Lapsa1
читать дальше
Услышав Сюэ Чженъюна, по бокам люди из разных школ в гневе повскакивали с мест:
- Может Пик Сышэн наконец закроет рот?! Ваш ученик практиковал запретную технику партии Чжэньлун, он уже нарушил величайший запрет мира культивации. По логики вещей вы сейчас должны отказаться от ученика и распустив школу убраться отсюда! А вы еще тут тратите наше время на препирания, однако может, пора и честь знать! *
自知之明 высказывание Лао Цзы – знать себя, познать свои достоинства и недостатки.
- Сюэ Чженъюн! Ты еще смеешь заступаться за него? Вы, наверное, с ним одна шайка!
Люди вокруг галдели.
В школах и кланах, часто именно так и бывает. Один становиться божеством и все остальные возносятся за ним*. Однако если один совершил вопиющее преступление, тогда вся школа или клан так же рассматривается как коварное логово чудовищ.
* 鸡犬升天(куры и петухи возносятся на небо) – один человек из семьи получает высокий пост и он тащит за собой родню и друзей, кумовство.
- Это мера греха, а не приговор. – в конце концов холодно произнесла Му Яньли. Ограничиваясь фактами, она не хотела обсуждать что-то с Пиком Сышэн. – Глава Сюэ, не спешите. После меры грехов, есть еще мера заслуг. Заслуги искупают ошибки и только тогда выносится приговор.
Закончив, она повернулась и снова повернувшись к Мо Жань безжизненным голосом произнесла:
- Продолжай каяться в грехах.
- Я… некогда.. оскорбил наставника… предал … предков..
- Оскорблял наставника, предавал предков?
欺师灭祖- наставники имеют очень высокий статус в жизни древнего китайца. Они стоят рядом с небом, землей, императором и родственниками. Это священные отношения. Оскорбить наставника, предать предков это абсолютное табу.
Эти слова, впрочем озадачили зрителей.
Мо Жань же чувствовал, словно у него горит сердце.
«Оскорблял наставника, предавал предков» - это преступление из его прошлой жизни заставила его раскрыть вода признания в грехах. Оказывается, она могла вытолкнуть из его глотки признание и о грехах прошлой жизни!
Но он не желал говорить… он не хотел говорить! Неужели он должен сейчас, перед бесчисленными парами глаз, рассказывать, как именно он унижал Чу Ваньнина?
Захватил его, чтобы сделать из него трапезу для императора, женился и сделал своей наложницей.
Опозорил его, такого гордого и несгибаемого, а в итоге еще и сжил со свету.
Он не хотел говорить.
Он чувствовал, что ему не выжить, однако у Чу Ваньнина впереди еще очень много долгих лет и месяцев.
Чу Ваньнин дух священного дерева, он обладал абсолютно чистой, божественной душой от рождения. Он надеялся, что Чу Ваньнин сможет продолжать идти по пути дао, а в конце достигнет вознесения и станет небожителем и больше никогда не познает муки круга перерождений, любви и боли.
Его наставник такой хороший, такой чистый.
Он хотел защитить его…
Никак нельзя разрешить этой толпе людей считать, что у них некие близкие отношения, что они как-то связаны.
Нельзя позволить считать этим людям, что Чу Ваньнин запачкан, что его тело испортил Тасянь Цзюнь грехом и плотскими удовольствиями.
Он хотел защитить его.
Защитить его…
Внутри все горело огнем, боль была ужасной. До ушей смутно доносился холодный голос Му Яньли, продолжающей допрос:
- Что означает «Оскорблял наставника, предавал предков»?
Он не скажет, не скажет.
Кончики его пальцев стерлись в кровь о грубый гравий на земле, а лоб упертый в камень стал красным. Он сгорбился на месте, тяжело дыша, как рыба выброшенная на речную отмель.. .
Он не скажет.
Сопротивляться воде признания в грехах все равно, что противиться допросу Тяньвэнь, если до смерти стиснуть зубы, то в конце концов можно выстоять.
Множество людей не смея смотреть на него прямо присутствовали при том, как он, сопротивляясь из последних сил, как загнанный зверь выл при допросе Цитадели Тяньинь. Эти мучения были слишком сильны, обычный человек даже допрос Тяньвэнь не мог вынести, а эта пытка по сравнению с Тяньвэнь была в сотни, тысячу раз страшнее.
Ему казалось, что его кишки и все внутренности, вытягивает, разрывает и скручивает невидимая рука, в раны плоти засыпают соль, жгучая боль, в кости словно вонзается сверло.
Звук голоса Му Яньли доносился словно издалека, словно их разделяли горы и океаны.
- Упомянутое ранее «Оскорблял наставника, предавал предков», в конце концов, что это?!
Он не отвечал, он прокусил язык, прикусил губы, кровь стекала из рта, но он не проронил ни слезинки.
Семь дней запертый в собачьей клетке.
Он не плакал.
Его слезы лишь повод для насмешек зрителей.
Никто не сжалится над ним, да ему и не нужна была жалость этих людей.
Пусть ему ужасно больно, пусть боль разрывала его внутренности, он выдержит это.
Му Яньли по-прежнему, глядя сверху вниз спрашивала:
- Ты и Чу Ваньнин, в конце концов, что происходило?
