Lapsa1
читать дальше
Это очевидно?
Что еще тут непонятно, Ши Минцзин с самого начала на Пике Сышэн скрывал свою истинную сущность. Так много лет он постоянно избегал разговоров о своих родителях, и даже когда случайно задевали эту тему, он говорил очень лаконично с такой скорбью в глазах, что было невыносимо расспрашивать его об этом больше.
Во лжи всегда есть масса неточностей, молчание в этом случае - золото и этой простой истины Ши Мэй не мог не знать.
Оглядываясь назад и вспоминая Ши Минцзина от детства до зрелости, не говоря уже об обидах, но даже получая раны он действительно ни разу, никогда не проронил ни капли слез…
- Прибыли. Этот достопочтенный с тобой отправится к концу моста мученичества, чтобы его осмотреть.
Демоническая конная повозка вся была отлита из чистого золота, расплавленным серебром были инкрустированы по бокам на оглоблях изображения двух человеческих фигур. С левой стороны изображен мужчина с вьющимися усами, выпучивший от гнева глаза, держащий в руке угольник*. Даже не зная, чья это фигура, можно было понять, что у мастера была к нему вражда, его фигура, лицо, весь его вид был чрезвычайно уродлив, на него было противно смотреть. С правой стороны была изображена тучная женщина, скромно потупившая взгляд, в руках она держала циркуль*и была изображена чуть лучше, но все же некрасиво, однако довольно сносно.
*矩- это и плотничий инструмент и так же может означать свод правил, но обычно Фуси изображают с этим самым странным инструментом похожий на угольник с отвесом и Нюйву с ним с циркулем в руках pic2.zhimg.com/v2-b1278706f0713a71136f8c8ba9089... (по поводу Нюйвы тут явно Пирожок ошиблась случайно)
Самым неприятным было то, что перед пятью демоническими лошадьми, впряженными в повозку с помощью духовной силы в воздухе, парили вперемешку пять предметов. Отрубленные четыре конечности из которых по капле сочилась кровь и голова. Это были искусно вырезанные поделки, но Чу Ваньнин на озере Цзиньчэн видел лицо поддельного Гоучэня, поэтому очень легко опознал его.
- Демонические колесницы и экипажи все такого вида, - Тасянь Цзюнь окинул взглядом поделку, отлично, до малейшей черты изображающую голову Гоучэня, - так было миллионы лет назад и до сегодняшнего дня.
Когда они расположились внутри, колокольчики на демонической сбруе звякнули и Тасянь Цзюнь непринужденно устроившись в полулежачем положении, спросил:
- Ты, должно быть уже догадался, кто изображён по бокам на оглоблях.
- …. Фуси и Нюйва.
- Верно, - он рассмеялся, - Высокочтимый отец демонов люто ненавидел обитель бессмертных небожителей, вот бы боги всю жизнь возили его повозку.
- ….почему уцелел Шэньнун?*
* Шэньнун: миф. божественный земледелец, покровитель земледелия и медицины
- Я не слышал, чтобы об этом говорил Хуа Биньань, только слухи, говорят, Шэньнун спокойный и великодушный. Обычно он не любит вмешиваться в какие-то битвы, убийства и он не так уж и близок с Фуси и Нюйвой. Думается, в той войне с демонами, этот проныра тоже совсем не участвовал.
Чу Ваньнин больше не хотел говорить, он обернулся посмотреть в окно на красную дорогу мученичества.
Лошадиные демонические копыта были быстры, не успев бы выпить и чашки чая, они уже подъехали к краю этого кровавого, бесконечно длинного моста.
Они вышли из повозки. Мост перед ними из непогребенных останков под ногами заканчивался и дальше протиралась бескрайняя пелена облаков. Эти врата демонического мира по сравнению как они виделись с Пика Сышэн были больше в несколько сотен раз, не говоря об общем виде сейчас уже каждую мелочь можно было детально рассмотреть. Они были воистину колоссальны, похоже, что они соединяли небеса и землю, сверх донизу, казались беспредельными. Посреди дождя и ночи неудержимо бушевало пламя, очерчивая демоническую границу. Всякий смертный, стоящий перед ними, был подобен слабому мотыльку*перед деревом, пузырьку в бескрайнем море.
* 蜉蝣- Подёнки (Ephemeroptera, от др.-греч. ἐφήμερος — длящийся не более дня, однодневный, мимолётный), древний отряд крылатых насекомых
Чу Ваньнин разглядывал эти необъятные ворота подпирающие небеса, они все были в искусно вырезанных барельефах, изображающих пять миров. Среди них демонический мир располагался выше всех, на самом почетном месте, духи умерших, оборотни, человеческий мир следовали за ними, а обитель бессмертных находилась в самом низу. Эти барельефы были очень величественны, однако, если приглядеться, они выглядели немного причудливо.
