Lapsa1
читать дальше
Тасянь Цзюнь парил высоко в пустоте, на тысячи жэнь* над землей, его черный пао клубился, словно брызги туши.
*1 жэнь – около 2.5 метра
Он зажмурился, пышно расшитые широкие рукава его одежд, трепетали на ветру в ладонях накапливалась духовная сила, словно дракон, поглощающий солнце. Вдруг стало заметно, как в зимней мгле проявились ворота времени и пространства…
Бах!
Раздался грохот, вспыхнули молнии, словно взметнулись острые клинки, и в этот миг небосвод раскололся!
Несколько мгновений мертвой тишины и тут же, вслед за этим воды озера Тяньи бурным потоком хлынули в обратном направлении, снега с гор Куньлунь раскололись и обрушились вниз, яростно клокоча, жёлтая пыль взметнулась над землей, поднялся северный ветер ...... Когда-то Чу Ваньнин пришел в этот мир, лишь немного надорвав ткань времени и пространства, оставив тонкий след, позже, еще раз Ши Мэй невероятными усилиями восстановил этот отпечаток и тоже, вслед за ним проследовал в этот мир.
Однако те два раза, когда ткань времени и пространства была надорвана, были всего лишь легкой раной, очень скоро затянувшейся силами первозданного хаоса. Пусть в последствии на горе Цзяо Сюй Шуанлинь с помощью пяти великих, божественных мечей и заставил сильнее расколоться небеса, то был тоже всего лишь временный прорыв барьера между двумя мирами, не более того.
Но на сей раз между трещиной, что разорвал своими руками Мо Жань и всеми предыдущими, была огромная разница. Небеса мгновенно стали багрово красными, время от времени постепенно проявлялись на небе две восходящие луны и два солнца одновременно, слабо вспыхивали белые отсветы в вышине над хижинами.
От правого берега Янцзы, до северной пустыни*, от морского берега и до края земли. Моментально все люди побросали все свои дела, и, запрокинув голову, смотрели на это невероятное, ужасное небесное знамение.
*Пустыня Гоби
В городке Учан. Какой-то только что лепетавший младенец, заплакал, мама подхватила его и сжала в объятьях. Она целовала его щеки и тихо приговаривала:
- Не плачь, не плачь, хороший малыш, мама тут, мама с тобой.
В городе Янчжоу. Какая-то древняя*, сгорбленная старушка, дрожащей рукой опираясь на палку, глухо проговорила:
- Это…как это в небе две луны, да еще и два солнца… небеса, о, небеса, как же так вышло…
* 鹤发鸡皮 журавлиные волосы (белые как перья журавля) и куриная кожа – очень старый человек
Остров Фэйхуа. Третья госпожа Сунь с вертикально поднятыми густыми бровями, стояла на берегу, уперев руки в бока. Ее суровый строгий голос заставил всех людей погасить лампы и укрыться в домах, да к тому же, она приказала слугам собрать вместе на острове всех бродяг, не имеющих крыши над головой, стариков и немощных и расположить в своем доме.
Она пристально смотрела на странное явление в воздухе, в ее глазах плескались отблески огня.
Нечего и говорить о том, что в Гу Юйэ, во дворце Хохуан, в храме Убэй, во всех этих больших школах, хотели они это признавать или нет, почти всем адептам в ту же минуту уже все было понятно:
Врата жизни и смерти, времени и пространства действительно открылись.
Мо Жань, оседлав ветер*под воздействием фальшивых убеждений, на глазах наполнялся кровавой атмосферой, его зрачки были затоплены ярким светом безумия.
*величественно, вольно, по велению чувств
Ши Минцзин столько раз порождал в его душе сомнения и заблуждения, столько раз он рождался и умирал, умирал и воскресал, большинство его воспоминаний были стерты, размолоты в пыль, в его теле осталась только лишь капля от его сознательной души, чтобы поддерживать его.
Поэтому он был полностью безумен и по сравнению с прежним собой, еще более глух к голосу рассудка.
Разрушить небеса и уничтожить землю.
Очень скоро полстраны было покрыто черными тучами. Тасянь Цзюнь задрал вверх голову и захохотал. Однако, над чем он смеялся?
Ему было самому непонятно, он этого не осознавал.
В голове царил полный хаос, в душе непрерывно вращались лишь приказы, отданные его хозяином.
Он, прищурившись посмотрел на пронизанный ярким светом магический барьер под клубящимися грозовыми тучами, на губах промелькнул след холодной усмешки. Подняв руку, он низким голосом произнес:
- Бугуй.
Тут же появился Бугуй.
Тасянь Цзюнь кончиками пальцев прошелся по поверхности меча, полируя его до блеска.
После этого он развернулся к магическому барьеру, разделяющему два мира, и свирепо разрубил его!!