От сильной боли у него начались галлюцинации.
Казалось, что он сквозь века смотрит на Чу Ваньнина ставшего бессмертным и вознесшегося. Он был по-прежнему в белых как снег одеждах, он был прекрасен, вокруг него разливалась божественная аура. Когда он не улыбался, его взгляд был острым и строгим, а когда смеялся, строгость исчезала и превращалась в озеро, море нежности.
- Никогда….
Му Яньли замерла, алые губы чуть открылись:
- Что?
Голос Мо Жань дрожал, хрипло он пробормотал:
- Я оговорился, я никогда… я никогда… не оскорблял наставника..
Он поднял взгляд, глаза налились кровью, однако, зрачки сияли.
- И предавал предков!
Выплюнул он эти слова.
- …. – на лице Му Яньли появилось странное выражение, было похоже, что она немного испугана и в то же время растерянна. Однако, она была очень хладнокровной, и испуг и растерянность тут же исчезли под ледяной маской, помолчав, она проговорила, - Продолжай каяться в грехах.
Мо Жань закашлялся кровью, легкие как будто были измельчены в порошок, от его дыхание провоняло кровью.
Он лежал на земле пережидая, пока сильнейшая боль от воды признания в грехах не пройдет. Все его тело промокло насквозь, он был бледен, как бумага, задыхаясь, он прижимался щекой к земле, его волосы свесились на лицо.
Му Яньли машинально подошла к нему на полшага.
Уставившись на него, она повторила:
- Продолжай каяться в грехах.
- Нет больше грехов…- беззвучно пробормотал Мо Жань, - Можно судить.
Му Яньли приказала одному из адептов взять немного свежей крови Мо Жань и нанести ее на искусную гирю, на которой было вырезано три слова «заслуги и добродетели», она использовалась для измерения сотворенного добра человеком.
Взяв эту гирю, она положила ее на другую чашу весов.
Весы медленно закачались, все, исключая Мо Жань внимательно смотрели на золотую стрелку…
«Раздробить душу»… все еще «Раздробить душу»..
Стрелка слегка сдвинулась.
Раздробить душу.
Но не вышла из отметки «Раздробить душу».
Сюэ Мэн сжал, лежащий на коленях Лунчэн, его выражение лица было очень некрасивым, он пристально наблюдал за весами. Он всеми силами старался держать спину очень прямо, он боялся, что если она согнётся в случае неудачи, то подняться будет очень сложно.
Он слегка дрожал, а его руки, держащие Лунчэн совсем заледенели.
Прекрасные глаза Му Яньли не мигая смотрели на положение стрелки золотых весов. Стрелка все больше и больше замедлялась, передвигаясь все еще в шкале «Раздробить душу», но почти достигая ее границы.
Взмахнув рукавом, Му Яньли равнодушно произнесла:
- Довольно, по-видимому, общее положение уже …
- Еще движется.
- Молодой господин Сюэ…
Сюэ Мэн пристально взглянул на нее. Он говорил несмотря на то, что его голос немилосердно дрожал, ему было все равно, правильно он поступает или нет.
- Стрелка еще движется.
- Почти остановилась.- ответила Му Яньли.
- Тогда подождем, пока она остановится.
Их взгляды скрестились.
Через мгновение на ее безучастном лице медленно появилось чуть язвительная улыбка:
- Хорошо. Тогда подождем, пока она остановится.
Беспощадное солнце так нагрело гравий, что по поверхности поплыл слой серой дымки.
Они ждали, все смотрели на эту стрелку и ждали пока она остановится. Но, как ни странно, эта стрелка долго не могла прийти в равновесие…
Она похоже тоже не знала, какое решение вынести по отношению к Мо Вэйюй она колебалась в нерешительности в сторону смягчения наказания, медленно, понемногу.
Му Яньли, похоже, тоже не встречалась с такими случаями. Она больше ничего не говорила, спокойно ожидая в своем нежно желтом облачении, приговора, вынесенного божественными весами.
Костяшки пальцев Сюэ Мэн побелели, он неотрывно смотрел на эту стрелку. Как будто судили не жизнь одного человека- Мо Вэйюй, а все те годы, когда он был знаком с Мо Жань.
От презрения до неприязни, от неприязни до принятия, от принятия до признания.
В конце концов в самом начале было ли это безразличие неправильным или все-таки этот «брат» был чересчур неправильным?
Он не знал.
Он лишь следил за этой стрелкой с утомленной, беззащитной душой и только когда он смотрел на нее, это давало ему надежду.
Не переставай наклоняться.
Умоляю тебя.
Продолжай клониться вперед, вот, смотри еще немного …
Этот парень по любому ошибся, но он разбил свое духовное ядро, заставил отступить многотысячную армию.
Как можно ему назначить высшее наказание?
Как можно раздробить его душу…
Немного. Еще немного.
Конец.
……
- Вырезание духовного ядра.*
*挖 – выскабливание, выковыривание
С каменным выражением лица объявила Му Яньли, она выглядела очень справедливой и очень хладнокровной, вся ее фигура словно омывалась волнами золотого теплого свечения ее яркого пао, но ее вид был совсем другой, холоднее инея.
Стрелка замерла.