- Ощущается нечто странное, правда? – Тасянь Цзюнь подошел к нему и встал рядом, плечом к плечу, разглядывая эти огромные ворота, - Когда этот достопочтенный увидел их в первый раз, то тоже ощутил некую ненормальность.
- …
- Смотрел, наверное, полчаса, чтобы понять, в чем загвоздка.
Вот только он явно не думал снова тратить столько времени, чтобы Чу Ваньнин всматривался полчаса, поэтому продолжил:
- Барельефы отличаются по структуре от камня, из которого сделаны ворота, они потом приделаны. Это кости небожителей.
Чу Ваньнин резко повернулся к нему.
По лицу Тасянь Цзюнь, озаренному бушующим адским пламенем, невозможно было ничего прочитать*:
- В той битве с демонами во времена первозданного хаоса, повелитель демонов сдирал кожу и вытаскивал кости у всех пленных небожителей и делал из них барельефы, заполнившие все пространство главных врат.
*阴晴不定 метафора для людей нестабильных и капризных
Подолы его одежд словно текущая вода развевались на штормовом ветру.
- С того дня и до сих пор все живые существа, направляющиеся в демонический мир, могу видеть сколько божеств пленили демоны. А также это ясно демонстрирует, что демоны за воротами никогда, во веке веков не будут иметь никаких контактов с божествами.
Посмотрев некоторое время на это шокирующее явление, Тасянь Цзюнь подытожил:
- Ладно, достаточно, теперь, когда ты понимаешь, для чего мы все это собираемся сделать, у тебя еще есть какие-то обиды и обвинения?
- …. Истребить два человеческих мира, ради того, чтобы построить дорогу домой. – Чу Ваньнин поднял взгляд, несмотря на то, что он понимал, что Тасянь Цзюнь не более чем управляемая марионетка, он не смог сдержать негодования, - Не будет обвинений? Неужели ты надеялся, что я скажу, что все сделано правильно, так и надо?
Тасянь Цзюнь уже собирался было ответить, как из-за спины донесся какой-то шум.
Они обернулись и увидели приближающуюся к ним Му Яньли которая вела многотысячную толпу людей, следовавшую из-за заднего склона пика Сышэн. Она не ожидала встретить этих двоих людей здесь, поэтому замерла на месте, взгляд ее упал на Чу Ваньнина.
- Зачем ты привел его сюда, - взгляд ее не отрывался от Чу Ваньнина, однако говорила она с Тасянь Цзюнем, - Не боишься попасть в беду.
- Он только взглянет, а этот достопочтенный уже знает, о чем он думает, - холодно ответил Тасянь Цзюнь, - Оставь, не беспокойся.
- Это важнейшее место для возращения костяных бабочек на родину, ты не понимаешь….
Он не желал выслушивать ее рассуждения, поэтому просто перебил:
- В таком случае кто из вашей толпы слабаков способен сразиться с ним вничью?
Му Яньли поперхнулась словами.
- Он рядом с этим достопочтенным, еще больше, чем из клетки с десятком заклинаний, ему отсюда не сбежать. Этот достопочтенный по доброте душевной взял его с собой разделить тяготы, а ты все болтаешь и болтаешь*, зачем столько лишних слов.
*啰里啰嗦-бла-бла, многословность.
- Ты…!
- Что? – Тасянь Цзюнь чуть приподнял брови*, блеск в глазах стал холоднее, - Не согласна, тогда этот достопочтенный немедленно отправит его обратно, и с этого момента больше не будет вмешиваться. Сама придумывай, как присматривать за ним. Не надо, чтобы он случайно приблизился к Хуа Биньаню, а то очень легко его жизнь подвергнется опасности.
* я знаю, что веки, но по-моему понятнее брови, потому что в европейской культуре нет этого жеста как выражения настроения, его заменяет приподнятые брови.
Му Яньли, сраженная его аргументами долго не могла вымолвить ни слова, наконец со сдерживаемой яростью, она заговорила вновь, уводя тему разговора:
-… ладно, закончим об этом. Я достала несколько будущих пешек, чтобы заполнить их. Кроме того, А-Нянь захватил несколько человек, все они под арестом на Пике Сышэн. Когда закончишь с текущими делами, срочно возвращайся к изготовлению новых пешек.
Закончив, она с досадой махнула рукавом и ушла, а Тасянь Цзюнь уставился на Чу Ваньнина, обнажив былые зубы, ямочки на его щеках стали очень глубокими.
- А твоя удача и правда неплоха, пришла новая партия работы. Хочешь увидеть, как этот достопочтенный строит мост, а?
Картина строительство подвесного моста из принесенных себя в жертву живых людей была и вправду ужасающей. В тот вечер, Чу Ваньнину, вернувшемуся домой, приснился кошмар.
