Lapsa1
читать дальше
Его темные глаза с фиолетовым отливом переполняло вожделение, страсть. Когда Тасянь Цзюнь внимательно вглядывался в пунцовое лицо своего учителя, на котором смешалось боль и удовлетворение, его взгляд был почти безумным, он вошел до конца, до самых яиц.
Схватив руку Чу Ваньнина он приложил ее к животу продолжая частыми толчками двигаться вверх и горячо, задыхаясь зашептал:
- Я у тебя внутри вот тут, выпирает здесь. Учитель, ты почувствовал это?
Гладкий, толстый член с каждым движением проникал глубоко в живот Чу Ваньнина, это влажный гневный стебель свирепо толкался в промокший вход. Чу Ваньнин почти потеряв рассудок, от этого яростного соития, раскрасневшийся до корней волос, среди звука шлепков задыхаясь шептал:
- Ах…ааа… Мо… Мо Жань….
Мо Жань…..
Мо Жань.
Так много месяцев, лет стремительно проносились перед его глазами, от юности до зрелости этого человека. Две жизни переплелись, и один за другим эпизоды из них, смешавшись проявлялись как вспышки. Разум Чу Ваньнина был разбит вдребезги, разлетелся на куски, он был полностью затоплен страстным желанием и это породило иллюзию в его мозгу. Он не понимал, какая жизнь реальна, а какая прошлая, столкнувшись с таким безбрежным горем и таким огромным удовольствием, все было раздроблено. Его мир весь был покрыт разорванными лоскутками, словно опадающие хлопья снега, и в каждом лоскутке-осколке отражался Мо Жань, смеющийся, рыдающий, добродетельный, безумный. Он видел, как силуэты Тасянь Цзюня и мастера Мо слились вместе и в этом безбрежном снегопаде, держа в руке бумажный зонтик, мирно и спокойно смотрели на него. Та пара фиолетово-черных глаз и чистых, и порочных, снег шел все сильнее, наконец и император и уважаемый наставник исчезли, и теперь в этом заснеженном осколке впервые проявился худой силуэт подростка Мо Жань.
Этот юноша поднял бумажный зонт и грустно улыбаясь сказал:
- Господин бессмертный, я ухожу… позаботьтесь об мне.. хорошо?
В последний раз.
Позаботься обо мне.
Все равно, какой я, после этого сражения быть может нам грозит вечная разлука.
Позаботься обо мне. В самом начале ученичества я просил тебя об этом так долго, ты не обращал внимания на меня. А теперь, в самом конце, я всего лишь оружие зла, пустая оболочка, переплетенная с тобой, можешь ли ты не отвергать меня, такого сумасшедшего, такого неразумного?
Позаботься обо мне, а? Хорошо?
- Мо Жань… - Чу Ваньнин был почти в замешательстве, не осознавший ничего, сильный толчок сердца и, придя в себя он понял, что обнимает Тасянь Цзюня, из горло вырывается, - Мо Жань…
Тасянь Цзюнь тут же обмер, он не мог не обмереть, потому что в предыдущей жизни сколь мягко бы они не запутывались на кровати, сколько раз не кончали, никогда Чу Ваньнин добровольно не обнимал его.
На мгновение он оцепенел, и вдруг, низко зарычав, опрокинул Чу Ваньнина вниз и подняв его длинные ноги, вклинился между них и сверху вниз принялся вколачиваться в него в этой позе.
Чу Ваньнин нахмурился, перед его глазами раскачивались занавеси зала Ушань, они были похожи на раскачивающиеся тени на постоялом дворе в городке Учан, когда он в первый раз в этой жизни лег в постель с Мо Жань. Это возвратилось лишь на мгновение, но казалось, что прошел целый век.
Он запрокинул голову и словно сгорая от страсти произнёс всего лишь раз, негромкий низкий звук на выдохе:
- Ах…
Этот звук был такой возбуждающий, хотя и совсем не громкий, однако от него тело Тасянь Цзюнь почти все вскипело, он с яростью набросился на него, в его зрачках отражался только он.