Ее заостренный дрожащий конец указывал на три слова «Вырезание духовного ядра».
Это и было окончательным приговором мастеру Мо.
Му Яньли перед огромной толпой зрителей, собравшихся внизу и перед трибунами с представителями десяти великих школ мира культивации…
В Цитадели Тяньинь на трибуне для десяти великих школ, все еще оставалось прежнее место для школы Жуфэн. На этом месте сидел всего один человек, это была Е Ваньси в черных одеждах.
У нее за спиной был старый колчан Наньгун Сы, а на коленях лежал навечно лишившийся хозяина Наобайцзинь. Ее лицо было изможденным, однако глаза ярко блестели, и она тоже смотрела на происходящее на сцене зала суда.
- Ясное небо может отличить правильное от неправильного*, беспристрастный и справедливый судья**Цитадель Тяньинь рассмотрев заслуги и провинности, еще никогда, ни разу не отмеченная в предвзятости, ни разу предумышленно не создавшая затруднений, постановила приговорить Мо Жань, Мо Вэйюй к пытке через вырезание духовного ядра. Ровно через три дня, почтительно объявляем всему миру, если не будет возражений за эти три дня…
*有眼 – иметь глаза, то есть обладать способностью отличать правильное от неправильного.
**明镜高悬 (чистое зеркало высоко подвешено)
Сюэ Мэн сдерживался, прикрывая глаза, но в этот момент он наконец не выдержал и вскочил, сверкнули его сияющие серебряно-синие легкие доспехи.
- У меня есть возражения.
- ….
- Не обязательно ждать трое суток, я и теперь могу высказать возражения.
Внизу бурно загалдели:
- Пик Сышэн… школа, которую скоро закроют! Что это еще за дрянь, а!
- Уж в таком случае Сюэ Чженъюна с Сюэ Мэн тоже надо допросить! Скорее всего это одна шайка, как они еще могут что-то говорить в помощь этому демону!
- Тогда, когда явились пешки Чжэньлун, почему они убили только несколько человек Пика Сышэн? Вы правда не логово чудищ?
От гнева лицо Сюэ Мэн смертельно побледнело, однако он был вынужден всеми силами подавить в себе возмущение.
Му Яньли, естественно слышала этот негодующий рев культиваторов, однако она, не обратив на него никакого внимания, холодно произнесла:
- Младший молодой господин Сюэ, что вы желали сказать, я вас охотно выслушаю.
Сюэ Мэн открыл рот, но на мгновение показалось, что он не знает, что сказать. Очень взволнованная госпожа Ван тихонько потянула его к себе:
- Мэн-эр, еще есть три дня, мы обдумаем и взвесим, прежде чем решить, что нужно сказать…
Сюэ Мэн, однако, казалось, не слышал слов матери, он некоторое время оцепенело смотрел на Му Яньли, затем повернулся, чтобы посмотреть на весы, и наконец его взгляд остановился на маленькой черной точке вдали.
Это был лежащий на помосте Мо Жань.
Ресницы Сюэ Мэна вдруг затрепетали, словно полог под порывом ветра, перед глазами появилась рябь.
Ни темный, не светлый.
Он, ни с того ни с сего вдруг проговорил:
- У него уже нет духовного ядра.
- Что это значит? – спросила Му Яньли.
Сюэ Мэн вдруг разволновался, он опять взглянул на нее:
- Что это значит? Вам не ясно? Разве не он тот человек, кто спас вас на Пике Сышэн, тот, кто заставил отступить пешки? Хозяйка Цитадели Му, я хочу знать, как вы хотите его наказать? Его духовное ядро уже раздроблено! Что еще вы собираетесь сделать? Вырезать его сердце?
В его глазах блестели слезы, ногти впились в ладони.
- Вырезать духовное ядро…. Вырезать духовное ядро… нет больше духовного ядра, вы ведь хотите его жизнь!
Му Яньли прищурившись ответила:
- У Цитадели Тяньинь есть свои способы.
- Согласно правилам, после вынесения приговора казнь будет приведена в исполнение через три дня. – Внезапно раздался тихий хриплый голос, Толпа людей, подняв глаза увидели, что это была Е Ваньси, - Хозяйка Цитадели, какие именно способы вы примените, скажите ясно.
Немедленно на нее обрушились гневные выкрики людей с фермы Битань:
- Какое ты право имеешь открывать свой рот? Кем ты себя считаешь?
Кто-то начал перешептываться:
- Опираясь на поддержку Цзян Си и на смерть Наньгун Сы, очистившей школу Жуфэн, она и в самом деле много стала мнить о себе. А при каких других обстоятельствах какая-то безымянная баба смеет задавать вопросы хозяйке Цитадели Тяньинь, как ровня?
Е Ваньси пропустила это мимо ушей.
Даже каких-то люди, прежде враждовавшие с родом Наньгун громко обратились к ней:
- Е Ваньси, школа Жуфэн уже погибла, ты, в одиночестве сидя на этом месте уж не считаешь ли себя теперь ее главой?
Е Ваньси сидела, держа на руках подвывающего, еще не восстановившего свои духовные силы Наобайцзинь. Она одна стояла на прежнем месте, не злясь и не крича и когда эти возмущенные или насмешливые голоса постепенно стихли, он сказала:
- Командующий тайной стражи школы Жуфэн еще здесь, погибла не погибла, ваши слова не считаются.
