Lapsa1
слегка разочаровывающая огромнейшая глава, которую делю на 2, а может и на 3. прям перепела с генералом вспомнила. Птенцов только не хватает (( Наверное не зря Митбан ее все же сама сократила, но тут оригинал, без сокращений.
читать дальше
Это было не лучшее место для разговора, поэтому Тасянь Цзюнь, подхватив Чу Ваньнина стремительно, с силой ветра и неистовством ливня, вернулся на гору во дворец Ушань. Карниз, где стоял Сюэ Мэн уже опустел, видимо Мэй Ханьсюэ, как более смышлёные, заставили его отступить.
Пинком распахнуты ворота и вот они все мокрые от дождя и ветра вошли в сухой и теплый тронный зал.
Оставленный ранее для Чу Ваньнина светильник уже погас.
Тасянь Цзюнь было не важно, раз уж мотылек не рванул в огонь, значит, волей неволей ему придется стать охотящимся пауком, с 8 мохнатыми лапами, что сам принесет добычу в свою нору.
Он резко толкнул Чу Ваньнина на лежанку и сверху донизу молча внимательно осмотрел мертвенно бледного мужчину с холодным выражением глаз.
Сейчас он чувствовал, что хочет очень много чего рассказать, и даже открыл рот, но, в конце концов выплюнул лишь холодное мрачное:
- Что? Неужто этот достопочтенный должен стать тем человеком, чтобы ты хотя бы раз взглянул на меня?
Он схватил Чу Ваньнина за подбородок и запрокинув его лицо, заставил смотреть в свои черные глаза. Под его пальцами лицо было мокрым и холодным.
- Чу Ваньнин, лучше тебе это сразу уяснить, - проговорил он сквозь стиснутые зубы, - В мире больше нет мастера Мо. Пусть ты еще не в силах с ним расстаться, но он больше не вернется.
В Чу Ваньнина словно вонзился шип, его бесчувственное лицо немного дрогнуло. Такая реакция заставила Тасянь Цзюня еще больше ревновать и ненавидеть. В его душе взметнулось пламя, он угрожающе* придвинулся и накрыл ледяные губы своими.
*欺身-наклониться резко к противнику, угрожающий жест
Неторопливо целуя, он привычно начал снимать с него верхнее одеяние. Мужчина перед ним был крепкой костью, однако, столько лет грызя ее, он, естественно знал как она вкусна и уже давно разобрался как добраться до мягкого нутра.
Движения и приёмы, которыми пользовался для сопротивления Чу Ваньнин были в точности такими же, как и в прошлой жизни и Тасянь Цзюнь легко, почти играючи блокировал эти атаки, а после взял заранее оставленную в изголовье кровати пилюлю и без разговоров поднес к его губам.
- Так или иначе мы снова встретились после долгой разлуки и этот достопочтенный не хочет видеть тебя холодным, отдающимся без желания. Давай, ешь.
Видя, как Чу Ваньнин нахмурившись вырывается изо всех сил, его глаза похолодели, он с силой безжалостно протолкнул пилюлю ему в рот, так, что его губы начали кровоточить, а после тут же наклонился и присосался к этим тонким бледным губам.
Он грубо просунул язык внутрь, то лекарство уже размокло и он упорно проталкивал его своим языком дальше, в горло Чу Ваньнина.
- ммм..
Насыщенный ржавый вкус крови таял на губах и зубах, когда его гибкий влажный язык толкнул пилюлю в глотку, а Чу Ваньнин не в силах вырваться, был вынужден проглотить ее.
Когда Мо Жань отпустил его, он тут же выгнув спину поднялся сильно закашлявшись, содрогаясь от рвотных позывов.
- Такая неглубокая глотка?
- …
- Когда он зажимал тебя вместо меня, почему же тогда не блевал?
Чу Ваньнин вмиг поменявшись лице обернулся, широко раскрыв глаза, словно увидел призрака, и уставился на бледное, усмехающееся лицо Тасянь Цзюня.
- Что, полагал, что о твоих с ним делах никому не известно? – настроение Тасянь Цзюня, когда он проговорил это начало меняться, он был одновременно и доволен собой и раздосадован, - На самом деле о всех тех ваших проделках этот достопочтенный знает как никто другой.
Говоря это, он скинул промокший от дождя пао и забрался на кровать. Мягкий ворс покрывала из звериных шкур смялся, когда он, чуть выгнув широкую спину оперся на предплечья, глядя на лежащего под ним человека.
С его мокрой от дождя челки капля сорвалась и упала на щеку Чу Ваньнина, отражаясь в глазах Тасянь Цзюнь.
С мрачным выражением Тасянь Цзюнь высунул кончик языка и слизал эту каплю воды, наполненную светом.
Он почувствовал, как тело Чу Ваньнина напряглось и усмехнулся:
- Ты все такой же чувствительный.
- …..
Если бы это было прежде, то Чу Ваньнин бы еще мог разгневаться, крикнуть «убирайся», но сейчас, он, полный скорби и отчаяния, отрешенно лишь закусил губу и не проронил ни звука, не бранился.
И только лишь во всем теле до кончиков пальцев он по-прежнему не мог сдержать дрожи. Он так ненавидел эту потерю самоконтроля.
Видя его дискомфорт, Тасянь Цзюнь наоборот, почувствовал себя легче и непринужденнее. Глядя на то, как ошеломленное, растерянное лицо человека под ним под воздействием зелья постепенно заливается румянцем, тягучим голосом он медленно произнес:
- Кстати, он не входил в тебя сзади, да?
Его рука опустилась ниже, и он прошептал на ухо:
- Скажи мне, ты там как раньше, все такой же тугой?
При таком красивом лице такой грязный язык. Его голос обольщал все сильнее, кончики пальцев гладили все смелее и беззастенчивей, под действием снадобья ласки казались еще более возбуждающими. Тасянь Цзюнь смотрел на это лицо, о котором тосковал днем и ночью, сглотнул и голос его просел.
- Если ты не ответишь, тогда я сам войду и попробую… позволь мне проверить, скучал ли ты внутри по мне…
Это снадобье и правда было очень хорошим средством, оно очень быстро подействовало и теперь спина Чу Ваньнина уже онемела, во всем теле не осталось сил на то, чтобы двинуть и пальцем, он только и мог что позволить Тасянь Цзюню задрать свои ноги на его плечи и войти в свое тело.
Он резко закрыл глаза, ресницы дрожали.
Это было совсем не похоже на то, что когда-то было с Мо Жань, Тасянь Цзюнь всегда было лень уделять время прелюдии, он редко был ласков.