- Ваньнин… Ваньнин…
Горячий пот стекал, словно склеивая два обнажённых тела вместе на большой кровати, на которой в прошлой жизни они занимались любовью бессчетное количество раз, склеивал словно лак и клей*
*неразрывно, неразделимо.
Тасянь Цзюнь столько раз менял позы, похоже он хотел за этот один вечер восполнить все годы одиночества. Он свирепо входил в Чу Ваньнина сзади, усаживал сверху на свои бедра, в какой-то момент даже обняв его, поднялся с кровати и опираясь о стену яростно трахал на весу. Конечно, ведь это его наложница Чу, он мог делать все, что хотел, трахать, как угодно, он хотел быть нежным, ласкать его, жалеть его, мучить и владеть им.
Он хотел, чтобы во всех жизнях, всегда Чу Ваньнин был его человеком, чтобы никто не мог его отнять, не мог отнять даже он сам у самого себя.
В конце концов он уложил его на кровать, к этому времени у Чу Ваньнина от усталости не осталось никаких сил, подложив под его ягодицы подушку. В нем вдруг проснулся древний инстинкт, прекрасно понимая, что это невозможно, он все же как первобытный самец вдруг отчаянно захотел оплодотворить своего партнера и , таким образом приподняв нижнюю часть Чу Ваньнина он обнял его и жарко целуя частыми толчками вбивался между его ягодиц.
- Золотце, внутри тебя так хорошо, мм… - мужчина часто и горячо дышал, наслаждение постепенно нарастало, он толкался все быстрее его дыхание становилось все сильнее и беспорядочнее.
Когда он поднял зад* Чу Ваньнина еще выше, Чу Ваньнин был почти при смерти, его тонкие мозолистые пальцы вцепились в простыни, белокожие запястья сводило судорогой.
* пишу зад, потому что это место у китайцев 腰 это между ребрами и промежностью. Почему-то в словарях это талия, но это не только она, это вся нижняя часть туловища до бедер.
- Ааа…аа.. тише… медленнее…
Тасянь Цзюнь сновал туда-сюда слишком быстро, слишком яростно, его член в какой-то момент выскользнул и внезапно ощутив пустоту, Чу Ваньнин распахнул глаза в ошеломлении часто дыша. Но тут же мужчина, схватив свой скользкий грубый член, шлепнул несколько раз по ягодицам упругой влажной головкой и вставил обратно, сгорая от нетерпения он начал вколачиваться еще быстрее и яростнее.
- Ааа…!
- Сейчас. – Тасянь Цзюнь крепче обхватил сразу расслабившуюся талию Чу Ваньнина, быстро двигаясь внутри он, опустив голову поцеловал его в мокрый от пота лоб, кадык дёрнулся и задыхаясь Тасянь Цзюнь проговорил, - Золотце подними немного зад выше, я хочу кончить внутрь, … ааах… - он сам был так возбужден внезапным сокращением от стимуляции стенок кишечника Чу Ваньнина, нахмурился, почти задыхаясь от удовольствия и еще сильнее стал насаживать на себя человека под ним. При этом ноги Чу Ваньнина свешивались на его талию, пальцы на ногах дрожали.
- Я сейчас кончу, я кончу в тебя… Ваньнин…. – Тасянь Цзюнь смотрел вниз на лицо Чу Ваньнина, его взгляд был одержимыми и безумными, когда он пристально смотрел на это раскрасневшееся лицо.
После нескольких десятков быстрых влажных шлепков Тасянь Цзюнь прижав член к чувствительному месту внутри Чу Ваньнина, глухо застонав, когда мощные струи спермы выплеснулись наружу , заливая ту самую чувствительную точку .
Оба человека, сплётшись в крепких объятьях почти одновременно закричали.
