Lapsa1
читать дальше
(Паринирвана*.- окончательная нирвана, после физической смерти существа, достигшего полного просветления . Это главная цель буддийской практики выход за пределы цепи перерождений и разрушение всех физических и умственных скандх.)
Спустившись с горы Цзяо, Мо Жань словно одеревенел, с остекленевшим взглядом он молча шел вперед.
Встав перед развилкой, он рассеянно замер.
Великая битва прошла. Солнце уже вставало на востоке. Утренняя заря смывала свинцовые белила темной ночи. И только лишь в лесу, среди капель росы на траве сохранился ее дух, словно разлившиеся липкие жирные белила и румяна плыли под первыми солнечными лучами.
Он повернулся и посмотрел на виднеющиеся вдали величественные горные пики, а потом вновь на дорогу перед собой. Если пойти прямо, там будет остров Линьлин, где ждут его Сюэ Мэн с дядей. Ждут, когда он все им объяснит, даст ответ. Но он не мог пойти туда, ему нужно было идти на гору Лунсюэ.
Про себя Мо Жань смутно понимал, что гуру Хуайцзуй знает, гораздо больше, чем он может себе представить. А иначе почему он нисколько не был удивлен, увидев Тасянь Цзюня, тогда он был полностью спокоен. Может быть, именно поэтому он не знал, как поступить, не представляя, что ждет его впереди.
В данный момент, в голове у него все перепуталось, он не мог больше размышлять над своими подозрениями. Сейчас он лишь ясно понимал одно….
Он должен идти туда, потому что там его Учитель.
Гора Лунсюэ, в окрестностях которой и находился храм У Бей, раньше была местом, на которую поднимались буддийские монахи для медитации*, просветления и самосовершенствования*. Но в этих горах постоянно поднимался запутывающий барьер. Множество людей утверждали, что там они наталкивались на демоническое наваждение, словно духи водят кругами, если вошел, то не можешь найти дорогу обратно. Поэтому, постепенно эти горы со временем превратились в безлюдные необжитые места.
*打坐 -дацзо – сидячая практика, самая распространенная, 修禅 – Сючань или Цзочань – совершенствующая медитация, не знаю, что это
После целого дня марш броска на мече, Мо Жань наконец таки на закате долетел до подножья горы Лунсюэ. Целый день он не ел, не пил и уже совершенно обессилил. Поэтому, когда он увидел источник, мирно текущий между кипарисами, он тут же подошел к нему и зачерпнув обеими руками чистой, прозрачной воды, начал умываться.
То, что смывалось с него, в начале было грязью, затем кровью и в конце концов показалось его лицо, отраженное в подернутых рябью речных водах.
Это было далеко не безобразное лицо, но всматриваясь в него какое то время, Мо Жань почувствовал невыразимое отвращение. Он внезапно ударил по водной глади, разбив свое отражение и закрыл глаза. Почти мучительно он уткнулся лицом в ладони и потер его.
Есть ли в этом мире надежный способ, который сможет полностью отделить прошлое от настоящего? Есть ли какой то совершенный инструмент, который может выковырять из головы, вонючие воспоминания и уничтожить?
Может ли кто-то спасти его, сказать ему, что он не Тасянь Цзюнь, что он лишь Мо Жань, он Мо Вэйюй и только.
Но сейчас, когда он открыл глаза, с поверхности успокоившейся водной глади на него с ненавистью и отчаянием смотрел все тот же мужчина.
Он знал, что пути назад нет.
Мо Жань встал и пошел в гору.
Когда он дошел до середины склона, неожиданно опустился туман. Перед этим не было никаких признаков его и вот, внезапно он очутился в таком густом тумане, что вытянешь руку, пальцев не видно.
В начале Мо Жань подумал, что это и правда, демоническое наваждение, но, он ощущал, что вокруг нет никакой темной энергии.
Было уже поздно, из чащи изредка доносились крики кукушки, вокруг становилось все холоднее, солнечный свет угасал, не доходя до земли. Спускалась тьма.
- Гуру?
Его голос звучал немного приглушенно. Вытянув руки, нашаривая путь, он двинулся вперёд.
- Гуру Хуайцзуй?
Никто не отзывался.