Чу Ваньнин отчётливо слышал, как он снимает одежды, а в следующее мгновение он уже обжигающе горячий упирался в него, находившийся в полной готовности и уже жаждущий поскорее вторгнуться.
В это время снаружи вдруг кто-то постучал в дверь:
- Ваше величество, старший мастер просит вас…
- Убирайся!
Вместе с грубым криком раздался звон разбитого фарфора, это рядом от того несчастного, не понимающего приоритетов вошедшего, было слуги, с грохотом разбилась пиала.
Дверь в зал тут же закрылась и больше никто не осмеливался им докучать.
Тасянь Цзюнь шершавым большим пальцем провел по губам Чу Ваньнина:
- Вот видишь, здесь остались только мы с тобой. И можем быть только ты и я.
За окном ветер и дождь сменяли друг друга, грохотал гром, сверкала молния.
В зале Ушань, который был опустевшим и безлюдным столько лет, наконец то император принимал на своем ложе вернувшегося человека. Тасянь Цзюнь сосредоточенно наблюдая за реакций человека под собой, видя как под воздействием зелья его кожа становится пунцовой, ощущал, что давно погасшее пламя в его груди наконец, в этот вечер разгорается вновь.
Его Чу Фэй, его Ваньнин, его остывший было уголек, разгорающийся вновь в человеческом мире.
В этот момент тепло за этим пологом все опять вернулось в его объятья.
- Больше никто никогда не придет потревожить нас. Учитель… наложница Чу этого достопочтенного. - Тасянь Цзюнь придавил сильнее, придвинувшись к самому виску Чу Ваньнина он тихо проговорил, - Говорят, встреча после разлуки прекрасней медового месяца. Ты и этот достопочтенный были врозь так долго, и смотри, этот достопочтенный так долго не исполнял свой супружеский долг.
Его рука скользнула вниз и обхватила ладонь Чу Ваньнина.
Он взял сжатые, дрожащие пальцы, силой один за одним разогнул их и перехватив каждый поднес к своим губам, чтобы тщательно облизать. А затем с силой отвел руку Чу Ваньнина вниз – заставив крепко обхватить свой уже давно стоящий, перевитый венами огромный член.
- Ммм…., - тут же нарочито низко и хрипло простонал Тасянь Цзюнь, казалось он хотел заставить Чу Ваньнина ощутить стыд от служения мужчине, он хотел, чтобы Чу Ваньнин уяснил, что это тело, в этот момент придавившее его, принадлежит не страшащемуся ни небес ни земли Тасянь Цзюню, а не тому трусливому, не осмеливающемуся ни на что мастеру Мо.
Злодейский мастер….
Одна мысль о том, что Чу Ваньнин в этой жизни таким образом сам кого-то ласкал и пламя ревности словно огонь, охвативший мох вспыхнуло в его мозгу, раскалив глаза до красна.
Насильно удерживая руку Чу Ваньнина так, чтобы она плотно обхватывала его член, толкаясь головкой в его ладонь, он низко бормотал в почти раскаленное ухо Чу Ваньнину:
- Любимая наложница, ты чувствуешь, да?
- ….
- Этот достопочтенный задолжал за эти годы тебе столько милостей, ты сильно скучала, да? – от переполнявшего желания кадык дергался, низкий хриплый голос казалось проникал в плоть Чу Ваньнина, - Ничего, ночь сегодня длинная … ты можешь делать это сколько хочешь. Этот достопочтенный обязательно накормит досыта своего человека в кровати, бесстыже до самого предела.
Было ясно, что он сам желает этого до смерти, хочет так, что сердце колотится, так жаждет, что глаза совсем покраснели, хочет так, что жалеет, что нельзя быть еще ближе, заживо проглотить его плоть и кости. Однако он, наоборот, валил с больной головы на здоровую, говоря, что этого хочет Чу Ваньнин, а он всего лишь человек бескорыстно удовлетворяющий желания своего партнера.
И действительно Тасянь Цзюнь и только Тасянь Цзюнь еще мог в это время из остывшего пепла мертвой души Чу Ваньнина вытащить хоть какие-то крупицы эмоций живого человека.
Чу Ваньнин вдруг распахнул свои покрасневшие фениксовые глаза и помутневшим взглядом с затаенным гневом уставился на него. Однако, Тасянь Цзюнь был полностью удовлетворен, с восхищенным вздохом он проговорил:
- Ты так долго ТАК не смотрел на этого достопочтенного. Видя такие глаза сразу понятно, что это ты, точно ты.
Голос смолк. Он неожиданно опустил голову и прикусил мягкую мочку уха Чу Ваньнина. Уши всегда были его самым чувствительным местом и под воздействием снадобья Чу Ваньнин не мог больше сдерживаться, позвоночник снизу вверх словно прошила молния и он вздрогнул! Вот только реакция, которой он так долго добивался еще больше распалила Тасянь Цзюнь, и он бросился облизывать и играться с мочкой уха, прикусывая ее. Шершавый язык грубо вторгся в ушную раковину и подражая члену принялся ритмично сновать туда-сюда, делая ее влажной и еще более горячей.
В сильнейшем возбуждении Чу Ваньнин расслышал как Тасянь Цзюнь пробормотал:
- На самом деле здесь должна быть серьга….
Этот голос был одновременно голосом тирана, подавляющего бесконечное пламя гнева и одновременно брошенной собаки у могилы хозяина, бесконечно скорбным.
Тасянь Цзюнь несколько раз поцеловал место на ухе, в прошлой жизни проткнутое им серьгой, отчаянно желая доказать, что этот вернувшийся человек снова принадлежит ему, его движения вдруг стали резче и грубее. Обхватив руку Чу Ваньнина, он вынудил его приставить свой член к тому узкому проходу по которому так соскучился.
- Держи его, сам вставь этого достопочтенного.
Чу Ваньнин стиснув зубы попытался вырвать руку из хватки, но сила Тасянь Цзюня была потрясающей, тем более для него достаточно было лишь приложить каплю усилий, а у него уже выпирали вены на руках.
- Сам вставь, - настаивал Тасянь Цзюнь.
Говоря это, он небрежно приставил и надавил головкой на мягкий вход
Круглая влажная головка, вся в смазке (с расправленными складками? Это крайня плоть отодвинута или что там на головке за складки?) всего лишь пока только терлась у входа, а дыхание обоих уже участилось. Тасянь Цзюнь страстно желал свирепо вторгнуться прямо сейчас, пусть мужчина, о котором он мечтал во мраке ночей, туго обхватит и засосет его.
