Lapsa1
читать дальше
- Вас долго ждали и вы, как бы то ни было, наконец очнулись.
В абсолютной тишине комнаты этот голос прозвучал странно и искаженно. Если бы Чу Ваньнин был способен открыть глаза и посмотреть, он увидел бы, что Ши Мей сидел сбоку на кровати, искрясь улыбкой, уставившись на него, как паук смотрит на живое существо, попавшее в его паутину.
- Как вы, хорошо выспались?
Чу Ваньнин не ответил сразу. Он чуть пошевелился и понял, что его духовная сила не восстановилась и на две десятых, да еще и руки связаны вервием бессмертных, а черная лента плотно закрывает глаза.
- ………..
В такой ситуации бесполезно паниковать, Чу Ваньнин всегда отличался бесстрашием. Он очень четко представлял, что он хочет получить в итоге, поэтому так же понимал, что должен реагировать спокойно. За эти две жизни был лишь один человек, перед лицом которого он пал духом и растерялся.
За исключением того человека, никто не сможет заставить его запаниковать.
Поэтому Чу Ваньнин молча медленно перебирал в памяти обрывки воспоминаний того, что было перед тем, как он потерял сознание. Перед его сознанием всплывало и погружалось то, что он урывками слышал, какие то движения и звуки его окружавшие. Теперь он старательно собирал вместе те обрывки слов.
И именно в этот момент двери тайную комнату с грохотом распахнулись настежь. Вернулся Наньгун Лю. В обеих руках он нес кучу свежих и сочных мандаринов. Войдя, он тут же прокричал:
- Сердечный друг, старший брат, я принес собранные мандарины. Я принес те, у которых внизу маленький ободок, такие на вкус особенно сладкие…. – он запнулся, увидев на кровати Чу Ваньнина, - А? Любимая наложница старшего брата проснулась?
Услышав, как его назвали и без того безжизненное лицо Чу Веньнина стало еще мрачнее.
Любимая наложница…. Это Чу Фей?
Тогда этот, так называемый старший брат….
Ши Мэй взял у Наньгун Лю мандарины и улыбнувшись, погладил его по голове:
- Ты все сделал правильно. Однако я и этот человек, Чу Гуфей* хотели бы поговорить. А ты пока выйди и поиграй где-нибудь немного сам.
* вторая жена императора (у Чу Ваньнина статус был еще ниже)
- Мне нельзя остаться и поиграть тут? Я могу помочь вам почистить мандарины.
- Тебе не стоит тут оставаться, - ответил Ши Мэй, - Некоторые взрослые беседы неприлично слушать детям.
Наньгун Лю тут же проворчал что-то бестолковое, повернулся и вышел.
В комнате стало очень тих, доносился только звук дыхания, да временами потрескивала свеча.
Ши Мэй взял один мандарин и ловко сняв кожуру, очистил его от белых прожилок. Делая это он словно болтал с Чу Ваньном об обыденных житейских делах:
- Вы расслышали, что за человек заходил сейчас?
- ….
- Его голос должен быть вам знаком.
Хорошо очистив мандарин, он поднес дольку к губам Чу Ваньнина:
- Попробуйте, это мандарины с горы Цзяо, Сюй Шуанлинь сам сажал. В этом деле он хорошо разбирался, они должны быть очень сладкие.
Чу Ваньнин отвернулся.
Ши Мей, подождав, опечалено произнес:
- Посмотрите только на себя, только проснулись, а уже рассержены.
Чу Ваньнин, помолчав немного, холодно спросил:
- Где он?
- Кто?
- Ты знаешь, о ком я говорю.
Ши Мэй чть приподнял брови:
- Вы хотите спросить о Мо Жань?
- ……….
Увидев, что он молчит, Ши Мэй, ласково улыбнувшись, сказал:
- Вы действительно заботитесь о нем. Только очнулись и сразу ищите его, вы даже ни разу не спросил кто я. И это из-за человека, который издевался над вами полжизни, не стоит он того.
Губы человека с завязанными глазами крепко сжались, линия подбородка сразу заострилась и лицо выглядело очень изможденным.
Ши Мэй наблюдал за ним какое-то время и ощущал как в груди разгорается дьявольский огонь. Однако он кичился своим спокойствием, никогда не надо торопиться.
Человек должен принимать пищу изящно, не обнажая зубов, не роняя крошки. То, как за раз проглатывал кровь, кости и плоть Тасянь Цзюнь, этот способ трапезничать был слишком поспешным. Лакомство еще не прожевано как следует, а уже осталась лишь пустая тарелка.
Конечно, такого переродившегося голодного пса Ши Минцзин не одобрял.
Поэтому, даже когда у него внизу все вспыхнуло и загорелось, он отступил и все так же тихо и спокойно дал своему небесному угощению* пропитаться свежим соком втирая его в мясо. Он всего лишь ждал, пока оно сварится в котле живьем, потом он добавит ароматного масла, а затем его внутренности* отправит в рот маленькими кусочками.
*так же означает- человек- идеал, мечта (о человеке)
* также нутро, душа
- Тогда другой вопрос, так, праздная беседа. У ваших губ мандарин, неужели вы не хотите его съесть? – Ши Мэй усмехнулся, - Вы такой упрямый. Как же вы в прошлом обслуживали Тасянь Цзюнь?
- Убери.
- - Я полагаю, вам все же лучше его съесть. За день у вас во рту и капли воды не было. Ваши губы все растрескались.
Чу Ваньнин лишь скрипнул зубами и спросил:
- Где Мо Жань?
Ши Мэй долго смотрел на него, медленно улыбка исчезла с его лица.
- Все равно, что в этой жизни, что в прошлой, есть у тебя воспоминания или нет, в твоих глазах всегда только Мо Жань. Учи…. – «тель» не покинуло его рот, он тут же утратил дар речи, тут же остановился.
Однако проболтался и Чу Ваньнин чуть задрожал.
Ши Мэй продолжил, прищурившись:
- Вот вы скажите мне, в конце концов, что такого хорошего в Мо Жань?
Он посмотрел свысока на Чу Ваньнина и заметил, что с его губ исчезает последняя капля крови.
- Этот человек всегда действует импульсивно, в голове никакой логики, образ мышления у него наивный и нелепый, моральные качества тоже вовсе не высшего класса. Что в нем может нравится?
- …
- Лицо? Духовная сила? Сладкие слова?
В конце концов так долго скрываемая животная похоть отразилась на его речи, в его словах все отчетливее слышался ее рыбный запах.
