Lapsa1
читать дальше- Что?!
Мо Жань был так потрясен, что сделал полшага назад. Если бы он в этой картине воспоминаний не был бы просто бесплотным духом, он бы сейчас налетел на плетеную корзину для рыбы и сети на бамбуковых палках, стоящие рядом и опрокинул бы все.
Из Янь Ди шэньму можно воссоздать живого человека?
- Дерево Янь Ди, земля Нюйвы, цинь Фуси это три вещи, которые трое властителей* при создании мира использовали как образцы для духовного артефакта, самой чистой духовной энергии. Говорят, что в мире, первые бессмертные небожители созданы из этого артефакта. Я получил кусочек дерева Янь Ди и даже если у меня нет божественных сил и магического таланта Шэньнун, я подумал, что сделать человека будет не так уж трудно. Подобно матери Тунтянь Тайши*, которая после его смерти воссоздала его тело из корня лотоса, я твердо решил из этого куска священного дерева вырезать скульптуру маленького князя Чу.
*три властителя - это мифологические персонажи Фуси -легендарный первый император Китая, изобретатель китайской иероглифической письменности, Шэньнун покровитель земледелия и медицины, Хуанди-основатель даосизма и первопредок всех китайцев.
*Нэчжа
Мо Жань лишь почувствовал, что земля и небо, все закружилось у него перед глазами, ему стало дурно.
Вырезать скульптуру …. маленького князя Чу…. с внешностью Чу Лань?
- Я хотел вернуть сына своему благодетелю. - добавил Хуайцзуй
Горло Мо Жань пересохло, словно что-то засыпали в него, он постоянно бормотал:
-Невозможно, нельзя…..
Внутри свитка воспоминаний в храме Убэй в сумерках раздавался звон колоколов, вечерняя мгла надвигалась со всех сторон.
Утомленные птицы отправлялись по своим гнездам, монахи в своем развевающимся оперении, в широких одеждах с большими рукавами спускались вниз по проходу.
Гуру Хуайцзуй сидел в зале для медитации за плотно закрытыми окнами и дверями. Компанию ему составлял лишь одинокий зеленоватый свет лампы, да древний Будда*. Хуайцзуй тщательно вырезал и полировал. Естественно, он не осмелился опрометчиво взяться за нож. Прежде чем сделать живого человека из шэньму Янь Ди, он вырезал множество статуэток, пока не получилось точь-в-точь, как сохранившийся в его памяти образ Чу Лань. Один в один.
*устойчивое выражение означает одиночество.
В этот вечер он с особой осторожностью взял в руки кусок дерева Янь Ди и после того, как внимательно, очень долго осмотрел его, обдуманно и аккуратно сделал первый прорез ножом.
Древесная стружка парила в воздухе и опускаясь на землю, тут же рассыпалась золотой пылью.
Один взмах, разрез, со всевозможным старанием и настойчивостью, взмах, разрез и вот уже перед глазами силуэт тех двоих, умерших. Сто лет поддавались резцу отступая и открывая глубоко скрытое в голове старого монаха, шея которого давно уже согнулась, словно под гнетом грехов.
- С того дня, как я ушел в уединение и прибывал в храме, прошло ровно пять лет. Я наконец закончил вырезать Чу Лань.
Мо Жань в ступоре подошел к Хуайцзуй. Он смотрел, как этот бонза медленно опустил резец. Это был последний, окончательный штрих. Хуайцзуй стряхнул остатки пыли и стружки.
Задрожав, монах погладил по вырезанному лицу маленького господина, его платье, заколку, и зарыдал в голос. Он упал на колени перед статуей и непрерывно кланялся.
Мо Жань оцепенело смотрел на стол, где лежала эта маленькая деревянная копия человека.
Сделанная из шэньму фигурка, вырезанная из-за чувства вины.
Совсем крохотное тело, но с внешностью Чу Ваньнина в детстве.
Был поздний вечер, в сумерках раздавалось эхо колокольного звона. Между небом и землей оставалась лишь алая полоска заката, которая, пробиваясь через окно, освещала стол.
Во мраке, колокольный звон распространялся от монастыря по всем сторонам, в наружном дворе монахи жгли кипарис и сосновую хвою. Сильный аромат, немного терпкий и свежий, все же возвращал в земную суету.*
*это полная отсебятина, потому что тут использован буддийский термин 染着 -узы греха из «сутра вечной жизни». Смысл в том, что ты должен отречься от всего, а вот это земное – узы греха, тебя держат тут. Я его так поняла, во всяком случае
Скоро придет ночь, тишина и спокойствие, в буддийском храме.
- Именно так тебя и назову, Чу Ваньнин.
Прозвучал последний удар большого колокола. Хуайцзуй тихо прошептал это, стоя перед деревянной статуей.
Затем он прокусил себе кончик пальца, упала капля крови, пропитанная духовной энергией, имеющей металлическую природу. В одно мгновение вся комната заполнилась ярким сиянием.
У Мо Жаня, находящегося в этом свитке воспоминаний, задрожали ресницы, он прикрыл глаза, но и веки его трепетали. Он старательно пытался что-то увидеть в этих сияющих лучах, но глаза слезились, яркий свет слепил и все выглядело таким размытым, что невозможно было ничего разглядеть.
Так жгло, что Мо Жань зажмурил глаза и подумал о том..
Чу Ваньнин, если он обо всем этом узнал, его сердце, как же сильно оно болит?
Не настоящий живой человек.
Ни отца, ни матери.
Всего лишь кусок сухого дерева и капля крови.
Между небом и землей, ничего не понимающий и ничего не знающий, жил тридцать с небольшим лет.
- Шэньму неодушевленное, капля крови сделала его человеком. И действительно, так, как я и хотел, он превратился в маленького господин Чу Лань, с его внешностью. Затем я оставил его в храме, вырастил и выкормил, поставил на ноги. Потихоньку он вырос и начал спрашивать меня о своей жизни, спрашивать кто он и откуда пришел.