А что же Чу Ваньнин? Чу Ваньнин закусил уже прокушенную губу широко распахнув глаза, он задыхался, но не проронил ни звука и не повиновался. Он почти с грустью смотрел на человека перед собой и спустя долгое время из его горла вырвалось:
- Мо Жань…- у него перехватило дыхание.
Мо Жань, ты не такой.
……
Ты не такой, это твой отец-наставник… в прошлой и этой жизни.. он не….
Он не сумел позаботиться о тебе.
В обоих жизнях видя, как ты сходишь с ума, как ты умираешь.
Мне действительно стыдно, суетясь всю жизнь я потерпел поражение, не сумев переправить* тебя.
*Скорее всего это как сокращение от 渡过难关 – преодолеть трудности, справиться с преградой.
- Почему ты….- Тасянь Цзюнь на миг замер, - Ты плачешь?
Он правда плачет?
Он не чувствовал, в его теле огонь пылал слишком сильно, похоже, Тасянь Цзюнь решил превратить его кости в глину, накормив его этим зельем и страсть от этого лекарства распалилась невыносимо, и только когда Тасянь Цзюнь заговорил, он только тогда осознал, что уголки его глаз влажные и что-то скользкое течет из них вниз, стекая на волосы на висках.
Выражение лица Тасянь Цзюнь тут же переменилось, оно было очень странным, на нем отражалась злость, и в то же время ревность, и растерянность и казалось ….
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Он подумал, что, по всей вероятности сошел с ума, в этой паре черных с фиолетовым отливом глаз, он заметил каплю сердечной боли.
Просто показалось.
Однако в этой тишине Тасянь Цзюнь вдруг обхватил и поднял его, казалось он боится, что все рассеется как пыль, исчезнет, и он крепко сжал его в объятьях. Тасян Цзюнь больше не возвращался к этому вопросу и больше не принуждал его ничего делать. Он просто усадил Чу Ваньнин к себе на бедра и нагнувшись к этому чистому лицу, крепко поцеловал его.
- Ваньнин… Ваньнин…
Его губы были влажными и торопливыми, поцелуй болезненный, безумный. Тасянь Цзюнь обхватил Чу Ваньнина за талию, а потом вдруг своей большой рукой зашарил под подушками и тюфяками и вытащил давно уже приготовленный там флакон с мазью, который пролежал там так долго.
У Чу Ваньнина, как только он увидел эту мазь, все замерло внутри.
Древний афродизиак.
Раньше Тасянь Цзюнь использовал как-то раз эту мазь на нем. Даже, когда сейчас в его душе царили хаос и скорбь, Чу Ваньнин все же почувствовал проникающий до костей страх, он слишком хорошо был знаком с эффектом подобной мази, а теперь, когда его уже явно накормили пилюлей с афродизиаком, разве Тасянь Цзюнь этот безумец, разве он, он все еще…
Чу Ваньнин боролся изо всех сил, пытаясь оттолкнуть его, но сколько сил осталось в его теле.
- Нет… Мо Жань… не надо…
- Тссс, - глаза Тасянь Цзюнь были темные, нечитаемые, - Этот достопочтенный отличается от него, когда ты попробуешь это, сразу поймешь. Только этот достопочтенный сможет позаботиться о тебе так, что ты будешь полностью удовлетворен. Ведь тот лицемерный святоша, что он мог, а?
Он окунул пальцы в мазь и ничего не слушая, ввел их в зад Чу Ваньнина. Чу Ваньнин издал глухой вскрик, его ровная жесткая спина напрягалась, но что с того, Тасянь Цзюнь все больше запихивал мазь в его тело, размазывая и перемешивая внутри.
- Все губы искусал, заставляешь опять людей думать, что этот достопочтенный третирует тебя. – играя с ним, Тасянь Цзюнь в упор уставился на него своими черными глазами, - Хочешь, чтобы все люди в мире так думали? Не хочешь, чтобы все вокруг знали, какой ты, знали, что возвышенный и грозный почитаемый бессмертный Бэйдоу с виду такой высоконравственный и самолюбивый … но обслуживает императора и в кровати этого достопочтенного побывал бессчётное количество раз.
Дыхание Чу Ваньнина накалялось, он напряг спину, однако по-прежнему не мог сдержать мелкой дрожи.
- Этот достопочтенный в прошлом много раз думал о наложнице Чу, если бы ты был женщиной, то сейчас наши отношения были бы гораздо ближе. Так много лет, ночь за ночью пользуясь особым расположением…. Неизвестно сколько бы детей ты зачал для этого достопочтенного. – липкие пальцы Тасянь Цзюня двигались внутрь и наружу, другой рукой он гладил не устоявшую под напором ласк расслабившуюся спину Чу Ваньнина. Со спины рука переместилась на четко очерченный живот интимно поглаживая его.
- В этом случае это было бы хорошо и для тебя, и для этого достопочтенного. – Тасянь Цзюнь лаская его хриплым сексуальным голосом прошептал, - Принимая во внимание, что мы бы тогда являлись близкими родственниками, может быть мы могли бы сохранить немного уважения друг к другу и таким образом, в результате не пришли бы к тому положению, что имеем сейчас.
Его взгляд скользил вниз от мокрого от пота лба Чу Ваньнина, до нахмуренных бровей, по прямой переносице, до тонких, упрямо молчащих губ.
Выражение глаз Тасянь Цзюнь стало холодным и угрюмым:
- Жаль, такое может быть лишь во сне.
Он вытащил палец с липкой жирной мазью. Сколько мог выдержать даже святой действия афродизиаков? Он знал предел Чу Ваньнина.
Он его переступил.
Жаркая влага вытекла из чуть приоткрытого прохода, у Тасянь Цзюня больше не было желания насмехаться, никто не мог бы понять в данный момент его настроение. У вкусившего самых несравненных красавиц в этом мире императора, сердце забилось как у зеленого мальчишки, впервые отведавшего запретный плод. Как жаль, что нельзя прям сейчас и каждый день одним махом полностью поглотить этого человека перед ним, полностью овладеть им, как будто тепло этой ночью пропадет навечно из его объятий.
Он так боялся.
Он так сильно боялся, что Чу Ваньнин покинет его.
Поэтому не мог больше тратить силы на эту суету, он прижал свой твердый, набухший член к уже влажному устью канала и огромной головкой медленно растянул складки, прежде чем с усилием войти.
- Ах…! – тело Чу Ваньнина резко напряглось, он глухо вскрикнул и тут же обмяк, когда грубый, раскаленный член резко вошел в него. Он тяжело дышал под Тасянь Цюнем, холодный пот заструился по голой спине.