Но, на удивление, на всем пути, когда он почти вслепую карабкался наверх, ему не встретилось никаких препятствий. От этого абсолютно прямого и ровного пути, волосы вставали дыбом от предчувствия, будто кто то все был в этом тумане и ждал, пока ты идешь в одиночку на встречу опасности, прямиком в ловушку.
- Тут есть кто-то?
Туман постепенно начал рассеиваться.
Вид перед ним становился все более и более отчетливым. Густой туман оседал и камни , покрытые лианами, деревья, все это выплывало из тумана.
Мо Жань обнаружил, что как-то он оказался посреди широкой равнины, обернувшись, он увидел, что дорога, по которой он только что пришел, все еще был скрыта туманом. Только в этом месте растительность, трава и кустарник, были отчетливо видны под луной и редкими звездами.
Он ступил на чахлую, покрытую инеем траву все время прямо, пока приглядевшись, не увидел одинокий силуэт человека.
Мо Жань опешил, и тут же бросился вперед, взволнованно окликнув:
- Учитель?!
Чу Ваньнин, спиной к нему, стоял на коленях перед гротом, вход в которой скрывали цветы глицинии. А перед ним сидел, опустив взгляд, гуру Хуайцзуй, с печальным выражением на лице и молчал.
- Учитель! Ты…
Внезапно он запнулся. Он увидел лицо Чу Ваньнина, когда тот повернул голову. Его ресницы были мокрыми, а все лицо влажное от слез.
- Что с тобой? – испугался Мо Жань.
Чу Ваньнин не мог говорить. Он всю жизнь сдерживал себя, с давних пор, потому что стоял высоко на вершине, величественный и суровый. Как будто он родился почтенным старцем, уважаемым небожителем, как будто он никогда и не был маленьким и слабым.
- Мо Жань….
Но на этот раз он без остатка потратил все силы и потому, открыв рот и произнеся эти два слова, больше не мог сдержать задыхающихся всхлипываний, и они полились через край из его рта.
Мо Жань бормоча пошел вперед и встав рядом с ним на колени, крепко обнял:
- … что такое? Почему ты плачешь?
Говоря это, он прислонил его голову и погладил. Тело Чу Ваньнина было очень холодным, но, в тот момент, когда он нашел его и смог обнять, внутри себя Мо Жань почувствовал жар.
Каждый час, каждая минута украденного им безмятежного спокойствия, каждая фраза, сказанная Чу Ваньнином, все это было милостыней небес, и получить еще немного было настолько ценно, что он не осмеливался относиться к этому с пренебрежением.
- Ладно, ладно, - было очевидно, что сейчас он сам был полностью беспомощен, но все же обнимая Чу Ваньнина, прижимая его к своей теплой широкой груди, он его утешал, - Все хорошо, я тут, я уже пришел, я здесь.
Приговаривая, Мо Жань целовал Чу Ваньнина в лоб. В этот момент, он заметил, что, свернувшийся в его объятьях, сдерживавший себя, но по прежнему дрожащий и плачущий, Чу Ваньнин, крепко сжимающий в руке лацкан его одежды, был очень похож на того маленького учителя из «Персикового источника», который больше никогда не появлялся.
Никто не рождается сильным и Чу Ваньнин тоже был маленьким.
Сердце Мо Жань похолодело, он смутно стал догадываться. Обнимая чуть дрожащего Чу Ваньнина, постоянно целуя его и гладя по голове, он посмотрел на гуру Хуайцзунь.
Этот старый бонза*сидел на огромном замерзшем куске скалы, наморщив брови и опустив ресницы. Его глаза был полуоткрыты, взгляд был совершенно пустым. Чуть наклонившись вперёд, в руке он сжимал цветущую ветку яблони, словно желая подарить ее. Но человек, которому он вручал ее, почти наверняка отверг этот дар, цветы на ней уже увяли и опали, было лишь несколько гроздей, сохранившихся на верхушке, но и они засохли.
* буддийский монах
Хуайцзун ушел в паринирвану.
По выражению лица этого человека, в теле которого было скрыто множество мифов и загадок, можно было сказать, что до последнего момента он не испытал облегчения.
Выражение его было болезненным.
Еще невыносимее было то, что после смерти его лицо больше не было похоже по виду на молодого тридцатилетнего мужчину. Он полностью превратился в старого бонзу с кожей, как кора. К тому же, непонятно почему, на его лице можно было разглядеть золотистого червя, который со скоростью, заметной невооруженным глазом, вгрызаясь поедал его.