На мгновение все затихло…
А затем внутри загрохотало, все вокруг бросилось врассыпную*.
*Вся природа бросилась бежать
Наконец он вспорол полностью Врата жизни и смерти времени и пространства, перерезал, разрушил.
В тот же миг все вокруг изменилось.*
*горы и реки изменили вид.
Его жестокая, тираническая духовная энергия вкупе с непревзойденным божественным духом Бугуй, открыли эту прореху до конца, так широко, что и за сто лет невозможно будет ее запечатать!
Предназначение выполнено.
Тасянь Цзюнь стоял в ураганном ветре перед расколотыми небесами, сощурившись он смотрел вперед, а потом, повернувшись окинул взглядом этот мир и, чуть постояв, шагнул в тот мир, к которому действительно принадлежал…
Когда в ушах стих рев ветра, он поднял взгляд.
Перед ним все было белым бело. Он снова вернулся в тот мир, где властвовал*. Он вернулся в Кунлунь из прошлой жизни, во дворец Тасюэ.
*тут в негативном смысле – самодурство, тирания, в этом смысле властвовал.
- Ваше Величество.
- С благоговейным почтением приветствуем возвращение вашего величества, государя.
Он стоял на снежной равнине, большая толпа стремительно ринулась к нему. В снежном поле, один за другим словно прилив, люди падали на колени и троекратно касались лбом земли, отвешивая ему земные поклоны.
Тасянь Цзюнь не проронил ни слова, словно хищник он скользил взглядом по стоящим рядами совершенствующимся, один за другим, завернутым в черные плащи.
Этим людям было не видно ни конца ни края, людское море простиралось, спускаясь до подножья горы.
Во главе был дрожащий старик, северный ветер трепал его выбившуюся из пучка седую челку. Это был прислуживающий ему много лет Лю Гун.
В год смерти Тасянь Цзюня, ЛюГун тоже вместе с прочими слугами, вернулся к себе домой, в родную деревню. Тогда предполагалось, что все уже кончено, но вскоре объявился мудрец школы целителей, по имени Хуа Биньань, проявив свой чудовищную натуру* он собирался сделать из останков Тасянь Цзюня живого мертвеца и управлять им.
*синяя морда, торчащие клыки – свирепый, чудовищный, кошмарный.
Вот только этот живой мертвец сохранил некоторые свои чувства и свое сознание и присланный Хуа Биньанем заботиться о нем немой слуга, был ему сосем не по нраву. Тогда Хуа Биньань заново разыскал прежнего дворцового слугу из дворца Ушань и только тогда Тасянь Цзюнь согласился.
Хуа Биньань по причинам неизвестным старику Лю в последствии бесследно исчез из этого мира, оставив государя в одиночестве, в том состоянии, в котором и жить невмоготу, и умереть никак невозможно, так полуживой он и существовал.
Спустя долгое время даже самые глупые люди были способны увидеть, что император в изгнании с того времени постоянно находился под контролем, и старый Лю тоже не был исключением. Но что мог поделать сморщенный старик, почти по шею уже закопанный в могилу?
У него не было ни дома, ни родных, он был один как перст, его друзья-товарищи уже давным давно ушли в мир иной, ему только и оставалось, что заботиться и прислуживать Тасянь Цзюню и он стал близок ему, этот дряхлый, глуповатый управляющий домом.
И именно из-за этой близости, когда Лю Гун снова увидел Тасянь Цзюня, радости и тоски в его глазах по сравнению с прочими людьми, было намного больше.
Тасянь Цзюнь пошевелил губами:
- Старина Лю.
- Ваше Величество. – Лю Гун распластался в низком поклоне, - Ваше Величество, вы вернулись.
- … ты знаешь? – когда Тасянь Цзюнь говорил это, он совсем не осознавал, что выглядит как юноша, спешащий поделиться радостью со старшим, - Этот достопочтенный снова его увидел.
Лю Гун остолбенел:
- ….уважаемого наставника Чу?
- Ага, я видел его много-много раз. И этот достопочтенный восстановил духовное ядро и к тому времени как закончиться одно важное дело, этот достопочтенный сразу же может….
Вероятно, в мутных глазах старика он вдруг увидел свое взволнованное отражение и тут же замолчал. Немного смущенный, он оглядел стоящих вокруг на коленях людей.
К счастью, никто не осмелился смеяться над ним.
Он поджал губы и снова приняв мрачный и величественный вид, встряхнув рукавом промолвил:
- Довольно. Хватит стоять на коленях. Все встаньте. Следуйте за этим достопочтенным во дворец Ушань.
На всем пути на мече возвращаясь в царство Шу он пробегал глазами по мертвым, запустелым городам, опустошенным и разоренным.
