, жаркая как лава мощь хлынула из ладони Тасянь Цзюня и подобно же потоку лавы из огнедышащего вулкана в один миг поглотила золотой свет!
Бах!
И в мгновение разломанная черепица и кирпич брызнули во все стороны, деревья, растительность вокруг была вырвана с корнем.
Цзян Си в это время возглавляя отряд, сражался с пешками Чжэньлун у ворот школы. Он отреагировал моментально и суровым голосом выкрикнул:
- Берегитесь! – и тут же раскрыл магический защитный барьер загораживая людей. Камни и песок, огромные упирающиеся в небеса деревья, все это разбилось об этот барьер.
Цзян Си трудно было справиться, у него хлынула изо рта кровь и он опустился на колено. Губы и зубы у него были все испачканы в крови.
- Быстрее раскрывайте барьеры! Я не смогу второй раз!
Очень многие совершенствующиеся в полном замешательстве только сейчас опомнились, один за другим суетясь в спешке они раскрывали свои барьеры. До этого они все запрокинув головы смотрели в направлении пагоды Тунтянь. Все они невольно остолбенели, Мо Вэйюй и Чу Ваньнин, какая мощь…..
Пред буддистской пагодой, между учителем и учеником, между этими двумя людьми бой становился все ожесточеннее, Чу Ваньнин, стиснув зубы противостоял каждому приему, каждой атаке Тасянь Цзюня. В этом мире не было ни одного, кроме него, пожалуй, вообще не было второго такого человека, который мог отразить столько атак императора.
Только лишь Чу Ваньнин мог.
Этот мужчина перед ним, выпады острия его меча, как он уклонялся, все это так походило на то, что было прежде, а все потому, что Чу Ваньнин сам его этому и обучал.
Именно здесь, на Пике Сышэн, и даже несколько раз именно на этом месте, перед пагодой Тунтянь, он сам лично поправлял движения и позы Мо Жань, раз за разом настойчиво передавая ему секреты мастерства и давая духовные наставления. Из бестолкового и невежественного юноши он прошел путь до настоящего времени, когда столкнулись их клинки.
Это было второе сражение на самом высоком уровне уважаемого бессмертного Бэйдоу, Чу Ваньнина, со своим учеником, Тасянь Цзюнем, Мо Вэйюем.
В прошлом, когда Чу Ваньнин пришел с мечом, в его сердце все еще теплилась надежда. Он думал, что может спасти, вернуть случайно вставшего на ошибочный путь ученика и ради этого он приложил все силы.
Однако в этот раз Чу Ваньнин знал, что вернуть уже невозможно, результат не важен, все равно, поражение или победа, как бы сильно он не стремился все искупить, тот человек уже не сможет вернуться.
Тасянь Цзюнь закричал низким голосом:
- Кто посмеет меня задерживать, тот умрет.
Перед глазами словно промелькнуло видение, как юный Мо Жань упражняется с мечом, лоб совсем зеленого, неопытного мальчика весь вспотел, в восходящих лучах рассвета он, запрыгнув на стройный бамбук, вознесся вверх, сделал три выпада мечом и плавно спустился вниз.
Резко развернувшись к Чу Ваньнину он широко улыбнулся, ямочки на щеках стали такими глубокими:
- Учитель, учитель, как по-вашему, у меня хорошо получилось?
Из ладони поднялось бушующее пламя, нацеленное прямо в середину груди.
Чу Ваньнин увернулся, та окровавленная ладонь Тасянь Цзюня лишь чиркнула по отвороту пао и прошла совсем близко.
Однако когда-то, в то время, когда они спарринговали друг с другом в павильоне Алого лотоса, Мо Жань применил тот же прием, это был тот же козырь. Тогда эта ладонь молодого совершенствующегося, узкая и ровная, не имела никаких шрамов.
Глаза на молодом лице смотрели очень нежно и ласково, а потом, парень со смехом крепко обхватил его руки и сказал:
- Хватит драться, а то это никогда не кончиться.
Свист клинков, скрежет мечей.
Чу Ваньнин вдруг вспомнил деревню Юйлян, тогда Мо Жань с нетерпением потащил его вместе с ним смотреть представление на берегу озера, туда, где звучали медные колокола*, били в барабаны, натягивали струны создавая какофонию**.
*铙 - бронзовый колокол, ударный инструмент, использовавшийся в Древнем Китае
**嘈嘈切切 – описывается смешанное звучание ударных и струнных музыкальных инструментов или для беспорядочно смешанных звуков.