- Этот червяк….
- Это праведный червь. - Чу Ваньнин наконец заговорил, но его голос был ужасно хриплым, - Некоторые люди, которые испытывают отвращение к своей внешности, заключают кровный контракт с этим видом червя. Праведный червь может изменить лицо хозяина, а взамен, в день смерти хозяина, пожрет все его тело.
Слушая, как он изо всех сил пытается говорить ровным, спокойным голосом, медленно выговаривая слова, Мо Жань не сдержавшись обнял его еще крепче. Человек в его объятьях наверняка стоял здесь на коленях уже очень долго, его руки и ноги, все замерзли.
С прошлой жизни до настоящей, Чу Ваньнин был его маяком, путеводной звездой, радостью жизни. Его пламенем, который рассеивал для него темноту ночи, давал ему по мере сил ощущение тепла и уюта.
Но сейчас, обнимая его, Мо Жань всего лишь чувствовал, что человек в его объятьях сделан изо льда.
По-настоящему замерзший.
Его сердце сжалось от боли.
- Я здесь, я здесь.
- Он уже давно просил меня прийти на гору Лунсюэ. - Чу Ваньнин выглядел до крайности измученным, как будто кто-то выкачал всю его горячую кровь и наполнил его бесконечными страданиями и болью.
- Он знал, что я не хотел говорить с ним лично, не хотел слышать от него никаких объяснений, поэтому он оставил послание для меня. В письме были его слова, искренние, от всего сердца, но я все же был высокомерен и упрям, я не поверил ему…. Я подозревал его.
Мо Жань коснулся его щеки. Он никогда не видел Чу Ваньнина таким.
Даже в прошлой жизни.
Это не могло не заставить его растеряться и он спросил:
- Так что произошло в конце концов?
Чу Ваньнин лишь оцепенело проговорил:
- Я не доверял ему….
Этот невозмутимый, здравомыслящий и рациональный человек, просто сломался, он распадался на части.
Он был как лук, который вдруг треснул из-за натянутой до предела тетивы. Он дрожал в объятьях Мо Жань, все время дрожал, такой отчаявшийся, такой жалкий.
Чу Ваньнин, сгорбившись съежился еще больше, невозмутимость, демонстрируемая им полжизни, разбилась в дребезги. Так долго накапливаемая в нем горе, наконец прорвало плотину:
- Я давно должен был прийти сюда…. Если бы я послушал его, так много бы чего не произошло, Наньгун бы не умер, Ши Мей не ослеп. С самого начала, если бы я вовремя… если бы я пришел вовремя.
- Учитель.
- Если бы я прислушался к тому словам в том письме все было бы по другому….
Мо Жань потребовалось очень много времени, чтобы хоть чуть-чуть его успокоить. Чу Ваньнин наконец перестал плакать, но его взгляд был пустым. Мо Жань сжал его пальцы, но понял, что не может их согреть, так же как и дрожь он был не в силах унять.
- Почему только я не захотел снова довериться ему…
Мо Жань слушал молча. На самом деле, весь путь сюда из-за Тасянь Цзюнь, Мо Жань представлял бесчисленные варианты этой встречи с Чу Ваньнином. Он продумывал тысячи объяснений для того, чтобы умолять его.
Вот только он понял, что сейчас они ему не пригодились.
Он даже не ожидал, что вновь увидев его, окажется в таком положении.
- Он… он еще оставил свиток воспоминаний… - наконец Чу Ваньнин постепенно начал успокаиваться. Мо Жань коснулся его щеки, она была холодной как лед, - …. Перед своим уходом, он ждал, что ты придешь. Чтобы лично отдать тебе в руки.
Услышав то, что это касалось его, пальцы Мо Жань одеревенели.
Свиток воспоминаний?
Что он там записал? Что мог знать Хуайцзуй?
Мо Жань почувствовал, что его руки тоже заледенели, волосы встали дыбом и холод проник в него до мозга костей.
Чу Ваньнин хрипло продолжил:
- Но он так и не дождался. Его жизнь подошла к концу. – закончив говорить он нахмурился, словно коснулся какой-то очень болезненного шрама и замолчал.
По большей части он боялся, что если скажет еще хоть что-нибудь, то опять сломается.