Они кончили одновременно, вот только Чу Ваньнин не был таким извращенно выносливым, как Тасянь Цзюнь, до этого на этой постели он уже дважды кончил и на сей раз ему нечем было излиться, была только обильная и густая сперма Тасянь Цзюня. Он высоко задрал стройные ноги Чу Ваньнина, чтобы он принял все любовные соки, что он ему дал, возбужденный добытым хриплым и низким голосом Чу Ваньнина, он немного смягчился.
Прошло немал времени, когда Тасянь Цзюнь наконец опустил ноги Чу Ваньнина и, наклонившись, тяжело придавил под собой его тело.
Почувствовав, что Чу Ваньнин под ним завозился, пытаясь вытащить подушку из под ягодиц, он вдруг перехватив за запястья, остановил его. Приподняв голову, он внимательно вглядывался в его лицо, рассеянное после пережитого оргазма и в его черных с фиолетовым глазах мерцал странный свет.
Он его непобедимый заклятый враг.
Он его наставник, которого оскорблять и осквернять недопустимо.
В глазах людей он абсолютно чистый, уважаемый бессмертный.
Человек, которого он когда-то добивался, но не получил…
Наконец он снова развел его ноги в стороны, залитое его спермой отверстие так сильно заполнено, что не могло сомкнуться и он опять заткнул его головкой. От ощущения завоевания и покорения, ему просто-таки снесло крышу, Тасянь Цзюнь чувствовал, что только что излившись, твердеет вновь и опять готов действовать.
销魂蚀骨- душа расплавилась, а кости сносились
Чу Ваньнин был его наркотиком., ему была необходима эта пара упрямых, влажных глаз, когда они полные слез через силу смотрели вверх на него в его сердце тут же вспыхивал пожар, прожигая до самого низа живота….
Поэтому он взял руку Чу Ваньнина и прижимаясь губами к тыльной стороне прошептал:
- Не дергайся. Заполним еще немного.
- ….
Он не вытащил свой член, а снова толкнул внутрь. Он был способен почувствовать как горячие и липкие соки их обоих проталкиваются глубже внутрь. Кадык Тасянь Цзюнь перекатывался от удовольствия, впившись в губы Чу Ваньнина он ненасытно целовал его и чуть отстраняясь бормотал:
- Ты чувствуешь это? Все закупорено внутри, ничего не вытечет. Этот достопочтенный чуть погодя… все еще по-прежнему может услужить.
Тасянь Цзюнь не бросал слова на ветер.
Всю ночь он трахал Чу Ваньнина снова и снова, под конец половина звериных шкур покрывавших большую ковать, соскользнула вниз, оставшиеся наверху весь мех пропах горячим плотским запахом, был весь забрызган спермой двух мужчин, вся кровать выглядела невозможно непристойно…. Вплоть до глубокой ночи Тасянь Цзюнь трахал Чу Ваньнина и кончив в последний раз он, лаская всю в сперме спину, живот давно потерявшегося в ощущениях Чу Ваньнина, целовал его лицо.
Его Учитель, его наложница Чу, прежде имевшего манеры и облик бессмертного, не запачканного этим грешным миром, в данную минуту затраханный им до потери сознания, абсолютно голый, запутанный в любовном желании. Кожа Чу Ваньнина словно пропитанная лучшим грушевым вином Лихуабай, горячей похотью, вся пунцовая. Пара рассеянных фениксовых глаз едва прикрытых, тяжелое дыхание, влажные покрасневшие глаза, мягкие губы невольно дрожат, чуть приоткрытые.
Глядя на эти влажные дрожащие губы, Тасянь Цзюнь опять вспомнил, что эти губы не желавшие чуть приоткрыться для него, некогда с большой охотой за милую душу сосали член мастера Мо….
Тут же в нем снова вспыхнул огонь, пусть он уже сделал это сегодня много раз, но все же не удовлетворенный опять толкнулся в непрерывно сжимающийся проход Чу Ваньнина свирепо и безжалостно.