- Ты…
Е Ваньси больше не желала много говорить с посторонними, ее взгляд был обращен на Му Яньли:
- Прошу хозяйку Цитадели дать точные пояснения.
- В этом мире нет способа восстановить духовное ядро, - ответила Му Яньли, - Духовное ядро разорвано в клочья, однако его осколки по-прежнему в сердце, как сказано ранее, вырезать духовное ядро, это не обязательно означает достать его целым.
Лицо Сюэ Мэна побелело как бумага:
- Так чего же вы хотите?
- Исполнить закон и вырезать все осколки духовного ядра. – ответила Му Яньли, - Цитадель Тяньинь не может хотеть забрать его жи…
«знь» еще не было произнесено, как Сюэ Чженъюн тоже встал, лицо его затянули свинцовые тучи:
- Вырезать все осколки духовного ядра?
- Верно.
- Сколько раз вы будете резать? – тигриные глаза Сюэ Чжэнъюна расширились от гнева, на его висках уже появилась седина, - Пять раз? Десять? Вырезание духовного ядра повреждает сердце, и один раз это невыносимо больно, несколько лет тому назад в Цитадели Тяньинь уже вырезали духовное ядро одной преступнице, она не выдержала и в тот же день, вернувшись в камеру, умерла.
Му Яньли равнодушно проговорила:
- Это от ее собственной слабости, не стоит в этом винить Цитадель Тяньинь.
- Тогда вы уж лучше просто заберите его жизнь! – яростно закричал Сюэ Чженъюн, - Му Яньли, осколки духовного ядра! Не хватает еще сказать, что если его духовное ядро разбито на две части, то нужно резать дважды, а если на три, то трижды… а если на тысячу осколков? Ты хочешь устроить ему казнь тысячи порезов*? ! Ты именно этого и хочешь!!
*凌迟- Считалась самой жестокой формой казни. Всего необходимо 3357 ножей каждым срезают по куску плоти, последний нож, 3357 ой, должен заколоть преступника на смерть.
- Если оно действительно так сильно разбилось, то такова его судьба.
Сюэ Чженъюн онемел.
Судьба?
Все это было судьбой.
Внезапно он почувствовал себя смешным.
Что такое судьба?
По воле судьбы он ошибся и вырастил этого ребенка, принимая его за своего племянника.
Он сделал этого ребенка членом семьи, дал ему наставника, дал приют и семью. Однако, какая изначально была судьба этого ребенка?
Брошенный бастард, с малолетства не ел досыта, с матерью нищенствовал и давал уличные представления за милостыню.
Когда умерла его мать, он был хилым, бесприютным ребенком, тащивший за собой разлагающийся труп в безымянную могилу, собираясь закопать единственное тепло в его жизни своими руками.
Его бесчисленное количество раз били, бранили, закрывали в собачьей клетке, сажали в тюрьму по ложному обвинению.
Всякий надеется в нынешнее время на честность и справедливость, но, однако с самого рождения судьба не справедлива…
Почему на этой стороне дома знатных родов, ты молодой господин утопаешь в роскоши, огромные сокровища вымениваешь на улыбки красавиц.
А на другой, бедные люди, мыкающиеся, бесприютные по белу свету не получают ничего, кроме насекомых в пищу и небо им крыша, а циновка- земля.
Отчего одним детям ни о чем не тревожась можно капризничать и ластиться к матери.
А другим взяв останки своей матери идти к богатым семьям, просить и получить в ответ «Если тебе на роду написан метр, не стоит просить о трех»
Отчего не достоин даже ничтожных похорон.
А кто-то рожден знатным и богатым.
Это несправедливо.
Когда судьба вываливает несправедливости на эти и так стоящих на самом нижнем этаже людей, когда один указ о корректировке цен, может забрать у них самого близкого человека, когда судьба…
Где тут справедливость?
У всех живых людей, возможно ли не иметь тогда в сердце ненависти, возможно все с легкостью отпустить.
Этот ребенок, пусть он ошибся, пусть он и не его плоть и кровь, пусть судьба посмеялась над ним… думая так, он все же его очень сильно любит.
Сюэ Чжэнъюн закрыл глаза.
Он пробормотал:
- Это слишком жестоко. Божественные весы, боюсь не учли такой случай, как уже разорванное духовное ядро … это в сотни раз хуже, Му Яньли.
Он поднял глаза, его голос дрожал.
- Ты хочешь взять кинжал, долбить и втыкать его в сердце, это в сотни раз хуже.
- ….
Между небом и землей все прозрачно и ясно, в Цитадели Тяньинь все точно и аккуратно, справедливо, со всей ответственностью и вниманием к каждой мелочи.
Сюэ Чженъюн задрал голову к небу, он смотрел на медленно проплывающие мимо густые облака.
- Хорошо, да, ныне он заплатит за какие-то свои преступления, он задолжал этому миру и должен полностью рассчитаться.
Поднялся ветер.
У Сюэ Чженъюн вдруг сдавило горло.
- Но как насчет того, что этот мир должен ему ...... вернул ли ему кто-нибудь ...... вернул ли ему кто-нибудь..