В этом бренном мире уже осталось не так много живых людей, и он давно уже к этому привык. И лишь побывав в другом мире, вновь воочию увидев беспрерывный людской поток, оживленный и суматошный, возвращаясь опять в этот людской кромешный ад, он был несколько подавлен.
В тот же вечер он открыл кувшин старого, выдержанного вина Лихуабай и пил в одиночестве в пустом зале Ушань.
С тех пор как он получил духовное ядро мастера Мо, его тело достаточно хорошо восстановилось, и он мог делать много вещей из тех, что доступны живому человеку, например пить алкоголь, есть. Но, как его не восстанавливай, труп есть труп, вкус на кончике языка был совсем не тот, чем когда он был живым человеком, он вернулся всего лишь на треть от прежнего.
Тем не менее, он был доволен и этим.
После третьей чашки он, немного захмелев, оперся лбом на руку, лежа на плетенной кушетке и от скуки принялся вспоминать прежние события. Эти воспоминания были совсем не веселыми, и вместе с вином всегда заставляли его испытывать сожаление и грусть.
Прежде он избегал этих мыслей, но в данный момент больше не боялся их.
Между двух миров уже пробит проход, еще немного печалей и очень скоро все измениться. Прищурившись, он устремил взгляд в никуда, его тонкие пальцы теребили красную кисточку на кувшине с вином.
- Чу Ваньнин… - пробормотал он.
Встав, он направился в давно заброшенный павильон Алого лотоса.
Дойдя до ворот, он неожиданно встретил Лю Гуна, как раз медленно выходившего из павильона. Увидев друг друга, оба обомлели.
- Приветствую Ваше величество.
- Почему ты здесь? – спросил Тасянь Цзюнь.
Когда он проговорил это, его взгляд упал на бамбуковую корзинку в руках Лю Гуна, полную метелок, тряпок и всякого барахла.
- Ты прибирался?
Старый Лю ответил, вздохнув:
- Да. Я не знал, когда ваше величество соизволит прийти сюда еще раз и боялся, что вещи, оставленные так долго без присмотра совсем испортятся, поэтому каждый день немного что-то подправлял. – старик Лю замолк, а затем закончил. – Здесь внутри все осталось таким как прежде, входите, Ваше Величество.
Тасянь Цзюнь вдруг не нашел правильных слов, не зная, что сказать.
Он в одиночестве дошел до берега пруда с лотосами. Этот водоем был наполнен духовной силой, поэтому цветы цвели и благоухали постоянно. В цветах лотоса и осенью и весной раздувая щеки квакали лягушки. Склонив голову, он минуту прислушивался и исподволь ему в голову пришло воспоминание о весеннем дне, когда после обеда он стоял на этом же месте на краю настила*,дул южный ветерок, припекало солнце туманя мозг. Его вдруг посетило вдохновение, и он, без всяких разговоров, потянул Чу Ваньнина к краю настила и поцеловал этого человека в лоб.
*на краю моста, так что это не песчаный берег, а именно павильон деревянный на воде, как пристань, что то похожее
В то время они уже жили вместе, но, естественно без любви и между ними не было много нежности, этот заставший врасплох поцелуй, в котором не было никакого сексуального подтекста, немного обескуражил Чу Ваньнина.
На дереве пару раз прострекотали цикады, а вот лягушек в пруду не было слышно.
Он смотрел тогда в эти чуть шире открывшиеся раскосые глаза феникса, становилось все более интересно и забавно.
- Все равно нечем заняться, почему бы не поиграть, чтобы скоротать время?
Чу Ваньнин только хотел отказаться, как он тут же прижал палец к его губам:
- Шшш, дослушай этого достопочтенного.
- ….
- Заключим пари. Через минуту этот достопочтенный будет считать до десяти, если в конце счета первой во дворе заквакает лягушка, ты проиграл. И должен будешь сделать и принести этому достопочтенному кувшин с абрикосовым отваром*. А если первой застрекочет цикада, то тогда этот достопочтенный проиграл и достопочтенный….с тобой спуститься с горы прогуляться и отдохнуть.
*Armeniaca mume, японский абрикос. Холодный отвар очень популярное блюдо в Китае, а так же при меняется как лекарство, подается в жаркую погоду.
Спуститься с горы действительно было огромнейшим искушением. Чу Ваньнин с начала не хотел обращать на него внимания, но находясь с ним постоянно с утра до вечера вместе, Тасянь Цзюнь давно уже понял, как с ним обращаться и где находиться его мягкое место. От такого пари он не мог отказаться.
Этот красавец-мужчина засмеялся:
- Тогда начинаем?