Чу Ваньнин прикрыл лицо рукой, пытаясь успокоиться, потихоньку возвращая свою выдержку, спокойствие, самообладание и солидность. Все эти осколки он поднимал и возвращал на свои места, поправляя одежду.
В конце концов он не привык проявлять слабость.
Наконец Чу Ваньнин поднял свои фениксовые глаза и, спокойно достав из рукава свиток, вручил его Мо Жань.
- Здесь все секреты, что он знал.
В голосе Мо Жаня прозвучала слегка уловимая дрожь:
- … он дал его тебе просмотреть?
- Я просмотрел.
Сердце Мо Жань сжалось от страха.
Он вглядывался в глаза Чу Ваньнина и на мгновение его посетила ужасающая мысль.
Ему показалось, что Чу Ваньнин уже все узнал.
Он принял свиток, намотанный на ярко зеленый нефритовый валик.
Ему вдруг стало так не по себе, поэтому он крепко ухватился за пальцы Чу Ваньнина и поглаживая пробормотал:
- Ваньнин….
- ………
- Если бы тот человек, на горе Цзяо…. Если бы его слова оказались правдой.. Ты бы смог возненавидеть меня?
Лицо Чу Ваньнина и так всегда было бледным, сейчас же в нем не было ни капли крови, сжатые губы немного посинели.
- Ты будешь меня ненавидеть?
Мо Жань держа его руки сжимал их так сильно, так настойчиво, даже немного грубо. Однако эта сила резко отличалась от слезной мольбы в его глазах под мягкими ресницами.
- Будешь?
Чу Ваньнин покачал головой. Он не ответил, лишь, закрыв глаза, проговорил:
- …. Просмотри свиток.
Свиток, что оставил гуру Хуайцзуй, был полон негативной энергией. Он был запечатан не общепринятым заклинанием, а необычным, похожим на заклинания юйминь из Персикового источника, с помощью которого они создавали иллюзии.
Мо Жань снова пристально посмотрел на Чу Ваньнина, затем открыл узорчатый валик. Вырвавшееся яркое сияние завертелось у него на лбу, между бровей.
Пейзаж горы Лунсюэ исчез и все вокруг погрузилось в беспросветный мрак. Из мрака раздался отзвук голоса Хуайцзуя, его тяжелый вздох отозвался эхом у Мо Жань в ушах.
- Мастер Чу, благодетель Мо, старый бонза знает, что времени у него осталось немного, но он предвидит изменения в мире. Надвигается огромное бедствие и, если не сделаю все возможное, чтобы вы хоть немного знали, предупредить вас, помочь вернуть мир, то этот старый бонза в чистилище будет испытывать невыносимые муки совести.
Голос прервался, а затем медленно продолжил:
- Прошлые события, внутри этого свитком, невообразимы, более того, они произошли по вине этого старого бонза, которую невозможно скрыть. Полжизни я глубоко скрывал в себе эти преступления, к тому же я был глупым, поверхностным и узколобым. Если подсчитать, то эти двести лет я прожил бесцельно и ясных счастливых дней в них можно по пальцам пересчитать, а также дней, в которые я сделал что то хорошее, до слез мало. Я всю жизнь скрывал преступление*, которое невозможно искупить и после смерти и когда я войду в ад бесконечного страдания, во веки вечные мне нет прощения. Только лишь я по прежнему в душе смею надеяться, смею уповать, что вы посмотрев это , в сердце своем не будете испытывать отвращения, не подумаете, что этот старый бонза…. хуже зверя.
*- тут его имя – тайный грех, сокрытие преступления
Перед глазами Мо Жань замерцали яркие вспышки. Он моргнул, и в миг перед его глазами возникли разрушенные стены домов, над старым деревом кружили вороны, повсюду стаи птиц, выклевывали глаза и потрошили животы.
Он ужаснулся, но тут же ощутил, что эта картина ему очень знакома. Вот только он мог вспомнить сразу, что это.
И только когда группа мужчин с обручами на лбу и оперенными стрелами за спиной, влетела на тощих лошадях в городские ворота в облаке пыли и из них, один юноша резко натянув поводья соскочил с лошади и бросившись к трупу у городских ворот постоянно повторяя:
- Папа! Отец!
Мо Жань был ошеломлен, он чувствовал, как спине пробежал холодок.
Это…
Это иллюзия Персикового источника?
Это время войны в древнем Линьань?