Мо Жань увидел маленького Чу Ваньнина, как он сидит рядом с гуру Хуайцзуй, ест засахаренные фрукты на палочке и спрашивает:
- Учитель, ты постоянно говоришь, что нашел меня по дороге, в снегу, когда возвращался. Так откуда ты возвращался?
Взгляд Хуайцзуй устремился на дальнюю гору Ханьдай, на миг он потерял самообладание и выдохнул лишь одно слово:
- Линьань.
- Поэтому я человек из Линьань?
- Да.
- Но я никогда далеко не отходил от храма, я совсем не знаю на что похож Линьань. – Чу Ваньнин казался немного расстроенным, - Учитель, я мечтаю спуститься с горы и посмотреть на внешний мир. Я… я хотел бы пойти, посмотреть на Линьань.
Призрачный образ постепенно побледнел и пропал. Храм У Бэй тоже растворился и, вслед за этим яркое сияющее солнце озарило летние виды Цзяннань.*
* это историческая область Китая, на южном берегу реки Янцзы. Процветающее место, центр культуры, с красивыми людьми, плодородной почвой, красивыми горами и чистой водой, во всех отношениях райское. В разные эпохи Цзяннань называлась разная местность
Стоял июнь, в лотосовом пруду цветы были прелестными и идеально ровными, цветочный аромат сбивал с ног. Маленький Чу Ваньнин, еще младше, чем Ся Сыни, подскакивая как козленок топал по брусчатой дорожке, Хуайцзуй шел позади него.
- Ваньнин, помедленнее, будь осторожен, не упади.
Чу Ваньнин засмеявшись, повернулся.
Да, Мо Жань никогда не видел такой нежного, наивного, беззаботно улыбающегося лица.
- Хорошо, я подожду Учителя.
В то время на Чу Ваньнине было скромное темно серое одеяние молодого монаха. Он еще не принял постриг, волосы были убраны в маленький пучок, макушку прикрывал лист лотоса. На этом листе, словно изысканное украшение, поблескивали капли росы, оттеняя лицо Чу Ваньнина, и от этого оно выглядело еще чище, таким ясным и живым.
Хуайцзуй поравнявшись, взял его за руку:
- Ладно, посмотрели на озеро Сиху, куда дальше хочешь пойти?
- Пойдем, съедим немного вкусного?
- Тогда… - Хуайцзуй, задумался, - тогда пошли в город.
Когда они, взявшись за руки, вошли в город, Мо Жань шел рядом с ними. Он смотрел на лист лотоса на макушке Чу Ваньнина, который не достигал ему и до колен, и его сердце переполнялось нежной любовью и грустью.
Он протянул руку, и, хотя прекрасно знал, что не сможет коснуться человека в мире грез, все таки погладил Чу Ваньнина по голове.
- А?
Кто бы мог представить, но как только он его коснулся, Чу Ваньнин остановился.
- Что такое? – ласково спросил Хуайцзуй.
Чу Ваньнин запрокинув голову, поднял лицо вверх. В его глазах отразился солнечный свет, чистые, как весенние воды, они бесстрастно смотрели прямо на Мо Жань.
Мо Жань почти испугался. Только и было слышно, как колотится его сердце, тук-тук-тук-тук и бежит по венам кровь.
Он думал, что это невозможно, но в тайне надеялся…
- Что это?
Чу Ваньнин спокойно отпустил руку Хуайцзуй и пошел в сторону Мо Жань.
Мо Жань все больше и больше чувствовал тяжесть на душе, он никогда не видел такого беззаботного и ясного выражения на лице Чу Ваньнина. Он не выдержал и присел, не сдерживая своих чувств, раскрыв руки, он так хотел крепко обнять его.
Но Чу Ваньнин спокойно прошел сквозь его призрак.
Мо Жань остолбенел, а затем обернулся, чтобы увидеть, как этот ребенок за его спиной подошел к кулинарной лавке и, запрокинув голову, смотрел как продавец открывает бамбуковую корзину из которой вверх вздымается нежный пар, а внутри лежат светло-розовые цветочные пирожные хуагао.
Мо Жань в душе почувствовал облегчение и вместе с тем, небольшое разочарование.
Это было всего лишь совпадением.
Он, следом за Хуайцзуй, подошел поближе. Чу Ваньнин, увидев Хуайцзуй, улыбнувшись, сказал:
- Учитель, эти пирожные на вид кажутся вкусными.
- Хочешь попробовать?
- Можно?
Хуайцзуй задумчиво, словно во сне проговорил:
- Вам действительно это нравится….
Глаза Чу Ваньнина округлились, услышав это он наивно спросил:
- Кому нравится?
Хуайцзуй сжал губы:
- … не важно. Учитель просто вспомнил о старом друге.
Он вытащил деньги и купил сразу три хуагао из клейкого риса. В задумчивости, он смотрел, как Чу Ваньнин откусил кусочек и пар, поднявшийся от него, сделал лицо мальчика расплывчатым и неясным.
Прошлое, как речные воды, проплыло мимо.
Хуайцзуй легонько вздохнул и закрыл глаза.
Вдруг кто-то потянул его за рукав. Он опустил голову и увидел разломанное напополам пирожное. Внутри была мягкая нежная начинка из бобовой пасты, от которой шел горячий сладковатый, ароматный пар.
- Половину Учителю, половину мне. Большую половину для Учителя.
- Почему мне отдаешь больше?
- Ты выше, тебе надо есть больше.
……….. Мо Жань смотрел, как Хуайцзуй берет пирожное. Вместе с Чу Ваньнином они стояли рядом с лотком ели пирожные и болтали. Он затих на какое-то время, стоя под яркими солнечными лучами Линьань, чуть улыбаясь.