Услышав Сюэ Чженъюна, по бокам люди из разных школ в гневе повскакивали с мест:
- Может Пик Сышэн наконец закроет рот?! Ваш ученик практиковал запретную технику партии Чжэньлун, он уже нарушил величайший запрет мира культивации. По логики вещей вы сейчас должны отказаться от ученика и распустив школу убраться отсюда! А вы еще тут тратите наше время на препирания, однако может, пора и честь знать! *
自知之明 высказывание Лао Цзы – знать себя, познать свои достоинства и недостатки.
- Сюэ Чженъюн! Ты еще смеешь заступаться за него? Вы, наверное, с ним одна шайка!
Люди вокруг галдели.
В школах и кланах, часто именно так и бывает. Один становиться божеством и все остальные возносятся за ним*. Однако если один совершил вопиющее преступление, тогда вся школа или клан так же рассматривается как коварное логово чудовищ.
* 鸡犬升天(куры и петухи возносятся на небо) – один человек из семьи получает высокий пост и он тащит за собой родню и друзей, кумовство.
- Это мера греха, а не приговор. – в конце концов холодно произнесла Му Яньли. Ограничиваясь фактами, она не хотела обсуждать что-то с Пиком Сышэн. – Глава Сюэ, не спешите. После меры грехов, есть еще мера заслуг. Заслуги искупают ошибки и только тогда выносится приговор.
Закончив, она повернулась и снова повернувшись к Мо Жань безжизненным голосом произнесла:
- Продолжай каяться в грехах.
- Я… некогда.. оскорбил наставника… предал … предков..
- Оскорблял наставника, предавал предков?
欺师灭祖- наставники имеют очень высокий статус в жизни древнего китайца. Они стоят рядом с небом, землей, императором и родственниками. Это священные отношения. Оскорбить наставника, предать предков это абсолютное табу.
Эти слова, впрочем озадачили зрителей.
Мо Жань же чувствовал, словно у него горит сердце.
«Оскорблял наставника, предавал предков» - это преступление из его прошлой жизни заставила его раскрыть вода признания в грехах. Оказывается, она могла вытолкнуть из его глотки признание и о грехах прошлой жизни!
Но он не желал говорить… он не хотел говорить! Неужели он должен сейчас, перед бесчисленными парами глаз, рассказывать, как именно он унижал Чу Ваньнина?
Захватил его, чтобы сделать из него трапезу для императора, женился и сделал своей наложницей.
Опозорил его, такого гордого и несгибаемого, а в итоге еще и сжил со свету.
Он не хотел говорить.
Он чувствовал, что ему не выжить, однако у Чу Ваньнина впереди еще очень много долгих лет и месяцев.
Чу Ваньнин дух священного дерева, он обладал абсолютно чистой, божественной душой от рождения. Он надеялся, что Чу Ваньнин сможет продолжать идти по пути дао, а в конце достигнет вознесения и станет небожителем и больше никогда не познает муки круга перерождений, любви и боли.
Его наставник такой хороший, такой чистый.
Он хотел защитить его…
Никак нельзя разрешить этой толпе людей считать, что у них некие близкие отношения, что они как-то связаны.
Нельзя позволить считать этим людям, что Чу Ваньнин запачкан, что его тело испортил Тасянь Цзюнь грехом и плотскими удовольствиями.
Он хотел защитить его.
Защитить его…
Внутри все горело огнем, боль была ужасной. До ушей смутно доносился холодный голос Му Яньли, продолжающей допрос:
- Что означает «Оскорблял наставника, предавал предков»?
Он не скажет, не скажет.
Кончики его пальцев стерлись в кровь о грубый гравий на земле, а лоб упертый в камень стал красным. Он сгорбился на месте, тяжело дыша, как рыба выброшенная на речную отмель.. .
Он не скажет.
Сопротивляться воде признания в грехах все равно, что противиться допросу Тяньвэнь, если до смерти стиснуть зубы, то в конце концов можно выстоять.
Множество людей не смея смотреть на него прямо присутствовали при том, как он, сопротивляясь из последних сил, как загнанный зверь выл при допросе Цитадели Тяньинь. Эти мучения были слишком сильны, обычный человек даже допрос Тяньвэнь не мог вынести, а эта пытка по сравнению с Тяньвэнь была в сотни, тысячу раз страшнее.
Ему казалось, что его кишки и все внутренности, вытягивает, разрывает и скручивает невидимая рука, в раны плоти засыпают соль, жгучая боль, в кости словно вонзается сверло.
Звук голоса Му Яньли доносился словно издалека, словно их разделяли горы и океаны.
- Упомянутое ранее «Оскорблял наставника, предавал предков», в конце концов, что это?!
Он не отвечал, он прокусил язык, прикусил губы, кровь стекала из рта, но он не проронил ни слезинки.
Семь дней запертый в собачьей клетке.
Он не плакал.
Его слезы лишь повод для насмешек зрителей.
Никто не сжалится над ним, да ему и не нужна была жалость этих людей.
Пусть ему ужасно больно, пусть боль разрывала его внутренности, он выдержит это.
Му Яньли по-прежнему, глядя сверху вниз спрашивала:
- Ты и Чу Ваньнин, в конце концов, что происходило?