Тасянь Цзюнь закрыл глаза полностью погружаясь в наслаждение словно нахлынувший прилив, в этот момент он вдруг ощутил, что не было никакого одиночества пережитого на Пике Сышэн.
Как будто все одиночество и страдания последних лет были стерты в тот момент.
У него опять есть его Учитель, его наложница Чу, его Ваньнин. Он занимается с ним любовью, он на нем, проникает, вторгается в него, пачкает* и ласкает его.
*оскорбляет в смысл порочит, пачкает как то так.
Он чувствовал, как туго всасывают стенки кишки Чу Ваньнина его обжигающе горячий член, обхватывают его, как тело Чу Ваньнина любит его и жаждет.
- Учитель, внутри ты все такой же тесный.
Глаза Чу Ваньнина были плотно закрыты, но его била дрожь, тело с головы до ног горело от вожделения, его кожа была пунцовой, как будто он был пьян. Он чувствовал стыд и печаль, но эти эмоции из-за действия афродизиака были очень далеко, а возбуждение и удовольствие от вторжения Мо Жань непрерывно растекалось по телу, словно чернила по бумаге во все стороны.
Тасянь Цзюнь запрокинул его голову, держа за шею и вцепился в мочку уха, прижав его еще крепче. Член внутри него был слишком большой и когда он проник глубже, Чу Ваньнин нахмурился, на лице отразилась боль, он задышал глубже.
- Больно? – его реакция перед Тасянь Цзюнь была видна как на ладони, он хрипло продолжил, - Потерпи, я трахну тебя хорошо. Учитель, я заставлю тебя вспомнить, что со мной это намного приятнее.
Может быть из-за того, что афродизиак туманил сознание, в голове все плыло, а может, потому что Тасянь Цзюнь так увлекся, он не называл больше себя «этот достопочтенный», словно в жизни ничего не произошло, он по-простому говорил «я».
Внутри глаз Чу Ваньнина промелькнула неясная искра и всегда холодный и яростный взгляд на мгновение смягчился.
Этот взгляд так возбудил не ожидавшего ничего подобного императора, что он поднял его усадил на заваленную в беспорядке шкурами кровать Тасянь Цзюнь, и несколько раз подкинув на бедрах опять принялся скользить внутрь и наружу.
Чу Ваньнин сначала намертво сцепив зубы, отказываясь произносить что-либо, но, по мере того, как Тасянь Цзюнь все быстрее и яростнее двигался внутри слушая его не сдерживаемое хриплое тяжелое дыхание, постепенно терял контроль и сдавленные низкие стоны начали прорываться между его губ. Это были очень низкие и тихие звуки, но Тасянь Цзюнь словно услышав самые возбуждающие и развратные сексуальные стоны возбуждался все больше, с нарастающим возбуждением все глубже и глубже входя в его тело.
- Кричи.
- …
- Зачем сдерживаешься? Разве в прошлой жизни ты не кричал, просил, чтобы этот достопочтенный трахал тебя…. ты обхватывал талию этого достопочтенного ногами и умолял кончить в тебя, не вытаскивать….
Лицо Чу Ваньнина от стыда так пылало, что едва не капала кровь, но Тасянь Цзюнь безостановочно шептал ему на ухо о эти грязных невозможно пошлых былых делах, словно выставляя напоказ свои семейные драгоценности и одновременно с силой двигаясь вверх.
Движения Тасянь Цзюнь были почти нестерпимыми, почти хищными, когда он все сильнее его трахал. Он резко откинулся назад, лег на спину на кровати, стянув Чу Ваньнина вниз, он уложил Чу Ваньнина к себе на грудь, а потом прижался влажными губами к его губам жестко целуя, и в то же время снизу входя глубже под углом.
- Ахх…
Войдя под этим углом, он задел внутри Чу Ваньнина чувствительную точку* и сразу почувствовал, что человек в его объятьях вдруг расслабился и его задний проход стал еще более влажным и липким. Ощутив вытекающие телесные соки*, Тасянь Цзюнь тихонько рассмеялся, словно демонстрируя свою мощь он проговорил:
- Приятно или нет? Правда, все таки твой муж самый лучший?
*麻筋- Онемевший нерв — это какой-то эвфемизм простаты?
* эх, я даже не знаю, как это назвать, что угодно может вытечь из того прохода. Но, боюсь, ничего вытекшее оттуда нельзя назвать соком
Он не ждал ответа от Чу Ваньнина, он знал, что Чу Ваньнин ни за что не ответит.
Почти с жалким самодовольством император тихо прошептал:
- Этот достопочтенный знает, что тебе в этой позе нравиться трахаться, каждый раз, когда я трахаю тебя здесь, ты становишься совсем мокрым. Как не стыдно.
Когда он говорил это, его член упирался в то место заставляющее Чу Ваньнина дрожать, погруженный глубоко в его тело, которое так нежно втягивало его, что он не желал выходить, поэтому он придавив его начал двигаться маленькими, но быстрыми толчками. Конечно, это было самым чувствительным местом Чу Ваньнина, да еще и эти афродизиаки, так что, подвергшись такой безумно сильной и быстрой стимуляции, всего лишь почувствовав, как крупная головка непрерывно толкается в эту точку, заставляя его тело изнемогать в истоме, Чу Ваньнин на миг потерял рассудок, в фениксовых ярко красных глазах появилось рассеянное выражение и не сдержавшись он тихо застонал:
- Аааа…ахх.. ,
Для Тасянь Цзюнь это было огромным одобрением, своими большими руками он крепче вцепился в талию Чу Ваньнина, сильнее выгибая его ягодицы и быстро резко трахая его прошептал искренне и глубоко:
- Еще чуть-чуть, кричи во весь голос, Учитель…
Чу Ваньнин не хотел, наоборот, он еще сильнее закусил губу, но Тасянь Цзюнь внезапно сильнее прижался к той самой точке, словно прошило током, внутри все нестерпимо стало влажно и Чу Ваньнин не выдержав, словно умирая, вдруг открыл рот и с почти отчаянием громко закричал:
- Мааа, ааахх…!
- Ну? Хорошо тебе ставил этот ученик, тебе хорошо? Ты такой тугой внутри, Учитель. Почему ты так втягиваешь этого ученика?
Чу Ваньнин был возбужден еще больше, чем в прошлой жизни, он смутно слышал, что говорил Тасянь Цзюнь, широко открыв свои влажные красные глаза, он без сил лежал на крепкой груди Тасянь Цзюнь, который все так же сильно и глубоко продолжал двигаться.