(Паринирвана*.- окончательная нирвана, после физической смерти существа, достигшего полного просветления . Это главная цель буддийской практики выход за пределы цепи перерождений и разрушение всех физических и умственных скандх.)
Спустившись с горы Цзяо, Мо Жань словно одеревенел, с остекленевшим взглядом он молча шел вперед.
Встав перед развилкой, он рассеянно замер.
Великая битва прошла. Солнце уже вставало на востоке. Утренняя заря смывала свинцовые белила темной ночи. И только лишь в лесу, среди капель росы на траве сохранился ее дух, словно разлившиеся липкие жирные белила и румяна плыли под первыми солнечными лучами.
Он повернулся и посмотрел на виднеющиеся вдали величественные горные пики, а потом вновь на дорогу перед собой. Если пойти прямо, там будет остров Линьлин, где ждут его Сюэ Мэн с дядей. Ждут, когда он все им объяснит, даст ответ. Но он не мог пойти туда, ему нужно было идти на гору Лунсюэ.
Про себя Мо Жань смутно понимал, что гуру Хуайцзуй знает, гораздо больше, чем он может себе представить. А иначе почему он нисколько не был удивлен, увидев Тасянь Цзюня, тогда он был полностью спокоен. Может быть, именно поэтому он не знал, как поступить, не представляя, что ждет его впереди.
В данный момент, в голове у него все перепуталось, он не мог больше размышлять над своими подозрениями. Сейчас он лишь ясно понимал одно….
Он должен идти туда, потому что там его Учитель.
Гора Лунсюэ, в окрестностях которой и находился храм У Бей, раньше была местом, на которую поднимались буддийские монахи для медитации*, просветления и самосовершенствования*. Но в этих горах постоянно поднимался запутывающий барьер. Множество людей утверждали, что там они наталкивались на демоническое наваждение, словно духи водят кругами, если вошел, то не можешь найти дорогу обратно. Поэтому, постепенно эти горы со временем превратились в безлюдные необжитые места.
*打坐 -дацзо – сидячая практика, самая распространенная, 修禅 – Сючань или Цзочань – совершенствующая медитация, не знаю, что это
После целого дня марш броска на мече, Мо Жань наконец таки на закате долетел до подножья горы Лунсюэ. Целый день он не ел, не пил и уже совершенно обессилил. Поэтому, когда он увидел источник, мирно текущий между кипарисами, он тут же подошел к нему и зачерпнув обеими руками чистой, прозрачной воды, начал умываться.
То, что смывалось с него, в начале было грязью, затем кровью и в конце концов показалось его лицо, отраженное в подернутых рябью речных водах.
Это было далеко не безобразное лицо, но всматриваясь в него какое то время, Мо Жань почувствовал невыразимое отвращение. Он внезапно ударил по водной глади, разбив свое отражение и закрыл глаза. Почти мучительно он уткнулся лицом в ладони и потер его.
Есть ли в этом мире надежный способ, который сможет полностью отделить прошлое от настоящего? Есть ли какой то совершенный инструмент, который может выковырять из головы, вонючие воспоминания и уничтожить?
Может ли кто-то спасти его, сказать ему, что он не Тасянь Цзюнь, что он лишь Мо Жань, он Мо Вэйюй и только.
Но сейчас, когда он открыл глаза, с поверхности успокоившейся водной глади на него с ненавистью и отчаянием смотрел все тот же мужчина.
Он знал, что пути назад нет.
Мо Жань встал и пошел в гору.
Когда он дошел до середины склона, неожиданно опустился туман. Перед этим не было никаких признаков его и вот, внезапно он очутился в таком густом тумане, что вытянешь руку, пальцев не видно.
В начале Мо Жань подумал, что это и правда, демоническое наваждение, но, он ощущал, что вокруг нет никакой темной энергии.
Было уже поздно, из чащи изредка доносились крики кукушки, вокруг становилось все холоднее, солнечный свет угасал, не доходя до земли. Спускалась тьма.
- Гуру?
Его голос звучал немного приглушенно. Вытянув руки, нашаривая путь, он двинулся вперёд.
- Гуру Хуайцзуй?
Никто не отзывался.
Но, на удивление, на всем пути, когда он почти вслепую карабкался наверх, ему не встретилось никаких препятствий. От этого абсолютно прямого и ровного пути, волосы вставали дыбом от предчувствия, будто кто то все был в этом тумане и ждал, пока ты идешь в одиночку на встречу опасности, прямиком в ловушку.