А когда он обратил внимание на то, что Чу Ваньнин начал кусать губы, как будто пытаясь подавить какие-то эмоции, Ши Мэй почувствовал, что у него пересохло во рту.
Его похабный язык совсем сорвался с привязи.
- Или все-таки его умения в кровати?
Бледные щеки Чу Ваньнина залились румянцем от возмущения и ярости:
- Заткнись.
Ши Мэй ни в коем случае и не думал затыкаться. С таким трудом заполучив этого мужчину, с какой стати он не должен наиграться с ним до конца, почему он должен останавливаться? С затаенной улыбкой, он проговорил:
- Чу Фэй еще не знает, что в прошлой жизни после того, как вы умерли, Мо Жань присвоил вам посмертное имя – добродетельная.
Ему было очень интересно ловить любой намек, любую смену выражения на лице Чу Ваньнина. Настроение его от этого все больше и больше улучшалось.
- Звучит немного забавно, совсем наоборот, но, можно считать, что вполне подходит. Говоря, по существу, и в той и в этой жизни, вы действительно весь совершенно чистый и только лишь он пачкал вас. Вот только так выходит, что на самом деле это сущий пустяк. – Ши Мэй медленно подытожил, - Вы ведь еще ни разу не пробовали зайти далеко с другим человеком, естественно, что вам только и может казаться, что он самый лучший.
Кончики пальцев цунь за цунь скользили вниз.
Кончик носа, губы, подбородок, кадык.
Чу Ваньнин едва заметно дрожал, вены на его руках вздулись, он хотел освободиться от связывающего его вервия бессмертных, однако в итоге так и не смог даже пошевелиться.
- Оставьте, это бесполезная трата сил. Чу Гуфей хочет быть развязанной, хорошо, хочет знать, где сейчас Мо Жань, тоже неплохо, в этом я могу удовлетворить вас. – он сменил тему разговора, - Вот только вы, так или иначе, мой трофей, придется в начале составить мне компанию. Сыграете со мной?
- …что ты хочешь сделать.
Ши Мэй рассмеялся:
- Я хочу, чтобы вы немного отвлеклись от мыслей о теле того парня. Не думайте постоянно о нем. Как на счет того, чтобы подумать обо мне?
- Ты именно тот человек, который в прошлой жизни подсадил ядовитого паразита. О чем еще тут можно думать.
Если внимательно вслушаться, то в голосе Чу Ваньнина можно было расслышать глубокую подавленную боль.
Казалось, Чу Ваньин старался изо всех сил сдержать какие-то свои эмоции, вот только сдержать не удавалось и он был на грани того, чтобы выплеснуть их.
Ши Мэй рассмеялся:
- Недурно, это действительно я. Но Чу Фэй может отгадать еще кое-что? Например, мою истинную личность, кто я такой?
- Если хочешь, скажи мне сразу, не хочешь, тогда отстань.
- Ах, как вы быть таким жестоким. – вздохнув, Ши Мэй продолжил, - Давайте сделаем так, Чу Гуфэй когда-то говорил, что большие ставки вредят здоровью, а маленькие поднимают настроение, однако я хочу сейчас именно вредить здоровью. Давайте мы рискнем.
- …………
- Вот только, - Ши Мэй сделал паузу, - прежде чем мы начнем играть, мне нужно немного преступить границы и посмотреть, сколько на вас предметов гардероба.
Увидев, что пусть Чу Ваньнин и не проронил ни слова, однако открытая нижняя половина его лица непроизвольно напряглась, манеры Ши Мэй тут же стали еще нежнее. Он одну за одной пересчитал вещи и окончательно получилось вместе с пао и поясом всего пять вещей.
- В таком случае я даю вам пять попыток. Если за пять раз вы ответите правильно, я сразу скажу, где сейчас Мо Жань. – помолчав, он продолжил, - Но если ты ошибешься, тогда я сниму с тебя одну вещь. Когда все пять вещей с будут сняты, а Чу Фэй все еще не ответит правильно, в этом случае….
Он не договорил, а только рассмеялся. Бледно розовый кончик языка непроизвольно скользнул, облизнув губы.
После этого он сидел молча, ожидая ответа Чу Ваньнина. Чу Ваньнин ничего не говорил, он тоже не торопился, сохраняя спокойствие и хладнокровие он так же ждал.
Сейчас он был ничем не занят, у него была куча свободного времени.
Вот только минуты проходили за минутами, а от Чу Ваньнина по прежнему не было никакой реакции. Брови Ши Мэй поднимались все выше, у него тоже было много времени, вот только вряд ли он был такой же терпеливый.
- В конце концов ты отгадаешь.
- Проваливай, - наконец отозвался Чу Ваньнин.
Лицо Ши Мэй начало мрачнеть:
- …сейчас ты в моих руках, тебе должно быть ясно, что ты можешь делать, а что нет.
- ……..
- Чу Ваньнин. Ты не можешь мне выставлять условия, у тебя нет козырей. У Тасянь Цзюнь было плохо с головой, может быть в споре он не мог за тобой угнаться и иногда уступал тебе, но я не такой.
Ши Мэй холодно продолжал:
- Ты в моих руках, и быть послушным для тебя же лучше.
Н опять подождал немного. Увидев, что Чу Ваньнин по-прежнему молчит, тон его речи стал жестче:
- Тебе это не нужно, чтобы было не по-хорошему, а по-плохому*. Не рассчитывай, что если ты ничего не скажешь, то я с тобой ничего не сделаю.
*кто отказывается от заздравной чаши, тот выпьет штрафную
Пока он говорил, его тонкие, белые и холодные пальцы уже легли на пояс Чу Ваньнина. Он медленно поглаживал пояс, кончики пальцев скользили по нему, как нож, разрезая рыбу.
- Послушай, я считаю до трех. Если ты не откроешь рот, пеняй на себя. – в глубине глаз Ши Мэй теплился свет.
Он и сам не понимал, хочет ли он, чтобы Чу Ваньнин догадался или все же не хочет этого. Но догадается или нет, сейчас это было не важно. Уже не было возможности отступить назад, он всего лишь все это время думал, каким образом лучше открыть свое истинное лицо.
Конечно, это будет достаточно волнительно и жестоко, в конце концов этот человек перед ним, играл с ним две жизни, а теперь он выиграл и хотел тщательно облизать плод своей победы.
- Раз.
Перед глазами как будто вставал отблеск победы.
- Два.
Что чувствует Чу Ваньнин? Гнев? Скорбь? Испуг?
От нетерпения у него приоткрылись губы.