Вся мазь смешавшись с липкими скользкими телесными жидкостями уже превратилась в пену и выдавливалась наружу, в месте, где были соединены этих два человека, все это уже промочило бедра Чу Ваньнина, но разве этого хватило Тасянь Цзюню?
читать дальше
Это было не лучшее место для разговора, поэтому Тасянь Цзюнь, подхватив Чу Ваньнина стремительно, с силой ветра и неистовством ливня, вернулся на гору во дворец Ушань. Карниз, где стоял Сюэ Мэн уже опустел, видимо Мэй Ханьсюэ, как более смышлёные, заставили его отступить.
Пинком распахнуты ворота и вот они все мокрые от дождя и ветра вошли в сухой и теплый тронный зал.
Оставленный ранее для Чу Ваньнина светильник уже погас.
Тасянь Цзюнь было не важно, раз уж мотылек не рванул в огонь, значит, волей неволей ему придется стать охотящимся пауком, с 8 мохнатыми лапами, что сам принесет добычу в свою нору.
Он резко толкнул Чу Ваньнина на лежанку и сверху донизу молча внимательно осмотрел мертвенно бледного мужчину с холодным выражением глаз.
Сейчас он чувствовал, что хочет очень много чего рассказать, и даже открыл рот, но, в конце концов выплюнул лишь холодное мрачное:
- Что? Неужто этот достопочтенный должен стать тем человеком, чтобы ты хотя бы раз взглянул на меня?
Он схватил Чу Ваньнина за подбородок и запрокинув его лицо, заставил смотреть в свои черные глаза. Под его пальцами лицо было мокрым и холодным.
- Чу Ваньнин, лучше тебе это сразу уяснить, - проговорил он сквозь стиснутые зубы, - В мире больше нет мастера Мо. Пусть ты еще не в силах с ним расстаться, но он больше не вернется.
В Чу Ваньнина словно вонзился шип, его бесчувственное лицо немного дрогнуло. Такая реакция заставила Тасянь Цзюня еще больше ревновать и ненавидеть. В его душе взметнулось пламя, он угрожающе* придвинулся и накрыл ледяные губы своими.
*欺身-наклониться резко к противнику, угрожающий жест
Неторопливо целуя, он привычно начал снимать с него верхнее одеяние. Мужчина перед ним был крепкой костью, однако, столько лет грызя ее, он, естественно знал как она вкусна и уже давно разобрался как добраться до мягкого нутра.
Движения и приёмы, которыми пользовался для сопротивления Чу Ваньнин были в точности такими же, как и в прошлой жизни и Тасянь Цзюнь легко, почти играючи блокировал эти атаки, а после взял заранее оставленную в изголовье кровати пилюлю и без разговоров поднес к его губам.
- Так или иначе мы снова встретились после долгой разлуки и этот достопочтенный не хочет видеть тебя холодным, отдающимся без желания. Давай, ешь.
Видя, как Чу Ваньнин нахмурившись вырывается изо всех сил, его глаза похолодели, он с силой безжалостно протолкнул пилюлю ему в рот, так, что его губы начали кровоточить, а после тут же наклонился и присосался к этим тонким бледным губам.
Он грубо просунул язык внутрь, то лекарство уже размокло и он упорно проталкивал его своим языком дальше, в горло Чу Ваньнина.
- ммм..
Насыщенный ржавый вкус крови таял на губах и зубах, когда его гибкий влажный язык толкнул пилюлю в глотку, а Чу Ваньнин не в силах вырваться, был вынужден проглотить ее.
Когда Мо Жань отпустил его, он тут же выгнув спину поднялся сильно закашлявшись, содрогаясь от рвотных позывов.
- Такая неглубокая глотка?
- …
- Когда он зажимал тебя вместо меня, почему же тогда не блевал?
Чу Ваньнин вмиг поменявшись лице обернулся, широко раскрыв глаза, словно увидел призрака, и уставился на бледное, усмехающееся лицо Тасянь Цзюня.
- Что, полагал, что о твоих с ним делах никому не известно? – настроение Тасянь Цзюня, когда он проговорил это начало меняться, он был одновременно и доволен собой и раздосадован, - На самом деле о всех тех ваших проделках этот достопочтенный знает как никто другой.
Говоря это, он скинул промокший от дождя пао и забрался на кровать. Мягкий ворс покрывала из звериных шкур смялся, когда он, чуть выгнув широкую спину оперся на предплечья, глядя на лежащего под ним человека.
С его мокрой от дождя челки капля сорвалась и упала на щеку Чу Ваньнина, отражаясь в глазах Тасянь Цзюнь.
С мрачным выражением Тасянь Цзюнь высунул кончик языка и слизал эту каплю воды, наполненную светом.
Он почувствовал, как тело Чу Ваньнина напряглось и усмехнулся:
- Ты все такой же чувствительный.
- …..
Если бы это было прежде, то Чу Ваньнин бы еще мог разгневаться, крикнуть «убирайся», но сейчас, он, полный скорби и отчаяния, отрешенно лишь закусил губу и не проронил ни звука, не бранился.
И только лишь во всем теле до кончиков пальцев он по-прежнему не мог сдержать дрожи. Он так ненавидел эту потерю самоконтроля.
Видя его дискомфорт, Тасянь Цзюнь наоборот, почувствовал себя легче и непринужденнее. Глядя на то, как ошеломленное, растерянное лицо человека под ним под воздействием зелья постепенно заливается румянцем, тягучим голосом он медленно произнес:
- Кстати, он не входил в тебя сзади, да?
Его рука опустилась ниже, и он прошептал на ухо:
- Скажи мне, ты там как раньше, все такой же тугой?
При таком красивом лице такой грязный язык. Его голос обольщал все сильнее, кончики пальцев гладили все смелее и беззастенчивей, под действием снадобья ласки казались еще более возбуждающими. Тасянь Цзюнь смотрел на это лицо, о котором тосковал днем и ночью, сглотнул и голос его просел.
- Если ты не ответишь, тогда я сам войду и попробую… позволь мне проверить, скучал ли ты внутри по мне…
Это снадобье и правда было очень хорошим средством, оно очень быстро подействовало и теперь спина Чу Ваньнина уже онемела, во всем теле не осталось сил на то, чтобы двинуть и пальцем, он только и мог что позволить Тасянь Цзюню задрать свои ноги на его плечи и войти в свое тело.
Он резко закрыл глаза, ресницы дрожали.
Это было совсем не похоже на то, что когда-то было с Мо Жань, Тасянь Цзюнь всегда было лень уделять время прелюдии, он редко был ласков.
Чу Ваньнин отчётливо слышал, как он снимает одежды, а в следующее мгновение он уже обжигающе горячий упирался в него, находившийся в полной готовности и уже жаждущий поскорее вторгнуться.