Чу Ваньнин к этому времени уже был так затрахан, он кончил столько раз, что почти потерял сознание, поэтому сейчас он лишь чуть нахмурившись инстинктивно хрипло закричал.
- Что ты кричишь, а снизу так туго обхватываешь. - прозвучал насмешливый голос Тасянь Цзюня, - Считаешь этот достопочтенный хорош, да или нет?
Естественно, он не мог получить ответ, но ответит он ему или нет, это было не важно, по крайней мере тело Чу Ваньнина действительно было честным. По крайней мере Чу Ваньнин млел под ним, был оттрахан до дрожи, оттрахан так, что был невыносимо влажным, промокшим, по крайней мере Чу Ваньнин был оттрахан им полностью, до самого основания. Это мужественное неукротимое тело под ним стало таким чувствительным, а возбуждением после оргазмов этой чувствительностью моно было издеваться над Чу Ваньнином как дубленой плетью, всего лишь одно движение и он, не в силах сдержаться хмурит свои брови вразлет, когда его тело прошивает судорогой.
Только он смог этого добиться.
Тасянь Цзюнь хотел погладить его лицо, но Чу Ваньнин инстинктивно сжался и отвернулся и все же он с силой схватил его за подбородок и провел пальмами по щеке. Мягкой, горячей рукой он стер влажные следы слез с этого чистого яркого лица.
После этого яростного безумного траха, Тасянь Цзюнь наконец, скрепя сердце, позволил себе сознаться, с тихим вздохом он низко пробормотал:
- Ваньнин. Наконец то ты вернулся во дворец. Отныне ты никуда не уйдешь.
В черно-фиолетовых глазах отразилось мужественное и в то же время хрупкое лицо, спустя долгое время Тасянь Цзюнь с непостижимым выражением на лице склонился и поцеовал Чу Ваньнина в висок. Полностью удовлетворенный, он вздохнул.
- Давай, спи.
Натянув грязное, мятое парчовое одеяло, он укрыл их обоих.
- …
Ночь постепенно отступала.
И это еще не конец этой бесконечной главы
Его темные глаза с фиолетовым отливом переполняло вожделение, страсть. Когда Тасянь Цзюнь внимательно вглядывался в пунцовое лицо своего учителя, на котором смешалось боль и удовлетворение, его взгляд был почти безумным, он вошел до конца, до самых яиц.
Схватив руку Чу Ваньнина он приложил ее к животу продолжая частыми толчками двигаться вверх и горячо, задыхаясь зашептал:
- Я у тебя внутри вот тут, выпирает здесь. Учитель, ты почувствовал это?
Гладкий, толстый член с каждым движением проникал глубоко в живот Чу Ваньнина, это влажный гневный стебель свирепо толкался в промокший вход. Чу Ваньнин почти потеряв рассудок, от этого яростного соития, раскрасневшийся до корней волос, среди звука шлепков задыхаясь шептал:
- Ах…ааа… Мо… Мо Жань….
Мо Жань…..
Мо Жань.
Так много месяцев, лет стремительно проносились перед его глазами, от юности до зрелости этого человека. Две жизни переплелись, и один за другим эпизоды из них, смешавшись проявлялись как вспышки. Разум Чу Ваньнина был разбит вдребезги, разлетелся на куски, он был полностью затоплен страстным желанием и это породило иллюзию в его мозгу. Он не понимал, какая жизнь реальна, а какая прошлая, столкнувшись с таким безбрежным горем и таким огромным удовольствием, все было раздроблено. Его мир весь был покрыт разорванными лоскутками, словно опадающие хлопья снега, и в каждом лоскутке-осколке отражался Мо Жань, смеющийся, рыдающий, добродетельный, безумный. Он видел, как силуэты Тасянь Цзюня и мастера Мо слились вместе и в этом безбрежном снегопаде, держа в руке бумажный зонтик, мирно и спокойно смотрели на него. Та пара фиолетово-черных глаз и чистых, и порочных, снег шел все сильнее, наконец и император и уважаемый наставник исчезли, и теперь в этом заснеженном осколке впервые проявился худой силуэт подростка Мо Жань.