- Три…ладно, Чу Фэй действительно очень добродетельна, не удивительно, что Тасянь Цзюнь хотел постоянно придаваться страсти с тобой. - Ши Мей полушутя, полусерьезно закончил, - Раз уж ты не отгадал, значит мы сразу перейдем к чему-то невежливому. Ты..
- Хуа Биньнань.
Голос был ледяным.
Пальцы Ши Мэй слегка дрогнули, и первоначальное движение, чтобы развязать пояс Чу Ваньнина, застыло. После этого он рассмеялся:
- Угадал половину. А дальше?
- ………..
Он был похож на лису, такой же лукавый. Эта лукавость в сочетании с другой внешностью, может и выглядела бы пошлой, но Ши Мэй был так элегантен, что что бы он не делал в любое время, он выглядел таким чистым, как отражение лотоса в воде.
Он был твердо уверен, что Чу Ваньнин не сможет докопаться до последнего слоя правды, он был очень доволен собой, он…..
- Я бы предпочел, чтобы ты действительно умер.
Улыбка замерзла ни лице Ши Мэй. Спустя минуту он спросил:
- Что ты сказал?
Голос человека, лежащего на кровати, прозвучал очень холодно, в нем не было ни капли злости.
- В прошлой жизни, в тот раз, когда небо раскололось, на площади во время снегопада. Я предпочел бы, чтобы ты тогда действительно погиб.
Ши Мэй уставился на него. Все заранее заготовленные слова, вдруг стало некуда выплеснуть. Он потерял дар речи.
Поднятая уже рука так и зависла в воздухе, он не знал, куда ее направить, в это мгновение и он не понимал, как поступить.
- Ши Минцзин, - прозвучал тихий вздох, однако словно воткнулось жало в смутно разочарованного человека, - Это же ты.
- ………….
Хотя это звучало вопросительно, в этом тоне не было ни капли сомнения.*
* не повысился тон – при вопросе тон речи повышается.
Ши Мэй опустил ресницы. Сейчас никто бы не смог разглядеть ясно его настроение. Чуть погодя, он усмехнулся:
- Я не умер, к твоему сожалению.
Он не захотел признать себя побежденным, однако его голос звучал так, словно он пал духом.
- Я действительно пришедший из прошлой жизни Ши Минцзин,- проговорил он, - Прибыл из твоей предыдущей жизни, из империи Тасянь Цзюнь. Я не один и тот же человек с тем маленьким приятелем, сопровождающим тебя в этой жизни.
Помолчав, он добавил:
- Я сделаю то, что обещал. Давай развяжу тебя.
Он развязал вервие бессмертных, а после этого положил руку на закрывающую глаза Чу Ваньнина шелковую ленту и, с небольшим усилием, опустил ее.
Персиковые глаза встретились с фениковыми, оба смотрели бесстрастно.
- Все ли благополучно, Учитель.*
*очень вежливая форма приветствия.
В глубине себя Чу Ваньнин был уже готов и теперь он сего лишь выглядел чуть более мрачным, когда, глядя на него ответил:
- Ты все еще понимаешь, что я твой учитель.
Услышав его ответ, Ши Мэй нежно рассмеялся. Только сейчас было понятно, что под его нежностью скрыт остро заточенный кинжал.
- А? Конечно понимаю. Милостивый господин держал ради меня зонт, и я не забыл об этом.
Чу Ваньнин похоже совсем был без сил, однако его слабость никак не отразилась на его от природы резком и упрямом облике. С таким выражением лица он очень долго смотрел на Ши Мэй и дробя звуки сквозь зубы, ледяным тоном лишь ответил:
- Ты ублюдок.
Ши Мэй рассмеялся:
- Вы мне дали победить*. – Помолчав, он опять спросил, - Вот только, Учитель, когда ты догадался, кто я? В прошлой жизни?
*вежливый ответ после победы , что-то вроде, «ну что вы, что вы, вы поддались, поэтому выиграл я»
Чу Ваньнин не ответил. Он лишь холодно смотрел на него.
В его глазах отражалось негодование, но еще больше там было разочарования.
Ши Мэй, поразмыслив продолжил гадать:
- Нет, не верно, это не могло случиться в прошлой жизни. Если бы тогда ты знал, что Хуа Биньань это я, то, разумеется, разорвав время и пространство, сразу рассказал бы об этом Хуайцзуй.
Он поднял свои перья ресниц:
- Значит в этой жизни. Иными словами, совсем недавно? … Ты был на горе Лунсюэ, наверняка слышал наш с Мо Жань разговор.
- ….
- Ну ладно, это неважно. – рассмеялся Ши Мэй, - Теперь, так или иначе, теперь ты в моей руке, больше не сбежишь.
Чу Ваньнин не проронил ни звука.
На самом деле всегда, из всех троих его учеников, самым непонятным для него был Ши Мэй. В то время, он принял этого ученика, потому что Ши Мэй был почтительным и послушным, ласковым, способным поспешить на помощь, его заботили печали и тревоги других людей, он был теплым и радушным. Все это восхищало Чу Ваньнина и вызывало в нем уважение. Этих качеств самому ему не хватало и поэтому его восхищение умножалось. Потому то он и принял этого ученика.
Вот только иногда он замечал нечто странное. Например, Сюэ Чженъюн говорил, что Ши Мэй сирота, подобранный им во время военной смуты, однако, говоря о своей жизни, Ши Мэй изредка противоречил сам себе. Такое ощущение, что кто-то соврал, а потом забыл мелкие детали лжи.
А еще, изредка, Ши Мэй, в некоторых обычных ситуациях выглядел очень странно, словно хорошо прирученный свирепый пес. Казалось, что он послушен, но стоит ему почуять запах крови, как он не может сдержаться, сверкнув злым взглядом.
Но чем дальше, наблюдая за ним несколько лет, никогда не видя, что Ши Мэй проявлял какую-то бесчестность или беспринципность, Чу Ваньнин решил, что его подводят глаза и ему мерещиться, что из букетов цветов и гор парчи торчит синяя морда и торчащие клыки.*
*все имеет отношение к театру, горы парчи и букеты – роскошь, яркость, а синяя клыкастая морда – театральная маска.
Этот человек был похож на ежа, все его тело было колючим, только живот нежный и мягкий.
Он прятал под своим нежным животом и всех своих учеников и всех тех людей, к кому хорошо относился.
Что касается Ши Мэй, то он некогда колебался доверять ему или нет, он уже в то время при всем своем согласи, все же имел свое мнение и кое-что прощупывал и проверял, но, в дальнейшем, все же выбрал довериться ему. Поэтому нож и вонзился в брюшко ежа, хлынула на землю горячая кровь.