В кошмаре Тасянь Цзюнь стоял на самом конце дороги мученичества, наступив ногами на рассыпающиеся останки, сердце, печень, все внутренности в животе все органы в них превратились в фарш и у каждого был ярко красный рот, из этих ртов вырывался пронзительный плач и стенания.
«Я не хочу умирать…»
«Верни мне мою жизнь… верни жизнь…»
Среди этих останков он видел половину лица Сюэ Мэна, видел глаза Сюэ Чженъюна, тело госпожи Ван, руку Хуайцзуя с маленькой родинкой.
Он изо всех сил бежал к ним и кричал:
- Сюэ Мэн! Глава! госпожа…..
Слова оборвались.
Он увидел, как кроваво алое небо озарило медленно поворачивающегося Мо Жань, в облике все еще юного ученика, взгляд его был нежный и горестный:
- Учитель, спасите… - проговорил он, - Не хочется умирать, я не хочу так… спасите…
Внезапно он проснулся, задыхаясь. Щеки, нижние одежды все было покрыто потом, он хотел встать, но запястья опутывали заклинания Тасянь Цзюня, он не мог встать.
В комнате было очень тихо, он был совсем один и капли, медленно стекая, словно слезы покойников, текли безостановочно потоком.
- Эй. Кто-нибудь….
За эти дни его дух был в таком упадке что он похудел до неузнаваемости. Истощенный, одинокий. Этот человек стал такой худой, что когда он сидел на кровати, прикрытый толстым одеялом, он едва шевелился.
Воспоминания прошлой жизни, ошибки настоящей, горы сложенных трупов, будущее без надежды.
Так много событий легло на плечи, что даже железный бы каркас рассыпался в пыль.
Выражение глаз Чу Ваньнина было пустым, сердце билось часто-часто, он медленно выплывал из этого кошмарного сна, но ведь и реальность недалеко ушла от этого кошмара. Он выглядел как человек окончательно разбитый в клочья.
- Кто-нибудь….
Нетвердой походкой, ковыляя вошел Лю Гун, сильно одряхлевший с тех пор, каким помнил его Чу Ваньнин.
В конце концов в этом мире прошло слишком много времени, с которого он в предыдущей жизни здесь умер.
- Уважаемому наставнику приснился дурной сон?
Старый слуга с одного взгляда мог узнать, что твориться у него на сердце. Измотанный Чу Ваньнин лишь кивнул головой.
- Я пойду принесу вам горячий имбирный чай….
- Не стоит. – Чу Ваньнин поднял влажные глаза, во мраке он посмотрел на слугу, - А Мо Жань? Он все еще на дороге мученичества?
- ….
- Сколько людей он опять убил?
Помолчав, старик Лю вздохнул:
- Уважаемый наставник, не надо спрашивать.
Медленно утекали капля за каплей. Снаружи уныло шелестел дождь.
- Старый слуга не знает магических даосских практик. Однако, это ясно, что в тот день, когда открылись врата жизни и смерти, пути назад больше не было. И в душе уважаемый наставник на самом деле это тоже понимает.
Губы Чу Ваньнина дрогнули, через несколько секунд он закрыл глаза и обхватил сам себя за запястье, поверх огненно-красной магической цепи заговора, после его неудачного покушения, Тасянь Цзюнь предпринял меры осторожности против него, он был настороже. В свободное время Тасянь Цзюнь приходил и сам присматривал за ним, а когда выходил прокладывать дорогу для возвращения демонам, то запирал Чу Ваньнина в зале Ушань.
- Уважаемый наставник… полноте, две жизни, вы уже достаточно сделали. – старческий голос Лю Гуна дрожал, как осенний лист, - Эти последние дни, как и все в мире, не принимайте близко к сердцу.
- Все кончено, выхода больше нет.
- Живите хорошо и не мучайте себя….
Позже Лю Гун принес чашку имбирного чая и смотрел на Чу Ваньнина, пока он пил. Этот почтенный старец раньше говорил и действовал всегда осторожно, понимая, что можно говорить, а что нельзя, и именно поэтому он смог так долго продержаться рядом с Тасянь Цзюнем.
Однако, в эту дождливую ночь, он, глядя на загнанного в угол, изможденного до крайности, чахнущего Чу Ваньнина, глядя на его щеки, белее фарфора, на его вид этой холодной, дождливой ночью, вдруг почувствовал смешанные эмоции.
Лю Гун не знал, как надо утешать, он только и мог, что запинаясь повторять:
- Выпейте еще немного, выпейте. Так или иначе, вам надо выпить эту чашу полностью. …имбирный чай рассеет холод, даже говорят, что кошмары сняться из-за холода в теле. Выпьете и снова уснёте и не будет дурных снов.
