Lapsa1
читать дальше
В эти дни будь то верхняя граница мира культивации, будь то нижняя, все бурлило слухами о только одном событии – несколько тысяч лет стоящий как утес помост для наказаний Цитадели Тяньинь, впервые был ограблен. Арестованного преступника освободил тот самый несравненный, первый во всей поднебесной, великий патриарх Чу Ваньнин. Он убил отборных, лучших одиннадцать адептов Цитадели Тяньинь, ранил больше сотни человек и ушел, уведя с собой преступника, осужденного за тяжелые преступления, Мо Вэйюйя.
Некоторые говорили, что Чу Ваньнин помешался, сошел с ума, некоторые, что Чу Ваньнин и Мо Вэйюй, одинаковы, оба звери в человечьем обличии, разодетые скоты. Были еще те немногие, которые знали достаточно близко эту ситуацию, поэтому ясно представляли себе некоторые тонкости*. Они с возмущением обсуждали ненормальную связь Чу Ваньнина и Мо Жань, их двусмысленные тайные грязные отношения.
*细枝末节-тонкая веточка и коленце бамбука (пустяк, мелкая деталь)
Однако, несмотря на все эти пересуды и сплетни, Чу Ваньнин и Мо Вэйюй как в воду канули, и никто не знал о их местонахождении.
Самый праведный, справедливый и чистый во всем мире мастер забрал с собой самого опасного злого демона.
А после бесследно исчез.
Деревянное окно было наполовину открыто, тонкий снежный покров, подобно сметане покрывал зеленый как нефрит мох на бамбуковом занавесе, оконном переплете и опадающие увядшие цветы.
После происшествия* в Цитадели Тяньинь уже прошло четыре дня, снаружи, внешний мир давно уже прибывал в смятении, звучали всевозможные разоблачения и суждения, и только в этих пустынных отдаленных горах, было тихо.
*风波-ветер и волны – конфликт, событие, скандал
Вдруг кто-то появился из этой безмолвной лесной чащи, словно вошел в оконную раму, обрамляющую нарисованную тушью картину. В его руке был зонт из промасленной бумаги, а в другой вязанка хвороста. Он толкнул дверь в хижину и вошел. Внутри было довольно холодно, он положил вязанку сбоку от очага и подбавил в печь несколько поленьев. Слабый, чуть теплившийся огонек, тут же стал ярче.
Эта хижина давно требовала ремонта, здесь очень давно никто не жил и, хотя было довольно прибрано, однако воздух по-прежнему наводнял затхлый плесневый запах. Поэтому, этот человек специально сломал перед входом ветвь зимоцвета, покрытую инеем, и положил ее в изголовье кровати.
* химонант скороспелый, очень ароматное цветущее растение семейства Каликантовые, в Китае вечнозеленый, зацветает в декабре.
Чу Ваньнин сел и посмотрел на мужчину, лежащего на узкой плетеной кровати.
Прошло четыре дня, он так и не очнулся.
В тот день, когда он освободился от Тасянь Цзюнь, он использовал навыки, приобретенные в прошлой жизни и в этой, где не потерял духовную силу и в целом смог восстановить дыхание Мо Жань. Но, однако все равно Мо Жань с того времени все еще пребывал в забытьи и жизнь его висела на волоске, а его духовное ядро было невозможно восстановить.
- Этот дом был построен моим наставником, в те времена, когда он путешествовал. Он давно заброшен и поэтому тут немного пахнет. – Чу Ваньнин всматривался в лицо Мо Жань с напряженным встревоженным выражением, - Я знаю, что тебе не нравятся благовония, но ты не испытываешь отвращения к цветам. Я принес ветку зимоцвета, она может простоять очень долго.
Мо Жань молчал, ресницы были опущены.
Он спал и его вид во сне был очень спокойным и умиротворенным, в жизни он редко выглядел так спокойно.
За последние дни Мо Жань все время так мирно спал, Чу Ваньнин был занят хлопотами и присматривал за ним и именно сейчас он сел рядом и заговорил.
В прошлом, когда они оставались вместе, обычно говорил Мо Жань, он говорил очень много, а он сидел и слушал.
Кто бы мог подумать, что однажды тот, кто говорит и тот, кто слушает, могут поменяться местами.
- Снаружи все укреплено магическим барьером, заклинания я тоже везде расставил, никто нас не найдет. – сказал Чу Ваньнин, - Дрова и еду я тоже принес, так что некоторое время можно ни о чем не беспокоиться.
Помолчав, он вздохнул:
- Ты, почему не хочешь приходить в себя, а?
Говоря это, он протянул руку и погладил Мо Жань по волосам.
Огонь в очаге дрожал. Он опять присел на то же место на кровати и сидел очень долго, к тому времени тени, вслед за солнечным светом сдвинулись, а он так и не дождался когда тот самый человек откроет глаза.
Чу Ваньнин опустил ресницы и тихонько вздохнул.
- Раз уж ты все еще хочешь спать, то спи…. Я продолжу тебе рассказывать историю, которую начал вчера, продолжу говорить, а ты слушай.
- Прости, ты говорил, что тебе нравится слушать сказки перед сном, однако я не умею ничего рассказывать… поэтому я только и могу, что пересказывать события, которые случились в этой жизни. – он помолчал, прикрыв глаза, а затем ласково продолжил, - Ммм… где я остановился вчера? …. Дай вспомню. Ах да, я рассказал, как в предыдущей жизни обнаружил внутри тебя управляющее заклинание и хотел освободить тебя от него.
- Однако цветок восьми страданий бытия пророс слишком глубоко и все, что я не делал, было бесполезным. – говорил Чу Ваньнин, - В этой жизни худо бедно удалось это решить, однако я не думал, что все так изменится.
Он коснулся тыльной стороны ледяной руки Мо Жаня.
Всегда такой холодной.
Вот так вот держа Мо Жань за руку, он тихо рассказывал об этом.
Раньше они оба из-за интриг и из-за своей натуры, очень много говорили, но все не могли поговорить открыто*, вплоть до того, что случилась ужасное недоразумение и из-за этого они стали почти чужими, идущими разными дорогами.
*не выкладывать на стол, на поверхность.
Чу Ваньнин очень сожалел об этом.
Если бы он был немного откровеннее? Может быть, все можно было изменить, может быть он давно бы заметил яд в теле Мо Жань.
Можно ли было все повернуть вспять?
- Ты так тяжело старался всю жизнь, хотел искупить грехи. – чу Ваньнин плотнее закрыл глаза и вздохнул, под конец его голос оборвался и он не смог договорить, - Но ведь ты не помнишь, ты же совсем не помнишь, как ты получил цветок восьми страданий бытия? Ты думаешь, Мо Жань….думаешь….
Ты никогда не был моим должником.
С самого начала это я тебе должен.
Умоляю тебя, приди в себя.
Если ты очнешься, если ты вспомнишь эти утраченные воспоминания, ты тут же поймешь…. Все что произошло, истинные события начались семь лет назад, когда я ушел в затвор той дождливой ночью….
_____________
Конечно, это был поворотная точка, когда поменялись судьбы его и Мо Жань. Это был обычный день, который ничего не значил для других. В тот день над павильоном Алого лотоса разыгралась непогода, дождь и ветер, дождь стремительно стекал по черепице, грохотал гром и сверкала молния, однако он этого не слышал.
У Чу Ваньнина слабое духовное ядро и тогда, как раз пришло время, чтобы восстановить его.
Чтобы сопровождающим его ученикам было удобнее перед тем, как затвориться, он наложил на себя заклинание подавления голоса и после в тишине и покое сидел в позе лотоса в беседке, божественным сознанием погрузившись в великую пустоту*
* Чжан Цзай (1020—1077) — видный мыслитель-материалист. Суть его натурфилософских воззрений составляет учение о ци (эфире) как первооснове всех вещей и Вселенной в целом. Ци заполняет «великую пустоту» (тайсю) и образует все вещи. Отношение между «великой пустотой» и ци Чжан Цзай сравнивал с отношением между водой и льдом.
Поэтому то он и не мог видеть перед собой в то время обнаженный меч и натянутую тетиву*
*напряженная ситуация, готовность к бою.
В тот день прямо перед ним, в ту грозу под шум ветра в павильоне Алого лотоса, Мо Жань и Ши Мэй стояли, уставившись, друг напротив друга. Лицо Мо Жаня было бледным, а у Ши Мэй был зловещий и безжалостный вид.
Правдивая картина, о которой Чу Ваньини и не подозревал ранее, медленно разворачивалась в ту дождливую темную ночь.
В тот затвор, только что принесший поклоны ученика, Мо Жань чувствовал обиду из-за дела с сорванными цветами. Он без стеснения высказался, что ему будет неприятно служить такому наставнику и он не будет приходить за ним ухаживать.
Но можно ли воспринимать всерьёз то, что молодой человек наговорил сгоряча?
Проворочавшись сбоку на бок пару ночей, Мо Жань все таки вспомнил о благодарности и о том, что нельзя быть злопамятным. Сердце его сдавило гнетущей тоской, и он сам пошел в павильон Алого лотоса, чтобы сменить Ши Мэй.
Однако, он никак не мог ожидать, что в этом месте ему так не повезёт и он столкнется с коварным замыслом, который изменит безвозвратно всю его жизнь….
______________
Ши Мэй околдовывал Чу Ваньнина.
Непонимание, растерянность, ужас, гнев и разочарование в одно мгновение прожгло внутренности.
Он бросился вперед и резким движением выбил из руки Ши Мэй отточенный нож, громко взревев, словно дикий зверь:
- Что ты делаешь?!