- Раз, два, три…
Тихий и плавный, глубокий голос не спеша струился, оба человека внимательно прислушивались, то к кваканью лягушек, то к стрекоту цикада, но владыке этого мира людей в похоже, не везло, как только он начал считать, стрекот цикад становился все более оживленным, а разомлевшие ленивые лягушки квакали все реже, видимо свернули знамена и перестав бить в барабаны собирались удалиться на покой.
- воосемь, деееевять…. , - чем дальше счет тем больше растягивались звуки. Под конец уровень жульничества был уже таким очевидным, что заставил Чу Ваньнина обернуться и холодно взглянуть на Тасянь Цзюня.
Тасянь Цзюнь был действительно наглым, когда этот человек посмотрел на него, он остановился на цифре «девять» и, не продолжая считать дальше, наоборот, спросил у Чу Ваньнина:
- Вот скажи мне, эта лягушка умерла?
- ….
- А если нет, то почему она не квакает?
- ….
- Погоди ка, этот достопочтенный проверит, жива она или нет, а то так нечестно. – с этими словами он поднял с земли камешек и бросил его в сторону моментально вернувшейся к жизни зеленой лягушки….
- Десять!
- Квак!
Испуганная лягушка, прошлепав по листьям, прыгнула в пруд, плеск и кваканье раздались одновременно. Тасянь Цзюнь хохоча оттирал грязь и ил со своих пальцев, говоря Чу Ваньнину:
- Ты проиграл. Сначала заквакала лягушка.
Чу Ваньнин встряхнул рукавами, собираясь уходить, однако его тут же схватили за рукав. Выиграв такой дешёвой ценой, Тасянь Цзюнь был в отличном настроении, благоухание лотосов парило над прудом. Не обращая внимания на ярость Чу Ваньнина он сказал со смехом:
- Я хочу, чтобы абрикосовый отвар был холодным, очень-очень холодным, ледяным.
- У тебя есть совесть? – почти прошипел Чу Ваньнин сквозь зубы.
- Такая безделица не спасет от летнего зноя, в чем ее польза? – говоря это, он ткнул Чу Ваньнина пальцем в лоб, - Иди, и не забудь положить побольше сахара.
Наверное, в тот день его настроение и правда было очень хорошим, в сильную жару в середине весны выпить целый кувшин сладкого промораживающего до костей ледяного десерта из абрикосов, после этого даже кваканье лягушек звучало так приятно, что и не рассказать.
Под вечер он вдруг сказал Чу Ваньнину:
- Очень скоро уже будет три года.
- Что?
Увидев его реакцию, на лицо юного владыки чуть набежала тень недовольства:
- С провозглашения императором. Скоро будет три года, с того дня, как этот достопочтенный провозгласил себя императором.
Произнося это Тасянь Цзюнь изо всех сил пытался разглядеть в глазах Чу Ваньнина хоть каплю волнения, но, к сожалению, потерпел неудачу. Он чуть сморщил нос, немного мрачно и недовольно чуть помолчал и внезапно произнес:
- Ты вместе с этим достопочтенным уже три года.
- ….
- Принимая во внимание, что вкус этого холодного абрикосового отвара был и правда неплох, этот достопочтенный месте с тобой спуститься с горы прогуляться. Но далеко не пойдем, дойдем только до Учан.
Экипаж был хорошо подготовлен, бамбуковая занавесь, плетеные подушки, чашки, складные веера, там было все, что угодно.
Стоя перед расширенными и много раз отремонтированными главными воротами Пика Сышэн, Тасянь Цзюнь коснулся золотого кольца на лбу белой лошади, инкрустированного жемчугом и наклонившись к Чу Ваньнину сказал:
- Знакомо? Это раньше была твоя любимая повозка, в которой ты путешествовал. Она делу не мешает, поэтому я не велел ее выбросить.
Чу Ваньнин не проявил никакого восторга, он, как и раньше, как делал обычно, наступил на подножку из красного палисандра и небрежно приподняв бамбуковую штору уселся сбоку внутри.
Слуга вытаращил глаза и открыл от изумления рот, повернувшись, он испуганно посмотрел на стоящего в лучах заката Тасянь Цзюня.
Натура этого мужчины была темной и угрюмой, убить без всякого повода было для него обычным делом. Действительно непонятно, откуда у уважаемого наставника Чу столько храбрости. Кто бы мог подумать, что он вовсе не признает правил приличия и этикет, осмелившись раньше владыки, его величества государя занять почетное боковое место.
Однако, чего слуга никак не ожидал, так это того, что Тасянь Цзюнь похоже нисколько не возражал, мало того, он прищурил глаза, словно это было очень занимательно и засмеялся:
- Глядите-ка, этот человек все еще думает, что он старейшина Юйхен.
Он уже собирался следом сесть в экипаж, как вдруг из-за его спины послышался кроткий и мягкий деликатный женский голос:
- А-Жань, - ласково окликнула его женщина.
