Lapsa1
Ураа, 300 глава.
читать дальше
Раздались раскаты грома и сверкнула молния в распахнутые ворота после тени, осветив лицо Ши Мэй.
В слепящем свете только его глаза оставались сумрачно темными.
Казалось, даже пожар бога огня и зноя Чжужуна не сможет осветить их.
Вид Чу Ваньнина чуть изменился, однако он не открыл рта и ничего не спросил. В любых словах Ши Мэй в этот момент могли таиться скрытые намерения, однако, даже если так, он непроизвольно чуть приглушил сияние в своих руках.
И это тут же уловил Ши Мэй.
Он, словно внутри водоворота ухватился за соломинку:
- Учитель, - произнес он, - Ты ведь никогда по настоящему не считал, что Мо Жань действительно умер навсегда, да?
- Ты и в самом деле полагал… - Ши Мэй чуть задыхался, - Что Тасянь Цзюнь всего лишь пустая оболочка?
Сделав паузу, он продолжил:
- Учитель, тебе лучше хорошенько подумать, как может в этом мире труп иметь способность так четко анализировать, логически думать, размышлять, так упорно действовать… кто так сможет? Кому под силу с этим справиться? Даже в партии Чжэньлун невозможно добиться такого состояния.
- …
- Ты же знаешь, да? – Ши Мэй пристально глядя в глаза Чу Ваньнина медленно выплюнул глубоко скрытую тайну, - Внутри Тасянь Цзюня еще есть целая разумная душа ши, она не развеялась.
- !!
До этой фразы глаза Чу Ваньнина были пусты, как у ходячего трупа. После этих слов Ши Мэй ясно видел, как поднимается целая волна в фениксовых глазах, поэтому он мог выдохнуть с облегчением. Однако, по-прежнему не осмеливался расслабляться.
- Учитель так же знает, что мое духовное ядро совсем слабо, я не могу сам применять слишком сильные заклинания. Поэтому я не могу применять партию Чжэньлун. Но, однако у школы целителей есть свои методы.
Когда Ши Мэй говорил это, перед его глазами словно пронеслись те события, которые произошли после того, как Тасянь Цзюнь, приняв яд, покончил с собой. Он мирно и спокойно лежал в могиле перед башней Тунтянь…..
В то время он понятия не имел, где ошибся, в голове царил полный хаос. Его острый клинок, его драгоценное оружие сотни битв, как оно могло умереть?
Совесть Мо Жаня давно должен был полностью поглотить цветок восьми страданий бытия! Что за боль могла мучить его сердце, что он решил покончить с собой?
- В прошлой жизни, когда десять великих школ атаковали Пик Сышэн, после того, как они увидели труп Мо Жань, эти самые гуманные люди, решили, что его надо разорвать на пять частей. Однако я был в той толпе и с помощью своего положения наставника школы целителей смог уговорить их. В конце концов мне удалось сохранить это тело. – продолжил Ши Мэй.
Проговаривая каждое слово, он все еще внимательно следил как эмоции меняются на лице Чу Ваньнина.
- Я не мог потерять его силу. Поэтому я придумал способ, как сделать из него ходячее мясо, живого мертвеца. Хотя его возможности были хуже, чем при жизни, однако, по крайней мере, я мог его временно использовать… однако, знаешь, возможно потому что перед смертью он все еще тосковал о ком-то, поэтому в одна частичка в глубине его души была такой одержимой, слишком упрямой, что сколько бы я не вытаскивал его души, все равно не смог до конца удалить ее.
Ши Мэй медленно приближался:
- Невзирая на все методы, которые я применил к этим душам, та нить души все никак не рассеивалась. Та нить…- слова его прозвучали так отчетливо, - кое как поддерживающая его рассеянное разумное сознание, направляла душу к башне Тунтянь.
- …так настойчиво к твоей душе.
Шаги замерли. Ши Мэй остановился посреди зала.
К этому моменту он уже мог ясно рассмотреть побелевшее как мел лицо противника, сильно сжатые губы, вздувшиеся на тыльной стороне ладони вены.
Он видел, что Чу Ваньнин мучается и колеблется, и он наконец смог с облегчением выдохнуть. Понемногу он снова становился спокойным.
- Эта нить, соединяющая души, не ушла в возрождение, она по-прежнему находилась там и не рассеивалась в трупе Тасянь Цзюня, поэтому после воскрешения он был таким сильно одержимым по отношению к тебе, а вот мастер Мо…. Ты тоже должно быть это почувствовал, сразу после того, как он переродился, он не так уж сильно был увлечен тобой. Его чувства по отношению к тебе возродились снова спустя какое-то время.