В это время снаружи вдруг кто-то постучал в дверь:
- Ваше величество, старший мастер просит вас…
- Убирайся!
Вместе с грубым криком раздался звон разбитого фарфора, это рядом от того несчастного, не понимающего приоритетов вошедшего, было слуги, с грохотом разбилась пиала.
Дверь в зал тут же закрылась и больше никто не осмеливался им докучать.
Тасянь Цзюнь шершавым большим пальцем провел по губам Чу Ваньнина:
- Вот видишь, здесь остались только мы с тобой. И можем быть только ты и я.
За окном ветер и дождь сменяли друг друга, грохотал гром, сверкала молния.
В зале Ушань, который был опустевшим и безлюдным столько лет, наконец то император принимал на своем ложе вернувшегося человека. Тасянь Цзюнь сосредоточенно наблюдая за реакций человека под собой, видя как под воздействием зелья его кожа становится пунцовой, ощущал, что давно погасшее пламя в его груди наконец, в этот вечер разгорается вновь.
Его Чу Фэй, его Ваньнин, его остывший было уголек, разгорающийся вновь в человеческом мире.
В этот момент тепло за этим пологом все опять вернулось в его объятья.
- Больше никто никогда не придет потревожить нас. Учитель… наложница Чу этого достопочтенного. - Тасянь Цзюнь придавил сильнее, придвинувшись к самому виску Чу Ваньнина он тихо проговорил, - Говорят, встреча после разлуки прекрасней медового месяца. Ты и этот достопочтенный были врозь так долго, и смотри, этот достопочтенный так долго не исполнял свой супружеский долг.
Его рука скользнула вниз и обхватила ладонь Чу Ваньнина.
Он взял сжатые, дрожащие пальцы, силой один за одним разогнул их и перехватив каждый поднес к своим губам, чтобы тщательно облизать. А затем с силой отвел руку Чу Ваньнина вниз – заставив крепко обхватить свой уже давно стоящий, перевитый венами огромный член.
- Ммм…., - тут же нарочито низко и хрипло простонал Тасянь Цзюнь, казалось он хотел заставить Чу Ваньнина ощутить стыд от служения мужчине, он хотел, чтобы Чу Ваньнин уяснил, что это тело, в этот момент придавившее его, принадлежит не страшащемуся ни небес ни земли Тасянь Цзюню, а не тому трусливому, не осмеливающемуся ни на что мастеру Мо.
Злодейский мастер….
Одна мысль о том, что Чу Ваньнин в этой жизни таким образом сам кого-то ласкал и пламя ревности словно огонь, охвативший мох вспыхнуло в его мозгу, раскалив глаза до красна.
Насильно удерживая руку Чу Ваньнина так, чтобы она плотно обхватывала его член, толкаясь головкой в его ладонь, он низко бормотал в почти раскаленное ухо Чу Ваньнину:
- Любимая наложница, ты чувствуешь, да?
- ….
- Этот достопочтенный задолжал за эти годы тебе столько милостей, ты сильно скучала, да? – от переполнявшего желания кадык дергался, низкий хриплый голос казалось проникал в плоть Чу Ваньнина, - Ничего, ночь сегодня длинная … ты можешь делать это сколько хочешь. Этот достопочтенный обязательно накормит досыта своего человека в кровати, бесстыже до самого предела.
Было ясно, что он сам желает этого до смерти, хочет так, что сердце колотится, так жаждет, что глаза совсем покраснели, хочет так, что жалеет, что нельзя быть еще ближе, заживо проглотить его плоть и кости. Однако он, наоборот, валил с больной головы на здоровую, говоря, что этого хочет Чу Ваньнин, а он всего лишь человек бескорыстно удовлетворяющий желания своего партнера.
И действительно Тасянь Цзюнь и только Тасянь Цзюнь еще мог в это время из остывшего пепла мертвой души Чу Ваньнина вытащить хоть какие-то крупицы эмоций живого человека.
Чу Ваньнин вдруг распахнул свои покрасневшие фениксовые глаза и помутневшим взглядом с затаенным гневом уставился на него. Однако, Тасянь Цзюнь был полностью удовлетворен, с восхищенным вздохом он проговорил:
- Ты так долго ТАК не смотрел на этого достопочтенного. Видя такие глаза сразу понятно, что это ты, точно ты.
Голос смолк. Он неожиданно опустил голову и прикусил мягкую мочку уха Чу Ваньнина. Уши всегда были его самым чувствительным местом и под воздействием снадобья Чу Ваньнин не мог больше сдерживаться, позвоночник снизу вверх словно прошила молния и он вздрогнул! Вот только реакция, которой он так долго добивался еще больше распалила Тасянь Цзюнь, и он бросился облизывать и играться с мочкой уха, прикусывая ее. Шершавый язык грубо вторгся в ушную раковину и подражая члену принялся ритмично сновать туда-сюда, делая ее влажной и еще более горячей.
В сильнейшем возбуждении Чу Ваньнин расслышал как Тасянь Цзюнь пробормотал:
- На самом деле здесь должна быть серьга….
Этот голос был одновременно голосом тирана, подавляющего бесконечное пламя гнева и одновременно брошенной собаки у могилы хозяина, бесконечно скорбным.
Тасянь Цзюнь несколько раз поцеловал место на ухе, в прошлой жизни проткнутое им серьгой, отчаянно желая доказать, что этот вернувшийся человек снова принадлежит ему, его движения вдруг стали резче и грубее. Обхватив руку Чу Ваньнина, он вынудил его приставить свой член к тому узкому проходу по которому так соскучился.
- Держи его, сам вставь этого достопочтенного.
Чу Ваньнин стиснув зубы попытался вырвать руку из хватки, но сила Тасянь Цзюня была потрясающей, тем более для него достаточно было лишь приложить каплю усилий, а у него уже выпирали вены на руках.
- Сам вставь, - настаивал Тасянь Цзюнь.
Говоря это, он небрежно приставил и надавил головкой на мягкий вход
Круглая влажная головка, вся в смазке (с расправленными складками? Это крайня плоть отодвинута или что там на головке за складки?) всего лишь пока только терлась у входа, а дыхание обоих уже участилось. Тасянь Цзюнь страстно желал свирепо вторгнуться прямо сейчас, пусть мужчина, о котором он мечтал во мраке ночей, туго обхватит и засосет его.
А что же Чу Ваньнин? Чу Ваньнин закусил уже прокушенную губу широко распахнув глаза, он задыхался, но не проронил ни звука и не повиновался. Он почти с грустью смотрел на человека перед собой и спустя долгое время из его горла вырвалось:
- Мо Жань…- у него перехватило дыхание.