Тасянь Цзюнь парил высоко в пустоте, на тысячи жэнь* над землей, его черный пао клубился, словно брызги туши.
*1 жэнь – около 2.5 метра
Он зажмурился, пышно расшитые широкие рукава его одежд, трепетали на ветру в ладонях накапливалась духовная сила, словно дракон, поглощающий солнце. Вдруг стало заметно, как в зимней мгле проявились ворота времени и пространства…
Бах!
Раздался грохот, вспыхнули молнии, словно взметнулись острые клинки, и в этот миг небосвод раскололся!
Несколько мгновений мертвой тишины и тут же, вслед за этим воды озера Тяньи бурным потоком хлынули в обратном направлении, снега с гор Куньлунь раскололись и обрушились вниз, яростно клокоча, жёлтая пыль взметнулась над землей, поднялся северный ветер ...... Когда-то Чу Ваньнин пришел в этот мир, лишь немного надорвав ткань времени и пространства, оставив тонкий след, позже, еще раз Ши Мэй невероятными усилиями восстановил этот отпечаток и тоже, вслед за ним проследовал в этот мир.
Однако те два раза, когда ткань времени и пространства была надорвана, были всего лишь легкой раной, очень скоро затянувшейся силами первозданного хаоса. Пусть в последствии на горе Цзяо Сюй Шуанлинь с помощью пяти великих, божественных мечей и заставил сильнее расколоться небеса, то был тоже всего лишь временный прорыв барьера между двумя мирами, не более того.
Но на сей раз между трещиной, что разорвал своими руками Мо Жань и всеми предыдущими, была огромная разница. Небеса мгновенно стали багрово красными, время от времени постепенно проявлялись на небе две восходящие луны и два солнца одновременно, слабо вспыхивали белые отсветы в вышине над хижинами.
От правого берега Янцзы, до северной пустыни*, от морского берега и до края земли. Моментально все люди побросали все свои дела, и, запрокинув голову, смотрели на это невероятное, ужасное небесное знамение.
*Пустыня Гоби
В городке Учан. Какой-то только что лепетавший младенец, заплакал, мама подхватила его и сжала в объятьях. Она целовала его щеки и тихо приговаривала:
- Не плачь, не плачь, хороший малыш, мама тут, мама с тобой.
В городе Янчжоу. Какая-то древняя*, сгорбленная старушка, дрожащей рукой опираясь на палку, глухо проговорила:
- Это…как это в небе две луны, да еще и два солнца… небеса, о, небеса, как же так вышло…
* 鹤发鸡皮 журавлиные волосы (белые как перья журавля) и куриная кожа – очень старый человек
Остров Фэйхуа. Третья госпожа Сунь с вертикально поднятыми густыми бровями, стояла на берегу, уперев руки в бока. Ее суровый строгий голос заставил всех людей погасить лампы и укрыться в домах, да к тому же, она приказала слугам собрать вместе на острове всех бродяг, не имеющих крыши над головой, стариков и немощных и расположить в своем доме.
Она пристально смотрела на странное явление в воздухе, в ее глазах плескались отблески огня.
Нечего и говорить о том, что в Гу Юйэ, во дворце Хохуан, в храме Убэй, во всех этих больших школах, хотели они это признавать или нет, почти всем адептам в ту же минуту уже все было понятно:
Врата жизни и смерти, времени и пространства действительно открылись.
Мо Жань, оседлав ветер*под воздействием фальшивых убеждений, на глазах наполнялся кровавой атмосферой, его зрачки были затоплены ярким светом безумия.
*величественно, вольно, по велению чувств
Ши Минцзин столько раз порождал в его душе сомнения и заблуждения, столько раз он рождался и умирал, умирал и воскресал, большинство его воспоминаний были стерты, размолоты в пыль, в его теле осталась только лишь капля от его сознательной души, чтобы поддерживать его.
Поэтому он был полностью безумен и по сравнению с прежним собой, еще более глух к голосу рассудка.
Разрушить небеса и уничтожить землю.
Очень скоро полстраны было покрыто черными тучами. Тасянь Цзюнь задрал вверх голову и захохотал. Однако, над чем он смеялся?
Ему было самому непонятно, он этого не осознавал.
В голове царил полный хаос, в душе непрерывно вращались лишь приказы, отданные его хозяином.
Он, прищурившись посмотрел на пронизанный ярким светом магический барьер под клубящимися грозовыми тучами, на губах промелькнул след холодной усмешки. Подняв руку, он низким голосом произнес:
- Бугуй.
Тут же появился Бугуй.
Тасянь Цзюнь кончиками пальцев прошелся по поверхности меча, полируя его до блеска.
После этого он развернулся к магическому барьеру, разделяющему два мира, и свирепо разрубил его!!