Ши Мэй, раскрывая эти старые, уже покрытые пылью факты внимательно смотрел за изменениями выражения лица, отражающего чувства Чу Ваньнина.
- В теле Тасянь Цзюня есть из прежней жизни и до сих пор очень прочное, упрямое чувство любви к тебе.
Он заметил, что пальцы Чу Ваньнина чуть задрожали, поэтому облизнув губы словно змея, сделал еще один шаг вперёд, его голос еще больше сеял смуту в душе другого человека.
- Учитель, вот смотри, сейчас мне нужно всего тридцать жизней. Тридцать человек можно обменять на жизнь Мо Жаня. Ты хочешь этого или нет?
Ветер завывал снаружи, демоны разгулялись, пустились в бешеную пляску с ним.
Он ждал ответа Чу Ваньнина, он думал, что это действительно очень хорошая сделка.
Мужчина перед ним казался холодным как лед, отрешившимся от мирской суеты, но на самом деле обе его жизни были разрушены чувством всего из двух слов – глубокая любовь. *
*情深- настоящая любовь, можно так же перевести как темная страсть. В общем большая любовь, всеобъемлющая
Он был убежден, что Чу Ваньнин согласится.
Спустя долго время Чу Ваньнин опустил голову, никто не мог бы четко распознать выражение на его лице.
- …ты говоришь в его теле еще имеется немного души.
- Да.
- Отдать тебе тридцать человеческих жизней, чтобы он ради вас закончил строить этот путь домой? И ты отпустишь его?
- Именно так.
- … - Чу Ваньнин не ответил, а только пробормотал, - Выходит после того, как я встретился с ним многие из тех его слов шли от сердца.
Человека, имеющего ахиллесову пяту очень просто уговорить, даже пусть это будет сам уважаемый бессмертный Бэйдоу.
У Ши Мэй без малого победа была уже в кармане, он успокоился еще больше:
- Да, все это было искренне. Пусть он и не является первоначальным, тем цельным Мо Жанем, однако, по крайней мере у него все еще есть душа и во всяком случае он еще имеет источник собственного сознания.
- Учитель, послушай меня, а. – ласково уговаривал он, - Незачем драться. Ты, я и он, мы трое можем все очень хорошо жить.
Чу Ваньнин вздохнул, по-прежнему не поднимая головы.
- …Ши Минцзин.
- Да?
- Ты еще помнишь то время, когда ты поклонился своему наставнику? Какое самое заветное желание ты написал во время церемонии поклонения?
Этот был внезапный, заданный ни с того ни с сего вопрос и Ши Мэй немного растерялся. Однако, подумав, он все-таки ответил:
- Надеюсь на милосердие, чтобы получить дом.*
*можно так же перевести как вернуться в дом, вернуться в семью.
Как только он умолк, у него возникло неприятное ощущение, и он добавил:
- Только тогда я правда имел в виду Учителя и Главу, я не говорил о том, чтобы вернуть костяных бабочек в свой родной дом…
Чу Ваньнин не прекословил ему, он спросил опять:
- Тогда знаешь, ЧТО, когда почтил меня наставником, от всего сердца пожелал Мо Жань?
-…что?
Чу Ваньнин наконец поднял взгляд, он посмотрел на Ши Мэй, блеск в его глазах постепенно становился все холоднее, такой холодный, вплоть до того, что бездушнее изначального, когда он не знал ни о чем.
- Он сказал – «я очень хочу получить такое же непревзойденное оружие как Тяньвэнь, тогда я сразу смогу спасти еще больше жизней.»
Он сказал это так просто, словно говорил о обычных бытовых мелочах, а не о страстном желании прежнего возлюбленного. Вслед за этим, Ши Мэй не успел даже среагировать, по главному залу разлился нестерпимо яркий золотой свет, словно внезапно обрушился вал неукротимой духовной силы, никто не мог приблизиться к нему и на полшага!
Ши Мэй тут же пришел в себя и грозно выкрикнул:
- Чу Ваньнин!!
Искаженный пронзительный крик вспорол черепичную крышу, и черепица разлетелась.
- Чу Ваньнин!! Ты с ума сошел??!! Безумец!!
Ши Мэй в бешенном отчаянии изо всех сил прикрывая глаза от слепящего света старался пробиться к мужчине, стоящему в центре. Сбоку Му Яньли помогала ему, поддерживала и убеждала.
Но что с этого было проку?
- Разорвать труп. Уложить в гроб!
- Нееет....!! Остановись!! Ты должен прекратить!! – расслышав голос Чу Ваньнина в золотом вихре, Ши Мэй совсем обезумел, глаза вылезали из орбит, он орал и яростно бранился не останавливаясь ни на секунду, пока не перехватило дыхание.