Чуть позже с глупым видом в растерянности он шепотом забормотал:
- Мой сын прежде тоже постоянно видел плохие сны, так я дам ему попить немножко, он сразу и заснет спокойно….
Но это бормотание было слишком тихим и Чу Ваньнин его не расслышал.
Старый слуга напоил его чаем, а затем, собрав поднос, медленно вышел, перед дверью украдкой вытирая уголки глаз. Старикан был мягкосердечен, но мягкосердечие в этом деле ничего не может решить, поэтому только лишь его фигура становилась все более и более сгорбленной.
Он, наконец исчез в конце галереи.
На самом деле то, что твердил старик Лю- правильно. Чтобы остановить Ши Мэй, лучший шанс это было сделать до открытия Врат Времени Жизни и Смерти, он его упустил, и ситуацию заново практически невозможно исправить.
Чу Ваньнин сидел в безлюдном зале Ушань, он все понимал, в итоге, он все таки проиграл Ши Мэй. В прошлой жизни он обнаружил правду слишком поздно, вс его жертвы и планы тоже всего лишь отсрочили это бедствие приблизительно на десять лет.
В конце концов все вернулось к исходной точке.
Он сделал все, что мог, но в итоге так и не достиг успеха.
Даже не то, что в книгах записано, что когда время и пространство разорвутся , это должно привести к тому, что падет небесная кара, фактически даже если и не будет небесной кары хаос от смешения этих двух миров безобразный, ни на что не похожий. И в эти последние дни, месяцы очень многие люди в мире в своей душе все понимают, однако, божественное сознание Тасянь Цзюнь было повреждено, поэтому он и не был охвачен беспокойством, он жил и чувствовал себя вполне свободно.
В этот вечер он вернулся, принеся с собой вино белых грушевых цветов.
Наливая две полных чаши, он сказал Чу Ваньнину:
- Дорога мученичества уже почти закончена.
- …
- Когда я закончу помогать Хуа Биньаню с этим делом, можно будет отдохнуть. – он сделал глоток грушевого вина, которое так долго не мог попробовать на вкус и рассмеялся, - Ооо, все тот же вкус.
Сказав это, он снова поднял глаза и посмотрел на Чу Ваньнина:
- Когда они вернуться в свой демонический мир, хочешь ли ты остаться в этом мире с этим достопочтенным или хочешь, чтобы этот достопочтенный через врата жизни и смерти отправился в тот мир с тобой?
Чу Ваньнин взглянув на него спросил:
- А Ши Мэй?
- Ши….
Он тут же оцепенел, а затем медленно нахмурил черные брови. Он выглядел ничего не понимающим и в то же время как будто его что-то мучило. Опустив бокал, он потер лоб.
Ч /Ваньнин пристально наблюдал за каждым его движением. Хуа Биньань действительно безжалостно перепутал в его душе все мысли и теперь для Тасянь Цзюнь вопрос про «Ши Мэй» был тупиковым, поэтому он никак не мог о нем задуматься.
В итоге, Тасянь Цзюнь всего лишь ощущал, что голова сейчас треснет, он вдруг отшвырнул чашу и в свете свечей уставился покрасневшими глазами на человека перед ним.
- Я не понимаю, не знаю.
Он закрыл глаза и притянул Чу Ваньнина поближе. По-прежнему, сидя на том же месте он вдруг наклонился и лбом уперся Чу Ваньнину в живот, его нос наполнился ароматом яблочных цветов.
- Не спрашивай меня снова.
После этого дня Тасянь Цзюнь стал себя вести почти так же, как в предыдущей жизни, даже более, все его проявления усилились до крайности.
Это оружие, которое не должно было иметь чувств, это мертвое тело, похоже очень боялось, что Чу Ваньнин опять вдруг исчезнет или умрет, поэтому использовало свои самые мощные заклинания, чтобы запереть его. Днем Тасянь Цзюнь уходил изготавливать пешки Чжэньлун, прокладывать дорогу мученичества, а вечером, возвращаясь без отдыха и без конца занимался с ним сексом. Казалось, что только очень горячий, бурный секс был способен утешить и излечить беспокойство в его сердце, казалось, чем глубже он проникает в тепло Чу Ваньнина, тем больше может убедиться, что это все не сон.
- Ваньнин….
В тишине и темноте ночи, крепко спавший рядом с ним мужчина бормотал в сне.
- Позаботься обо мне….
Прекрасно понимая, что это невозможно, но в такие моменты он по прежнему ощущал, что у человека, с которым он сплетен вместе, есть душа. В груди сильно бьется мощное сердце, а лицо совершенно такое же, как у умершего молодого мужчины, как две капли воды.
А когда звучит хриплое «Ваньнин» в голосе Тасянь Цзюнь есть что-то очень похожее на любовь.