На мгновение все затихло…
А затем внутри загрохотало, все вокруг бросилось врассыпную*.
*Вся природа бросилась бежать
Наконец он вспорол полностью Врата жизни и смерти времени и пространства, перерезал, разрушил.
В тот же миг все вокруг изменилось.*
*горы и реки изменили вид.
Его жестокая, тираническая духовная энергия вкупе с непревзойденным божественным духом Бугуй, открыли эту прореху до конца, так широко, что и за сто лет невозможно будет ее запечатать!
Предназначение выполнено.
Тасянь Цзюнь стоял в ураганном ветре перед расколотыми небесами, сощурившись он смотрел вперед, а потом, повернувшись окинул взглядом этот мир и, чуть постояв, шагнул в тот мир, к которому действительно принадлежал…
Когда в ушах стих рев ветра, он поднял взгляд.
Перед ним все было белым бело. Он снова вернулся в тот мир, где властвовал*. Он вернулся в Кунлунь из прошлой жизни, во дворец Тасюэ.
*тут в негативном смысле – самодурство, тирания, в этом смысле властвовал.
- Ваше Величество.
- С благоговейным почтением приветствуем возвращение вашего величества, государя.
Он стоял на снежной равнине, большая толпа стремительно ринулась к нему. В снежном поле, один за другим словно прилив, люди падали на колени и троекратно касались лбом земли, отвешивая ему земные поклоны.
Тасянь Цзюнь не проронил ни слова, словно хищник он скользил взглядом по стоящим рядами совершенствующимся, один за другим, завернутым в черные плащи.
Этим людям было не видно ни конца ни края, людское море простиралось, спускаясь до подножья горы.
Во главе был дрожащий старик, северный ветер трепал его выбившуюся из пучка седую челку. Это был прислуживающий ему много лет Лю Гун.
В год смерти Тасянь Цзюня, ЛюГун тоже вместе с прочими слугами, вернулся к себе домой, в родную деревню. Тогда предполагалось, что все уже кончено, но вскоре объявился мудрец школы целителей, по имени Хуа Биньань, проявив свой чудовищную натуру* он собирался сделать из останков Тасянь Цзюня живого мертвеца и управлять им.
*синяя морда, торчащие клыки – свирепый, чудовищный, кошмарный.
Вот только этот живой мертвец сохранил некоторые свои чувства и свое сознание и присланный Хуа Биньанем заботиться о нем немой слуга, был ему сосем не по нраву. Тогда Хуа Биньань заново разыскал прежнего дворцового слугу из дворца Ушань и только тогда Тасянь Цзюнь согласился.
Хуа Биньань по причинам неизвестным старику Лю в последствии бесследно исчез из этого мира, оставив государя в одиночестве, в том состоянии, в котором и жить невмоготу, и умереть никак невозможно, так полуживой он и существовал.
Спустя долгое время даже самые глупые люди были способны увидеть, что император в изгнании с того времени постоянно находился под контролем, и старый Лю тоже не был исключением. Но что мог поделать сморщенный старик, почти по шею уже закопанный в могилу?
У него не было ни дома, ни родных, он был один как перст, его друзья-товарищи уже давным давно ушли в мир иной, ему только и оставалось, что заботиться и прислуживать Тасянь Цзюню и он стал близок ему, этот дряхлый, глуповатый управляющий домом.
И именно из-за этой близости, когда Лю Гун снова увидел Тасянь Цзюня, радости и тоски в его глазах по сравнению с прочими людьми, было намного больше.
Тасянь Цзюнь пошевелил губами:
- Старина Лю.
- Ваше Величество. – Лю Гун распластался в низком поклоне, - Ваше Величество, вы вернулись.
- … ты знаешь? – когда Тасянь Цзюнь говорил это, он совсем не осознавал, что выглядит как юноша, спешащий поделиться радостью со старшим, - Этот достопочтенный снова его увидел.
Лю Гун остолбенел:
- ….уважаемого наставника Чу?
- Ага, я видел его много-много раз. И этот достопочтенный восстановил духовное ядро и к тому времени как закончиться одно важное дело, этот достопочтенный сразу же может….
Вероятно, в мутных глазах старика он вдруг увидел свое взволнованное отражение и тут же замолчал. Немного смущенный, он оглядел стоящих вокруг на коленях людей.
К счастью, никто не осмелился смеяться над ним.
Он поджал губы и снова приняв мрачный и величественный вид, встряхнув рукавом промолвил:
- Довольно. Хватит стоять на коленях. Все встаньте. Следуйте за этим достопочтенным во дворец Ушань.
На всем пути на мече возвращаясь в царство Шу он пробегал глазами по мертвым, запустелым городам, опустошенным и разоренным.