Мо Жань, ты не такой.
……
Ты не такой, это твой отец-наставник… в прошлой и этой жизни.. он не….
Он не сумел позаботиться о тебе.
В обоих жизнях видя, как ты сходишь с ума, как ты умираешь.
Мне действительно стыдно, суетясь всю жизнь я потерпел поражение, не сумев переправить* тебя.
*Скорее всего это как сокращение от 渡过难关 – преодолеть трудности, справиться с преградой.
- Почему ты….- Тасянь Цзюнь на миг замер, - Ты плачешь?
Он правда плачет?
Он не чувствовал, в его теле огонь пылал слишком сильно, похоже, Тасянь Цзюнь решил превратить его кости в глину, накормив его этим зельем и страсть от этого лекарства распалилась невыносимо, и только когда Тасянь Цзюнь заговорил, он только тогда осознал, что уголки его глаз влажные и что-то скользкое течет из них вниз, стекая на волосы на висках.
Выражение лица Тасянь Цзюнь тут же переменилось, оно было очень странным, на нем отражалась злость, и в то же время ревность, и растерянность и казалось ….
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Он подумал, что, по всей вероятности сошел с ума, в этой паре черных с фиолетовым отливом глаз, он заметил каплю сердечной боли.
Просто показалось.
Однако в этой тишине Тасянь Цзюнь вдруг обхватил и поднял его, казалось он боится, что все рассеется как пыль, исчезнет, и он крепко сжал его в объятьях. Тасян Цзюнь больше не возвращался к этому вопросу и больше не принуждал его ничего делать. Он просто усадил Чу Ваньнин к себе на бедра и нагнувшись к этому чистому лицу, крепко поцеловал его.
- Ваньнин… Ваньнин…
Его губы были влажными и торопливыми, поцелуй болезненный, безумный. Тасянь Цзюнь обхватил Чу Ваньнина за талию, а потом вдруг своей большой рукой зашарил под подушками и тюфяками и вытащил давно уже приготовленный там флакон с мазью, который пролежал там так долго.
У Чу Ваньнина, как только он увидел эту мазь, все замерло внутри.
Древний афродизиак.
Раньше Тасянь Цзюнь использовал как-то раз эту мазь на нем. Даже, когда сейчас в его душе царили хаос и скорбь, Чу Ваньнин все же почувствовал проникающий до костей страх, он слишком хорошо был знаком с эффектом подобной мази, а теперь, когда его уже явно накормили пилюлей с афродизиаком, разве Тасянь Цзюнь этот безумец, разве он, он все еще…
Чу Ваньнин боролся изо всех сил, пытаясь оттолкнуть его, но сколько сил осталось в его теле.
- Нет… Мо Жань… не надо…
- Тссс, - глаза Тасянь Цзюнь были темные, нечитаемые, - Этот достопочтенный отличается от него, когда ты попробуешь это, сразу поймешь. Только этот достопочтенный сможет позаботиться о тебе так, что ты будешь полностью удовлетворен. Ведь тот лицемерный святоша, что он мог, а?
Он окунул пальцы в мазь и ничего не слушая, ввел их в зад Чу Ваньнина. Чу Ваньнин издал глухой вскрик, его ровная жесткая спина напрягалась, но что с того, Тасянь Цзюнь все больше запихивал мазь в его тело, размазывая и перемешивая внутри.
- Все губы искусал, заставляешь опять людей думать, что этот достопочтенный третирует тебя. – играя с ним, Тасянь Цзюнь в упор уставился на него своими черными глазами, - Хочешь, чтобы все люди в мире так думали? Не хочешь, чтобы все вокруг знали, какой ты, знали, что возвышенный и грозный почитаемый бессмертный Бэйдоу с виду такой высоконравственный и самолюбивый … но обслуживает императора и в кровати этого достопочтенного побывал бессчётное количество раз.
Дыхание Чу Ваньнина накалялось, он напряг спину, однако по-прежнему не мог сдержать мелкой дрожи.
- Этот достопочтенный в прошлом много раз думал о наложнице Чу, если бы ты был женщиной, то сейчас наши отношения были бы гораздо ближе. Так много лет, ночь за ночью пользуясь особым расположением…. Неизвестно сколько бы детей ты зачал для этого достопочтенного. – липкие пальцы Тасянь Цзюня двигались внутрь и наружу, другой рукой он гладил не устоявшую под напором ласк расслабившуюся спину Чу Ваньнина. Со спины рука переместилась на четко очерченный живот интимно поглаживая его.
- В этом случае это было бы хорошо и для тебя, и для этого достопочтенного. – Тасянь Цзюнь лаская его хриплым сексуальным голосом прошептал, - Принимая во внимание, что мы бы тогда являлись близкими родственниками, может быть мы могли бы сохранить немного уважения друг к другу и таким образом, в результате не пришли бы к тому положению, что имеем сейчас.
Его взгляд скользил вниз от мокрого от пота лба Чу Ваньнина, до нахмуренных бровей, по прямой переносице, до тонких, упрямо молчащих губ.
Выражение глаз Тасянь Цзюнь стало холодным и угрюмым:
- Жаль, такое может быть лишь во сне.
Он вытащил палец с липкой жирной мазью. Сколько мог выдержать даже святой действия афродизиаков? Он знал предел Чу Ваньнина.
Он его переступил.
Жаркая влага вытекла из чуть приоткрытого прохода, у Тасянь Цзюня больше не было желания насмехаться, никто не мог бы понять в данный момент его настроение. У вкусившего самых несравненных красавиц в этом мире императора, сердце забилось как у зеленого мальчишки, впервые отведавшего запретный плод. Как жаль, что нельзя прям сейчас и каждый день одним махом полностью поглотить этого человека перед ним, полностью овладеть им, как будто тепло этой ночью пропадет навечно из его объятий.
Он так боялся.
Он так сильно боялся, что Чу Ваньнин покинет его.
Поэтому не мог больше тратить силы на эту суету, он прижал свой твердый, набухший член к уже влажному устью канала и огромной головкой медленно растянул складки, прежде чем с усилием войти.
- Ах…! – тело Чу Ваньнина резко напряглось, он глухо вскрикнул и тут же обмяк, когда грубый, раскаленный член резко вошел в него. Он тяжело дышал под Тасянь Цюнем, холодный пот заструился по голой спине.
Тасянь Цзюнь закрыл глаза полностью погружаясь в наслаждение словно нахлынувший прилив, в этот момент он вдруг ощутил, что не было никакого одиночества пережитого на Пике Сышэн.