От сильной боли у него начались галлюцинации.
Казалось, что он сквозь века смотрит на Чу Ваньнина ставшего бессмертным и вознесшегося. Он был по-прежнему в белых как снег одеждах, он был прекрасен, вокруг него разливалась божественная аура. Когда он не улыбался, его взгляд был острым и строгим, а когда смеялся, строгость исчезала и превращалась в озеро, море нежности.
- Никогда….
Му Яньли замерла, алые губы чуть открылись:
- Что?
Голос Мо Жань дрожал, хрипло он пробормотал:
- Я оговорился, я никогда… я никогда… не оскорблял наставника..
Он поднял взгляд, глаза налились кровью, однако, зрачки сияли.
- И предавал предков!
Выплюнул он эти слова.
- …. – на лице Му Яньли появилось странное выражение, было похоже, что она немного испугана и в то же время растерянна. Однако, она была очень хладнокровной, и испуг и растерянность тут же исчезли под ледяной маской, помолчав, она проговорила, - Продолжай каяться в грехах.
Мо Жань закашлялся кровью, легкие как будто были измельчены в порошок, от его дыхание провоняло кровью.
Он лежал на земле пережидая, пока сильнейшая боль от воды признания в грехах не пройдет. Все его тело промокло насквозь, он был бледен, как бумага, задыхаясь, он прижимался щекой к земле, его волосы свесились на лицо.
Му Яньли машинально подошла к нему на полшага.
Уставившись на него, она повторила:
- Продолжай каяться в грехах.
- Нет больше грехов…- беззвучно пробормотал Мо Жань, - Можно судить.
Му Яньли приказала одному из адептов взять немного свежей крови Мо Жань и нанести ее на искусную гирю, на которой было вырезано три слова «заслуги и добродетели», она использовалась для измерения сотворенного добра человеком.
Взяв эту гирю, она положила ее на другую чашу весов.
Весы медленно закачались, все, исключая Мо Жань внимательно смотрели на золотую стрелку…
«Раздробить душу»… все еще «Раздробить душу»..
Стрелка слегка сдвинулась.
Раздробить душу.
Но не вышла из отметки «Раздробить душу».
Сюэ Мэн сжал, лежащий на коленях Лунчэн, его выражение лица было очень некрасивым, он пристально наблюдал за весами. Он всеми силами старался держать спину очень прямо, он боялся, что если она согнётся в случае неудачи, то подняться будет очень сложно.
Он слегка дрожал, а его руки, держащие Лунчэн совсем заледенели.
Прекрасные глаза Му Яньли не мигая смотрели на положение стрелки золотых весов. Стрелка все больше и больше замедлялась, передвигаясь все еще в шкале «Раздробить душу», но почти достигая ее границы.
Взмахнув рукавом, Му Яньли равнодушно произнесла:
- Довольно, по-видимому, общее положение уже …
- Еще движется.
- Молодой господин Сюэ…
Сюэ Мэн пристально взглянул на нее. Он говорил несмотря на то, что его голос немилосердно дрожал, ему было все равно, правильно он поступает или нет.
- Стрелка еще движется.
- Почти остановилась.- ответила Му Яньли.
- Тогда подождем, пока она остановится.
Их взгляды скрестились.
Через мгновение на ее безучастном лице медленно появилось чуть язвительная улыбка:
- Хорошо. Тогда подождем, пока она остановится.
Беспощадное солнце так нагрело гравий, что по поверхности поплыл слой серой дымки.
Они ждали, все смотрели на эту стрелку и ждали пока она остановится. Но, как ни странно, эта стрелка долго не могла прийти в равновесие…
Она похоже тоже не знала, какое решение вынести по отношению к Мо Вэйюй она колебалась в нерешительности в сторону смягчения наказания, медленно, понемногу.
Му Яньли, похоже, тоже не встречалась с такими случаями. Она больше ничего не говорила, спокойно ожидая в своем нежно желтом облачении, приговора, вынесенного божественными весами.
Костяшки пальцев Сюэ Мэн побелели, он неотрывно смотрел на эту стрелку. Как будто судили не жизнь одного человека- Мо Вэйюй, а все те годы, когда он был знаком с Мо Жань.
От презрения до неприязни, от неприязни до принятия, от принятия до признания.
В конце концов в самом начале было ли это безразличие неправильным или все-таки этот «брат» был чересчур неправильным?
Он не знал.
Он лишь следил за этой стрелкой с утомленной, беззащитной душой и только когда он смотрел на нее, это давало ему надежду.
Не переставай наклоняться.
Умоляю тебя.
Продолжай клониться вперед, вот, смотри еще немного …
Этот парень по любому ошибся, но он разбил свое духовное ядро, заставил отступить многотысячную армию.
Как можно ему назначить высшее наказание?
Как можно раздробить его душу…
Немного. Еще немного.
Конец.
……
- Вырезание духовного ядра.*
*挖 – выскабливание, выковыривание
С каменным выражением лица объявила Му Яньли, она выглядела очень справедливой и очень хладнокровной, вся ее фигура словно омывалась волнами золотого теплого свечения ее яркого пао, но ее вид был совсем другой, холоднее инея.
Стрелка замерла.