Так больно.
Он снова почувствовал, как в его сердце словно весенний поток ворвалось ощущение, что столкнувшись с таким Чу Ваньнином, никто не смог бы не расчувствоваться, не полюбить его.
Это был самый милый, самый лучший ребенок на свете.
Яркий солнечный свет перед его глазами снова померк.
На этот раз новый фрагмент воспоминания возник не сразу. Мо Жань, стоявшему в кромешной тьме, в уши проник пустой, бесплотный голос Хуайцзуй, словно говорила душа покойника.
- Я проводил с ним все дни напролет, с утра до позднего вечера. Учил его писать иероглифы, читать, давал ему духовные наставления, чтобы он читал и понимал их. Но больше всего меня заботило обучение магическим заклинаниям, я по-прежнему не забыл, что сделал этого ребенка для того, чтобы в итоге вернуть его моему благодетелю. Я с самого начала рассчитывал, что как только Чу Ваньнин подрастет, достигнет зрелости и его тело сможет выдержать духовную энергию человека, я тотчас же поведу его за собой в подземный мир.
Хуайцзун сделал паузу, а когда продолжил, голос его звучал чуть ниже.
- Когда он придет со мной, только и останется, что остатки поврежденной души Чу Лань вплавить в его тело.
Мо Жань:
-!
Хуайцзуй хрипло проговорил:
- В то время я не считал, что это неправильно. Ведь что такое Чу Ваньнин? Он не настоящий живой человек, он всего лишь кусок деревяшки, деревянная поделка. Верно, я дал ему жизнь, научил его жить как человек, истинам. Но, в конце концов в его теле не течет настоящая кровь, мышцы и кожа, покрывающие его, это не настоящее мясо.
Мо Жань с самого начала уже волновался, но слушая то, что дальше говорил Хуайцзуй, он больше не мог сдерживаться. Он закричал:
- Это не так!
Но, какой в этом толк?
Хуайцзуй не слышал его возмущенного возражения, голос этого бонза закручивался как водоворот, и Мо Жань затягивало все глубже в эту темную воронку боли и страданий.
- Чу Ваньнин не нужен, он не живой, он не обладает душой.
- Это не так! ! Почему у шэньму нет души? Он живой, у него есть и сердце и душа*!! Он не заменитель человека! Он не похож на замену человека! – Мо Жань в иллюзии свитка воспоминаний хрипло рычал, как загнанный зверь, - Хуайцзуй, ты же растил его, ты же вырастил его, ты каждый день его видел…. Разве он не живой человек? Он и я, ты, какая между нами, разница?
*в оригинале - хуньпо魂魄 дух и душа, это три бессмертных и 7 смертных душ,
Однако Хуайцзуй по-прежнему отрешенно бормотал про себя, как будто читая сутры перед Буддой. Миллион раз заученные и повторенные слова машинально лились изо рта. Он не понимал, действительно ли от всего сердца воспевает Будду или всего лишь хочет заглушить невыносимую боль, которая слишком сильно терзала его сердце.
- Я вырезал его тело для Чу Лань и только тогда, когда душа Чу Лань войдет в него, Чу Ваньнина можно будет считать настоящим человеком.
Мо Жань был в ужасе, он не знал, что будет дальше, но он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Он уже обезумел. Во мраке он кинулся бежать, но повсюду, вокруг него была лишь темнота, нигде не было выхода. Он непрерывно бормотал, его бормотание переходило в вопли:
- Это не так! Ты не можешь уничтожить его, Хуайцзуй, в этом человеческом теле есть душа, он и правда живой человек, аааа……
Он упал на колени.
Ему вдруг стало страшно, еще страшнее, нежели бы открылась вся правда о его предыдущей жизни.
Он испугался, того, что следующее, что он увидит, это как Хуайцзуй уведет Чу Ваньнина в подземный мир, вскроет ему грудь и соединит его духовное ядро с тремя душами Чу Лань.
А что тогда с истинным Чу Ваньнином?
Чу Ваньнин шэньму, когда его покинет дух, в колесе бытия* он раздробленный кусок дерева, куда он может пойти?
*Бхавачакра, 6 путей реинкарнации, 6 перерождений
На небе, на земле, за облаками, в подземном мире.
Он нигде не нужен.
- Нет… Хуайцзуй… ты не можешь.. – Мо Жань дрожал в ужасе, его губы были мертвенно бледные, - ты не можешь….
Как это не имеет души?
Как это не живой человек?
Этот улыбающийся, бегущий вприпрыжку по дороге, ребенок с зеленым листом лотоса на макушке.
Тот ребенок, усердно и заботливо разламывающий цветочное пирожное и отдавший Учителю больший кусок, а себе оставивший маленький.
Он был еще таким маленьким, но по сравнению со множеством людей, таким любящим и совестливым, таким удивительно ярким.
Он не хуже любого из плоти и крови, его жизнь ничем им не уступает.
Почему он не человек…
Однако отчаянные мольбы и крики Мо Жань не привели в сознание Хуайцзуй.
Хуайцзунь сто лет носил на душе этот камень, он чувствовал, что он в огромном долгу перед родом Чу Сюнь. Он прошел через бесчисленные трудности и лишения, чтобы сделать такое искусственное тело, как он мог отступить?
- День за днем Чу Ваньнин медленно подрастал. Он был вернувшимся к жизни бренным телом Чу Лань и я беспокоился за его жизнь, за то, чтобы он был в полном здравии в сто раз больше, чем за свою. Поэтому, за все эти долгие годы, исключая, когда ему было пять - шесть лет и он со мной ненадолго, несколько месяцев пожил в Линьань, больше он никогда не переступал и полшага границы храма У Бэй.