- Сколько ты вспомнил о прошлом? – все допытывался Ши Мэй.
- …..
- Тебе было плохо быть сторонним наблюдателем? Какая была надобность мне препятствовать?
- ………
В предыдущей жизни он столько злился, что наконец в этой уже мог просто почтительно спрашивать. Ши Мэй на удивление никак не мог остановиться и без конца сыпал вопросами:
- Почему ты в конце так и не убил Тасянь Цзюнь, да еще и помог ему возродиться в этом мире?
Услышав это , Чу Ваньнин наконец поднял взгляд и ответил:
- Он не похож на тебя.
Ши Мэй на мгновение запнулся.
- Чем не похож? Если говорить о моих жестоких планах, то с чего его руки обагрены кровью?
Чу Ваньнин пристально посмотрел на него.
- Ты околдовал, ты сам об этом знаешь.
- Ну и что? Пусть я и подсадил паразита, разве не он убивал людей? – ответил Ши Мэй, - В прошлой жизни ты своими глазами, лично видел, жизни половина страны, Сюэ Чжненъюн, Ван Чуцин*, Цзян Си, Е Ванси…. Смерти этих людей на чьих руках, а?
*初晴 фамилия мамы Сюэ Мэна, означает первые лучи зари, луч утреннего солнца
Он медленно поднял руки, рассматривая свои длинные десять пальцев с аккуратными закругленными гладкими ногтями.
Пара ладоней с нежными и аккуратными пальцами, хрупкими и тонкими, абсолютно чистыми.
Ши Мэй внимательно осмотрев их спросил смеясь:
- Неужто и впрямь на моих?
- …. – вспыхнуло пламя гнева и Чу Ваньнин в этот момент потерял дар речи.
- Разве это я хотел истреблять школу Жуфэн и также я и не думал убивать Сюэ Чженъюна. Поэтому и спрашивать за это должны не с меня. Что я такого сделал? Всего лишь посадил в него обольщающий цветок. За всю свою длинную жизнь, я собственноручно не убил никого.
Ши Мэй, с затаенной улыбкой, продолжил:
- Поэтому, если говорить по существу, это он взял нож, и он его в человека воткнул. Ко мне это не имеет большого отношения Этот цветок Бакучанхэнь не может принести с собой никакой новой ненависти и вражды. Все те страстные желания принадлежат только ему самому, обольщающий заговор всего лишь с течением времени может усилить их. И если этот счет предъявлять мне, это значит нанести мне несправедливую обиду.
От каждого им произнесенного слово, омерзение в душе Чу Ваньнина только росло. В конце дослушав про несправедливую обиду, Чу Ваньнин вдруг поднял взгляд. Его глаза были ледяными:
- Это тебя несправедливо обидели?
- Двигались же его руки, Учитель, с какой стати обижаться на меня?
- Какой он человек, разве ты не знаешь!
- Что он за человек и мне и всем вокруг конечно понятно, боюсь, непонятно это только тебе, Учитель. – ответил Ши Мэй.
Белые ошметки от мандарина застряли между пальцами, Ши Мэй ненавидел грязь, достав белый чистый платок из тонкого шелка он принялся тщательно вычищать их, а затем принялся перечислять:
- Почему Мо Жань мог истребить школу Жуфэн? Потому что в его сердце была ненависть. Почему Мо Жань мог убить Сюэ Чженъюна? Потому что в его сердце был страх. Почему Мо Жань мог третировать и унижать тебя? Потому что в его сердце было желание.
Говоря это, Ши Мэй искоса взглянул на Чу Ваньнина:
- Когда другие тыкали его мечом, он не мог их простить. Когда другие приносили ему пользу, он не мог от нее отказаться. Перед лицом красоты, он не мог усмирить страсти – такова его натура.
Чу Ваньнин проговорил, заскрежетав зубами:
- Ши Минцзин. Ты стер в нем все чистое, все добрые намерения и в его сердце ненависть, досада, желание увеличились в десятки тысяч раз. А потом ты говоришь, что все его поступки только из-за его собственных желаний? Ты не думаешь, что ты смешон? Кто не уничтожит небо и землю, если его ненависть раздуть до небес, ты?
- А кто заставлял его иметь в себе ненависть? Кто заставлял таить в душе амбиции? Кто заставлял в душе иметь страстные желания? – Ши Мэй рассмеялся, - В этих делах, если бы его душа была как у ребенка, если бы у него не было никакого злого умысла, как цветок Бакучанхэнь был бы в состоянии поднять такой огромный шторм, а? Он не более чем обыкновенный человек и только.
Услышав это, лицо Чу Ваньнина совсем перекосилось, он уже собирался заговорить снова, когда услышал, как Ши Мэй добавил еще одну фразу.
- Человек должен сам отвечать за свои страстные желания и не стоит об этом больше говорить.
- …………
Если прежде Чу Ваньнин еще хотел что то ответить ему, то когда он сказал эту фразу, он вдруг подумал, что нет необходимости в разговоре и не стоит ничего объяснять. Он просто отвернулся.
Увидев этот жест, Ши Мэй покачал головой.
- Учитель, ты слишком снисходителен к нему.
- …………
- В твоих глазах он на все что угодно имеет причину, все можно понять и объяснить.
- В таком случае ты скажи мне, кого я должен понимать, - Чу Ваньнин был холоден до предела, - тебя?
- …., - Ши Мэй помолчал, а затем улыбнулся, - Потому что Учитель все еще любит его?
Блеск в глазах Чу Ваньнина был словно от замерзшего озера отраженный свет луны.
- Поэтому и в предыдущей, и в этой жизни, пусть я играл с Учителем обе жизни, пусть я выиграл, я все еще не могу с ним сравниться.
- Что тебя с ним сравнивать. – холодно сказал Чу Ваньнин.
Ши Мэй сощурился:
- Ты действительно оцениваешь меня парой фраз? Только лишь, что мы разные?
Чу Ваньнин не сразу ответил ему. Он смотрел на его выражение лица и казалось действительно серьезно обдумывал в эту минуту. А после опустив ресницы очень равнодушно и тихо произнес:
- Есть еще.
- Что? – сразу улыбнулся Ши Мэй.
Чу Ваньнин с бесстрастным лицом ответил:
- Тебя бесполезно сравнивать с Мо Жань, тебя даже с Сюй Шуанлинь не сравнить. По крайней мере в нем еще оставались чувства, любовь и он смел признать, что он сделал. Он не похож на тебя Хуа Биньань.
В конце он даже не называл его снова Ши Минцзин.
- Ты настоящий ублюдок. – закончил Чу Ваньнин.