Но золотой свет как возник, так же угас снова, только что он прожигал глаза ярким ослепительным светом и перед глазами сейчас мелькали разноцветные круги. Все было кончено.
Буря стихла.
Мертвая тишина.
Чу Ваньнин стоял с помертвевшим, как у трупа лицом. Истощенный Ши Минцзин опустился на колени.
Духовная сила медленно угасала.
Через несколько мгновений они оба услышали доносившийся с заднего склона горы гнетущий гул, земля содрогнулась. Это должен был быть звук разрывающегося трупа Тасянь Цзюня.
Ши Мэй уставился на Чу Ваньнина. На его лице после множества яростных эмоций после этого побоища не осталось ни одной. Его ненависть, изумление, гнев, все словно растрескалось как от мороза и через эти трещины показался страх.
Он даже сам не понимал, чего боялся. Испугался того, что Чу Ваньнин своими руками смог убить Мо Жаня? Боялся, что станет с дорогой домой? Боялся… чего он боялся?
Как будто пришел судный день.
Ши Мэй наконец смог открыть рот и пробормотал:
- …умер? ….он…умер?
- Чу Ваньнин, ты убил его…. Когда-то он в павильоне алого лотоса заслонил тебя, умолял чтобы я навредил ему, а не тебе…. А ты так жестоко убил его…. Ты такой безжалостный…
После такого испуга он вдруг оглушительно захохотал, пусть у него не было никаких причин для смеха, против воли, он запрокинул голову и захохотал во весь голос. Му Яньли стоявшая рядом с ним непрерывно плакала и уговаривала его:
- А-Нянь… хватит…перестань…
Ши Мэй все смеялся, он смеялся и смеялся и золотые слезы стекая по его лицу, капали на землю.
- Он мертв. Тасянь Цзюнь мертв….отлично, это конец. Чу Ваньнин, ты можешь позволить себе проигрыш, ты бессердечный, можешь позволить себе поиграть*.
*тут скорее всего отсылка к фразе «ты можешь играть, но можешь ли ты позволить себе проиграть?»
Чу Ваньнин стоял на прежнем месте, на его лице не отражалось никаких эмоций.
Он был похож на труп, нет, он и был трупом.
- Учитель, я недооценил тебя.
Голос Ши Мэй дрожал.
- Ты намного безжалостнее, чем я себе представлял.
Чу Ваньнин был неподвижен, словно он окончательно утратил последнее тепло.
Когда-то он думал, что Мо Жань уже умер, однако буквально несколько минут назад он узнал , что с самого начала в этом мире его душа и тело еще были вместе, был еще одна часть разбитого Мо Вэйюй.
Однако он своими руками взял и разломал в пыль этот осколок.
Да, он и вправду бессердечный, это неопровержимо.
Этот подросток, этот юноша, этот мужчина, тот кто мог смеяться и злиться, цельный или разрушенный любимый человек. Тот единственный в мире, кто не боялся его, почитал его, возлюбленный, который прощал его, любимый, что своей плотью и кровью заслонил его от беды.
Человек, который вместо него принял цветок восьми страданий бытия, тот, кто вместо него стал жестоким властителем мрака.
Дурак, которому не исполнилось и шестнадцати, когда он отдал все, без остатка, защищая его.
Больше никогда не вернется.
«Идет дождь, ох надо спасти больше земляных червей».
«Учитель, это цветы груши, прошу, выпей.»
«Мой подарок в честь признания тебя наставником такой некрасивый…. Очень некрасивый, очень-очень»
Ваньнин. Я скучал по тебе.
Когда-то, со смехом он написал, что хорошо бы получить дом под крышею громадною одной, чтоб миллионы комнат*, чтобы дать убежище всем беднякам в мире, чтобы все были счастливы.
*安得广厦千万间- строчка из стихотворения Ду Фу (712—770) — один из крупнейших поэтов Китая времён династии Тан. «Стихи о том, как осенний ветер разломал камышовую крышу моей хижины»
«Важно отплатить за благодеяние и не быть злопамятным»
Но в море трупов он то всплывал, то погружался обе жизни.
Не помнить зла… не помнить зла…
«Для меня не имеют значения амбиции и честолюбие, научиться даосским практикам, магии и заклинаниям, чтобы в случае чего, я смог бы спасти хоть немного человек и это будет уже хорошо»…
В те времена, когда Мо Жань был юн и ум его был ясен, он всерьез высказал это свое заветное желание Чу Ваньнину.
В то время он с ни с чем не сравнимой искренностью надеялся, что должно выжить как можно больше людей и именно это хорошо.