Хуайцзуй вздохнул и продолжил:
- Порой я задумывался, чтобы дать ему посмотреть на мир, пожить среди людей, испытать романтические чувства, увидеть красоту*. Ведь это до слез мало, жить всего четырнадцать лет. Кроме Линьань он нигде не бывал, все, что у него будет с самого начала и до конца – это храм У Бэй, кусочек неба и земли, от весны до осени.
*свежий ветер и светлая луна – романтические чувства, лирика, красивые пейзажи
Перед глазами, наконец опять посветлело.
Была лунная ночь и первое, что увидел Мо Жань, это Хуайцзуй, стоящий в дверях зала для погружения в созерцание. Он смотрел во внешний двор.
Мо Жань тоже торопливо подошел, и как в инее, в серебристом свете, он увидел юного, четырнадцатилетнего Чу Ваньнина как раз упражняющегося с мечом. Лепестки яблони порхали вокруг, этот одетый в белое юноша, среди лепестков и под светом холодной луны, был словно небожитель, изгнанный в бренный мир.
Голос Хуайцзуй по-прежнему не умолкал и вместе с яростным свистом меча, прорезающего воздух, вливался в его уши.
- Однако, я так же думал, что увидеть не много, не так уж плохо. Слишком много страданий и невзгод в людском мире, и если этому духу шэньму суждено прожить всего десять с небольшим лет, а после его заменят на Чу Лань, так пусть проживет их легко и свободно, честно и спокойно, не познав страданий мирской суеты. Может это и есть маленькое благодеяние?
Танец с мечом окончился.
Увядшие лепестки опали.
Чу Ваньнин отвел руку с мечом за спину и поднял два пальца другой руки перед собой, сосредотачиваясь на дыхании.
Успокоив учащенное дыхание, он поднял голову и увидев, что Хуайцзуй смотрит на него, улыбнулся.
Вечерний ветер взлохматил его челку, она щекотала его лицо, и он легонько подул, пытаясь сдуть растрепанные волосы, которые продолжали щекотать его щеки. Это было явно бесполезно, так что в итоге ему пришлось провести по ним рукой, его черные, как смоль, фениксовые глаза чуть улыбались, когда он оглянулся на Хуайцзуй.
В той же стороне стоял и Мо Жань.
- Учитель.
- Мм, неплохо.- Хуайцзуй слегка кивнул, - Подойди, я посмотрю, на сколько хорошо ты культивировал свое духовное ядро.
Чу Ваньнин тут же без всяких сомнений подошел, закатывая белоснежный рукав, чтобы протянуть руку Хуайцзуй.
Проверив, Хуайцзуй сказал:
- Оно очень сильно, но еще немного нестабильно. Нужно еще много тренироваться. Ну давай, до зимы, ты должен быть готов к великому делу .
- Большое спасибо, Учитель.- с улыбкой ответил Чу Ваньнин.
Когда он говорил это, Мо Жань показалось, возможно, это лишь обман зрения, что плечи Хуайцзуй немного задрожали.
Но в конце концов Хуайцзуй не сказал больше ничего, ничего не выразил и не изменил.
Он повернулся и вошел в дом.
Мо Жань стоял на том же месте. Он не стал оборачиваться вслед уходящему Хуайцуй, а отчаянно, жадно и настойчиво вглядывался в юного Чу Ваньнина, который должен был вскоре исчезнуть на его глазах.
Все такой же невинный, кристально чистый, даже нежный.
Как такой человек может не иметь души?
Его взгляд скользил по нему и поднявшись от белоснежного подола одеяния, случайно задержался на груди Чу Ваньнина.
Мо Жань обожгло воспоминание, как громом поразило, а на грудь словно упала каменная глыба, подняв огромные волны.
- Нет…. Нет…
Он попятился назад.
Но как, каким образом?
Воспоминание уже протянуло свои звериные когти, и вывернуло его нутро.*
* схватило все 6 органов, внутренности, но по русски как то не так звучит
Он вспомнил, что у Чу Ваньнина в районе солнечного сплетения есть шрам.
…… ему вскрыли сердце! Он….он…..
Мо Жань задрожал. Перед глазами стоял танцующий с мечом под лунным светом Чу Ваньнин, ступающий на летящим лепесткам.
Такой прекрасный.
Но он чувствовал, что желудок словно наполняется ледяной водой, он содрогался от ужаса.
У него была ….. вскрыта грудная клетка.
Так Хуайцзуй действительно это сделал?
Он на самом деле отвел Чу Ваньнина в преисподнюю и осколки души Чу Лань вплавил в сердце Чу Ваньнина, поэтому с самого начала этот Чу Ваньнин уже мертв, поэтому….
Он схватился за голову и согнувшись осел на землю.
Он трясся, не осмеливаясь думать дальше.
Боль.
Как болит сердце.
Лучше бы он был тем человеком, которому вырвали сердце, лучше бы с самого начала он был тем человеком, у которого отняли его изначальную душу.
Чу Ваньнин.
Он был таким хорошим.
За что ему так страдать и все же получить окончательный приговор «не настоящий живой человек», он совершенно лишенное жизни просто бренное тело, для другой жизни?
Тот Учитель, которому он поклонился, кто же это был?
Чу Лань или Чу Ваньнин?
Мо Жань лишь чувствовал, что сходит с ума. Его голова болела так, что все кружилось перед глазами, его тошнило. Он не понимал, сколько времени он уже сидит на этом месте.
Через время небо потемнело, зал для погружения в созерцание, цветы и деревья, все вокруг исчезло.
Образ Чу Ваньнина тоже побледнел и исчез.
Голос Хуайцзуя медленно заструился во мраке:
- В тот год, когда Чу Ваньнину исполнилось четырнадцать, удобный момент уже постепенно подступал. Я рассчитывал подождать еще год, и тогда отвести его в подземный мир, чтобы соединить с душой Чу Лань.