- Вас долго ждали и вы, как бы то ни было, наконец очнулись.
В абсолютной тишине комнаты этот голос прозвучал странно и искаженно. Если бы Чу Ваньнин был способен открыть глаза и посмотреть, он увидел бы, что Ши Мей сидел сбоку на кровати, искрясь улыбкой, уставившись на него, как паук смотрит на живое существо, попавшее в его паутину.
- Как вы, хорошо выспались?
Чу Ваньнин не ответил сразу. Он чуть пошевелился и понял, что его духовная сила не восстановилась и на две десятых, да еще и руки связаны вервием бессмертных, а черная лента плотно закрывает глаза.
- ………..
В такой ситуации бесполезно паниковать, Чу Ваньнин всегда отличался бесстрашием. Он очень четко представлял, что он хочет получить в итоге, поэтому так же понимал, что должен реагировать спокойно. За эти две жизни был лишь один человек, перед лицом которого он пал духом и растерялся.
За исключением того человека, никто не сможет заставить его запаниковать.
Поэтому Чу Ваньнин молча медленно перебирал в памяти обрывки воспоминаний того, что было перед тем, как он потерял сознание. Перед его сознанием всплывало и погружалось то, что он урывками слышал, какие то движения и звуки его окружавшие. Теперь он старательно собирал вместе те обрывки слов.
И именно в этот момент двери тайную комнату с грохотом распахнулись настежь. Вернулся Наньгун Лю. В обеих руках он нес кучу свежих и сочных мандаринов. Войдя, он тут же прокричал:
- Сердечный друг, старший брат, я принес собранные мандарины. Я принес те, у которых внизу маленький ободок, такие на вкус особенно сладкие…. – он запнулся, увидев на кровати Чу Ваньнина, - А? Любимая наложница старшего брата проснулась?
Услышав, как его назвали и без того безжизненное лицо Чу Веньнина стало еще мрачнее.
Любимая наложница…. Это Чу Фей?
Тогда этот, так называемый старший брат….
Ши Мэй взял у Наньгун Лю мандарины и улыбнувшись, погладил его по голове:
- Ты все сделал правильно. Однако я и этот человек, Чу Гуфей* хотели бы поговорить. А ты пока выйди и поиграй где-нибудь немного сам.
* вторая жена императора (у Чу Ваньнина статус был еще ниже)
- Мне нельзя остаться и поиграть тут? Я могу помочь вам почистить мандарины.
- Тебе не стоит тут оставаться, - ответил Ши Мэй, - Некоторые взрослые беседы неприлично слушать детям.
Наньгун Лю тут же проворчал что-то бестолковое, повернулся и вышел.
В комнате стало очень тих, доносился только звук дыхания, да временами потрескивала свеча.
Ши Мэй взял один мандарин и ловко сняв кожуру, очистил его от белых прожилок. Делая это он словно болтал с Чу Ваньном об обыденных житейских делах:
- Вы расслышали, что за человек заходил сейчас?
- ….
- Его голос должен быть вам знаком.
Хорошо очистив мандарин, он поднес дольку к губам Чу Ваньнина:
- Попробуйте, это мандарины с горы Цзяо, Сюй Шуанлинь сам сажал. В этом деле он хорошо разбирался, они должны быть очень сладкие.
Чу Ваньнин отвернулся.
Ши Мей, подождав, опечалено произнес:
- Посмотрите только на себя, только проснулись, а уже рассержены.
Чу Ваньнин, помолчав немного, холодно спросил:
- Где он?
- Кто?
- Ты знаешь, о ком я говорю.
Ши Мэй чть приподнял брови:
- Вы хотите спросить о Мо Жань?
- ……….
Увидев, что он молчит, Ши Мэй, ласково улыбнувшись, сказал:
- Вы действительно заботитесь о нем. Только очнулись и сразу ищите его, вы даже ни разу не спросил кто я. И это из-за человека, который издевался над вами полжизни, не стоит он того.
Губы человека с завязанными глазами крепко сжались, линия подбородка сразу заострилась и лицо выглядело очень изможденным.
Ши Мэй наблюдал за ним какое-то время и ощущал как в груди разгорается дьявольский огонь. Однако он кичился своим спокойствием, никогда не надо торопиться.
Человек должен принимать пищу изящно, не обнажая зубов, не роняя крошки. То, как за раз проглатывал кровь, кости и плоть Тасянь Цзюнь, этот способ трапезничать был слишком поспешным. Лакомство еще не прожевано как следует, а уже осталась лишь пустая тарелка.
Конечно, такого переродившегося голодного пса Ши Минцзин не одобрял.
Поэтому, даже когда у него внизу все вспыхнуло и загорелось, он отступил и все так же тихо и спокойно дал своему небесному угощению* пропитаться свежим соком втирая его в мясо. Он всего лишь ждал, пока оно сварится в котле живьем, потом он добавит ароматного масла, а затем его внутренности* отправит в рот маленькими кусочками.
*так же означает- человек- идеал, мечта (о человеке)
* также нутро, душа
- Тогда другой вопрос, так, праздная беседа. У ваших губ мандарин, неужели вы не хотите его съесть? – Ши Мэй усмехнулся, - Вы такой упрямый. Как же вы в прошлом обслуживали Тасянь Цзюнь?
- Убери.
- - Я полагаю, вам все же лучше его съесть. За день у вас во рту и капли воды не было. Ваши губы все растрескались.
Чу Ваньнин лишь скрипнул зубами и спросил:
- Где Мо Жань?
Ши Мэй долго смотрел на него, медленно улыбка исчезла с его лица.
- Все равно, что в этой жизни, что в прошлой, есть у тебя воспоминания или нет, в твоих глазах всегда только Мо Жань. Учи…. – «тель» не покинуло его рот, он тут же утратил дар речи, тут же остановился.
Однако проболтался и Чу Ваньнин чуть задрожал.
Ши Мэй продолжил, прищурившись:
- Вот вы скажите мне, в конце концов, что такого хорошего в Мо Жань?
Он посмотрел свысока на Чу Ваньнина и заметил, что с его губ исчезает последняя капля крови.
- Этот человек всегда действует импульсивно, в голове никакой логики, образ мышления у него наивный и нелепый, моральные качества тоже вовсе не высшего класса. Что в нем может нравится?
- …
- Лицо? Духовная сила? Сладкие слова?
В конце концов так долго скрываемая животная похоть отразилась на его речи, в его словах все отчетливее слышался ее рыбный запах.