Этот юноша поднял бумажный зонт и грустно улыбаясь сказал:
- Господин бессмертный, я ухожу… позаботьтесь об мне.. хорошо?
В последний раз.
Позаботься обо мне.
Все равно, какой я, после этого сражения быть может нам грозит вечная разлука.
Позаботься обо мне. В самом начале ученичества я просил тебя об этом так долго, ты не обращал внимания на меня. А теперь, в самом конце, я всего лишь оружие зла, пустая оболочка, переплетенная с тобой, можешь ли ты не отвергать меня, такого сумасшедшего, такого неразумного?
Позаботься обо мне, а? Хорошо?
- Мо Жань… - Чу Ваньнин был почти в замешательстве, не осознавший ничего, сильный толчок сердца и, придя в себя он понял, что обнимает Тасянь Цзюня, из горло вырывается, - Мо Жань…
Тасянь Цзюнь тут же обмер, он не мог не обмереть, потому что в предыдущей жизни сколь мягко бы они не запутывались на кровати, сколько раз не кончали, никогда Чу Ваньнин добровольно не обнимал его.
На мгновение он оцепенел, и вдруг, низко зарычав, опрокинул Чу Ваньнина вниз и подняв его длинные ноги, вклинился между них и сверху вниз принялся вколачиваться в него в этой позе.
Чу Ваньнин нахмурился, перед его глазами раскачивались занавеси зала Ушань, они были похожи на раскачивающиеся тени на постоялом дворе в городке Учан, когда он в первый раз в этой жизни лег в постель с Мо Жань. Это возвратилось лишь на мгновение, но казалось, что прошел целый век.
Он запрокинул голову и словно сгорая от страсти произнёс всего лишь раз, негромкий низкий звук на выдохе:
- Ах…
Этот звук был такой возбуждающий, хотя и совсем не громкий, однако от него тело Тасянь Цзюнь почти все вскипело, он с яростью набросился на него, в его зрачках отражался только он.
- Ваньнин… Ваньнин…
Горячий пот стекал, словно склеивая два обнажённых тела вместе на большой кровати, на которой в прошлой жизни они занимались любовью бессчетное количество раз, склеивал словно лак и клей*
*неразрывно, неразделимо.
Тасянь Цзюнь столько раз менял позы, похоже он хотел за этот один вечер восполнить все годы одиночества. Он свирепо входил в Чу Ваньнина сзади, усаживал сверху на свои бедра, в какой-то момент даже обняв его, поднялся с кровати и опираясь о стену яростно трахал на весу. Конечно, ведь это его наложница Чу, он мог делать все, что хотел, трахать, как угодно, он хотел быть нежным, ласкать его, жалеть его, мучить и владеть им.
Он хотел, чтобы во всех жизнях, всегда Чу Ваньнин был его человеком, чтобы никто не мог его отнять, не мог отнять даже он сам у самого себя.
В конце концов он уложил его на кровать, к этому времени у Чу Ваньнина от усталости не осталось никаких сил, подложив под его ягодицы подушку. В нем вдруг проснулся древний инстинкт, прекрасно понимая, что это невозможно, он все же как первобытный самец вдруг отчаянно захотел оплодотворить своего партнера и , таким образом приподняв нижнюю часть Чу Ваньнина он обнял его и жарко целуя частыми толчками вбивался между его ягодиц.
- Золотце, внутри тебя так хорошо, мм… - мужчина часто и горячо дышал, наслаждение постепенно нарастало, он толкался все быстрее его дыхание становилось все сильнее и беспорядочнее.
Когда он поднял зад* Чу Ваньнина еще выше, Чу Ваньнин был почти при смерти, его тонкие мозолистые пальцы вцепились в простыни, белокожие запястья сводило судорогой.
* пишу зад, потому что это место у китайцев 腰 это между ребрами и промежностью. Почему-то в словарях это талия, но это не только она, это вся нижняя часть туловища до бедер.