Мо Жань был так потрясен, что сделал полшага назад. Если бы он в этой картине воспоминаний не был бы просто бесплотным духом, он бы сейчас налетел на плетеную корзину для рыбы и сети на бамбуковых палках, стоящие рядом и опрокинул бы все.
Из Янь Ди шэньму можно воссоздать живого человека?
- Дерево Янь Ди, земля Нюйвы, цинь Фуси это три вещи, которые трое властителей* при создании мира использовали как образцы для духовного артефакта, самой чистой духовной энергии. Говорят, что в мире, первые бессмертные небожители созданы из этого артефакта. Я получил кусочек дерева Янь Ди и даже если у меня нет божественных сил и магического таланта Шэньнун, я подумал, что сделать человека будет не так уж трудно. Подобно матери Тунтянь Тайши*, которая после его смерти воссоздала его тело из корня лотоса, я твердо решил из этого куска священного дерева вырезать скульптуру маленького князя Чу.
*три властителя - это мифологические персонажи Фуси -легендарный первый император Китая, изобретатель китайской иероглифической письменности, Шэньнун покровитель земледелия и медицины, Хуанди-основатель даосизма и первопредок всех китайцев.
*Нэчжа
Мо Жань лишь почувствовал, что земля и небо, все закружилось у него перед глазами, ему стало дурно.
Вырезать скульптуру …. маленького князя Чу…. с внешностью Чу Лань?
- Я хотел вернуть сына своему благодетелю. - добавил Хуайцзуй
Горло Мо Жань пересохло, словно что-то засыпали в него, он постоянно бормотал:
-Невозможно, нельзя…..
Внутри свитка воспоминаний в храме Убэй в сумерках раздавался звон колоколов, вечерняя мгла надвигалась со всех сторон.
Утомленные птицы отправлялись по своим гнездам, монахи в своем развевающимся оперении, в широких одеждах с большими рукавами спускались вниз по проходу.
Гуру Хуайцзуй сидел в зале для медитации за плотно закрытыми окнами и дверями. Компанию ему составлял лишь одинокий зеленоватый свет лампы, да древний Будда*. Хуайцзуй тщательно вырезал и полировал. Естественно, он не осмелился опрометчиво взяться за нож. Прежде чем сделать живого человека из шэньму Янь Ди, он вырезал множество статуэток, пока не получилось точь-в-точь, как сохранившийся в его памяти образ Чу Лань. Один в один.
*устойчивое выражение означает одиночество.
В этот вечер он с особой осторожностью взял в руки кусок дерева Янь Ди и после того, как внимательно, очень долго осмотрел его, обдуманно и аккуратно сделал первый прорез ножом.
Древесная стружка парила в воздухе и опускаясь на землю, тут же рассыпалась золотой пылью.
Один взмах, разрез, со всевозможным старанием и настойчивостью, взмах, разрез и вот уже перед глазами силуэт тех двоих, умерших. Сто лет поддавались резцу отступая и открывая глубоко скрытое в голове старого монаха, шея которого давно уже согнулась, словно под гнетом грехов.
- С того дня, как я ушел в уединение и прибывал в храме, прошло ровно пять лет. Я наконец закончил вырезать Чу Лань.
Мо Жань в ступоре подошел к Хуайцзуй. Он смотрел, как этот бонза медленно опустил резец. Это был последний, окончательный штрих. Хуайцзуй стряхнул остатки пыли и стружки.
Задрожав, монах погладил по вырезанному лицу маленького господина, его платье, заколку, и зарыдал в голос. Он упал на колени перед статуей и непрерывно кланялся.
Мо Жань оцепенело смотрел на стол, где лежала эта маленькая деревянная копия человека.
Сделанная из шэньму фигурка, вырезанная из-за чувства вины.
Совсем крохотное тело, но с внешностью Чу Ваньнина в детстве.
Был поздний вечер, в сумерках раздавалось эхо колокольного звона. Между небом и землей оставалась лишь алая полоска заката, которая, пробиваясь через окно, освещала стол.
Во мраке, колокольный звон распространялся от монастыря по всем сторонам, в наружном дворе монахи жгли кипарис и сосновую хвою. Сильный аромат, немного терпкий и свежий, все же возвращал в земную суету.*
*это полная отсебятина, потому что тут использован буддийский термин 染着 -узы греха из «сутра вечной жизни». Смысл в том, что ты должен отречься от всего, а вот это земное – узы греха, тебя держат тут. Я его так поняла, во всяком случае
Скоро придет ночь, тишина и спокойствие, в буддийском храме.
- Именно так тебя и назову, Чу Ваньнин.
Прозвучал последний удар большого колокола. Хуайцзуй тихо прошептал это, стоя перед деревянной статуей.
Затем он прокусил себе кончик пальца, упала капля крови, пропитанная духовной энергией, имеющей металлическую природу. В одно мгновение вся комната заполнилась ярким сиянием.
У Мо Жаня, находящегося в этом свитке воспоминаний, задрожали ресницы, он прикрыл глаза, но и веки его трепетали. Он старательно пытался что-то увидеть в этих сияющих лучах, но глаза слезились, яркий свет слепил и все выглядело таким размытым, что невозможно было ничего разглядеть.
Так жгло, что Мо Жань зажмурил глаза и подумал о том..
Чу Ваньнин, если он обо всем этом узнал, его сердце, как же сильно оно болит?
Не настоящий живой человек.
Ни отца, ни матери.
Всего лишь кусок сухого дерева и капля крови.
Между небом и землей, ничего не понимающий и ничего не знающий, жил тридцать с небольшим лет.
- Шэньму неодушевленное, капля крови сделала его человеком. И действительно, так, как я и хотел, он превратился в маленького господин Чу Лань, с его внешностью. Затем я оставил его в храме, вырастил и выкормил, поставил на ноги. Потихоньку он вырос и начал спрашивать меня о своей жизни, спрашивать кто он и откуда пришел.