Ши Минцзин удивился лишь на мгновение, а затем пара его ласковых, прекрасных персиковых глаз внимательно прищурилась.
- И кто же это? – улыбнулся Ши Мэй, - Сейчас через преграды магического барьера в павильон Алого лотоса могут войти всего три ученика, да еще глава Пика Сышэн. Молодой господин, неплохо, уважаемый глава, сойдет, если бы пришел кто-то из них, это доставило бы хлопот, по счастью это именно ты.
Мо Жань быстро бежал и теперь тяжело дышал, его худая фигурка заслоняла Чу Ваньнина и ночной ветер развевал его одежды и трепал волосы.
Он пристально смотрел в лицо Ши Мэй.
- Для чего ты хотел воспользоваться тем, что учитель в затворе? Ты..ты… - в то время Мо Жань даже не мог поверить, что тот говорящий кротко и мягко старший брат наставник Минцзин, мог иметь второе лицо, маску демона воплоти, лицо злого духа, - Что ты за человек в конце концов?!
Ши Мэй рассмеялся в голос:
- А-Жань такой очаровательный, естественно, я твой брат- наставник, Минцзин. Кем я ещё могу быть?
Он смотрел на Мо Жань, защищающего Чу Ваньнина.
Новичок, только что пришедший ученик, такой ничтожный и самонадеянный.
Похоже на скверную шутку.
- Разве не ты говорил, что ненавидишь учителя и больше не хочешь его видеть?
Ши Мэй прекрасно знал, что делает*, поэтому просто намеренно дразнил и насмехался над ним.
*成竹在胸-( с готовым представлением о бамбуке в уме), в смысле перед тем как его нарисовать – означает готовый план, готовое решение задачи
- Когда я принес тебе чаошоу ты же мне сам сказал, что смертельно ненавидишь подобных людей, как Учитель, со злым сердцем и жестокими руками, так почему не прошло и пары дней, как ты изменил свое мнение и снова пришел сюда навестить его?
- Если бы я не навестил его, кто знает, что ты бы сегодня сделал! – возмущенно сокрушался Мо Жань, - Ши Минцзин, напрасно я тогда решил, что ты хороший, напрасно я доверял тебе!
- Ой-йой, ты сам обманулся и кого винить? – смеялся Ши Мэй, - Миска чаошоу, несколько теплых слов и ты уже обманут, решительно и бесповоротно. На самом деле, ты никому не нужный пес, кто даст тебе кость, за тем и пойдешь.
- …
- И что ты так уставился на меня, как на счет чаошоу, вкусно было?
Мо Жань скрипнул зубами, его черные глаза впитали весь холод ночи, он долгое время молчал, а затем сглотнув произнес:
- Ши Минцзин… твое сердце, оказывается такое черное.
Ши Мэй по прежнему улыбался:
- Черное — это когда внутри сердца ядовитая тварь, злой заговор, это когда болезнь внутри и совесть нечиста, а у меня нет никакой болезни, так же как и у тебя сейчас и у Учителя тоже, оно у нас у всех – красное.
Он замолчал и сделал движение, словно описав круг нежным белым пальцем. На кончике пальца возник прекрасный цветок. Он был свежим бутоном, готовым вот-вот распуститься, с черными бархатными лепестками, окаймленными серебристым сиянием.
Ши Мэй поднес к носу этот цветок, понюхав.
Этот свежесрезанный бутон как красивый человек, полон волнующего любовного очарования, однако опасности подстерегают со всех сторон.
Заставляет мурашки от страха бежать по коже.
- Что ты собрался делать… - пробормотал Мо Жань.
Ши Мэй поднял глаза, его ресницы были длинными и тонкими, в персиковых глазах плескались волны и рябь улыбки. Весь его вид говорил о том, что он в очень хорошем настроении.
- На самом деле бессмысленно тебе что-то объяснять, мне нужно применить всего лишь одно заклинание, и ты очень скоро забудешь обо всем, что тут произошло, ничего не останется в твоей памяти.
Черный цветок спокойно светился на его пальце, словно на стебле камыша.
- Но, учитывая, что мы с тобой ученики одного учителя, нельзя и оставить тебя в неведении. – проговорил Ши Мэй, - Это моя мама породила этот бутон, а я, не щадя сил взрастил цветок восьми страданий бытия. Если никто им не восхититься, тогда, когда он исчезнет из этого мира, я почувствую, что этому делу чего-то будет не хватать, некоего вкуса.
- Восемь страданий бытия…. вечные сожаления?
- Братец мой* это восемь страданий бытия и вечные сожаления до смерти. В этом мире демоны когда-то оставили семена цветов под названием Вечные сожаления восьми страданий бытия, которые очень тяжело вырастить обычному человеку. – голос Ши Мэй был очень вежливым, - Такого рода цветы с самого начала питаются человеческой кровью, а после того, как распускаются, им нужно укорениться в человеческом сердце. Они высасывают из души все доброе, все теплые и нежные чувства и порождают коварство и ненависть.
*шиди- обращение старшего ученика к младшему
Говоря это, он лаково поглаживал черные лепестки.
- В этом грешном мире даже у лучших людей нужно чтобы в душе была хоть капля недовольства, какой-то неудовлетворенности и цветок вечного сожаления восьми страданий бытия может раздуть ее, капля за каплей…. постепенно превратить человека в убивающего, не моргнув глаза демона.
В его глаза сверкнули темным блеском, словно змеиные чешуйки.
Персиковые глаза уставились на ушедшего от мирской суеты Чу Ваньнина.
- Ты хочешь подсадить цветок восьми страданий бытия в душу Учителя??! – дрожа от ужаса закричал Мо Жань.
- А чему тут удивляться. – нежно улыбаясь продолжал Ши Мэй, - Он первый в мире, величайший патриарх. Как думаешь, если он превратиться в демона, насколько велика будет его мощь?
- Ты с ума сошел?! Как ты можешь… как ты можешь быть способен на такое…
- Он нечеловечески хладнокровен и бессердечен, разве это не твои слова? – равнодушно произнес Ши Мэй. – Я превращу его в то, что ты ненавидишь больше всего, братец, с этих пор ты сможешь по настоящему ненавидеть и презирать его, разве в этом нет выгоды и для тебя.
Кожа на голове Мо Жань занемела, кровь застыла в жилах, а позвоночник одеревенел от ужаса.
- Ты… это вздор… конечно я сказал это с горяча… я, я не ненавижу его, быстро отпусти его, не вреди ему…
- Почему? – с большим интересом спросил Ши Мэй.
Почему.
Он был таким хорошим, весь стол в павильоне Алого лотоса был завален его чертежами он конструировал стражей и оружие, он никогда не делал это ради себя, все потому, что беспокоился о безмятежной жизни для других людей.
Он был абсолютно чистым, неоскверненным, похожим на первый выпавший снег, парящий в воздухе, заполнявший все пространство в первый зимний месяц
Несмотря на то, что он очень строг, порой до жестокости, однако он, раз за разом направляя его руку, учил его грамоте.
Он обучал его боевым искусствам и светлым днем и поздней ночью.
Он согласился принять его, и с тех пор Мо Вэйюй больше не был сиротой, один как перст, без поддержки, у которого были лишь ненастоящие родственники и благосклонность судьбы
С этих пор у него был настоящий, официальный статус.
… ученик Чу Ваньнина.
- Ты не можешь причинить ему вред.. – Мо Жань не находил себе места от волнения, он хотел разбудить Учителя, однако он толком не знал, что делать, он только и мог, что упорно стоять перед Чу Ваньнином, - Он неспособен превратиться в злого демона, он такой хороший, что если ты прикажешь и он начнет убивать людей… ему будет тяжко на душе.
Он не знал, как выразить томящие грудь сильную скорбь и ярость, он только и мог, что говорить просто и безыскусно, вплоть до того, что его уговоры звучали сумбурно и бессвязно.
Было похоже, что раз он не успел выучить никаких мантр и заговоров, он только и мог использовать для защиты свое худое немощное тело.
Заставить хорошего человека убивать, это и правда слишком мучительно
Он ощутил это и навсегда запечатлел в своих костях еще со времен пожара в тереме Цзуйюй.
Ши Мэй смерил его взглядом. Он лишь подумал, что это невыразимо смешно.
- Тяжко на душе? Когда все случиться, этому человеку не будет тяжело на сердце. А-Жань, тебе нет никакой нужды об этом переживать.
- Однако почему ты хочешь это сделать? Почему ты хочешь ему навредить?!
На этот раз, впрочем, Ши Мэй не ответил сразу. Он опустил ресницы и, помолчав, тихо произнес:
- Потому что мне обязательно нужно это сделать.
- ….
- Мне необходима самая большая сила. – Ши Мэй сжал губы. – Ты не поймешь.
Юный Мо Жань всеми своими жалкими усилиями , прилагая все силы пытался уговорить смотрящего на него свысока свих возможностей, брата-наставника.
- Ты не понимаешь, какой Учитель человек… даже если… даже если ты сделаешь это с ним, вытравишь всю доброту из его души, превратишь в монстра, убивающего людей, вот только едва ли он позволит тебе себя использовать… ты, ты не сможешь с ним справиться.
- Откуда ты знаешь, что я не справлюсь? – усмехнулся Ши Мэй, - Ммм, я забыл тебе рассказать, что в этот цветок восьми страданий бытия я влил щепотку своей души. Надо лишь ему полностью расцвести в сердце и мало помалу он влюбится в меня на всю жизнь и никогда не разлюбит.
- Ты просто сумасшедший!! – в ужасе крикнул Мо Жань.