В этом бренном мире уже осталось не так много живых людей, и он давно уже к этому привык. И лишь побывав в другом мире, вновь воочию увидев беспрерывный людской поток, оживленный и суматошный, возвращаясь опять в этот людской кромешный ад, он был несколько подавлен.
В тот же вечер он открыл кувшин старого, выдержанного вина Лихуабай и пил в одиночестве в пустом зале Ушань.
С тех пор как он получил духовное ядро мастера Мо, его тело достаточно хорошо восстановилось, и он мог делать много вещей из тех, что доступны живому человеку, например пить алкоголь, есть. Но, как его не восстанавливай, труп есть труп, вкус на кончике языка был совсем не тот, чем когда он был живым человеком, он вернулся всего лишь на треть от прежнего.
Тем не менее, он был доволен и этим.
После третьей чашки он, немного захмелев, оперся лбом на руку, лежа на плетенной кушетке и от скуки принялся вспоминать прежние события. Эти воспоминания были совсем не веселыми, и вместе с вином всегда заставляли его испытывать сожаление и грусть.
Прежде он избегал этих мыслей, но в данный момент больше не боялся их.
Между двух миров уже пробит проход, еще немного печалей и очень скоро все измениться. Прищурившись, он устремил взгляд в никуда, его тонкие пальцы теребили красную кисточку на кувшине с вином.
- Чу Ваньнин… - пробормотал он.
Встав, он направился в давно заброшенный павильон Алого лотоса.
Дойдя до ворот, он неожиданно встретил Лю Гуна, как раз медленно выходившего из павильона. Увидев друг друга, оба обомлели.
- Приветствую Ваше величество.
- Почему ты здесь? – спросил Тасянь Цзюнь.
Когда он проговорил это, его взгляд упал на бамбуковую корзинку в руках Лю Гуна, полную метелок, тряпок и всякого барахла.
- Ты прибирался?
Старый Лю ответил, вздохнув:
- Да. Я не знал, когда ваше величество соизволит прийти сюда еще раз и боялся, что вещи, оставленные так долго без присмотра совсем испортятся, поэтому каждый день немного что-то подправлял. – старик Лю замолк, а затем закончил. – Здесь внутри все осталось таким как прежде, входите, Ваше Величество.
Тасянь Цзюнь вдруг не нашел правильных слов, не зная, что сказать.
Он в одиночестве дошел до берега пруда с лотосами. Этот водоем был наполнен духовной силой, поэтому цветы цвели и благоухали постоянно. В цветах лотоса и осенью и весной раздувая щеки квакали лягушки. Склонив голову, он минуту прислушивался и исподволь ему в голову пришло воспоминание о весеннем дне, когда после обеда он стоял на этом же месте на краю настила*,дул южный ветерок, припекало солнце туманя мозг. Его вдруг посетило вдохновение, и он, без всяких разговоров, потянул Чу Ваньнина к краю настила и поцеловал этого человека в лоб.
*на краю моста, так что это не песчаный берег, а именно павильон деревянный на воде, как пристань, что то похожее
В то время они уже жили вместе, но, естественно без любви и между ними не было много нежности, этот заставший врасплох поцелуй, в котором не было никакого сексуального подтекста, немного обескуражил Чу Ваньнина.
На дереве пару раз прострекотали цикады, а вот лягушек в пруду не было слышно.
Он смотрел тогда в эти чуть шире открывшиеся раскосые глаза феникса, становилось все более интересно и забавно.
- Все равно нечем заняться, почему бы не поиграть, чтобы скоротать время?
Чу Ваньнин только хотел отказаться, как он тут же прижал палец к его губам:
- Шшш, дослушай этого достопочтенного.
- ….
- Заключим пари. Через минуту этот достопочтенный будет считать до десяти, если в конце счета первой во дворе заквакает лягушка, ты проиграл. И должен будешь сделать и принести этому достопочтенному кувшин с абрикосовым отваром*. А если первой застрекочет цикада, то тогда этот достопочтенный проиграл и достопочтенный….с тобой спуститься с горы прогуляться и отдохнуть.
*Armeniaca mume, японский абрикос. Холодный отвар очень популярное блюдо в Китае, а так же при меняется как лекарство, подается в жаркую погоду.
Спуститься с горы действительно было огромнейшим искушением. Чу Ваньнин с начала не хотел обращать на него внимания, но находясь с ним постоянно с утра до вечера вместе, Тасянь Цзюнь давно уже понял, как с ним обращаться и где находиться его мягкое место. От такого пари он не мог отказаться.
Этот красавец-мужчина засмеялся:
- Тогда начинаем?