Мо Жань увидел маленького Чу Ваньнина, как он сидит рядом с гуру Хуайцзуй, ест засахаренные фрукты на палочке и спрашивает:
- Учитель, ты постоянно говоришь, что нашел меня по дороге, в снегу, когда возвращался. Так откуда ты возвращался?
Взгляд Хуайцзуй устремился на дальнюю гору Ханьдай, на миг он потерял самообладание и выдохнул лишь одно слово:
- Линьань.
- Поэтому я человек из Линьань?
- Да.
- Но я никогда далеко не отходил от храма, я совсем не знаю на что похож Линьань. – Чу Ваньнин казался немного расстроенным, - Учитель, я мечтаю спуститься с горы и посмотреть на внешний мир. Я… я хотел бы пойти, посмотреть на Линьань.
Призрачный образ постепенно побледнел и пропал. Храм У Бэй тоже растворился и, вслед за этим яркое сияющее солнце озарило летние виды Цзяннань.*
* это историческая область Китая, на южном берегу реки Янцзы. Процветающее место, центр культуры, с красивыми людьми, плодородной почвой, красивыми горами и чистой водой, во всех отношениях райское. В разные эпохи Цзяннань называлась разная местность
Стоял июнь, в лотосовом пруду цветы были прелестными и идеально ровными, цветочный аромат сбивал с ног. Маленький Чу Ваньнин, еще младше, чем Ся Сыни, подскакивая как козленок топал по брусчатой дорожке, Хуайцзуй шел позади него.
- Ваньнин, помедленнее, будь осторожен, не упади.
Чу Ваньнин засмеявшись, повернулся.
Да, Мо Жань никогда не видел такой нежного, наивного, беззаботно улыбающегося лица.
- Хорошо, я подожду Учителя.
В то время на Чу Ваньнине было скромное темно серое одеяние молодого монаха. Он еще не принял постриг, волосы были убраны в маленький пучок, макушку прикрывал лист лотоса. На этом листе, словно изысканное украшение, поблескивали капли росы, оттеняя лицо Чу Ваньнина, и от этого оно выглядело еще чище, таким ясным и живым.
Хуайцзуй поравнявшись, взял его за руку:
- Ладно, посмотрели на озеро Сиху, куда дальше хочешь пойти?
- Пойдем, съедим немного вкусного?
- Тогда… - Хуайцзуй, задумался, - тогда пошли в город.
Когда они, взявшись за руки, вошли в город, Мо Жань шел рядом с ними. Он смотрел на лист лотоса на макушке Чу Ваньнина, который не достигал ему и до колен, и его сердце переполнялось нежной любовью и грустью.
Он протянул руку, и, хотя прекрасно знал, что не сможет коснуться человека в мире грез, все таки погладил Чу Ваньнина по голове.
- А?
Кто бы мог представить, но как только он его коснулся, Чу Ваньнин остановился.
- Что такое? – ласково спросил Хуайцзуй.
Чу Ваньнин запрокинув голову, поднял лицо вверх. В его глазах отразился солнечный свет, чистые, как весенние воды, они бесстрастно смотрели прямо на Мо Жань.
Мо Жань почти испугался. Только и было слышно, как колотится его сердце, тук-тук-тук-тук и бежит по венам кровь.
Он думал, что это невозможно, но в тайне надеялся…
- Что это?
Чу Ваньнин спокойно отпустил руку Хуайцзуй и пошел в сторону Мо Жань.
Мо Жань все больше и больше чувствовал тяжесть на душе, он никогда не видел такого беззаботного и ясного выражения на лице Чу Ваньнина. Он не выдержал и присел, не сдерживая своих чувств, раскрыв руки, он так хотел крепко обнять его.
Но Чу Ваньнин спокойно прошел сквозь его призрак.
Мо Жань остолбенел, а затем обернулся, чтобы увидеть, как этот ребенок за его спиной подошел к кулинарной лавке и, запрокинув голову, смотрел как продавец открывает бамбуковую корзину из которой вверх вздымается нежный пар, а внутри лежат светло-розовые цветочные пирожные хуагао.
Мо Жань в душе почувствовал облегчение и вместе с тем, небольшое разочарование.
Это было всего лишь совпадением.
Он, следом за Хуайцзуй, подошел поближе. Чу Ваньнин, увидев Хуайцзуй, улыбнувшись, сказал:
- Учитель, эти пирожные на вид кажутся вкусными.
- Хочешь попробовать?
- Можно?
Хуайцзуй задумчиво, словно во сне проговорил:
- Вам действительно это нравится….
Глаза Чу Ваньнина округлились, услышав это он наивно спросил:
- Кому нравится?
Хуайцзуй сжал губы:
- … не важно. Учитель просто вспомнил о старом друге.
Он вытащил деньги и купил сразу три хуагао из клейкого риса. В задумчивости, он смотрел, как Чу Ваньнин откусил кусочек и пар, поднявшийся от него, сделал лицо мальчика расплывчатым и неясным.
Прошлое, как речные воды, проплыло мимо.
Хуайцзуй легонько вздохнул и закрыл глаза.
Вдруг кто-то потянул его за рукав. Он опустил голову и увидел разломанное напополам пирожное. Внутри была мягкая нежная начинка из бобовой пасты, от которой шел горячий сладковатый, ароматный пар.
- Половину Учителю, половину мне. Большую половину для Учителя.
- Почему мне отдаешь больше?
- Ты выше, тебе надо есть больше.
……….. Мо Жань смотрел, как Хуайцзуй берет пирожное. Вместе с Чу Ваньнином они стояли рядом с лотком ели пирожные и болтали. Он затих на какое-то время, стоя под яркими солнечными лучами Линьань, чуть улыбаясь.
Так больно.