Ее заостренный дрожащий конец указывал на три слова «Вырезание духовного ядра».
Это и было окончательным приговором мастеру Мо.
Му Яньли перед огромной толпой зрителей, собравшихся внизу и перед трибунами с представителями десяти великих школ мира культивации…
В Цитадели Тяньинь на трибуне для десяти великих школ, все еще оставалось прежнее место для школы Жуфэн. На этом месте сидел всего один человек, это была Е Ваньси в черных одеждах.
У нее за спиной был старый колчан Наньгун Сы, а на коленях лежал навечно лишившийся хозяина Наобайцзинь. Ее лицо было изможденным, однако глаза ярко блестели, и она тоже смотрела на происходящее на сцене зала суда.
- Ясное небо может отличить правильное от неправильного*, беспристрастный и справедливый судья**Цитадель Тяньинь рассмотрев заслуги и провинности, еще никогда, ни разу не отмеченная в предвзятости, ни разу предумышленно не создавшая затруднений, постановила приговорить Мо Жань, Мо Вэйюй к пытке через вырезание духовного ядра. Ровно через три дня, почтительно объявляем всему миру, если не будет возражений за эти три дня…
*有眼 – иметь глаза, то есть обладать способностью отличать правильное от неправильного.
**明镜高悬 (чистое зеркало высоко подвешено)
Сюэ Мэн сдерживался, прикрывая глаза, но в этот момент он наконец не выдержал и вскочил, сверкнули его сияющие серебряно-синие легкие доспехи.
- У меня есть возражения.
- ….
- Не обязательно ждать трое суток, я и теперь могу высказать возражения.
Внизу бурно загалдели:
- Пик Сышэн… школа, которую скоро закроют! Что это еще за дрянь, а!
- Уж в таком случае Сюэ Чженъюна с Сюэ Мэн тоже надо допросить! Скорее всего это одна шайка, как они еще могут что-то говорить в помощь этому демону!
- Тогда, когда явились пешки Чжэньлун, почему они убили только несколько человек Пика Сышэн? Вы правда не логово чудищ?
От гнева лицо Сюэ Мэн смертельно побледнело, однако он был вынужден всеми силами подавить в себе возмущение.
Му Яньли, естественно слышала этот негодующий рев культиваторов, однако она, не обратив на него никакого внимания, холодно произнесла:
- Младший молодой господин Сюэ, что вы желали сказать, я вас охотно выслушаю.
Сюэ Мэн открыл рот, но на мгновение показалось, что он не знает, что сказать. Очень взволнованная госпожа Ван тихонько потянула его к себе:
- Мэн-эр, еще есть три дня, мы обдумаем и взвесим, прежде чем решить, что нужно сказать…
Сюэ Мэн, однако, казалось, не слышал слов матери, он некоторое время оцепенело смотрел на Му Яньли, затем повернулся, чтобы посмотреть на весы, и наконец его взгляд остановился на маленькой черной точке вдали.
Это был лежащий на помосте Мо Жань.
Ресницы Сюэ Мэна вдруг затрепетали, словно полог под порывом ветра, перед глазами появилась рябь.
Ни темный, не светлый.
Он, ни с того ни с сего вдруг проговорил:
- У него уже нет духовного ядра.
- Что это значит? – спросила Му Яньли.
Сюэ Мэн вдруг разволновался, он опять взглянул на нее:
- Что это значит? Вам не ясно? Разве не он тот человек, кто спас вас на Пике Сышэн, тот, кто заставил отступить пешки? Хозяйка Цитадели Му, я хочу знать, как вы хотите его наказать? Его духовное ядро уже раздроблено! Что еще вы собираетесь сделать? Вырезать его сердце?
В его глазах блестели слезы, ногти впились в ладони.
- Вырезать духовное ядро…. Вырезать духовное ядро… нет больше духовного ядра, вы ведь хотите его жизнь!
Му Яньли прищурившись ответила:
- У Цитадели Тяньинь есть свои способы.
- Согласно правилам, после вынесения приговора казнь будет приведена в исполнение через три дня. – Внезапно раздался тихий хриплый голос, Толпа людей, подняв глаза увидели, что это была Е Ваньси, - Хозяйка Цитадели, какие именно способы вы примените, скажите ясно.
Немедленно на нее обрушились гневные выкрики людей с фермы Битань:
- Какое ты право имеешь открывать свой рот? Кем ты себя считаешь?
Кто-то начал перешептываться:
- Опираясь на поддержку Цзян Си и на смерть Наньгун Сы, очистившей школу Жуфэн, она и в самом деле много стала мнить о себе. А при каких других обстоятельствах какая-то безымянная баба смеет задавать вопросы хозяйке Цитадели Тяньинь, как ровня?
Е Ваньси пропустила это мимо ушей.
Даже каких-то люди, прежде враждовавшие с родом Наньгун громко обратились к ней:
- Е Ваньси, школа Жуфэн уже погибла, ты, в одиночестве сидя на этом месте уж не считаешь ли себя теперь ее главой?
Е Ваньси сидела, держа на руках подвывающего, еще не восстановившего свои духовные силы Наобайцзинь. Она одна стояла на прежнем месте, не злясь и не крича и когда эти возмущенные или насмешливые голоса постепенно стихли, он сказала:
- Командующий тайной стражи школы Жуфэн еще здесь, погибла не погибла, ваши слова не считаются.