Это очевидно?
Что еще тут непонятно, Ши Минцзин с самого начала на Пике Сышэн скрывал свою истинную сущность. Так много лет он постоянно избегал разговоров о своих родителях, и даже когда случайно задевали эту тему, он говорил очень лаконично с такой скорбью в глазах, что было невыносимо расспрашивать его об этом больше.
Во лжи всегда есть масса неточностей, молчание в этом случае - золото и этой простой истины Ши Мэй не мог не знать.
Оглядываясь назад и вспоминая Ши Минцзина от детства до зрелости, не говоря уже об обидах, но даже получая раны он действительно ни разу, никогда не проронил ни капли слез…
- Прибыли. Этот достопочтенный с тобой отправится к концу моста мученичества, чтобы его осмотреть.
Демоническая конная повозка вся была отлита из чистого золота, расплавленным серебром были инкрустированы по бокам на оглоблях изображения двух человеческих фигур. С левой стороны изображен мужчина с вьющимися усами, выпучивший от гнева глаза, держащий в руке угольник*. Даже не зная, чья это фигура, можно было понять, что у мастера была к нему вражда, его фигура, лицо, весь его вид был чрезвычайно уродлив, на него было противно смотреть. С правой стороны была изображена тучная женщина, скромно потупившая взгляд, в руках она держала циркуль*и была изображена чуть лучше, но все же некрасиво, однако довольно сносно.
*矩- это и плотничий инструмент и так же может означать свод правил, но обычно Фуси изображают с этим самым странным инструментом похожий на угольник с отвесом и Нюйву с ним с циркулем в руках pic2.zhimg.com/v2-b1278706f0713a71136f8c8ba9089... (по поводу Нюйвы тут явно Пирожок ошиблась случайно)
Самым неприятным было то, что перед пятью демоническими лошадьми, впряженными в повозку с помощью духовной силы в воздухе, парили вперемешку пять предметов. Отрубленные четыре конечности из которых по капле сочилась кровь и голова. Это были искусно вырезанные поделки, но Чу Ваньнин на озере Цзиньчэн видел лицо поддельного Гоучэня, поэтому очень легко опознал его.
- Демонические колесницы и экипажи все такого вида, - Тасянь Цзюнь окинул взглядом поделку, отлично, до малейшей черты изображающую голову Гоучэня, - так было миллионы лет назад и до сегодняшнего дня.
Когда они расположились внутри, колокольчики на демонической сбруе звякнули и Тасянь Цзюнь непринужденно устроившись в полулежачем положении, спросил:
- Ты, должно быть уже догадался, кто изображён по бокам на оглоблях.
- …. Фуси и Нюйва.
- Верно, - он рассмеялся, - Высокочтимый отец демонов люто ненавидел обитель бессмертных небожителей, вот бы боги всю жизнь возили его повозку.
- ….почему уцелел Шэньнун?*
* Шэньнун: миф. божественный земледелец, покровитель земледелия и медицины
- Я не слышал, чтобы об этом говорил Хуа Биньань, только слухи, говорят, Шэньнун спокойный и великодушный. Обычно он не любит вмешиваться в какие-то битвы, убийства и он не так уж и близок с Фуси и Нюйвой. Думается, в той войне с демонами, этот проныра тоже совсем не участвовал.
Чу Ваньнин больше не хотел говорить, он обернулся посмотреть в окно на красную дорогу мученичества.
Лошадиные демонические копыта были быстры, не успев бы выпить и чашки чая, они уже подъехали к краю этого кровавого, бесконечно длинного моста.
Они вышли из повозки. Мост перед ними из непогребенных останков под ногами заканчивался и дальше протиралась бескрайняя пелена облаков. Эти врата демонического мира по сравнению как они виделись с Пика Сышэн были больше в несколько сотен раз, не говоря об общем виде сейчас уже каждую мелочь можно было детально рассмотреть. Они были воистину колоссальны, похоже, что они соединяли небеса и землю, сверх донизу, казались беспредельными. Посреди дождя и ночи неудержимо бушевало пламя, очерчивая демоническую границу. Всякий смертный, стоящий перед ними, был подобен слабому мотыльку*перед деревом, пузырьку в бескрайнем море.
* 蜉蝣- Подёнки (Ephemeroptera, от др.-греч. ἐφήμερος — длящийся не более дня, однодневный, мимолётный), древний отряд крылатых насекомых
Чу Ваньнин разглядывал эти необъятные ворота подпирающие небеса, они все были в искусно вырезанных барельефах, изображающих пять миров. Среди них демонический мир располагался выше всех, на самом почетном месте, духи умерших, оборотни, человеческий мир следовали за ними, а обитель бессмертных находилась в самом низу. Эти барельефы были очень величественны, однако, если приглядеться, они выглядели немного причудливо.