Слушать, как актеришка во все горло громко пел, оплакивая: «Баван изнемогает…»
На сцене пестрые, разрисованные лица, Мо Жань смотрит из зрительного зала во все глаза. Чу Ваньнин запрокинул голову и тут же Мо Жань вынырнув из этих столетних страданий, из зрелища, которое было его детской мечтой, рассмеявшись спросил его:
- Нравится?
Глаза темные-темные и очень мягкие.
Чу Ваньнин тогда думал, что это театральное представление, нудные монологи, скрипение и бормотание, где один иероглиф разбивался на три, чтобы петь его, он решительно не понимал, что в этом такого благозвучного. Однако в данную минуту он очень сильно хотел вернуться в деревню Юйлян, на ту террасу, где шло представление.
Сосновое масло раздуло бушующее пламя, когда молодой герой под бой барабанов, повернувшись к реке дунул на него, река заискрилась. Та опера, если бы она пелась всю жизнь, как было бы хорошо.
Донн!
Миг растерянности и Бугуй выбил Хуайша из рук!
Так же было и в прошлый раз. Как только божественный меч опустился, он тут же отступил и призвал для обороны Тяньвэнь. Однако на сей раз мощь Тасянь Цзюня была на порядок выше, поэтому Чу Ваньнин еще не успел отступить, как черный клинок уже был направлен ему в грудь.
Тасянь Цзюнь прищурил глаза.
Перед его глазами все расплывалось, он смутно видел, что острие его клинка направлено на кого-то. Он только видел, что дух его противника угас, как прошлой ночью в горах Ляншань у бегущего человека, всю ночь он слушал тростниковую флейту, со всех сторон слышались звуки песен врагов.
Только и оставалось, что прорвать этот тупик, отчаянно защищаться и все.
- Докучливая тварь.
Холодные губы чуть приоткрылись и клинок устремился в цель!!
В этот роковой момент по косой просвистел черный, складной металлический веер направленный Тасянь Цзюню ровно в лоб! Скорость этого веера была такой быстрой, а сила потрясающей, что Тасянь Цзюнь тут же отвел Бугуй и блокировал его, однако этот черный металлический веер вынудил его отступить на шаг назад.
Тут же, вслед за этим, тройная, переплетенная красно синяя формация упала вниз с высоты, мощно, подобно раскату грома и в конце концов Тасянь Цзюнь оказался заперт внутри нее!
- Кто?! – Тасянь Цзюнь в это мгновение не мог пошевелиться, не сдерживаясь он сквозь зубы яростно заорал, - Выходи!!
Чернильные тучи плеснули чернил*, трое неясных теней появились на вершине величественной пагоды Тунтянь, под потоками проливного дождя они спрыгнул вниз и увернно приземлились перед длинной лестницей. К этому времени наконецто можно было ясно рассмотреть их лица, эти трое….
* Строка из стихотворения «Шестого месяца двадцать седьмого дня на башне Ванхулоу, опьянев, написал» поэта Су Ши (1037-1101) в переводе Алёны Алексеевой.
У одного была шуба на лисьем меху, свешивающаяся на лоб, и легкомысленное выражение лица.
У второго, такого же, белокурые завязаные в узел волосы и холодный, как лед взгляд.
А впереди них стоял третий, приблизительно по виду лет тридцати-сорока, с ног до головы одетый в серебряно голубые легкие доспехи, глаза его ярко горели, а выражение было серьезным. Шрам от пореза клинком перерезал его лоб слева наискось. В этом человеке не было и капли легкомысленности, только лишь хладнокровие и невозмутимость и еще некая очень напоминающая Сюэ Чженъюна добродетельность*.
*эта фраза из Конфуций Янь Юаня «беседы и суждения» Небеса имеют добродетель ценить жизнь. Земля способна нести все сущее, все живое, а благородный муж поддерживает семью и милосерден.
Мужчина поднял руку и поймал на лету возвращающийся черный веер, подняв пару уже давно не юных глаз.
Это были братья Мэй Ханьсюэ из предыдущей жизни….а еще….
Раскат грома сотряс небо.
Чу Ваньнин присмотрелся к тому мужчине.
Сюэ Мэн из другого мира!
Шестого месяца двадцать седьмого дня на башне Ванхулоу, опьянев, написал
(Ванхулоу – букв. Башня Любования Озером, в Ханчжоу на берегу Сиху, пров. Чжэцзян)
Чернильные тучи плеснули чернил,
задержаны цепью гор.
И ливнем посыпался жемчуг за лодкой,
заполнив озерный простор...
Вдруг ветер поднялся и свернутым свитком
истаяла туч полоса.
Смотрю: перед башней Ванху простираются
воды или небеса?
Перевод: Алёна Алексеева