- Ты…
Е Ваньси больше не желала много говорить с посторонними, ее взгляд был обращен на Му Яньли:
- Прошу хозяйку Цитадели дать точные пояснения.
- В этом мире нет способа восстановить духовное ядро, - ответила Му Яньли, - Духовное ядро разорвано в клочья, однако его осколки по-прежнему в сердце, как сказано ранее, вырезать духовное ядро, это не обязательно означает достать его целым.
Лицо Сюэ Мэна побелело как бумага:
- Так чего же вы хотите?
- Исполнить закон и вырезать все осколки духовного ядра. – ответила Му Яньли, - Цитадель Тяньинь не может хотеть забрать его жи…
«знь» еще не было произнесено, как Сюэ Чженъюн тоже встал, лицо его затянули свинцовые тучи:
- Вырезать все осколки духовного ядра?
- Верно.
- Сколько раз вы будете резать? – тигриные глаза Сюэ Чжэнъюна расширились от гнева, на его висках уже появилась седина, - Пять раз? Десять? Вырезание духовного ядра повреждает сердце, и один раз это невыносимо больно, несколько лет тому назад в Цитадели Тяньинь уже вырезали духовное ядро одной преступнице, она не выдержала и в тот же день, вернувшись в камеру, умерла.
Му Яньли равнодушно проговорила:
- Это от ее собственной слабости, не стоит в этом винить Цитадель Тяньинь.
- Тогда вы уж лучше просто заберите его жизнь! – яростно закричал Сюэ Чженъюн, - Му Яньли, осколки духовного ядра! Не хватает еще сказать, что если его духовное ядро разбито на две части, то нужно резать дважды, а если на три, то трижды… а если на тысячу осколков? Ты хочешь устроить ему казнь тысячи порезов*? ! Ты именно этого и хочешь!!
*凌迟- Считалась самой жестокой формой казни. Всего необходимо 3357 ножей каждым срезают по куску плоти, последний нож, 3357 ой, должен заколоть преступника на смерть.
- Если оно действительно так сильно разбилось, то такова его судьба.
Сюэ Чженъюн онемел.
Судьба?
Все это было судьбой.
Внезапно он почувствовал себя смешным.
Что такое судьба?
По воле судьбы он ошибся и вырастил этого ребенка, принимая его за своего племянника.
Он сделал этого ребенка членом семьи, дал ему наставника, дал приют и семью. Однако, какая изначально была судьба этого ребенка?
Брошенный бастард, с малолетства не ел досыта, с матерью нищенствовал и давал уличные представления за милостыню.
Когда умерла его мать, он был хилым, бесприютным ребенком, тащивший за собой разлагающийся труп в безымянную могилу, собираясь закопать единственное тепло в его жизни своими руками.
Его бесчисленное количество раз били, бранили, закрывали в собачьей клетке, сажали в тюрьму по ложному обвинению.
Всякий надеется в нынешнее время на честность и справедливость, но, однако с самого рождения судьба не справедлива…
Почему на этой стороне дома знатных родов, ты молодой господин утопаешь в роскоши, огромные сокровища вымениваешь на улыбки красавиц.
А на другой, бедные люди, мыкающиеся, бесприютные по белу свету не получают ничего, кроме насекомых в пищу и небо им крыша, а циновка- земля.
Отчего одним детям ни о чем не тревожась можно капризничать и ластиться к матери.
А другим взяв останки своей матери идти к богатым семьям, просить и получить в ответ «Если тебе на роду написан метр, не стоит просить о трех»
Отчего не достоин даже ничтожных похорон.
А кто-то рожден знатным и богатым.
Это несправедливо.
Когда судьба вываливает несправедливости на эти и так стоящих на самом нижнем этаже людей, когда один указ о корректировке цен, может забрать у них самого близкого человека, когда судьба…
Где тут справедливость?
У всех живых людей, возможно ли не иметь тогда в сердце ненависти, возможно все с легкостью отпустить.
Этот ребенок, пусть он ошибся, пусть он и не его плоть и кровь, пусть судьба посмеялась над ним… думая так, он все же его очень сильно любит.
Сюэ Чжэнъюн закрыл глаза.
Он пробормотал:
- Это слишком жестоко. Божественные весы, боюсь не учли такой случай, как уже разорванное духовное ядро … это в сотни раз хуже, Му Яньли.
Он поднял глаза, его голос дрожал.
- Ты хочешь взять кинжал, долбить и втыкать его в сердце, это в сотни раз хуже.
- ….
Между небом и землей все прозрачно и ясно, в Цитадели Тяньинь все точно и аккуратно, справедливо, со всей ответственностью и вниманием к каждой мелочи.
Сюэ Чженъюн задрал голову к небу, он смотрел на медленно проплывающие мимо густые облака.
- Хорошо, да, ныне он заплатит за какие-то свои преступления, он задолжал этому миру и должен полностью рассчитаться.
Поднялся ветер.
У Сюэ Чженъюн вдруг сдавило горло.
- Но как насчет того, что этот мир должен ему ...... вернул ли ему кто-нибудь ...... вернул ли ему кто-нибудь..