Ши Мэй с самодовольными выражением подошел вплотную. В сумерках грохотала гроза, сверкали молнии озаряя лицо Ши Мэй несравненной красоты.
- Как ты и сказал, он такой хороший, как раз для меня, он станет моим человеком, разве этого нельзя получить? Даже если он и превратиться в демона. Когда это случиться, он будет безгранично доверять и слушаться только меня, маниакально любить меня, разве это не замечательно?
Он прекрасно знал, что Чу Ваньнин не может очнуться в этот момент и не может услышать их разговор. Поэтому он совсем не боялся, а неторопливо и хладнокровно продолжал:
- Маленький братец, отойди в сторону. Ты полагаешь что человек с только-только сформированным духовным ядром на самом начальном этапе сможет противостоять мне?
Мо Жань заскрежетал зубами:
- Я не позволю.
Ши Мэй только улыбнулся, а после, в одно мгновение он словно злой дух оказался у Мо Жань за спиной, и его рука уже зависла над заколкой Чу Ваньнина, в руке он держал тот самый черный, уже готовый вот-вот раскрыться, цветок.
- А-Жань, ты можешь представить, сколько я потратил энергии и душевных мил, чтобы взрастить этот цветок восьми страданий бытия? Я отдал все силы и ждал именно этого дня, когда Учитель уйдет в затвор.
Он прижался всем телом, его щека почти приклеилась к щеке Чу Ваньнина.
- Он вот-вот станет моим острым клинком, моей марионеткой, он станет моим человеком. Способен ли ты остановить меня?
Цветок опустится.
Изменится судьба.
Вдруг раздался юный суровый голос, своей силой заставивший его остановиться.
- Не трожь его!!
- Ты правда, очень смешной. – Ши Мэй начал терять терпение, - Ты даже не знаешь…
- Я его заменю.
Последнее слово только сорвалось с губ и раздался раскат грома, яркая вспышка молнии разрезала небо.
Ши Мэй прищурился:
- Что?
Мо Жань трепетал весь с ног до головы.
Он встал на путь дао совсем недавно и выучил совсем немного заклинаний, он прекрасно знал, что не сможет остановить Ши Мэй и не представлял как пробудить Чу Ваньнина.
Он был беззащитен и безоружен*, не имел никаких достоинств.
*手无寸铁- ни вершка железа в руке
У него были только плоть и кровь.
Поэтому он только и мог сказать:
- Я его заменю.
Ши Мэй притих, а затем рассмеялся:
- Ты понимаешь, что говоришь?
- Понимаю.
- В цветок вечных сожалений восьми страданий бытия моя мать вложила всю душу, всю кровь своего сердца, я сам раскрошил свою душу, чтобы взрастить его. – Ши Мэй выпрямился и уставился в лицо Мо Жань, - Разве ты можешь ему соответствовать?
- Я…- он сжал кулаки и помолчав, вдруг поднял лицо, - Я может и не достоин, однако, по сравнению с Учителем, я больше подхожу.
В глазах Ши Мэй чуть дрогнул блеск:
- … что ты хочешь этим сказать?
- Ты говорил, что цветы такого рода стимулируют злобу и ненависть в человеческом сердце. Вот только, что если сердце у человека абсолютно чистое, в нем нет ни капли вражды и ненависти?
Ши Мэй, помолчав, улыбнулся:
- Невозможно. У каждого человека в душе есть хоть какая-то обида, так что, пожалуй уважаемый бессмертный Бэйдоу тоже не исключение.
Однако движения его руки, теребившей лепестки цветка восьми страданий бытия, стали более дерганные.
Мо Жань был не так уж неправ, все эти годы он сам думал над тем, сможет ли Чу Ваньнин стать подходящим носителем для цветка восьми страданий бытия, а если даже в тайниках души этого человека нет ни капли вражды?
Чтобы вырастить еще один цветок, нужно будет потратить много времени, душевной энергии, более того, разделение души и правда слишком мучительный процесс. Он нисколько не хотел проходить через этот жизненный опыт второй раз.
Заметив его колебания, Мо Жань шагнул вперед:
- За столько лет ты хоть раз видел, что Учитель ненавидел кого-то?
- …
- Ты говорил, что этот цветок поглощает из сердца все хорошее и теплое… Сколько их, таких вещей у обычного человека, может это и неправильно, однако тебе надо сравнить меня и понимать Учителя.
Дождь усилился, деревья в уныло шелестели.
- Ши Минцзин, ты не боишься, что он, постепенно потеряет воспоминания, забудет все хорошее, что в нем есть, ты не боишься, что тогда кто-то обнаружит в этом зацепку?
Ши Мэй вдруг посмотрел внимательнее.
Его зрачки сузились, словно мимо проскользнула змея.*
*змея, выплевывающая буквы это непереводимый китайский колорит)) Понятия не имею, какую метафору в русском подобрать.
Мо Жань шаг за шагом приближался к нему, в сердце словно стучали барабаны, еще громче, чем стучащий дождь.
- Я не знаю, зачем ты это делаешь, однако, если ты настаиваешь на том, что надо принести человека в жертву, возьми меня.
- Ты…
- У меня в сердце есть ненависть, она может расти. У меня не так много чистых, хороших воспоминаний, если я постепенно и их забуду, людям будет нелегко это обнаружить.
Мо Жань изо всех сил пытался уговорить палача повернуть лезвие в сторону своей шеи.
- Сейчас я еще ничего не умею и не могу сделать, но Учитель и дядя говорят, что оу меня хорошие врожденные способности, достаточно духовных сил… я могу много добиться.
Он чуть дрожал, ногтями впившись в ладони, но все таки упорно продолжал уговаривать.
- Я смогу вместо него стать твоим оружием, острым клинком.
- Я смогу заменить его, стать тем, кого ты хочешь создать, демоном убийцей.
- Ши Мэй, - В итоге он остановился прямо перед Ши Минцзином. Сверкнула испуганным лебедем молния, Внезапный порыв ветра налетел и сдул завесу дождя в сторону павильона, направляя дождь вовнутрь.
Раз за разом все холоднее.
- Обменяй на меня.
Вероятно он попал в точку, может потому, что Ши Мэй с самого начала сомневался, сможет ли прорасти в душе Чу Ваньнина цветок восьми страданий бытия, а может тогда Мо Жань и правда только придя продемонстрировал действительно впечатляющие духовные силы, его духовное ядро росло быстрее, чем у «баловня судьбы» Сюэ Мэна, на столько быстро, что это вызывало зависть у других.
В общем, Ши Мэй еще раз все взвесив, в итоге все же загнал в грудь Мо Жань уже начавший распускаться черный бутон.
Покончив с этим, Ши Мэй сел сбоку за каменный стол и, подпер щеку рукой, взгляд у него был задумчивый и слегка рассеянный.
Он не понимал, почему се так произошло.
Почему Мо Жань защитил Чу Ваньнина и вместо него принял это судьбоносное событие? Ценой своей жизни, своей души, ценой своего будущего, своего престижа и величия.
Было известно, что у них еще и года не прошло с их знакомства и они были всего лишь учителем и учеником, не более.
Он не понимал.
Ши Мэй смотрел как черный бутон медленно тает, всасываясь в грудь Мо Жань. Это были всего лишь мягкие нежные лепестки, однако они как стальная игла проникали в плоть и кровь человека, прокалывали его глубоко.
В начале Мо Жань сдерживался, не проронив ни звука и только когда из бутона появлись как длинные странные щупальца какой-то твари и вотнулись в его сердце, Мо Жань, наконец всхлипнул и опустился на колени на землю, повалившись ничком.
Юноша трясся перед ним, а Ши Мэй тихо сидел и смотрел свысока опираясь на нежную, нефритовую руку. Он смотрел как Мо Жань бьется перед ним в судорогах, как его рвет кровью.
- Очень больно?
- Кхе - кхе…
Взгляд Ши Мэй был по прежнему теплым и ласковым, он с большим интересом спросил:
- Что, так сильно больно? Я никогда не применял к людям подобные заклинания и мне действительно, очень интересно…. Мой хороший младший братец, что именно происходит, когда проникает во внутрь цветок восьми страданий бытия?
Его взгляд был подобен весенней речной воде, он медленно обтекал фигуру приникшего к земле Мо Жань и в итоге остановился на безжизненно серых стиснутых пальцах.
Мо Жань бессознательно царапал руками землю, кончики пальцев стерлись, оставляя за собой кровавые полосы.
- По сравнению с тем, как вырвать сердце, это больнее?
Мо Жань не отвечал ему.
Это было действительно больно. Однако, по сравнению с муками в том году над общей могилой в округе Линьи, это было намного легче.
Это было намного лучше по сравнению с тем, как на твоих глазах умирает самый родной твой человек.
Это было намного лучше, по сравнению с тем, чем копать голыми руками ил и песок, чтобы похоронить своего близкого.
- Когда то… я не смог как следует защитить маму, теперь, наконец могу… как следует позаботиться о отце-наставнике.
Его взгляд расплывался, он тихо бормотал.
Те самые лучшие воспоминания потихоньку отдалялись, те непорочные, безупречно чистые мало помалу растворялись, перед его глазами замелькали те немногие, жалкие но чудесные моменты из его памяти…
Как однажды кто то дал для его матушки миску горячего бульона.
Как один старый крестьянин в снежную холодную ночь пригласил их в дом погреться и отдохнуть у очага.
Как такой же, просивший милостыню, нищий ребенок отдал ему половину найденной лепешки с мясом.
Как Дуань Ихань вела его за руку, а над осенней дамбой порхали стрекозы…
Не было ни ненависти, ни печали, ни недовольства, ни робости, ни жестокости.