- Ощущается нечто странное, правда? – Тасянь Цзюнь подошел к нему и встал рядом, плечом к плечу, разглядывая эти огромные ворота, - Когда этот достопочтенный увидел их в первый раз, то тоже ощутил некую ненормальность.
- …
- Смотрел, наверное, полчаса, чтобы понять, в чем загвоздка.
Вот только он явно не думал снова тратить столько времени, чтобы Чу Ваньнин всматривался полчаса, поэтому продолжил:
- Барельефы отличаются по структуре от камня, из которого сделаны ворота, они потом приделаны. Это кости небожителей.
Чу Ваньнин резко повернулся к нему.
По лицу Тасянь Цзюнь, озаренному бушующим адским пламенем, невозможно было ничего прочитать*:
- В той битве с демонами во времена первозданного хаоса, повелитель демонов сдирал кожу и вытаскивал кости у всех пленных небожителей и делал из них барельефы, заполнившие все пространство главных врат.
*阴晴不定 метафора для людей нестабильных и капризных
Подолы его одежд словно текущая вода развевались на штормовом ветру.
- С того дня и до сих пор все живые существа, направляющиеся в демонический мир, могу видеть сколько божеств пленили демоны. А также это ясно демонстрирует, что демоны за воротами никогда, во веке веков не будут иметь никаких контактов с божествами.
Посмотрев некоторое время на это шокирующее явление, Тасянь Цзюнь подытожил:
- Ладно, достаточно, теперь, когда ты понимаешь, для чего мы все это собираемся сделать, у тебя еще есть какие-то обиды и обвинения?
- …. Истребить два человеческих мира, ради того, чтобы построить дорогу домой. – Чу Ваньнин поднял взгляд, несмотря на то, что он понимал, что Тасянь Цзюнь не более чем управляемая марионетка, он не смог сдержать негодования, - Не будет обвинений? Неужели ты надеялся, что я скажу, что все сделано правильно, так и надо?
Тасянь Цзюнь уже собирался было ответить, как из-за спины донесся какой-то шум.
Они обернулись и увидели приближающуюся к ним Му Яньли которая вела многотысячную толпу людей, следовавшую из-за заднего склона пика Сышэн. Она не ожидала встретить этих двоих людей здесь, поэтому замерла на месте, взгляд ее упал на Чу Ваньнина.
- Зачем ты привел его сюда, - взгляд ее не отрывался от Чу Ваньнина, однако говорила она с Тасянь Цзюнем, - Не боишься попасть в беду.
- Он только взглянет, а этот достопочтенный уже знает, о чем он думает, - холодно ответил Тасянь Цзюнь, - Оставь, не беспокойся.
- Это важнейшее место для возращения костяных бабочек на родину, ты не понимаешь….
Он не желал выслушивать ее рассуждения, поэтому просто перебил:
- В таком случае кто из вашей толпы слабаков способен сразиться с ним вничью?
Му Яньли поперхнулась словами.
- Он рядом с этим достопочтенным, еще больше, чем из клетки с десятком заклинаний, ему отсюда не сбежать. Этот достопочтенный по доброте душевной взял его с собой разделить тяготы, а ты все болтаешь и болтаешь*, зачем столько лишних слов.
*啰里啰嗦-бла-бла, многословность.
- Ты…!
- Что? – Тасянь Цзюнь чуть приподнял брови*, блеск в глазах стал холоднее, - Не согласна, тогда этот достопочтенный немедленно отправит его обратно, и с этого момента больше не будет вмешиваться. Сама придумывай, как присматривать за ним. Не надо, чтобы он случайно приблизился к Хуа Биньаню, а то очень легко его жизнь подвергнется опасности.
* я знаю, что веки, но по-моему понятнее брови, потому что в европейской культуре нет этого жеста как выражения настроения, его заменяет приподнятые брови.
Му Яньли, сраженная его аргументами долго не могла вымолвить ни слова, наконец со сдерживаемой яростью, она заговорила вновь, уводя тему разговора:
-… ладно, закончим об этом. Я достала несколько будущих пешек, чтобы заполнить их. Кроме того, А-Нянь захватил несколько человек, все они под арестом на Пике Сышэн. Когда закончишь с текущими делами, срочно возвращайся к изготовлению новых пешек.
Закончив, она с досадой махнула рукавом и ушла, а Тасянь Цзюнь уставился на Чу Ваньнина, обнажив былые зубы, ямочки на его щеках стали очень глубокими.
- А твоя удача и правда неплоха, пришла новая партия работы. Хочешь увидеть, как этот достопочтенный строит мост, а?
Картина строительство подвесного моста из принесенных себя в жертву живых людей была и вправду ужасающей. В тот вечер, Чу Ваньнину, вернувшемуся домой, приснился кошмар.