- Ааа…аа.. тише… медленнее…
Тасянь Цзюнь сновал туда-сюда слишком быстро, слишком яростно, его член в какой-то момент выскользнул и внезапно ощутив пустоту, Чу Ваньнин распахнул глаза в ошеломлении часто дыша. Но тут же мужчина, схватив свой скользкий грубый член, шлепнул несколько раз по ягодицам упругой влажной головкой и вставил обратно, сгорая от нетерпения он начал вколачиваться еще быстрее и яростнее.
- Ааа…!
- Сейчас. – Тасянь Цзюнь крепче обхватил сразу расслабившуюся талию Чу Ваньнина, быстро двигаясь внутри он, опустив голову поцеловал его в мокрый от пота лоб, кадык дёрнулся и задыхаясь Тасянь Цзюнь проговорил, - Золотце подними немного зад выше, я хочу кончить внутрь, … ааах… - он сам был так возбужден внезапным сокращением от стимуляции стенок кишечника Чу Ваньнина, нахмурился, почти задыхаясь от удовольствия и еще сильнее стал насаживать на себя человека под ним. При этом ноги Чу Ваньнина свешивались на его талию, пальцы на ногах дрожали.
- Я сейчас кончу, я кончу в тебя… Ваньнин…. – Тасянь Цзюнь смотрел вниз на лицо Чу Ваньнина, его взгляд был одержимыми и безумными, когда он пристально смотрел на это раскрасневшееся лицо.
После нескольких десятков быстрых влажных шлепков Тасянь Цзюнь прижав член к чувствительному месту внутри Чу Ваньнина, глухо застонав, когда мощные струи спермы выплеснулись наружу , заливая ту самую чувствительную точку .
Оба человека, сплётшись в крепких объятьях почти одновременно закричали.
Они кончили одновременно, вот только Чу Ваньнин не был таким извращенно выносливым, как Тасянь Цзюнь, до этого на этой постели он уже дважды кончил и на сей раз ему нечем было излиться, была только обильная и густая сперма Тасянь Цзюня. Он высоко задрал стройные ноги Чу Ваньнина, чтобы он принял все любовные соки, что он ему дал, возбужденный добытым хриплым и низким голосом Чу Ваньнина, он немного смягчился.
Прошло немал времени, когда Тасянь Цзюнь наконец опустил ноги Чу Ваньнина и, наклонившись, тяжело придавил под собой его тело.
Почувствовав, что Чу Ваньнин под ним завозился, пытаясь вытащить подушку из под ягодиц, он вдруг перехватив за запястья, остановил его. Приподняв голову, он внимательно вглядывался в его лицо, рассеянное после пережитого оргазма и в его черных с фиолетовым глазах мерцал странный свет.
Он его непобедимый заклятый враг.
Он его наставник, которого оскорблять и осквернять недопустимо.
В глазах людей он абсолютно чистый, уважаемый бессмертный.
Человек, которого он когда-то добивался, но не получил…
Наконец он снова развел его ноги в стороны, залитое его спермой отверстие так сильно заполнено, что не могло сомкнуться и он опять заткнул его головкой. От ощущения завоевания и покорения, ему просто-таки снесло крышу, Тасянь Цзюнь чувствовал, что только что излившись, твердеет вновь и опять готов действовать.
销魂蚀骨- душа расплавилась, а кости сносились
Чу Ваньнин был его наркотиком., ему была необходима эта пара упрямых, влажных глаз, когда они полные слез через силу смотрели вверх на него в его сердце тут же вспыхивал пожар, прожигая до самого низа живота….
Поэтому он взял руку Чу Ваньнина и прижимаясь губами к тыльной стороне прошептал:
- Не дергайся. Заполним еще немного.
- ….