Все было так спокойно и мирно.
Это было самое чистое и прекрасное.
Он видел сам себя, сидящего под лампой и тщательно и аккуратно вышивающего на платке цветок яблони, как опираясь щеками на руки сидит за столом и улыбаясь, смотрит как его Учитель ест лунный пряник, он видел, как они вдвоем под луной пьют вино, когда он первый раз принес Учителю Лихуабай..
Эти воспоминания в будущем все исчезнут из памяти.
Он больше об этом не вспомнит….
Отныне его ненависть только будет расти, а эти нежные теплые воспоминания о прошлых событиях изменятся.
Отныне жар в его сердце погаснет, и больше не будет огня. В его глазах весенние воды замерзнут, и застыв превратятся в лед.
Отныне он и заветы его мамы пойдут в противоположных направлениях.
- Отплати за добро, не держи зла, - говорила Дуань Ихань.
Это больше невозможно.
Непонятно, откуда взялись силы, но стиснув зубы, терпя боль, словно разрывающую внутренности, шатаясь он поднялся и спотыкаясь, попытался идти, но ноги подогнулись и он на коленях пополз. В конце концов ему было так больно, что его душа задрожала, однако он полз и полз к Чу Ваньнину.
- Учитель…
Дрожа он нелепо полз из последних сил, он корчился.
Ши Мэй не понимал, зачем, но в итоге понял, что этот юноша из последних сил страстно пытается выразить благодарность, он хочет поклониться…
Слезы потекли.
- Учитель, очень скоро… я разочарую тебя…
Ночной дождь стих.
- Очень скоро я не буду помнить о тебе хорошего… я уже больше никогда не смогу… не смогу как следует научиться у тебя… ты будешь испытывать ко мне отвращение, ненавидеть меня…
Он рыдал в голос, говоря эти прощальные слова, пока его разум окончательно не затуманился.
Но Чу Ваньнин не услышал.
Он был прямо перед ним, однако он ничего не слышал.
- Прости, что я в тот день сорвал цветы, я хотел подарить их тебе. Учитель, сегодня я пришел, чтобы…. заботиться о тебе до тех пор, пока ты не пробудишься, а потом сразу извиниться. Обо всем, что у меня в сердце… я хотел все тебе рассказать.
Его голос звучал так хрипло, словно его вырывали из горла с плотью и кровью.
- Учитель, спасибо, что ты не отверг меня, что принял меня…
- Я правда, на самом деле..
Сердце вдруг дернулось в груди и глаза налились кровью. Это был признак того, что цветок восьми страданий бытия начал укореняться, а так же, что любовный заговор вступил в силу.
Он опустил резко голову, лбом ударившись о землю и сильно разбил его.
Он захлебывался от слез.
- Ты правда, очень нравишься мне.
Ши Мэй тихо вздохнул, на его лице было заинтересованное выражение, а еще похоже, немного сочувственное.
Только и его сочувствие, и интерес все было поверхностным, ничего не достигало глубины его сердца.
В итоге, он, проходя мимо поднял Мо Жань за лицо и уставившись в его постепенно теряющие выражение, глаза, тихо спросил:
- Давай, младший брат, скажи мне, чего ты сейчас по-настоящему хочешь?
- Чего хочу…
Чего же я действительно хочу.
Осенний пейзаж Линьи, стоять перед башней Тунтянь.
Дуань Ихань улыбается, Чу Ваньнин опустил взгляд.
В музыкальной труппе старшая сестрица Сюнь Фэнжо показывая острые белые клычки с ярко горящим взором, говорит:
- А-Жань, очень скоро я заработаю достаточно денег для выкупа, и мы с тобой вместе уедем отсюда, старшая сестрица заберет тебя и у нас будет счастливая, хорошая жизнь.
Одурманенный Мо Жань терял сознание, но по-прежнему изо всех сил ловил эти рассеивающиеся как пух от камыша, воспоминания.
- Я хочу добром воздать за благодеяние... не быть… злопамятным…
Ши Мэй покачал головой и подождал еще немного.
- Зачем ты этого хочешь? – спросил он опять.
Мо Жань хрипло и настойчиво проговорил:
- Я хочу… когда-нибудь, умереть от руки Учителя.
Ши Мэй обомлел, а вслед за этим начал смеяться:
- Умереть от руки Учителя?
- Я не хочу становиться демоном… не хочу уходить в ад… - бессвязно снова и снова бормотал Мо Жань, - Я не хочу помнить лишь ненависть, Учитель…
Он вырвался из рук Ши Мэй, упал на колени перед Чу Ваньнином и почти завыл. Его глаза были полностью багряно красными, сознание все больше путалось.
- Убей меня.
К концу, единственное, что он повторял вновь и вновь, было только одно желание.
- В первый же день, когда я сотворю зло… умоляю тебя, пожалуйста… убей меня.
Ливень лил как из ведра, поглощая в эту непроглядную ночь сиплые рыдания юноши, словно вой загнанного зверя. Грохотал гром, сверкала молния, уныло шумела бамбуковая роща. В павильоне Алого лотоса все цветы в одну ночь были прибиты дождем и опустились на дно озера.
Родились вечные сожаления восьми страданий бытия.
Перед тем как окончательно потерять сознание, Мо Жань протянул руку и крепко схватился за полу пао Чу Ваньнина. Он последний раз поднял взгляд и пробормотал:
- Учитель… вы… позаботитесь обо мне… позаботься обо мне.. хорошо?..
Позаботься обо мне.
В этом мире сколько страданий и сожалений смыл и унес быстрый ветер и дождь?
Прошло две жизни и Чу Ваньнин наконец то узнал правду, снова вороша прошлые воспоминания. Он смутно помнил, что на следующий день утром он вышел из медитации.
Золотистый свет заливал бамбуковую беседку, в павильоне цветы яблони и красного лотоса завяли и прежний аромат и благоухание очень скоро превратится в грязь и пыль.
Дождь уже кончился, Чу Ваньнин моргая обернулся и увидел Ши Мэй, стоящего у стола и заваривающего чай. В поднимающейся тонкой струйке пара выражение лица Ши Мэй было ласковым и очаровательным. Увидев, что Чу Ваньнин очнулся, Ши Мэй улыбнулся.
- Учитель.
- Почему ты еще не пошел отдохнуть? Ты здесь дежуришь уже третий день, иди, пусть тебя сменит Мо Жань.
Чай перелился, и горячая янтарная жидкость казалась заветными мечтами, переполняющими сердце.
Ши Мэй подал ему чай с легкой улыбкой:
- Сегодня все еще я дежурю у Учителя, А-Жань как ребенок, Учитель его наказал, в душе он разозлился и все еще не приходил.
Чу Ваньнин замер:
- Он не приходил?
Ши Мэй опустил взгляд, завеса густых черных ресниц упала вниз, казалось, что это пучки молодых тычинок ранней весной. Он хмуро проговорил, - Ммм, он не приходил, он пошел в книгохранилище, помогать расставлять книге уважаемому главе.
У Чу Ваньнина сразу испортилось настроение, он был раздосадован.
С самого начала он рассчитывал, что когда они останутся наедине, он как следует поговорит с Мо Жань о том деле с сорванными цветами. В тот день он и правда был слишком придирчивым и строгим…
Он еще никогда не встречался с тем, чтобы ученики нарушали запрет, поэтому подумав, он счел, что наказание было слишком жестоким.
Но, Мо Жань, однако даже не захотел прийти, повидать его, и в затворе он не захотел составить ему компанию.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
- Учитель, выпейте чаю.
Долгое время он не отзывался, затем потянулся к тонкой белой руке Ши Мэй и принял чашку, полную ароматного чая от которой тонкими шелковыми нитями шел пар. Он выпил ее одним глотком.
Чай был налит до краев и несколько капель упали на одеяние, промочив его.
Аккуратный Ши Мэй тут же заметив это, улыбнулся:
- У меня есть платок.
- Не надо твой. – Чу Ваньнин достал белый платок с вышитым цветком яблони и, опустив голову, принялся оттирать пятно чая.
- Красивый носовой платок, похоже вы купили лучший, что был за те деньги. – нежно и кротко проговорил Ши Мэй. – Учитель сам купил его?
На мгновение Чу Ваньнину захотелось сказать, что это не так, это ему подарил Мо Жань.
Он сам его вышил.
И дал мне как дар наставнику.
Но он был не в настроении и не хотел разговаривать, к тому же при этом было как-то стыдно такое говорить.
Поэтому, помолчав, Чу Ваньнин всего лишь меланхолично протянул «Мммм» и сложив платок спрятал его за отворот на груди.
Убрав платок он легонько вздохнул.
В этот день ярко светило солнце, гроза прошедшей ночью оставила после себя сорванные прибитые цветы на перилах, листья лотоса все были мокрыми.
- Прошлой ночью был большой дождь?
Ши Мэй убирал чайные принадлежности, пальцы его на мгновение застыли, а глаза потемнели:
- А?
Чу Ваньнин перевел взгляд на пруд, полный поникших цветов лотоса и равнодушно сказал:
- Все цветы побиты.
Ши Мэй опять заулыбался и аккуратно расставляя чашки невозмутимо ответил:
- Прошлой ночью была гроза с ливнем, так шумело, а потом перестало. Сегодня весь день хорошая погода, когда земля немного подсохнет, пойду во двор, подмету опавшие цветы и листья.
Чу Ваньнин больше ничего не сказал.
В небе роскошная утренняя заря уже ткала великолепную парчу, небеса были словно умыты, а лучи восходящего солнца кружились золотыми перьями.
И в самом деле.