Он снова почувствовал, как в его сердце словно весенний поток ворвалось ощущение, что столкнувшись с таким Чу Ваньнином, никто не смог бы не расчувствоваться, не полюбить его.
Это был самый милый, самый лучший ребенок на свете.
Яркий солнечный свет перед его глазами снова померк.
На этот раз новый фрагмент воспоминания возник не сразу. Мо Жань, стоявшему в кромешной тьме, в уши проник пустой, бесплотный голос Хуайцзуй, словно говорила душа покойника.
- Я проводил с ним все дни напролет, с утра до позднего вечера. Учил его писать иероглифы, читать, давал ему духовные наставления, чтобы он читал и понимал их. Но больше всего меня заботило обучение магическим заклинаниям, я по-прежнему не забыл, что сделал этого ребенка для того, чтобы в итоге вернуть его моему благодетелю. Я с самого начала рассчитывал, что как только Чу Ваньнин подрастет, достигнет зрелости и его тело сможет выдержать духовную энергию человека, я тотчас же поведу его за собой в подземный мир.
Хуайцзун сделал паузу, а когда продолжил, голос его звучал чуть ниже.
- Когда он придет со мной, только и останется, что остатки поврежденной души Чу Лань вплавить в его тело.
Мо Жань:
-!
Хуайцзуй хрипло проговорил:
- В то время я не считал, что это неправильно. Ведь что такое Чу Ваньнин? Он не настоящий живой человек, он всего лишь кусок деревяшки, деревянная поделка. Верно, я дал ему жизнь, научил его жить как человек, истинам. Но, в конце концов в его теле не течет настоящая кровь, мышцы и кожа, покрывающие его, это не настоящее мясо.
Мо Жань с самого начала уже волновался, но слушая то, что дальше говорил Хуайцзуй, он больше не мог сдерживаться. Он закричал:
- Это не так!
Но, какой в этом толк?
Хуайцзуй не слышал его возмущенного возражения, голос этого бонза закручивался как водоворот, и Мо Жань затягивало все глубже в эту темную воронку боли и страданий.
- Чу Ваньнин не нужен, он не живой, он не обладает душой.
- Это не так! ! Почему у шэньму нет души? Он живой, у него есть и сердце и душа*!! Он не заменитель человека! Он не похож на замену человека! – Мо Жань в иллюзии свитка воспоминаний хрипло рычал, как загнанный зверь, - Хуайцзуй, ты же растил его, ты же вырастил его, ты каждый день его видел…. Разве он не живой человек? Он и я, ты, какая между нами, разница?
*в оригинале - хуньпо魂魄 дух и душа, это три бессмертных и 7 смертных душ,
Однако Хуайцзуй по-прежнему отрешенно бормотал про себя, как будто читая сутры перед Буддой. Миллион раз заученные и повторенные слова машинально лились изо рта. Он не понимал, действительно ли от всего сердца воспевает Будду или всего лишь хочет заглушить невыносимую боль, которая слишком сильно терзала его сердце.
- Я вырезал его тело для Чу Лань и только тогда, когда душа Чу Лань войдет в него, Чу Ваньнина можно будет считать настоящим человеком.
Мо Жань был в ужасе, он не знал, что будет дальше, но он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Он уже обезумел. Во мраке он кинулся бежать, но повсюду, вокруг него была лишь темнота, нигде не было выхода. Он непрерывно бормотал, его бормотание переходило в вопли:
- Это не так! Ты не можешь уничтожить его, Хуайцзуй, в этом человеческом теле есть душа, он и правда живой человек, аааа……
Он упал на колени.
Ему вдруг стало страшно, еще страшнее, нежели бы открылась вся правда о его предыдущей жизни.
Он испугался, того, что следующее, что он увидит, это как Хуайцзуй уведет Чу Ваньнина в подземный мир, вскроет ему грудь и соединит его духовное ядро с тремя душами Чу Лань.
А что тогда с истинным Чу Ваньнином?
Чу Ваньнин шэньму, когда его покинет дух, в колесе бытия* он раздробленный кусок дерева, куда он может пойти?
*Бхавачакра, 6 путей реинкарнации, 6 перерождений
На небе, на земле, за облаками, в подземном мире.
Он нигде не нужен.
- Нет… Хуайцзуй… ты не можешь.. – Мо Жань дрожал в ужасе, его губы были мертвенно бледные, - ты не можешь….
Как это не имеет души?
Как это не живой человек?
Этот улыбающийся, бегущий вприпрыжку по дороге, ребенок с зеленым листом лотоса на макушке.
Тот ребенок, усердно и заботливо разламывающий цветочное пирожное и отдавший Учителю больший кусок, а себе оставивший маленький.
Он был еще таким маленьким, но по сравнению со множеством людей, таким любящим и совестливым, таким удивительно ярким.
Он не хуже любого из плоти и крови, его жизнь ничем им не уступает.
Почему он не человек…
Однако отчаянные мольбы и крики Мо Жань не привели в сознание Хуайцзуй.
Хуайцзунь сто лет носил на душе этот камень, он чувствовал, что он в огромном долгу перед родом Чу Сюнь. Он прошел через бесчисленные трудности и лишения, чтобы сделать такое искусственное тело, как он мог отступить?
- День за днем Чу Ваньнин медленно подрастал. Он был вернувшимся к жизни бренным телом Чу Лань и я беспокоился за его жизнь, за то, чтобы он был в полном здравии в сто раз больше, чем за свою. Поэтому, за все эти долгие годы, исключая, когда ему было пять - шесть лет и он со мной ненадолго, несколько месяцев пожил в Линьань, больше он никогда не переступал и полшага границы храма У Бэй.
Хуайцзуй вздохнул и продолжил:
- Порой я задумывался, чтобы дать ему посмотреть на мир, пожить среди людей, испытать романтические чувства, увидеть красоту*. Ведь это до слез мало, жить всего четырнадцать лет. Кроме Линьань он нигде не бывал, все, что у него будет с самого начала и до конца – это храм У Бэй, кусочек неба и земли, от весны до осени.