Он не вытащил свой член, а снова толкнул внутрь. Он был способен почувствовать как горячие и липкие соки их обоих проталкиваются глубже внутрь. Кадык Тасянь Цзюнь перекатывался от удовольствия, впившись в губы Чу Ваньнина он ненасытно целовал его и чуть отстраняясь бормотал:
- Ты чувствуешь это? Все закупорено внутри, ничего не вытечет. Этот достопочтенный чуть погодя… все еще по-прежнему может услужить.
Тасянь Цзюнь не бросал слова на ветер.
Всю ночь он трахал Чу Ваньнина снова и снова, под конец половина звериных шкур покрывавших большую ковать, соскользнула вниз, оставшиеся наверху весь мех пропах горячим плотским запахом, был весь забрызган спермой двух мужчин, вся кровать выглядела невозможно непристойно…. Вплоть до глубокой ночи Тасянь Цзюнь трахал Чу Ваньнина и кончив в последний раз он, лаская всю в сперме спину, живот давно потерявшегося в ощущениях Чу Ваньнина, целовал его лицо.
Его Учитель, его наложница Чу, прежде имевшего манеры и облик бессмертного, не запачканного этим грешным миром, в данную минуту затраханный им до потери сознания, абсолютно голый, запутанный в любовном желании. Кожа Чу Ваньнина словно пропитанная лучшим грушевым вином Лихуабай, горячей похотью, вся пунцовая. Пара рассеянных фениксовых глаз едва прикрытых, тяжелое дыхание, влажные покрасневшие глаза, мягкие губы невольно дрожат, чуть приоткрытые.
Глядя на эти влажные дрожащие губы, Тасянь Цзюнь опять вспомнил, что эти губы не желавшие чуть приоткрыться для него, некогда с большой охотой за милую душу сосали член мастера Мо….
Тут же в нем снова вспыхнул огонь, пусть он уже сделал это сегодня много раз, но все же не удовлетворенный опять толкнулся в непрерывно сжимающийся проход Чу Ваньнина свирепо и безжалостно.
Чу Ваньнин к этому времени уже был так затрахан, он кончил столько раз, что почти потерял сознание, поэтому сейчас он лишь чуть нахмурившись инстинктивно хрипло закричал.
- Что ты кричишь, а снизу так туго обхватываешь. - прозвучал насмешливый голос Тасянь Цзюня, - Считаешь этот достопочтенный хорош, да или нет?
Естественно, он не мог получить ответ, но ответит он ему или нет, это было не важно, по крайней мере тело Чу Ваньнина действительно было честным. По крайней мере Чу Ваньнин млел под ним, был оттрахан до дрожи, оттрахан так, что был невыносимо влажным, промокшим, по крайней мере Чу Ваньнин был оттрахан им полностью, до самого основания. Это мужественное неукротимое тело под ним стало таким чувствительным, а возбуждением после оргазмов этой чувствительностью моно было издеваться над Чу Ваньнином как дубленой плетью, всего лишь одно движение и он, не в силах сдержаться хмурит свои брови вразлет, когда его тело прошивает судорогой.
Только он смог этого добиться.
Тасянь Цзюнь хотел погладить его лицо, но Чу Ваньнин инстинктивно сжался и отвернулся и все же он с силой схватил его за подбородок и провел пальмами по щеке. Мягкой, горячей рукой он стер влажные следы слез с этого чистого яркого лица.
После этого яростного безумного траха, Тасянь Цзюнь наконец, скрепя сердце, позволил себе сознаться, с тихим вздохом он низко пробормотал:
- Ваньнин. Наконец то ты вернулся во дворец. Отныне ты никуда не уйдешь.
В черно-фиолетовых глазах отразилось мужественное и в то же время хрупкое лицо, спустя долгое время Тасянь Цзюнь с непостижимым выражением на лице склонился и поцеовал Чу Ваньнина в висок. Полностью удовлетворенный, он вздохнул.
- Давай, спи.
Натянув грязное, мятое парчовое одеяло, он укрыл их обоих.
- …
Ночь постепенно отступала.
И это еще не конец этой бесконечной главы