Был на редкость погожий день.
В эти дни будь то верхняя граница мира культивации, будь то нижняя, все бурлило слухами о только одном событии – несколько тысяч лет стоящий как утес помост для наказаний Цитадели Тяньинь, впервые был ограблен. Арестованного преступника освободил тот самый несравненный, первый во всей поднебесной, великий патриарх Чу Ваньнин. Он убил отборных, лучших одиннадцать адептов Цитадели Тяньинь, ранил больше сотни человек и ушел, уведя с собой преступника, осужденного за тяжелые преступления, Мо Вэйюйя.
Некоторые говорили, что Чу Ваньнин помешался, сошел с ума, некоторые, что Чу Ваньнин и Мо Вэйюй, одинаковы, оба звери в человечьем обличии, разодетые скоты. Были еще те немногие, которые знали достаточно близко эту ситуацию, поэтому ясно представляли себе некоторые тонкости*. Они с возмущением обсуждали ненормальную связь Чу Ваньнина и Мо Жань, их двусмысленные тайные грязные отношения.
*细枝末节-тонкая веточка и коленце бамбука (пустяк, мелкая деталь)
Однако, несмотря на все эти пересуды и сплетни, Чу Ваньнин и Мо Вэйюй как в воду канули, и никто не знал о их местонахождении.
Самый праведный, справедливый и чистый во всем мире мастер забрал с собой самого опасного злого демона.
А после бесследно исчез.
Деревянное окно было наполовину открыто, тонкий снежный покров, подобно сметане покрывал зеленый как нефрит мох на бамбуковом занавесе, оконном переплете и опадающие увядшие цветы.
После происшествия* в Цитадели Тяньинь уже прошло четыре дня, снаружи, внешний мир давно уже прибывал в смятении, звучали всевозможные разоблачения и суждения, и только в этих пустынных отдаленных горах, было тихо.
*风波-ветер и волны – конфликт, событие, скандал
Вдруг кто-то появился из этой безмолвной лесной чащи, словно вошел в оконную раму, обрамляющую нарисованную тушью картину. В его руке был зонт из промасленной бумаги, а в другой вязанка хвороста. Он толкнул дверь в хижину и вошел. Внутри было довольно холодно, он положил вязанку сбоку от очага и подбавил в печь несколько поленьев. Слабый, чуть теплившийся огонек, тут же стал ярче.
Эта хижина давно требовала ремонта, здесь очень давно никто не жил и, хотя было довольно прибрано, однако воздух по-прежнему наводнял затхлый плесневый запах. Поэтому, этот человек специально сломал перед входом ветвь зимоцвета, покрытую инеем, и положил ее в изголовье кровати.
* химонант скороспелый, очень ароматное цветущее растение семейства Каликантовые, в Китае вечнозеленый, зацветает в декабре.
Чу Ваньнин сел и посмотрел на мужчину, лежащего на узкой плетеной кровати.
Прошло четыре дня, он так и не очнулся.
В тот день, когда он освободился от Тасянь Цзюнь, он использовал навыки, приобретенные в прошлой жизни и в этой, где не потерял духовную силу и в целом смог восстановить дыхание Мо Жань. Но, однако все равно Мо Жань с того времени все еще пребывал в забытьи и жизнь его висела на волоске, а его духовное ядро было невозможно восстановить.
- Этот дом был построен моим наставником, в те времена, когда он путешествовал. Он давно заброшен и поэтому тут немного пахнет. – Чу Ваньнин всматривался в лицо Мо Жань с напряженным встревоженным выражением, - Я знаю, что тебе не нравятся благовония, но ты не испытываешь отвращения к цветам. Я принес ветку зимоцвета, она может простоять очень долго.
Мо Жань молчал, ресницы были опущены.
Он спал и его вид во сне был очень спокойным и умиротворенным, в жизни он редко выглядел так спокойно.
За последние дни Мо Жань все время так мирно спал, Чу Ваньнин был занят хлопотами и присматривал за ним и именно сейчас он сел рядом и заговорил.
В прошлом, когда они оставались вместе, обычно говорил Мо Жань, он говорил очень много, а он сидел и слушал.
Кто бы мог подумать, что однажды тот, кто говорит и тот, кто слушает, могут поменяться местами.
- Снаружи все укреплено магическим барьером, заклинания я тоже везде расставил, никто нас не найдет. – сказал Чу Ваньнин, - Дрова и еду я тоже принес, так что некоторое время можно ни о чем не беспокоиться.
Помолчав, он вздохнул:
- Ты, почему не хочешь приходить в себя, а?
Говоря это, он протянул руку и погладил Мо Жань по волосам.
Огонь в очаге дрожал. Он опять присел на то же место на кровати и сидел очень долго, к тому времени тени, вслед за солнечным светом сдвинулись, а он так и не дождался когда тот самый человек откроет глаза.
Чу Ваньнин опустил ресницы и тихонько вздохнул.
- Раз уж ты все еще хочешь спать, то спи…. Я продолжу тебе рассказывать историю, которую начал вчера, продолжу говорить, а ты слушай.
- Прости, ты говорил, что тебе нравится слушать сказки перед сном, однако я не умею ничего рассказывать… поэтому я только и могу, что пересказывать события, которые случились в этой жизни. – он помолчал, прикрыв глаза, а затем ласково продолжил, - Ммм… где я остановился вчера? …. Дай вспомню. Ах да, я рассказал, как в предыдущей жизни обнаружил внутри тебя управляющее заклинание и хотел освободить тебя от него.
- Однако цветок восьми страданий бытия пророс слишком глубоко и все, что я не делал, было бесполезным. – говорил Чу Ваньнин, - В этой жизни худо бедно удалось это решить, однако я не думал, что все так изменится.
Он коснулся тыльной стороны ледяной руки Мо Жаня.
Всегда такой холодной.
Вот так вот держа Мо Жань за руку, он тихо рассказывал об этом.
Раньше они оба из-за интриг и из-за своей натуры, очень много говорили, но все не могли поговорить открыто*, вплоть до того, что случилась ужасное недоразумение и из-за этого они стали почти чужими, идущими разными дорогами.
*не выкладывать на стол, на поверхность.
Чу Ваньнин очень сожалел об этом.
Если бы он был немного откровеннее? Может быть, все можно было изменить, может быть он давно бы заметил яд в теле Мо Жань.
Можно ли было все повернуть вспять?
- Ты так тяжело старался всю жизнь, хотел искупить грехи. – чу Ваньнин плотнее закрыл глаза и вздохнул, под конец его голос оборвался и он не смог договорить, - Но ведь ты не помнишь, ты же совсем не помнишь, как ты получил цветок восьми страданий бытия? Ты думаешь, Мо Жань….думаешь….
Ты никогда не был моим должником.
С самого начала это я тебе должен.
Умоляю тебя, приди в себя.
Если ты очнешься, если ты вспомнишь эти утраченные воспоминания, ты тут же поймешь…. Все что произошло, истинные события начались семь лет назад, когда я ушел в затвор той дождливой ночью….
_____________
Конечно, это был поворотная точка, когда поменялись судьбы его и Мо Жань. Это был обычный день, который ничего не значил для других. В тот день над павильоном Алого лотоса разыгралась непогода, дождь и ветер, дождь стремительно стекал по черепице, грохотал гром и сверкала молния, однако он этого не слышал.
У Чу Ваньнина слабое духовное ядро и тогда, как раз пришло время, чтобы восстановить его.
Чтобы сопровождающим его ученикам было удобнее перед тем, как затвориться, он наложил на себя заклинание подавления голоса и после в тишине и покое сидел в позе лотоса в беседке, божественным сознанием погрузившись в великую пустоту*
* Чжан Цзай (1020—1077) — видный мыслитель-материалист. Суть его натурфилософских воззрений составляет учение о ци (эфире) как первооснове всех вещей и Вселенной в целом. Ци заполняет «великую пустоту» (тайсю) и образует все вещи. Отношение между «великой пустотой» и ци Чжан Цзай сравнивал с отношением между водой и льдом.
Поэтому то он и не мог видеть перед собой в то время обнаженный меч и натянутую тетиву*
*напряженная ситуация, готовность к бою.
В тот день прямо перед ним, в ту грозу под шум ветра в павильоне Алого лотоса, Мо Жань и Ши Мэй стояли, уставившись, друг напротив друга. Лицо Мо Жаня было бледным, а у Ши Мэй был зловещий и безжалостный вид.
Правдивая картина, о которой Чу Ваньини и не подозревал ранее, медленно разворачивалась в ту дождливую темную ночь.
В тот затвор, только что принесший поклоны ученика, Мо Жань чувствовал обиду из-за дела с сорванными цветами. Он без стеснения высказался, что ему будет неприятно служить такому наставнику и он не будет приходить за ним ухаживать.
Но можно ли воспринимать всерьёз то, что молодой человек наговорил сгоряча?
Проворочавшись сбоку на бок пару ночей, Мо Жань все таки вспомнил о благодарности и о том, что нельзя быть злопамятным. Сердце его сдавило гнетущей тоской, и он сам пошел в павильон Алого лотоса, чтобы сменить Ши Мэй.
Однако, он никак не мог ожидать, что в этом месте ему так не повезёт и он столкнется с коварным замыслом, который изменит безвозвратно всю его жизнь….
______________
Ши Мэй околдовывал Чу Ваньнина.
Непонимание, растерянность, ужас, гнев и разочарование в одно мгновение прожгло внутренности.
Он бросился вперед и резким движением выбил из руки Ши Мэй отточенный нож, громко взревев, словно дикий зверь:
- Что ты делаешь?!