А когда он обратил внимание на то, что Чу Ваньнин начал кусать губы, как будто пытаясь подавить какие-то эмоции, Ши Мэй почувствовал, что у него пересохло во рту.
Его похабный язык совсем сорвался с привязи.
- Или все-таки его умения в кровати?
Бледные щеки Чу Ваньнина залились румянцем от возмущения и ярости:
- Заткнись.
Ши Мэй ни в коем случае и не думал затыкаться. С таким трудом заполучив этого мужчину, с какой стати он не должен наиграться с ним до конца, почему он должен останавливаться? С затаенной улыбкой, он проговорил:
- Чу Фэй еще не знает, что в прошлой жизни после того, как вы умерли, Мо Жань присвоил вам посмертное имя – добродетельная.
Ему было очень интересно ловить любой намек, любую смену выражения на лице Чу Ваньнина. Настроение его от этого все больше и больше улучшалось.
- Звучит немного забавно, совсем наоборот, но, можно считать, что вполне подходит. Говоря, по существу, и в той и в этой жизни, вы действительно весь совершенно чистый и только лишь он пачкал вас. Вот только так выходит, что на самом деле это сущий пустяк. – Ши Мэй медленно подытожил, - Вы ведь еще ни разу не пробовали зайти далеко с другим человеком, естественно, что вам только и может казаться, что он самый лучший.
Кончики пальцев цунь за цунь скользили вниз.
Кончик носа, губы, подбородок, кадык.
Чу Ваньнин едва заметно дрожал, вены на его руках вздулись, он хотел освободиться от связывающего его вервия бессмертных, однако в итоге так и не смог даже пошевелиться.
- Оставьте, это бесполезная трата сил. Чу Гуфей хочет быть развязанной, хорошо, хочет знать, где сейчас Мо Жань, тоже неплохо, в этом я могу удовлетворить вас. – он сменил тему разговора, - Вот только вы, так или иначе, мой трофей, придется в начале составить мне компанию. Сыграете со мной?
- …что ты хочешь сделать.
Ши Мэй рассмеялся:
- Я хочу, чтобы вы немного отвлеклись от мыслей о теле того парня. Не думайте постоянно о нем. Как на счет того, чтобы подумать обо мне?
- Ты именно тот человек, который в прошлой жизни подсадил ядовитого паразита. О чем еще тут можно думать.
Если внимательно вслушаться, то в голосе Чу Ваньнина можно было расслышать глубокую подавленную боль.
Казалось, Чу Ваньин старался изо всех сил сдержать какие-то свои эмоции, вот только сдержать не удавалось и он был на грани того, чтобы выплеснуть их.
Ши Мэй рассмеялся:
- Недурно, это действительно я. Но Чу Фэй может отгадать еще кое-что? Например, мою истинную личность, кто я такой?
- Если хочешь, скажи мне сразу, не хочешь, тогда отстань.
- Ах, как вы быть таким жестоким. – вздохнув, Ши Мэй продолжил, - Давайте сделаем так, Чу Гуфэй когда-то говорил, что большие ставки вредят здоровью, а маленькие поднимают настроение, однако я хочу сейчас именно вредить здоровью. Давайте мы рискнем.
- …………
- Вот только, - Ши Мэй сделал паузу, - прежде чем мы начнем играть, мне нужно немного преступить границы и посмотреть, сколько на вас предметов гардероба.
Увидев, что пусть Чу Ваньнин и не проронил ни слова, однако открытая нижняя половина его лица непроизвольно напряглась, манеры Ши Мэй тут же стали еще нежнее. Он одну за одной пересчитал вещи и окончательно получилось вместе с пао и поясом всего пять вещей.
- В таком случае я даю вам пять попыток. Если за пять раз вы ответите правильно, я сразу скажу, где сейчас Мо Жань. – помолчав, он продолжил, - Но если ты ошибешься, тогда я сниму с тебя одну вещь. Когда все пять вещей с будут сняты, а Чу Фэй все еще не ответит правильно, в этом случае….
Он не договорил, а только рассмеялся. Бледно розовый кончик языка непроизвольно скользнул, облизнув губы.
После этого он сидел молча, ожидая ответа Чу Ваньнина. Чу Ваньнин ничего не говорил, он тоже не торопился, сохраняя спокойствие и хладнокровие он так же ждал.
Сейчас он был ничем не занят, у него была куча свободного времени.
Вот только минуты проходили за минутами, а от Чу Ваньнина по прежнему не было никакой реакции. Брови Ши Мэй поднимались все выше, у него тоже было много времени, вот только вряд ли он был такой же терпеливый.
- В конце концов ты отгадаешь.
- Проваливай, - наконец отозвался Чу Ваньнин.
Лицо Ши Мэй начало мрачнеть:
- …сейчас ты в моих руках, тебе должно быть ясно, что ты можешь делать, а что нет.
- ……..
- Чу Ваньнин. Ты не можешь мне выставлять условия, у тебя нет козырей. У Тасянь Цзюнь было плохо с головой, может быть в споре он не мог за тобой угнаться и иногда уступал тебе, но я не такой.
Ши Мэй холодно продолжал:
- Ты в моих руках, и быть послушным для тебя же лучше.
Н опять подождал немного. Увидев, что Чу Ваньнин по-прежнему молчит, тон его речи стал жестче:
- Тебе это не нужно, чтобы было не по-хорошему, а по-плохому*. Не рассчитывай, что если ты ничего не скажешь, то я с тобой ничего не сделаю.
*кто отказывается от заздравной чаши, тот выпьет штрафную
Пока он говорил, его тонкие, белые и холодные пальцы уже легли на пояс Чу Ваньнина. Он медленно поглаживал пояс, кончики пальцев скользили по нему, как нож, разрезая рыбу.
- Послушай, я считаю до трех. Если ты не откроешь рот, пеняй на себя. – в глубине глаз Ши Мэй теплился свет.
Он и сам не понимал, хочет ли он, чтобы Чу Ваньнин догадался или все же не хочет этого. Но догадается или нет, сейчас это было не важно. Уже не было возможности отступить назад, он всего лишь все это время думал, каким образом лучше открыть свое истинное лицо.
Конечно, это будет достаточно волнительно и жестоко, в конце концов этот человек перед ним, играл с ним две жизни, а теперь он выиграл и хотел тщательно облизать плод своей победы.
- Раз.
Перед глазами как будто вставал отблеск победы.
- Два.
Что чувствует Чу Ваньнин? Гнев? Скорбь? Испуг?
От нетерпения у него приоткрылись губы.