*свежий ветер и светлая луна – романтические чувства, лирика, красивые пейзажи
Перед глазами, наконец опять посветлело.
Была лунная ночь и первое, что увидел Мо Жань, это Хуайцзуй, стоящий в дверях зала для погружения в созерцание. Он смотрел во внешний двор.
Мо Жань тоже торопливо подошел, и как в инее, в серебристом свете, он увидел юного, четырнадцатилетнего Чу Ваньнина как раз упражняющегося с мечом. Лепестки яблони порхали вокруг, этот одетый в белое юноша, среди лепестков и под светом холодной луны, был словно небожитель, изгнанный в бренный мир.
Голос Хуайцзуй по-прежнему не умолкал и вместе с яростным свистом меча, прорезающего воздух, вливался в его уши.
- Однако, я так же думал, что увидеть не много, не так уж плохо. Слишком много страданий и невзгод в людском мире, и если этому духу шэньму суждено прожить всего десять с небольшим лет, а после его заменят на Чу Лань, так пусть проживет их легко и свободно, честно и спокойно, не познав страданий мирской суеты. Может это и есть маленькое благодеяние?
Танец с мечом окончился.
Увядшие лепестки опали.
Чу Ваньнин отвел руку с мечом за спину и поднял два пальца другой руки перед собой, сосредотачиваясь на дыхании.
Успокоив учащенное дыхание, он поднял голову и увидев, что Хуайцзуй смотрит на него, улыбнулся.
Вечерний ветер взлохматил его челку, она щекотала его лицо, и он легонько подул, пытаясь сдуть растрепанные волосы, которые продолжали щекотать его щеки. Это было явно бесполезно, так что в итоге ему пришлось провести по ним рукой, его черные, как смоль, фениксовые глаза чуть улыбались, когда он оглянулся на Хуайцзуй.
В той же стороне стоял и Мо Жань.
- Учитель.
- Мм, неплохо.- Хуайцзуй слегка кивнул, - Подойди, я посмотрю, на сколько хорошо ты культивировал свое духовное ядро.
Чу Ваньнин тут же без всяких сомнений подошел, закатывая белоснежный рукав, чтобы протянуть руку Хуайцзуй.
Проверив, Хуайцзуй сказал:
- Оно очень сильно, но еще немного нестабильно. Нужно еще много тренироваться. Ну давай, до зимы, ты должен быть готов к великому делу .
- Большое спасибо, Учитель.- с улыбкой ответил Чу Ваньнин.
Когда он говорил это, Мо Жань показалось, возможно, это лишь обман зрения, что плечи Хуайцзуй немного задрожали.
Но в конце концов Хуайцзуй не сказал больше ничего, ничего не выразил и не изменил.
Он повернулся и вошел в дом.
Мо Жань стоял на том же месте. Он не стал оборачиваться вслед уходящему Хуайцуй, а отчаянно, жадно и настойчиво вглядывался в юного Чу Ваньнина, который должен был вскоре исчезнуть на его глазах.
Все такой же невинный, кристально чистый, даже нежный.
Как такой человек может не иметь души?
Его взгляд скользил по нему и поднявшись от белоснежного подола одеяния, случайно задержался на груди Чу Ваньнина.
Мо Жань обожгло воспоминание, как громом поразило, а на грудь словно упала каменная глыба, подняв огромные волны.
- Нет…. Нет…
Он попятился назад.
Но как, каким образом?
Воспоминание уже протянуло свои звериные когти, и вывернуло его нутро.*
* схватило все 6 органов, внутренности, но по русски как то не так звучит
Он вспомнил, что у Чу Ваньнина в районе солнечного сплетения есть шрам.
…… ему вскрыли сердце! Он….он…..
Мо Жань задрожал. Перед глазами стоял танцующий с мечом под лунным светом Чу Ваньнин, ступающий на летящим лепесткам.
Такой прекрасный.
Но он чувствовал, что желудок словно наполняется ледяной водой, он содрогался от ужаса.
У него была ….. вскрыта грудная клетка.
Так Хуайцзуй действительно это сделал?
Он на самом деле отвел Чу Ваньнина в преисподнюю и осколки души Чу Лань вплавил в сердце Чу Ваньнина, поэтому с самого начала этот Чу Ваньнин уже мертв, поэтому….
Он схватился за голову и согнувшись осел на землю.
Он трясся, не осмеливаясь думать дальше.
Боль.
Как болит сердце.
Лучше бы он был тем человеком, которому вырвали сердце, лучше бы с самого начала он был тем человеком, у которого отняли его изначальную душу.
Чу Ваньнин.
Он был таким хорошим.
За что ему так страдать и все же получить окончательный приговор «не настоящий живой человек», он совершенно лишенное жизни просто бренное тело, для другой жизни?
Тот Учитель, которому он поклонился, кто же это был?
Чу Лань или Чу Ваньнин?
Мо Жань лишь чувствовал, что сходит с ума. Его голова болела так, что все кружилось перед глазами, его тошнило. Он не понимал, сколько времени он уже сидит на этом месте.
Через время небо потемнело, зал для погружения в созерцание, цветы и деревья, все вокруг исчезло.
Образ Чу Ваньнина тоже побледнел и исчез.
Голос Хуайцзуя медленно заструился во мраке:
- В тот год, когда Чу Ваньнину исполнилось четырнадцать, удобный момент уже постепенно подступал. Я рассчитывал подождать еще год, и тогда отвести его в подземный мир, чтобы соединить с душой Чу Лань.
-
-
10.11.2021 в 22:20-
-
10.11.2021 в 23:04-
-
11.11.2021 в 00:54-
-
11.11.2021 в 12:57