Ши Минцзин удивился лишь на мгновение, а затем пара его ласковых, прекрасных персиковых глаз внимательно прищурилась.
- И кто же это? – улыбнулся Ши Мэй, - Сейчас через преграды магического барьера в павильон Алого лотоса могут войти всего три ученика, да еще глава Пика Сышэн. Молодой господин, неплохо, уважаемый глава, сойдет, если бы пришел кто-то из них, это доставило бы хлопот, по счастью это именно ты.
Мо Жань быстро бежал и теперь тяжело дышал, его худая фигурка заслоняла Чу Ваньнина и ночной ветер развевал его одежды и трепал волосы.
Он пристально смотрел в лицо Ши Мэй.
- Для чего ты хотел воспользоваться тем, что учитель в затворе? Ты..ты… - в то время Мо Жань даже не мог поверить, что тот говорящий кротко и мягко старший брат наставник Минцзин, мог иметь второе лицо, маску демона воплоти, лицо злого духа, - Что ты за человек в конце концов?!
Ши Мэй рассмеялся в голос:
- А-Жань такой очаровательный, естественно, я твой брат- наставник, Минцзин. Кем я ещё могу быть?
Он смотрел на Мо Жань, защищающего Чу Ваньнина.
Новичок, только что пришедший ученик, такой ничтожный и самонадеянный.
Похоже на скверную шутку.
- Разве не ты говорил, что ненавидишь учителя и больше не хочешь его видеть?
Ши Мэй прекрасно знал, что делает*, поэтому просто намеренно дразнил и насмехался над ним.
*成竹在胸-( с готовым представлением о бамбуке в уме), в смысле перед тем как его нарисовать – означает готовый план, готовое решение задачи
- Когда я принес тебе чаошоу ты же мне сам сказал, что смертельно ненавидишь подобных людей, как Учитель, со злым сердцем и жестокими руками, так почему не прошло и пары дней, как ты изменил свое мнение и снова пришел сюда навестить его?
- Если бы я не навестил его, кто знает, что ты бы сегодня сделал! – возмущенно сокрушался Мо Жань, - Ши Минцзин, напрасно я тогда решил, что ты хороший, напрасно я доверял тебе!
- Ой-йой, ты сам обманулся и кого винить? – смеялся Ши Мэй, - Миска чаошоу, несколько теплых слов и ты уже обманут, решительно и бесповоротно. На самом деле, ты никому не нужный пес, кто даст тебе кость, за тем и пойдешь.
- …
- И что ты так уставился на меня, как на счет чаошоу, вкусно было?
Мо Жань скрипнул зубами, его черные глаза впитали весь холод ночи, он долгое время молчал, а затем сглотнув произнес:
- Ши Минцзин… твое сердце, оказывается такое черное.
Ши Мэй по прежнему улыбался:
- Черное — это когда внутри сердца ядовитая тварь, злой заговор, это когда болезнь внутри и совесть нечиста, а у меня нет никакой болезни, так же как и у тебя сейчас и у Учителя тоже, оно у нас у всех – красное.
Он замолчал и сделал движение, словно описав круг нежным белым пальцем. На кончике пальца возник прекрасный цветок. Он был свежим бутоном, готовым вот-вот распуститься, с черными бархатными лепестками, окаймленными серебристым сиянием.
Ши Мэй поднес к носу этот цветок, понюхав.
Этот свежесрезанный бутон как красивый человек, полон волнующего любовного очарования, однако опасности подстерегают со всех сторон.
Заставляет мурашки от страха бежать по коже.
- Что ты собрался делать… - пробормотал Мо Жань.
Ши Мэй поднял глаза, его ресницы были длинными и тонкими, в персиковых глазах плескались волны и рябь улыбки. Весь его вид говорил о том, что он в очень хорошем настроении.
- На самом деле бессмысленно тебе что-то объяснять, мне нужно применить всего лишь одно заклинание, и ты очень скоро забудешь обо всем, что тут произошло, ничего не останется в твоей памяти.
Черный цветок спокойно светился на его пальце, словно на стебле камыша.
- Но, учитывая, что мы с тобой ученики одного учителя, нельзя и оставить тебя в неведении. – проговорил Ши Мэй, - Это моя мама породила этот бутон, а я, не щадя сил взрастил цветок восьми страданий бытия. Если никто им не восхититься, тогда, когда он исчезнет из этого мира, я почувствую, что этому делу чего-то будет не хватать, некоего вкуса.
- Восемь страданий бытия…. вечные сожаления?
- Братец мой* это восемь страданий бытия и вечные сожаления до смерти. В этом мире демоны когда-то оставили семена цветов под названием Вечные сожаления восьми страданий бытия, которые очень тяжело вырастить обычному человеку. – голос Ши Мэй был очень вежливым, - Такого рода цветы с самого начала питаются человеческой кровью, а после того, как распускаются, им нужно укорениться в человеческом сердце. Они высасывают из души все доброе, все теплые и нежные чувства и порождают коварство и ненависть.
*шиди- обращение старшего ученика к младшему
Говоря это, он лаково поглаживал черные лепестки.
- В этом грешном мире даже у лучших людей нужно чтобы в душе была хоть капля недовольства, какой-то неудовлетворенности и цветок вечного сожаления восьми страданий бытия может раздуть ее, капля за каплей…. постепенно превратить человека в убивающего, не моргнув глаза демона.
В его глаза сверкнули темным блеском, словно змеиные чешуйки.
Персиковые глаза уставились на ушедшего от мирской суеты Чу Ваньнина.
- Ты хочешь подсадить цветок восьми страданий бытия в душу Учителя??! – дрожа от ужаса закричал Мо Жань.
- А чему тут удивляться. – нежно улыбаясь продолжал Ши Мэй, - Он первый в мире, величайший патриарх. Как думаешь, если он превратиться в демона, насколько велика будет его мощь?
- Ты с ума сошел?! Как ты можешь… как ты можешь быть способен на такое…
- Он нечеловечески хладнокровен и бессердечен, разве это не твои слова? – равнодушно произнес Ши Мэй. – Я превращу его в то, что ты ненавидишь больше всего, братец, с этих пор ты сможешь по настоящему ненавидеть и презирать его, разве в этом нет выгоды и для тебя.
Кожа на голове Мо Жань занемела, кровь застыла в жилах, а позвоночник одеревенел от ужаса.
- Ты… это вздор… конечно я сказал это с горяча… я, я не ненавижу его, быстро отпусти его, не вреди ему…
- Почему? – с большим интересом спросил Ши Мэй.
Почему.
Он был таким хорошим, весь стол в павильоне Алого лотоса был завален его чертежами он конструировал стражей и оружие, он никогда не делал это ради себя, все потому, что беспокоился о безмятежной жизни для других людей.
Он был абсолютно чистым, неоскверненным, похожим на первый выпавший снег, парящий в воздухе, заполнявший все пространство в первый зимний месяц
Несмотря на то, что он очень строг, порой до жестокости, однако он, раз за разом направляя его руку, учил его грамоте.
Он обучал его боевым искусствам и светлым днем и поздней ночью.
Он согласился принять его, и с тех пор Мо Вэйюй больше не был сиротой, один как перст, без поддержки, у которого были лишь ненастоящие родственники и благосклонность судьбы
С этих пор у него был настоящий, официальный статус.
… ученик Чу Ваньнина.
- Ты не можешь причинить ему вред.. – Мо Жань не находил себе места от волнения, он хотел разбудить Учителя, однако он толком не знал, что делать, он только и мог, что упорно стоять перед Чу Ваньнином, - Он неспособен превратиться в злого демона, он такой хороший, что если ты прикажешь и он начнет убивать людей… ему будет тяжко на душе.
Он не знал, как выразить томящие грудь сильную скорбь и ярость, он только и мог, что говорить просто и безыскусно, вплоть до того, что его уговоры звучали сумбурно и бессвязно.
Было похоже, что раз он не успел выучить никаких мантр и заговоров, он только и мог использовать для защиты свое худое немощное тело.
Заставить хорошего человека убивать, это и правда слишком мучительно
Он ощутил это и навсегда запечатлел в своих костях еще со времен пожара в тереме Цзуйюй.
Ши Мэй смерил его взглядом. Он лишь подумал, что это невыразимо смешно.
- Тяжко на душе? Когда все случиться, этому человеку не будет тяжело на сердце. А-Жань, тебе нет никакой нужды об этом переживать.
- Однако почему ты хочешь это сделать? Почему ты хочешь ему навредить?!
На этот раз, впрочем, Ши Мэй не ответил сразу. Он опустил ресницы и, помолчав, тихо произнес:
- Потому что мне обязательно нужно это сделать.
- ….
- Мне необходима самая большая сила. – Ши Мэй сжал губы. – Ты не поймешь.
Юный Мо Жань всеми своими жалкими усилиями , прилагая все силы пытался уговорить смотрящего на него свысока свих возможностей, брата-наставника.
- Ты не понимаешь, какой Учитель человек… даже если… даже если ты сделаешь это с ним, вытравишь всю доброту из его души, превратишь в монстра, убивающего людей, вот только едва ли он позволит тебе себя использовать… ты, ты не сможешь с ним справиться.
- Откуда ты знаешь, что я не справлюсь? – усмехнулся Ши Мэй, - Ммм, я забыл тебе рассказать, что в этот цветок восьми страданий бытия я влил щепотку своей души. Надо лишь ему полностью расцвести в сердце и мало помалу он влюбится в меня на всю жизнь и никогда не разлюбит.
- Ты просто сумасшедший!! – в ужасе крикнул Мо Жань.