- Три…ладно, Чу Фэй действительно очень добродетельна, не удивительно, что Тасянь Цзюнь хотел постоянно придаваться страсти с тобой. - Ши Мей полушутя, полусерьезно закончил, - Раз уж ты не отгадал, значит мы сразу перейдем к чему-то невежливому. Ты..
- Хуа Биньнань.
Голос был ледяным.
Пальцы Ши Мэй слегка дрогнули, и первоначальное движение, чтобы развязать пояс Чу Ваньнина, застыло. После этого он рассмеялся:
- Угадал половину. А дальше?
- ………..
Он был похож на лису, такой же лукавый. Эта лукавость в сочетании с другой внешностью, может и выглядела бы пошлой, но Ши Мэй был так элегантен, что что бы он не делал в любое время, он выглядел таким чистым, как отражение лотоса в воде.
Он был твердо уверен, что Чу Ваньнин не сможет докопаться до последнего слоя правды, он был очень доволен собой, он…..
- Я бы предпочел, чтобы ты действительно умер.
Улыбка замерзла ни лице Ши Мэй. Спустя минуту он спросил:
- Что ты сказал?
Голос человека, лежащего на кровати, прозвучал очень холодно, в нем не было ни капли злости.
- В прошлой жизни, в тот раз, когда небо раскололось, на площади во время снегопада. Я предпочел бы, чтобы ты тогда действительно погиб.
Ши Мэй уставился на него. Все заранее заготовленные слова, вдруг стало некуда выплеснуть. Он потерял дар речи.
Поднятая уже рука так и зависла в воздухе, он не знал, куда ее направить, в это мгновение и он не понимал, как поступить.
- Ши Минцзин, - прозвучал тихий вздох, однако словно воткнулось жало в смутно разочарованного человека, - Это же ты.
- ………….
Хотя это звучало вопросительно, в этом тоне не было ни капли сомнения.*
* не повысился тон – при вопросе тон речи повышается.
Ши Мэй опустил ресницы. Сейчас никто бы не смог разглядеть ясно его настроение. Чуть погодя, он усмехнулся:
- Я не умер, к твоему сожалению.
Он не захотел признать себя побежденным, однако его голос звучал так, словно он пал духом.
- Я действительно пришедший из прошлой жизни Ши Минцзин,- проговорил он, - Прибыл из твоей предыдущей жизни, из империи Тасянь Цзюнь. Я не один и тот же человек с тем маленьким приятелем, сопровождающим тебя в этой жизни.
Помолчав, он добавил:
- Я сделаю то, что обещал. Давай развяжу тебя.
Он развязал вервие бессмертных, а после этого положил руку на закрывающую глаза Чу Ваньнина шелковую ленту и, с небольшим усилием, опустил ее.
Персиковые глаза встретились с фениковыми, оба смотрели бесстрастно.
- Все ли благополучно, Учитель.*
*очень вежливая форма приветствия.
В глубине себя Чу Ваньнин был уже готов и теперь он сего лишь выглядел чуть более мрачным, когда, глядя на него ответил:
- Ты все еще понимаешь, что я твой учитель.
Услышав его ответ, Ши Мэй нежно рассмеялся. Только сейчас было понятно, что под его нежностью скрыт остро заточенный кинжал.
- А? Конечно понимаю. Милостивый господин держал ради меня зонт, и я не забыл об этом.
Чу Ваньнин похоже совсем был без сил, однако его слабость никак не отразилась на его от природы резком и упрямом облике. С таким выражением лица он очень долго смотрел на Ши Мэй и дробя звуки сквозь зубы, ледяным тоном лишь ответил:
- Ты ублюдок.
Ши Мэй рассмеялся:
- Вы мне дали победить*. – Помолчав, он опять спросил, - Вот только, Учитель, когда ты догадался, кто я? В прошлой жизни?
*вежливый ответ после победы , что-то вроде, «ну что вы, что вы, вы поддались, поэтому выиграл я»
Чу Ваньнин не ответил. Он лишь холодно смотрел на него.
В его глазах отражалось негодование, но еще больше там было разочарования.
Ши Мэй, поразмыслив продолжил гадать:
- Нет, не верно, это не могло случиться в прошлой жизни. Если бы тогда ты знал, что Хуа Биньань это я, то, разумеется, разорвав время и пространство, сразу рассказал бы об этом Хуайцзуй.
Он поднял свои перья ресниц:
- Значит в этой жизни. Иными словами, совсем недавно? … Ты был на горе Лунсюэ, наверняка слышал наш с Мо Жань разговор.
- ….
- Ну ладно, это неважно. – рассмеялся Ши Мэй, - Теперь, так или иначе, теперь ты в моей руке, больше не сбежишь.
Чу Ваньнин не проронил ни звука.
На самом деле всегда, из всех троих его учеников, самым непонятным для него был Ши Мэй. В то время, он принял этого ученика, потому что Ши Мэй был почтительным и послушным, ласковым, способным поспешить на помощь, его заботили печали и тревоги других людей, он был теплым и радушным. Все это восхищало Чу Ваньнина и вызывало в нем уважение. Этих качеств самому ему не хватало и поэтому его восхищение умножалось. Потому то он и принял этого ученика.
Вот только иногда он замечал нечто странное. Например, Сюэ Чженъюн говорил, что Ши Мэй сирота, подобранный им во время военной смуты, однако, говоря о своей жизни, Ши Мэй изредка противоречил сам себе. Такое ощущение, что кто-то соврал, а потом забыл мелкие детали лжи.
А еще, изредка, Ши Мэй, в некоторых обычных ситуациях выглядел очень странно, словно хорошо прирученный свирепый пес. Казалось, что он послушен, но стоит ему почуять запах крови, как он не может сдержаться, сверкнув злым взглядом.
Но чем дальше, наблюдая за ним несколько лет, никогда не видя, что Ши Мэй проявлял какую-то бесчестность или беспринципность, Чу Ваньнин решил, что его подводят глаза и ему мерещиться, что из букетов цветов и гор парчи торчит синяя морда и торчащие клыки.*
*все имеет отношение к театру, горы парчи и букеты – роскошь, яркость, а синяя клыкастая морда – театральная маска.
Этот человек был похож на ежа, все его тело было колючим, только живот нежный и мягкий.
Он прятал под своим нежным животом и всех своих учеников и всех тех людей, к кому хорошо относился.
Что касается Ши Мэй, то он некогда колебался доверять ему или нет, он уже в то время при всем своем согласи, все же имел свое мнение и кое-что прощупывал и проверял, но, в дальнейшем, все же выбрал довериться ему. Поэтому нож и вонзился в брюшко ежа, хлынула на землю горячая кровь.