В кошмаре Тасянь Цзюнь стоял на самом конце дороги мученичества, наступив ногами на рассыпающиеся останки, сердце, печень, все внутренности в животе все органы в них превратились в фарш и у каждого был ярко красный рот, из этих ртов вырывался пронзительный плач и стенания.
«Я не хочу умирать…»
«Верни мне мою жизнь… верни жизнь…»
Среди этих останков он видел половину лица Сюэ Мэна, видел глаза Сюэ Чженъюна, тело госпожи Ван, руку Хуайцзуя с маленькой родинкой.
Он изо всех сил бежал к ним и кричал:
- Сюэ Мэн! Глава! госпожа…..
Слова оборвались.
Он увидел, как кроваво алое небо озарило медленно поворачивающегося Мо Жань, в облике все еще юного ученика, взгляд его был нежный и горестный:
- Учитель, спасите… - проговорил он, - Не хочется умирать, я не хочу так… спасите…
Внезапно он проснулся, задыхаясь. Щеки, нижние одежды все было покрыто потом, он хотел встать, но запястья опутывали заклинания Тасянь Цзюня, он не мог встать.
В комнате было очень тихо, он был совсем один и капли, медленно стекая, словно слезы покойников, текли безостановочно потоком.
- Эй. Кто-нибудь….
За эти дни его дух был в таком упадке что он похудел до неузнаваемости. Истощенный, одинокий. Этот человек стал такой худой, что когда он сидел на кровати, прикрытый толстым одеялом, он едва шевелился.
Воспоминания прошлой жизни, ошибки настоящей, горы сложенных трупов, будущее без надежды.
Так много событий легло на плечи, что даже железный бы каркас рассыпался в пыль.
Выражение глаз Чу Ваньнина было пустым, сердце билось часто-часто, он медленно выплывал из этого кошмарного сна, но ведь и реальность недалеко ушла от этого кошмара. Он выглядел как человек окончательно разбитый в клочья.
- Кто-нибудь….
Нетвердой походкой, ковыляя вошел Лю Гун, сильно одряхлевший с тех пор, каким помнил его Чу Ваньнин.
В конце концов в этом мире прошло слишком много времени, с которого он в предыдущей жизни здесь умер.
- Уважаемому наставнику приснился дурной сон?
Старый слуга с одного взгляда мог узнать, что твориться у него на сердце. Измотанный Чу Ваньнин лишь кивнул головой.
- Я пойду принесу вам горячий имбирный чай….
- Не стоит. – Чу Ваньнин поднял влажные глаза, во мраке он посмотрел на слугу, - А Мо Жань? Он все еще на дороге мученичества?
- ….
- Сколько людей он опять убил?
Помолчав, старик Лю вздохнул:
- Уважаемый наставник, не надо спрашивать.
Медленно утекали капля за каплей. Снаружи уныло шелестел дождь.
- Старый слуга не знает магических даосских практик. Однако, это ясно, что в тот день, когда открылись врата жизни и смерти, пути назад больше не было. И в душе уважаемый наставник на самом деле это тоже понимает.
Губы Чу Ваньнина дрогнули, через несколько секунд он закрыл глаза и обхватил сам себя за запястье, поверх огненно-красной магической цепи заговора, после его неудачного покушения, Тасянь Цзюнь предпринял меры осторожности против него, он был настороже. В свободное время Тасянь Цзюнь приходил и сам присматривал за ним, а когда выходил прокладывать дорогу для возвращения демонам, то запирал Чу Ваньнина в зале Ушань.
- Уважаемый наставник… полноте, две жизни, вы уже достаточно сделали. – старческий голос Лю Гуна дрожал, как осенний лист, - Эти последние дни, как и все в мире, не принимайте близко к сердцу.
- Все кончено, выхода больше нет.
- Живите хорошо и не мучайте себя….
Позже Лю Гун принес чашку имбирного чая и смотрел на Чу Ваньнина, пока он пил. Этот почтенный старец раньше говорил и действовал всегда осторожно, понимая, что можно говорить, а что нельзя, и именно поэтому он смог так долго продержаться рядом с Тасянь Цзюнем.
Однако, в эту дождливую ночь, он, глядя на загнанного в угол, изможденного до крайности, чахнущего Чу Ваньнина, глядя на его щеки, белее фарфора, на его вид этой холодной, дождливой ночью, вдруг почувствовал смешанные эмоции.
Лю Гун не знал, как надо утешать, он только и мог, что запинаясь повторять:
- Выпейте еще немного, выпейте. Так или иначе, вам надо выпить эту чашу полностью. …имбирный чай рассеет холод, даже говорят, что кошмары сняться из-за холода в теле. Выпьете и снова уснёте и не будет дурных снов.