Ши Мэй с самодовольными выражением подошел вплотную. В сумерках грохотала гроза, сверкали молнии озаряя лицо Ши Мэй несравненной красоты.
- Как ты и сказал, он такой хороший, как раз для меня, он станет моим человеком, разве этого нельзя получить? Даже если он и превратиться в демона. Когда это случиться, он будет безгранично доверять и слушаться только меня, маниакально любить меня, разве это не замечательно?
Он прекрасно знал, что Чу Ваньнин не может очнуться в этот момент и не может услышать их разговор. Поэтому он совсем не боялся, а неторопливо и хладнокровно продолжал:
- Маленький братец, отойди в сторону. Ты полагаешь что человек с только-только сформированным духовным ядром на самом начальном этапе сможет противостоять мне?
Мо Жань заскрежетал зубами:
- Я не позволю.
Ши Мэй только улыбнулся, а после, в одно мгновение он словно злой дух оказался у Мо Жань за спиной, и его рука уже зависла над заколкой Чу Ваньнина, в руке он держал тот самый черный, уже готовый вот-вот раскрыться, цветок.
- А-Жань, ты можешь представить, сколько я потратил энергии и душевных мил, чтобы взрастить этот цветок восьми страданий бытия? Я отдал все силы и ждал именно этого дня, когда Учитель уйдет в затвор.
Он прижался всем телом, его щека почти приклеилась к щеке Чу Ваньнина.
- Он вот-вот станет моим острым клинком, моей марионеткой, он станет моим человеком. Способен ли ты остановить меня?
Цветок опустится.
Изменится судьба.
Вдруг раздался юный суровый голос, своей силой заставивший его остановиться.
- Не трожь его!!
- Ты правда, очень смешной. – Ши Мэй начал терять терпение, - Ты даже не знаешь…
- Я его заменю.
Последнее слово только сорвалось с губ и раздался раскат грома, яркая вспышка молнии разрезала небо.
Ши Мэй прищурился:
- Что?
Мо Жань трепетал весь с ног до головы.
Он встал на путь дао совсем недавно и выучил совсем немного заклинаний, он прекрасно знал, что не сможет остановить Ши Мэй и не представлял как пробудить Чу Ваньнина.
Он был беззащитен и безоружен*, не имел никаких достоинств.
*手无寸铁- ни вершка железа в руке
У него были только плоть и кровь.
Поэтому он только и мог сказать:
- Я его заменю.
Ши Мэй притих, а затем рассмеялся:
- Ты понимаешь, что говоришь?
- Понимаю.
- В цветок вечных сожалений восьми страданий бытия моя мать вложила всю душу, всю кровь своего сердца, я сам раскрошил свою душу, чтобы взрастить его. – Ши Мэй выпрямился и уставился в лицо Мо Жань, - Разве ты можешь ему соответствовать?
- Я…- он сжал кулаки и помолчав, вдруг поднял лицо, - Я может и не достоин, однако, по сравнению с Учителем, я больше подхожу.
В глазах Ши Мэй чуть дрогнул блеск:
- … что ты хочешь этим сказать?
- Ты говорил, что цветы такого рода стимулируют злобу и ненависть в человеческом сердце. Вот только, что если сердце у человека абсолютно чистое, в нем нет ни капли вражды и ненависти?
Ши Мэй, помолчав, улыбнулся:
- Невозможно. У каждого человека в душе есть хоть какая-то обида, так что, пожалуй уважаемый бессмертный Бэйдоу тоже не исключение.
Однако движения его руки, теребившей лепестки цветка восьми страданий бытия, стали более дерганные.
Мо Жань был не так уж неправ, все эти годы он сам думал над тем, сможет ли Чу Ваньнин стать подходящим носителем для цветка восьми страданий бытия, а если даже в тайниках души этого человека нет ни капли вражды?
Чтобы вырастить еще один цветок, нужно будет потратить много времени, душевной энергии, более того, разделение души и правда слишком мучительный процесс. Он нисколько не хотел проходить через этот жизненный опыт второй раз.
Заметив его колебания, Мо Жань шагнул вперед:
- За столько лет ты хоть раз видел, что Учитель ненавидел кого-то?
- …
- Ты говорил, что этот цветок поглощает из сердца все хорошее и теплое… Сколько их, таких вещей у обычного человека, может это и неправильно, однако тебе надо сравнить меня и понимать Учителя.
Дождь усилился, деревья в уныло шелестели.
- Ши Минцзин, ты не боишься, что он, постепенно потеряет воспоминания, забудет все хорошее, что в нем есть, ты не боишься, что тогда кто-то обнаружит в этом зацепку?
Ши Мэй вдруг посмотрел внимательнее.
Его зрачки сузились, словно мимо проскользнула змея.*
*змея, выплевывающая буквы это непереводимый китайский колорит)) Понятия не имею, какую метафору в русском подобрать.
Мо Жань шаг за шагом приближался к нему, в сердце словно стучали барабаны, еще громче, чем стучащий дождь.
- Я не знаю, зачем ты это делаешь, однако, если ты настаиваешь на том, что надо принести человека в жертву, возьми меня.
- Ты…
- У меня в сердце есть ненависть, она может расти. У меня не так много чистых, хороших воспоминаний, если я постепенно и их забуду, людям будет нелегко это обнаружить.
Мо Жань изо всех сил пытался уговорить палача повернуть лезвие в сторону своей шеи.
- Сейчас я еще ничего не умею и не могу сделать, но Учитель и дядя говорят, что оу меня хорошие врожденные способности, достаточно духовных сил… я могу много добиться.
Он чуть дрожал, ногтями впившись в ладони, но все таки упорно продолжал уговаривать.
- Я смогу вместо него стать твоим оружием, острым клинком.
- Я смогу заменить его, стать тем, кого ты хочешь создать, демоном убийцей.
- Ши Мэй, - В итоге он остановился прямо перед Ши Минцзином. Сверкнула испуганным лебедем молния, Внезапный порыв ветра налетел и сдул завесу дождя в сторону павильона, направляя дождь вовнутрь.
Раз за разом все холоднее.
- Обменяй на меня.
Вероятно он попал в точку, может потому, что Ши Мэй с самого начала сомневался, сможет ли прорасти в душе Чу Ваньнина цветок восьми страданий бытия, а может тогда Мо Жань и правда только придя продемонстрировал действительно впечатляющие духовные силы, его духовное ядро росло быстрее, чем у «баловня судьбы» Сюэ Мэна, на столько быстро, что это вызывало зависть у других.
В общем, Ши Мэй еще раз все взвесив, в итоге все же загнал в грудь Мо Жань уже начавший распускаться черный бутон.
Покончив с этим, Ши Мэй сел сбоку за каменный стол и, подпер щеку рукой, взгляд у него был задумчивый и слегка рассеянный.
Он не понимал, почему се так произошло.
Почему Мо Жань защитил Чу Ваньнина и вместо него принял это судьбоносное событие? Ценой своей жизни, своей души, ценой своего будущего, своего престижа и величия.
Было известно, что у них еще и года не прошло с их знакомства и они были всего лишь учителем и учеником, не более.
Он не понимал.
Ши Мэй смотрел как черный бутон медленно тает, всасываясь в грудь Мо Жань. Это были всего лишь мягкие нежные лепестки, однако они как стальная игла проникали в плоть и кровь человека, прокалывали его глубоко.
В начале Мо Жань сдерживался, не проронив ни звука и только когда из бутона появлись как длинные странные щупальца какой-то твари и вотнулись в его сердце, Мо Жань, наконец всхлипнул и опустился на колени на землю, повалившись ничком.
Юноша трясся перед ним, а Ши Мэй тихо сидел и смотрел свысока опираясь на нежную, нефритовую руку. Он смотрел как Мо Жань бьется перед ним в судорогах, как его рвет кровью.
- Очень больно?
- Кхе - кхе…
Взгляд Ши Мэй был по прежнему теплым и ласковым, он с большим интересом спросил:
- Что, так сильно больно? Я никогда не применял к людям подобные заклинания и мне действительно, очень интересно…. Мой хороший младший братец, что именно происходит, когда проникает во внутрь цветок восьми страданий бытия?
Его взгляд был подобен весенней речной воде, он медленно обтекал фигуру приникшего к земле Мо Жань и в итоге остановился на безжизненно серых стиснутых пальцах.
Мо Жань бессознательно царапал руками землю, кончики пальцев стерлись, оставляя за собой кровавые полосы.
- По сравнению с тем, как вырвать сердце, это больнее?
Мо Жань не отвечал ему.
Это было действительно больно. Однако, по сравнению с муками в том году над общей могилой в округе Линьи, это было намного легче.
Это было намного лучше по сравнению с тем, как на твоих глазах умирает самый родной твой человек.
Это было намного лучше, по сравнению с тем, чем копать голыми руками ил и песок, чтобы похоронить своего близкого.
- Когда то… я не смог как следует защитить маму, теперь, наконец могу… как следует позаботиться о отце-наставнике.
Его взгляд расплывался, он тихо бормотал.
Те самые лучшие воспоминания потихоньку отдалялись, те непорочные, безупречно чистые мало помалу растворялись, перед его глазами замелькали те немногие, жалкие но чудесные моменты из его памяти…
Как однажды кто то дал для его матушки миску горячего бульона.
Как один старый крестьянин в снежную холодную ночь пригласил их в дом погреться и отдохнуть у очага.
Как такой же, просивший милостыню, нищий ребенок отдал ему половину найденной лепешки с мясом.
Как Дуань Ихань вела его за руку, а над осенней дамбой порхали стрекозы…
Не было ни ненависти, ни печали, ни недовольства, ни робости, ни жестокости.