Как будто все одиночество и страдания последних лет были стерты в тот момент.
У него опять есть его Учитель, его наложница Чу, его Ваньнин. Он занимается с ним любовью, он на нем, проникает, вторгается в него, пачкает* и ласкает его.
*оскорбляет в смысл порочит, пачкает как то так.
Он чувствовал, как туго всасывают стенки кишки Чу Ваньнина его обжигающе горячий член, обхватывают его, как тело Чу Ваньнина любит его и жаждет.
- Учитель, внутри ты все такой же тесный.
Глаза Чу Ваньнина были плотно закрыты, но его била дрожь, тело с головы до ног горело от вожделения, его кожа была пунцовой, как будто он был пьян. Он чувствовал стыд и печаль, но эти эмоции из-за действия афродизиака были очень далеко, а возбуждение и удовольствие от вторжения Мо Жань непрерывно растекалось по телу, словно чернила по бумаге во все стороны.
Тасянь Цзюнь запрокинул его голову, держа за шею и вцепился в мочку уха, прижав его еще крепче. Член внутри него был слишком большой и когда он проник глубже, Чу Ваньнин нахмурился, на лице отразилась боль, он задышал глубже.
- Больно? – его реакция перед Тасянь Цзюнь была видна как на ладони, он хрипло продолжил, - Потерпи, я трахну тебя хорошо. Учитель, я заставлю тебя вспомнить, что со мной это намного приятнее.
Может быть из-за того, что афродизиак туманил сознание, в голове все плыло, а может, потому что Тасянь Цзюнь так увлекся, он не называл больше себя «этот достопочтенный», словно в жизни ничего не произошло, он по-простому говорил «я».
Внутри глаз Чу Ваньнина промелькнула неясная искра и всегда холодный и яростный взгляд на мгновение смягчился.
Этот взгляд так возбудил не ожидавшего ничего подобного императора, что он поднял его усадил на заваленную в беспорядке шкурами кровать Тасянь Цзюнь, и несколько раз подкинув на бедрах опять принялся скользить внутрь и наружу.
Чу Ваньнин сначала намертво сцепив зубы, отказываясь произносить что-либо, но, по мере того, как Тасянь Цзюнь все быстрее и яростнее двигался внутри слушая его не сдерживаемое хриплое тяжелое дыхание, постепенно терял контроль и сдавленные низкие стоны начали прорываться между его губ. Это были очень низкие и тихие звуки, но Тасянь Цзюнь словно услышав самые возбуждающие и развратные сексуальные стоны возбуждался все больше, с нарастающим возбуждением все глубже и глубже входя в его тело.
- Кричи.
- …
- Зачем сдерживаешься? Разве в прошлой жизни ты не кричал, просил, чтобы этот достопочтенный трахал тебя…. ты обхватывал талию этого достопочтенного ногами и умолял кончить в тебя, не вытаскивать….
Лицо Чу Ваньнина от стыда так пылало, что едва не капала кровь, но Тасянь Цзюнь безостановочно шептал ему на ухо о эти грязных невозможно пошлых былых делах, словно выставляя напоказ свои семейные драгоценности и одновременно с силой двигаясь вверх.
Движения Тасянь Цзюнь были почти нестерпимыми, почти хищными, когда он все сильнее его трахал. Он резко откинулся назад, лег на спину на кровати, стянув Чу Ваньнина вниз, он уложил Чу Ваньнина к себе на грудь, а потом прижался влажными губами к его губам жестко целуя, и в то же время снизу входя глубже под углом.
- Ахх…
Войдя под этим углом, он задел внутри Чу Ваньнина чувствительную точку* и сразу почувствовал, что человек в его объятьях вдруг расслабился и его задний проход стал еще более влажным и липким. Ощутив вытекающие телесные соки*, Тасянь Цзюнь тихонько рассмеялся, словно демонстрируя свою мощь он проговорил:
- Приятно или нет? Правда, все таки твой муж самый лучший?
*麻筋- Онемевший нерв — это какой-то эвфемизм простаты?
* эх, я даже не знаю, как это назвать, что угодно может вытечь из того прохода. Но, боюсь, ничего вытекшее оттуда нельзя назвать соком
Он не ждал ответа от Чу Ваньнина, он знал, что Чу Ваньнин ни за что не ответит.
Почти с жалким самодовольством император тихо прошептал:
- Этот достопочтенный знает, что тебе в этой позе нравиться трахаться, каждый раз, когда я трахаю тебя здесь, ты становишься совсем мокрым. Как не стыдно.
Когда он говорил это, его член упирался в то место заставляющее Чу Ваньнина дрожать, погруженный глубоко в его тело, которое так нежно втягивало его, что он не желал выходить, поэтому он придавив его начал двигаться маленькими, но быстрыми толчками. Конечно, это было самым чувствительным местом Чу Ваньнина, да еще и эти афродизиаки, так что, подвергшись такой безумно сильной и быстрой стимуляции, всего лишь почувствовав, как крупная головка непрерывно толкается в эту точку, заставляя его тело изнемогать в истоме, Чу Ваньнин на миг потерял рассудок, в фениксовых ярко красных глазах появилось рассеянное выражение и не сдержавшись он тихо застонал:
- Аааа…ахх.. ,
Для Тасянь Цзюнь это было огромным одобрением, своими большими руками он крепче вцепился в талию Чу Ваньнина, сильнее выгибая его ягодицы и быстро резко трахая его прошептал искренне и глубоко:
- Еще чуть-чуть, кричи во весь голос, Учитель…
Чу Ваньнин не хотел, наоборот, он еще сильнее закусил губу, но Тасянь Цзюнь внезапно сильнее прижался к той самой точке, словно прошило током, внутри все нестерпимо стало влажно и Чу Ваньнин не выдержав, словно умирая, вдруг открыл рот и с почти отчаянием громко закричал:
- Мааа, ааахх…!
- Ну? Хорошо тебе ставил этот ученик, тебе хорошо? Ты такой тугой внутри, Учитель. Почему ты так втягиваешь этого ученика?
Чу Ваньнин был возбужден еще больше, чем в прошлой жизни, он смутно слышал, что говорил Тасянь Цзюнь, широко открыв свои влажные красные глаза, он без сил лежал на крепкой груди Тасянь Цзюнь, который все так же сильно и глубоко продолжал двигаться.
Вся мазь смешавшись с липкими скользкими телесными жидкостями уже превратилась в пену и выдавливалась наружу, в месте, где были соединены этих два человека, все это уже промочило бедра Чу Ваньнина, но разве этого хватило Тасянь Цзюню?