Чуть позже с глупым видом в растерянности он шепотом забормотал:
- Мой сын прежде тоже постоянно видел плохие сны, так я дам ему попить немножко, он сразу и заснет спокойно….
Но это бормотание было слишком тихим и Чу Ваньнин его не расслышал.
Старый слуга напоил его чаем, а затем, собрав поднос, медленно вышел, перед дверью украдкой вытирая уголки глаз. Старикан был мягкосердечен, но мягкосердечие в этом деле ничего не может решить, поэтому только лишь его фигура становилась все более и более сгорбленной.
Он, наконец исчез в конце галереи.
На самом деле то, что твердил старик Лю- правильно. Чтобы остановить Ши Мэй, лучший шанс это было сделать до открытия Врат Времени Жизни и Смерти, он его упустил, и ситуацию заново практически невозможно исправить.
Чу Ваньнин сидел в безлюдном зале Ушань, он все понимал, в итоге, он все таки проиграл Ши Мэй. В прошлой жизни он обнаружил правду слишком поздно, вс его жертвы и планы тоже всего лишь отсрочили это бедствие приблизительно на десять лет.
В конце концов все вернулось к исходной точке.
Он сделал все, что мог, но в итоге так и не достиг успеха.
Даже не то, что в книгах записано, что когда время и пространство разорвутся , это должно привести к тому, что падет небесная кара, фактически даже если и не будет небесной кары хаос от смешения этих двух миров безобразный, ни на что не похожий. И в эти последние дни, месяцы очень многие люди в мире в своей душе все понимают, однако, божественное сознание Тасянь Цзюнь было повреждено, поэтому он и не был охвачен беспокойством, он жил и чувствовал себя вполне свободно.
В этот вечер он вернулся, принеся с собой вино белых грушевых цветов.
Наливая две полных чаши, он сказал Чу Ваньнину:
- Дорога мученичества уже почти закончена.
- …
- Когда я закончу помогать Хуа Биньаню с этим делом, можно будет отдохнуть. – он сделал глоток грушевого вина, которое так долго не мог попробовать на вкус и рассмеялся, - Ооо, все тот же вкус.
Сказав это, он снова поднял глаза и посмотрел на Чу Ваньнина:
- Когда они вернуться в свой демонический мир, хочешь ли ты остаться в этом мире с этим достопочтенным или хочешь, чтобы этот достопочтенный через врата жизни и смерти отправился в тот мир с тобой?
Чу Ваньнин взглянув на него спросил:
- А Ши Мэй?
- Ши….
Он тут же оцепенел, а затем медленно нахмурил черные брови. Он выглядел ничего не понимающим и в то же время как будто его что-то мучило. Опустив бокал, он потер лоб.
Ч /Ваньнин пристально наблюдал за каждым его движением. Хуа Биньань действительно безжалостно перепутал в его душе все мысли и теперь для Тасянь Цзюнь вопрос про «Ши Мэй» был тупиковым, поэтому он никак не мог о нем задуматься.
В итоге, Тасянь Цзюнь всего лишь ощущал, что голова сейчас треснет, он вдруг отшвырнул чашу и в свете свечей уставился покрасневшими глазами на человека перед ним.
- Я не понимаю, не знаю.
Он закрыл глаза и притянул Чу Ваньнина поближе. По-прежнему, сидя на том же месте он вдруг наклонился и лбом уперся Чу Ваньнину в живот, его нос наполнился ароматом яблочных цветов.
- Не спрашивай меня снова.
После этого дня Тасянь Цзюнь стал себя вести почти так же, как в предыдущей жизни, даже более, все его проявления усилились до крайности.
Это оружие, которое не должно было иметь чувств, это мертвое тело, похоже очень боялось, что Чу Ваньнин опять вдруг исчезнет или умрет, поэтому использовало свои самые мощные заклинания, чтобы запереть его. Днем Тасянь Цзюнь уходил изготавливать пешки Чжэньлун, прокладывать дорогу мученичества, а вечером, возвращаясь без отдыха и без конца занимался с ним сексом. Казалось, что только очень горячий, бурный секс был способен утешить и излечить беспокойство в его сердце, казалось, чем глубже он проникает в тепло Чу Ваньнина, тем больше может убедиться, что это все не сон.
- Ваньнин….
В тишине и темноте ночи, крепко спавший рядом с ним мужчина бормотал в сне.
- Позаботься обо мне….
Прекрасно понимая, что это невозможно, но в такие моменты он по прежнему ощущал, что у человека, с которым он сплетен вместе, есть душа. В груди сильно бьется мощное сердце, а лицо совершенно такое же, как у умершего молодого мужчины, как две капли воды.
А когда звучит хриплое «Ваньнин» в голосе Тасянь Цзюнь есть что-то очень похожее на любовь.