Все было так спокойно и мирно.
Это было самое чистое и прекрасное.
Он видел сам себя, сидящего под лампой и тщательно и аккуратно вышивающего на платке цветок яблони, как опираясь щеками на руки сидит за столом и улыбаясь, смотрит как его Учитель ест лунный пряник, он видел, как они вдвоем под луной пьют вино, когда он первый раз принес Учителю Лихуабай..
Эти воспоминания в будущем все исчезнут из памяти.
Он больше об этом не вспомнит….
Отныне его ненависть только будет расти, а эти нежные теплые воспоминания о прошлых событиях изменятся.
Отныне жар в его сердце погаснет, и больше не будет огня. В его глазах весенние воды замерзнут, и застыв превратятся в лед.
Отныне он и заветы его мамы пойдут в противоположных направлениях.
- Отплати за добро, не держи зла, - говорила Дуань Ихань.
Это больше невозможно.
Непонятно, откуда взялись силы, но стиснув зубы, терпя боль, словно разрывающую внутренности, шатаясь он поднялся и спотыкаясь, попытался идти, но ноги подогнулись и он на коленях пополз. В конце концов ему было так больно, что его душа задрожала, однако он полз и полз к Чу Ваньнину.
- Учитель…
Дрожа он нелепо полз из последних сил, он корчился.
Ши Мэй не понимал, зачем, но в итоге понял, что этот юноша из последних сил страстно пытается выразить благодарность, он хочет поклониться…
Слезы потекли.
- Учитель, очень скоро… я разочарую тебя…
Ночной дождь стих.
- Очень скоро я не буду помнить о тебе хорошего… я уже больше никогда не смогу… не смогу как следует научиться у тебя… ты будешь испытывать ко мне отвращение, ненавидеть меня…
Он рыдал в голос, говоря эти прощальные слова, пока его разум окончательно не затуманился.
Но Чу Ваньнин не услышал.
Он был прямо перед ним, однако он ничего не слышал.
- Прости, что я в тот день сорвал цветы, я хотел подарить их тебе. Учитель, сегодня я пришел, чтобы…. заботиться о тебе до тех пор, пока ты не пробудишься, а потом сразу извиниться. Обо всем, что у меня в сердце… я хотел все тебе рассказать.
Его голос звучал так хрипло, словно его вырывали из горла с плотью и кровью.
- Учитель, спасибо, что ты не отверг меня, что принял меня…
- Я правда, на самом деле..
Сердце вдруг дернулось в груди и глаза налились кровью. Это был признак того, что цветок восьми страданий бытия начал укореняться, а так же, что любовный заговор вступил в силу.
Он опустил резко голову, лбом ударившись о землю и сильно разбил его.
Он захлебывался от слез.
- Ты правда, очень нравишься мне.
Ши Мэй тихо вздохнул, на его лице было заинтересованное выражение, а еще похоже, немного сочувственное.
Только и его сочувствие, и интерес все было поверхностным, ничего не достигало глубины его сердца.
В итоге, он, проходя мимо поднял Мо Жань за лицо и уставившись в его постепенно теряющие выражение, глаза, тихо спросил:
- Давай, младший брат, скажи мне, чего ты сейчас по-настоящему хочешь?
- Чего хочу…
Чего же я действительно хочу.
Осенний пейзаж Линьи, стоять перед башней Тунтянь.
Дуань Ихань улыбается, Чу Ваньнин опустил взгляд.
В музыкальной труппе старшая сестрица Сюнь Фэнжо показывая острые белые клычки с ярко горящим взором, говорит:
- А-Жань, очень скоро я заработаю достаточно денег для выкупа, и мы с тобой вместе уедем отсюда, старшая сестрица заберет тебя и у нас будет счастливая, хорошая жизнь.
Одурманенный Мо Жань терял сознание, но по-прежнему изо всех сил ловил эти рассеивающиеся как пух от камыша, воспоминания.
- Я хочу добром воздать за благодеяние... не быть… злопамятным…
Ши Мэй покачал головой и подождал еще немного.
- Зачем ты этого хочешь? – спросил он опять.
Мо Жань хрипло и настойчиво проговорил:
- Я хочу… когда-нибудь, умереть от руки Учителя.
Ши Мэй обомлел, а вслед за этим начал смеяться:
- Умереть от руки Учителя?
- Я не хочу становиться демоном… не хочу уходить в ад… - бессвязно снова и снова бормотал Мо Жань, - Я не хочу помнить лишь ненависть, Учитель…
Он вырвался из рук Ши Мэй, упал на колени перед Чу Ваньнином и почти завыл. Его глаза были полностью багряно красными, сознание все больше путалось.
- Убей меня.
К концу, единственное, что он повторял вновь и вновь, было только одно желание.
- В первый же день, когда я сотворю зло… умоляю тебя, пожалуйста… убей меня.
Ливень лил как из ведра, поглощая в эту непроглядную ночь сиплые рыдания юноши, словно вой загнанного зверя. Грохотал гром, сверкала молния, уныло шумела бамбуковая роща. В павильоне Алого лотоса все цветы в одну ночь были прибиты дождем и опустились на дно озера.
Родились вечные сожаления восьми страданий бытия.
Перед тем как окончательно потерять сознание, Мо Жань протянул руку и крепко схватился за полу пао Чу Ваньнина. Он последний раз поднял взгляд и пробормотал:
- Учитель… вы… позаботитесь обо мне… позаботься обо мне.. хорошо?..
Позаботься обо мне.
В этом мире сколько страданий и сожалений смыл и унес быстрый ветер и дождь?
Прошло две жизни и Чу Ваньнин наконец то узнал правду, снова вороша прошлые воспоминания. Он смутно помнил, что на следующий день утром он вышел из медитации.
Золотистый свет заливал бамбуковую беседку, в павильоне цветы яблони и красного лотоса завяли и прежний аромат и благоухание очень скоро превратится в грязь и пыль.
Дождь уже кончился, Чу Ваньнин моргая обернулся и увидел Ши Мэй, стоящего у стола и заваривающего чай. В поднимающейся тонкой струйке пара выражение лица Ши Мэй было ласковым и очаровательным. Увидев, что Чу Ваньнин очнулся, Ши Мэй улыбнулся.
- Учитель.
- Почему ты еще не пошел отдохнуть? Ты здесь дежуришь уже третий день, иди, пусть тебя сменит Мо Жань.
Чай перелился, и горячая янтарная жидкость казалась заветными мечтами, переполняющими сердце.
Ши Мэй подал ему чай с легкой улыбкой:
- Сегодня все еще я дежурю у Учителя, А-Жань как ребенок, Учитель его наказал, в душе он разозлился и все еще не приходил.
Чу Ваньнин замер:
- Он не приходил?
Ши Мэй опустил взгляд, завеса густых черных ресниц упала вниз, казалось, что это пучки молодых тычинок ранней весной. Он хмуро проговорил, - Ммм, он не приходил, он пошел в книгохранилище, помогать расставлять книге уважаемому главе.
У Чу Ваньнина сразу испортилось настроение, он был раздосадован.
С самого начала он рассчитывал, что когда они останутся наедине, он как следует поговорит с Мо Жань о том деле с сорванными цветами. В тот день он и правда был слишком придирчивым и строгим…
Он еще никогда не встречался с тем, чтобы ученики нарушали запрет, поэтому подумав, он счел, что наказание было слишком жестоким.
Но, Мо Жань, однако даже не захотел прийти, повидать его, и в затворе он не захотел составить ему компанию.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
- Учитель, выпейте чаю.
Долгое время он не отзывался, затем потянулся к тонкой белой руке Ши Мэй и принял чашку, полную ароматного чая от которой тонкими шелковыми нитями шел пар. Он выпил ее одним глотком.
Чай был налит до краев и несколько капель упали на одеяние, промочив его.
Аккуратный Ши Мэй тут же заметив это, улыбнулся:
- У меня есть платок.
- Не надо твой. – Чу Ваньнин достал белый платок с вышитым цветком яблони и, опустив голову, принялся оттирать пятно чая.
- Красивый носовой платок, похоже вы купили лучший, что был за те деньги. – нежно и кротко проговорил Ши Мэй. – Учитель сам купил его?
На мгновение Чу Ваньнину захотелось сказать, что это не так, это ему подарил Мо Жань.
Он сам его вышил.
И дал мне как дар наставнику.
Но он был не в настроении и не хотел разговаривать, к тому же при этом было как-то стыдно такое говорить.
Поэтому, помолчав, Чу Ваньнин всего лишь меланхолично протянул «Мммм» и сложив платок спрятал его за отворот на груди.
Убрав платок он легонько вздохнул.
В этот день ярко светило солнце, гроза прошедшей ночью оставила после себя сорванные прибитые цветы на перилах, листья лотоса все были мокрыми.
- Прошлой ночью был большой дождь?
Ши Мэй убирал чайные принадлежности, пальцы его на мгновение застыли, а глаза потемнели:
- А?
Чу Ваньнин перевел взгляд на пруд, полный поникших цветов лотоса и равнодушно сказал:
- Все цветы побиты.
Ши Мэй опять заулыбался и аккуратно расставляя чашки невозмутимо ответил:
- Прошлой ночью была гроза с ливнем, так шумело, а потом перестало. Сегодня весь день хорошая погода, когда земля немного подсохнет, пойду во двор, подмету опавшие цветы и листья.
Чу Ваньнин больше ничего не сказал.
В небе роскошная утренняя заря уже ткала великолепную парчу, небеса были словно умыты, а лучи восходящего солнца кружились золотыми перьями.
И в самом деле.
Был на редкость погожий день.