- Раз, два, три…
Тихий и плавный, глубокий голос не спеша струился, оба человека внимательно прислушивались, то к кваканью лягушек, то к стрекоту цикада, но владыке этого мира людей в похоже, не везло, как только он начал считать, стрекот цикад становился все более оживленным, а разомлевшие ленивые лягушки квакали все реже, видимо свернули знамена и перестав бить в барабаны собирались удалиться на покой.
- воосемь, деееевять…. , - чем дальше счет тем больше растягивались звуки. Под конец уровень жульничества был уже таким очевидным, что заставил Чу Ваньнина обернуться и холодно взглянуть на Тасянь Цзюня.
Тасянь Цзюнь был действительно наглым, когда этот человек посмотрел на него, он остановился на цифре «девять» и, не продолжая считать дальше, наоборот, спросил у Чу Ваньнина:
- Вот скажи мне, эта лягушка умерла?
- ….
- А если нет, то почему она не квакает?
- ….
- Погоди ка, этот достопочтенный проверит, жива она или нет, а то так нечестно. – с этими словами он поднял с земли камешек и бросил его в сторону моментально вернувшейся к жизни зеленой лягушки….
- Десять!
- Квак!
Испуганная лягушка, прошлепав по листьям, прыгнула в пруд, плеск и кваканье раздались одновременно. Тасянь Цзюнь хохоча оттирал грязь и ил со своих пальцев, говоря Чу Ваньнину:
- Ты проиграл. Сначала заквакала лягушка.
Чу Ваньнин встряхнул рукавами, собираясь уходить, однако его тут же схватили за рукав. Выиграв такой дешёвой ценой, Тасянь Цзюнь был в отличном настроении, благоухание лотосов парило над прудом. Не обращая внимания на ярость Чу Ваньнина он сказал со смехом:
- Я хочу, чтобы абрикосовый отвар был холодным, очень-очень холодным, ледяным.
- У тебя есть совесть? – почти прошипел Чу Ваньнин сквозь зубы.
- Такая безделица не спасет от летнего зноя, в чем ее польза? – говоря это, он ткнул Чу Ваньнина пальцем в лоб, - Иди, и не забудь положить побольше сахара.
Наверное, в тот день его настроение и правда было очень хорошим, в сильную жару в середине весны выпить целый кувшин сладкого промораживающего до костей ледяного десерта из абрикосов, после этого даже кваканье лягушек звучало так приятно, что и не рассказать.
Под вечер он вдруг сказал Чу Ваньнину:
- Очень скоро уже будет три года.
- Что?
Увидев его реакцию, на лицо юного владыки чуть набежала тень недовольства:
- С провозглашения императором. Скоро будет три года, с того дня, как этот достопочтенный провозгласил себя императором.
Произнося это Тасянь Цзюнь изо всех сил пытался разглядеть в глазах Чу Ваньнина хоть каплю волнения, но, к сожалению, потерпел неудачу. Он чуть сморщил нос, немного мрачно и недовольно чуть помолчал и внезапно произнес:
- Ты вместе с этим достопочтенным уже три года.
- ….
- Принимая во внимание, что вкус этого холодного абрикосового отвара был и правда неплох, этот достопочтенный месте с тобой спуститься с горы прогуляться. Но далеко не пойдем, дойдем только до Учан.
Экипаж был хорошо подготовлен, бамбуковая занавесь, плетеные подушки, чашки, складные веера, там было все, что угодно.
Стоя перед расширенными и много раз отремонтированными главными воротами Пика Сышэн, Тасянь Цзюнь коснулся золотого кольца на лбу белой лошади, инкрустированного жемчугом и наклонившись к Чу Ваньнину сказал:
- Знакомо? Это раньше была твоя любимая повозка, в которой ты путешествовал. Она делу не мешает, поэтому я не велел ее выбросить.
Чу Ваньнин не проявил никакого восторга, он, как и раньше, как делал обычно, наступил на подножку из красного палисандра и небрежно приподняв бамбуковую штору уселся сбоку внутри.
Слуга вытаращил глаза и открыл от изумления рот, повернувшись, он испуганно посмотрел на стоящего в лучах заката Тасянь Цзюня.
Натура этого мужчины была темной и угрюмой, убить без всякого повода было для него обычным делом. Действительно непонятно, откуда у уважаемого наставника Чу столько храбрости. Кто бы мог подумать, что он вовсе не признает правил приличия и этикет, осмелившись раньше владыки, его величества государя занять почетное боковое место.
Однако, чего слуга никак не ожидал, так это того, что Тасянь Цзюнь похоже нисколько не возражал, мало того, он прищурил глаза, словно это было очень занимательно и засмеялся:
- Глядите-ка, этот человек все еще думает, что он старейшина Юйхен.
Он уже собирался следом сесть в экипаж, как вдруг из-за его спины послышался кроткий и мягкий деликатный женский голос:
- А-Жань, - ласково окликнула его женщина.