- Сколько ты вспомнил о прошлом? – все допытывался Ши Мэй.
- …..
- Тебе было плохо быть сторонним наблюдателем? Какая была надобность мне препятствовать?
- ………
В предыдущей жизни он столько злился, что наконец в этой уже мог просто почтительно спрашивать. Ши Мэй на удивление никак не мог остановиться и без конца сыпал вопросами:
- Почему ты в конце так и не убил Тасянь Цзюнь, да еще и помог ему возродиться в этом мире?
Услышав это , Чу Ваньнин наконец поднял взгляд и ответил:
- Он не похож на тебя.
Ши Мэй на мгновение запнулся.
- Чем не похож? Если говорить о моих жестоких планах, то с чего его руки обагрены кровью?
Чу Ваньнин пристально посмотрел на него.
- Ты околдовал, ты сам об этом знаешь.
- Ну и что? Пусть я и подсадил паразита, разве не он убивал людей? – ответил Ши Мэй, - В прошлой жизни ты своими глазами, лично видел, жизни половина страны, Сюэ Чжненъюн, Ван Чуцин*, Цзян Си, Е Ванси…. Смерти этих людей на чьих руках, а?
*初晴 фамилия мамы Сюэ Мэна, означает первые лучи зари, луч утреннего солнца
Он медленно поднял руки, рассматривая свои длинные десять пальцев с аккуратными закругленными гладкими ногтями.
Пара ладоней с нежными и аккуратными пальцами, хрупкими и тонкими, абсолютно чистыми.
Ши Мэй внимательно осмотрев их спросил смеясь:
- Неужто и впрямь на моих?
- …. – вспыхнуло пламя гнева и Чу Ваньнин в этот момент потерял дар речи.
- Разве это я хотел истреблять школу Жуфэн и также я и не думал убивать Сюэ Чженъюна. Поэтому и спрашивать за это должны не с меня. Что я такого сделал? Всего лишь посадил в него обольщающий цветок. За всю свою длинную жизнь, я собственноручно не убил никого.
Ши Мэй, с затаенной улыбкой, продолжил:
- Поэтому, если говорить по существу, это он взял нож, и он его в человека воткнул. Ко мне это не имеет большого отношения Этот цветок Бакучанхэнь не может принести с собой никакой новой ненависти и вражды. Все те страстные желания принадлежат только ему самому, обольщающий заговор всего лишь с течением времени может усилить их. И если этот счет предъявлять мне, это значит нанести мне несправедливую обиду.
От каждого им произнесенного слово, омерзение в душе Чу Ваньнина только росло. В конце дослушав про несправедливую обиду, Чу Ваньнин вдруг поднял взгляд. Его глаза были ледяными:
- Это тебя несправедливо обидели?
- Двигались же его руки, Учитель, с какой стати обижаться на меня?
- Какой он человек, разве ты не знаешь!
- Что он за человек и мне и всем вокруг конечно понятно, боюсь, непонятно это только тебе, Учитель. – ответил Ши Мэй.
Белые ошметки от мандарина застряли между пальцами, Ши Мэй ненавидел грязь, достав белый чистый платок из тонкого шелка он принялся тщательно вычищать их, а затем принялся перечислять:
- Почему Мо Жань мог истребить школу Жуфэн? Потому что в его сердце была ненависть. Почему Мо Жань мог убить Сюэ Чженъюна? Потому что в его сердце был страх. Почему Мо Жань мог третировать и унижать тебя? Потому что в его сердце было желание.
Говоря это, Ши Мэй искоса взглянул на Чу Ваньнина:
- Когда другие тыкали его мечом, он не мог их простить. Когда другие приносили ему пользу, он не мог от нее отказаться. Перед лицом красоты, он не мог усмирить страсти – такова его натура.
Чу Ваньнин проговорил, заскрежетав зубами:
- Ши Минцзин. Ты стер в нем все чистое, все добрые намерения и в его сердце ненависть, досада, желание увеличились в десятки тысяч раз. А потом ты говоришь, что все его поступки только из-за его собственных желаний? Ты не думаешь, что ты смешон? Кто не уничтожит небо и землю, если его ненависть раздуть до небес, ты?
- А кто заставлял его иметь в себе ненависть? Кто заставлял таить в душе амбиции? Кто заставлял в душе иметь страстные желания? – Ши Мэй рассмеялся, - В этих делах, если бы его душа была как у ребенка, если бы у него не было никакого злого умысла, как цветок Бакучанхэнь был бы в состоянии поднять такой огромный шторм, а? Он не более чем обыкновенный человек и только.
Услышав это, лицо Чу Ваньнина совсем перекосилось, он уже собирался заговорить снова, когда услышал, как Ши Мэй добавил еще одну фразу.
- Человек должен сам отвечать за свои страстные желания и не стоит об этом больше говорить.
- …………
Если прежде Чу Ваньнин еще хотел что то ответить ему, то когда он сказал эту фразу, он вдруг подумал, что нет необходимости в разговоре и не стоит ничего объяснять. Он просто отвернулся.
Увидев этот жест, Ши Мэй покачал головой.
- Учитель, ты слишком снисходителен к нему.
- …………
- В твоих глазах он на все что угодно имеет причину, все можно понять и объяснить.
- В таком случае ты скажи мне, кого я должен понимать, - Чу Ваньнин был холоден до предела, - тебя?
- …., - Ши Мэй помолчал, а затем улыбнулся, - Потому что Учитель все еще любит его?
Блеск в глазах Чу Ваньнина был словно от замерзшего озера отраженный свет луны.
- Поэтому и в предыдущей, и в этой жизни, пусть я играл с Учителем обе жизни, пусть я выиграл, я все еще не могу с ним сравниться.
- Что тебя с ним сравнивать. – холодно сказал Чу Ваньнин.
Ши Мэй сощурился:
- Ты действительно оцениваешь меня парой фраз? Только лишь, что мы разные?
Чу Ваньнин не сразу ответил ему. Он смотрел на его выражение лица и казалось действительно серьезно обдумывал в эту минуту. А после опустив ресницы очень равнодушно и тихо произнес:
- Есть еще.
- Что? – сразу улыбнулся Ши Мэй.
Чу Ваньнин с бесстрастным лицом ответил:
- Тебя бесполезно сравнивать с Мо Жань, тебя даже с Сюй Шуанлинь не сравнить. По крайней мере в нем еще оставались чувства, любовь и он смел признать, что он сделал. Он не похож на тебя Хуа Биньань.
В конце он даже не называл его снова Ши Минцзин.
- Ты настоящий ублюдок. – закончил Чу Ваньнин.