Пред тем как упасть до Тсянь Цзюнь, он со всей энергией так упрямо и горячо любил каждую прекрасную жизнь, вплоть до того, что хотел отдать свою душу в уплату за благодеяние, хотел защитить всякого человека, что хорошо отнесся к нему.
«Несмотря на то, что такой глупый, я приложу все силы и буду упорно учиться, сделаю все, что смогу и Учитель не сможет укорить меня в том, что я глупый, да, ха-ха-ха»
В памяти возник тот юноша, ерошащий волосы и смеющийся, вот так он и сразил Чу Ваньнина, своими великолепными ямочками, словно наполненными вином из грушевых цветов, он опьянил его на всю жизнь.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Руки наконец начали дрожать.
В этом тумане головокружения похоже пронесся легкий ветерок и поцеловал его влажные ресницы. Как будто он расслышал голос Тасянь Цзюня, на редкость низкий, плавный и ласковый, этот голос словно ласкал слух и чуть выдохнул в его волосы:
Слава, заветные мечты, кровь, кости и мясо, сердце, душа, тело и в остатке прах.
Прости, у меня было так много и все принесено в жертву.
Я старался изо всех сил.
Ваньнин, ты должен быть добр к себе и….
Он вдруг распахнул глаза и поднял голову. Его фениксовые глаза затуманились и в этот момент он как будто по настоящему увидел перед собой ту нить души Тасянь Цзюнь, его ласковое красивое лицо, его улыбку одновременно и счастливую и печальную,
- Мо…Жань…
От этой души, которая должна быть чистой как зимняя слива, распространялось яркое сияние. Она наклонилась чтобы обнять его, поцеловать его, медленно просачиваясь сквозь протянутую ладонь и в итоге словно окончательно рассеялась в его объятьях.
- Все пропало!!
Внезапно вломился адепт Цитадели Тяньинь, словно его подгоняло огнем*, он в панике кричал:
- Все пропало!!!
*火烧眉毛 (как огонь палит брови) - срочно, неотложно, в спешке
Му Яньли была единственной в этом зале, кого можно было считать относительно спокойной, со слезами на глазах она повернулась и строго произнесла:
- Я знаю, что произошло с Тасянь Цзюнем, хватит….
- Что? – этот адепт остолбенели, вслед за этим ничего не понимая, он топнул ногой и прокричал, - Это не Тасянь Цзюнь!! Это у подножья горы! Все школы верхних и нижних миров совершенствования вместе атакуют, они идут сюда!!!
Стихи о том, как осенний ветер
разломал камышовую крышу моей хижины
Осенний ветер
Дует все сильней,
Дела свои
Разбойничьи верша.
Он с тростниковой
Хижины моей
Сорвал
Четыре слоя камыша.
Часть крыши
Оказалась за рекой,
Рассыпавшись
От тяжести своей.
Часть,
Поднятая ветром высоко,
Застряла на деревьях
Средь ветвей.
Остатки - в пруд слетели
За плетень,
И крыша вся
Исчезла, словно дым.
Мальчишки
Из окрестных деревень
Глумятся
Над бессилием моим.
Они, как воры,
Среди бела дня
Охапки камыша
Уволокли
Куда-то в лес,
Подальше от меня,
Чем завершили
Подвиги свои.
Рот пересох мой,
Губы запеклись,
Я перестал
На сорванцов кричать,
На стариковский посох
Опершись,
У своего окна
Стою опять.
Стих ветер
Над просторами земли,
И тучи стали,
Словно тушь, черны.
Весь небосклон
Они заволокли,
Но в сумерках
Почти что не видны.
Ложусь под одеяло
В тишине,
Да не согреет
Старика оно:
Сынишка мой,
Ворочаясь во сне,
Поистрепал его
Давным-давно.
А дождь -
Не то чтобы шумит вдали,
Он просто
Заливает мне кровать,
И струйки,
Как волокна конопли,
Он тянет -
И не хочет перестать.
И так уж
Обессилен я войной,
Бессонница
Замучила меня,
Но эту ночь,
Промокший и больной,
Как проведу
До завтрашнего дня?
О, если бы
Такой построить дом,
Под крышею
Громадною одной,
Чтоб миллионы комнат
Были в нем
Для бедняков,
Обиженных судьбой.
Чтоб не боялся
Ветра и дождя
И, как гора,
Был прочен и высок,
И если бы,
По жизни проходя,
Его я наяву
Увидеть мог, -
Тогда -
Пусть мой развалится очаг,
Пусть я замерзну -
Лишь бы было так.
Перевод А.И.Гитовича