- Тут есть кто-то?
Туман постепенно начал рассеиваться.
Вид перед ним становился все более и более отчетливым. Густой туман оседал и камни , покрытые лианами, деревья, все это выплывало из тумана.
Мо Жань обнаружил, что как-то он оказался посреди широкой равнины, обернувшись, он увидел, что дорога, по которой он только что пришел, все еще был скрыта туманом. Только в этом месте растительность, трава и кустарник, были отчетливо видны под луной и редкими звездами.
Он ступил на чахлую, покрытую инеем траву все время прямо, пока приглядевшись, не увидел одинокий силуэт человека.
Мо Жань опешил, и тут же бросился вперед, взволнованно окликнув:
- Учитель?!
Чу Ваньнин, спиной к нему, стоял на коленях перед гротом, вход в которой скрывали цветы глицинии. А перед ним сидел, опустив взгляд, гуру Хуайцзуй, с печальным выражением на лице и молчал.
- Учитель! Ты…
Внезапно он запнулся. Он увидел лицо Чу Ваньнина, когда тот повернул голову. Его ресницы были мокрыми, а все лицо влажное от слез.
- Что с тобой? – испугался Мо Жань.
Чу Ваньнин не мог говорить. Он всю жизнь сдерживал себя, с давних пор, потому что стоял высоко на вершине, величественный и суровый. Как будто он родился почтенным старцем, уважаемым небожителем, как будто он никогда и не был маленьким и слабым.
- Мо Жань….
Но на этот раз он без остатка потратил все силы и потому, открыв рот и произнеся эти два слова, больше не мог сдержать задыхающихся всхлипываний, и они полились через край из его рта.
Мо Жань бормоча пошел вперед и встав рядом с ним на колени, крепко обнял:
- … что такое? Почему ты плачешь?
Говоря это, он прислонил его голову и погладил. Тело Чу Ваньнина было очень холодным, но, в тот момент, когда он нашел его и смог обнять, внутри себя Мо Жань почувствовал жар.
Каждый час, каждая минута украденного им безмятежного спокойствия, каждая фраза, сказанная Чу Ваньнином, все это было милостыней небес, и получить еще немного было настолько ценно, что он не осмеливался относиться к этому с пренебрежением.
- Ладно, ладно, - было очевидно, что сейчас он сам был полностью беспомощен, но все же обнимая Чу Ваньнина, прижимая его к своей теплой широкой груди, он его утешал, - Все хорошо, я тут, я уже пришел, я здесь.
Приговаривая, Мо Жань целовал Чу Ваньнина в лоб. В этот момент, он заметил, что, свернувшийся в его объятьях, сдерживавший себя, но по прежнему дрожащий и плачущий, Чу Ваньнин, крепко сжимающий в руке лацкан его одежды, был очень похож на того маленького учителя из «Персикового источника», который больше никогда не появлялся.
Никто не рождается сильным и Чу Ваньнин тоже был маленьким.
Сердце Мо Жань похолодело, он смутно стал догадываться. Обнимая чуть дрожащего Чу Ваньнина, постоянно целуя его и гладя по голове, он посмотрел на гуру Хуайцзунь.
Этот старый бонза*сидел на огромном замерзшем куске скалы, наморщив брови и опустив ресницы. Его глаза был полуоткрыты, взгляд был совершенно пустым. Чуть наклонившись вперёд, в руке он сжимал цветущую ветку яблони, словно желая подарить ее. Но человек, которому он вручал ее, почти наверняка отверг этот дар, цветы на ней уже увяли и опали, было лишь несколько гроздей, сохранившихся на верхушке, но и они засохли.
* буддийский монах
Хуайцзун ушел в паринирвану.
По выражению лица этого человека, в теле которого было скрыто множество мифов и загадок, можно было сказать, что до последнего момента он не испытал облегчения.
Выражение его было болезненным.
Еще невыносимее было то, что после смерти его лицо больше не было похоже по виду на молодого тридцатилетнего мужчину. Он полностью превратился в старого бонзу с кожей, как кора. К тому же, непонятно почему, на его лице можно было разглядеть золотистого червя, который со скоростью, заметной невооруженным глазом, вгрызаясь поедал его.
- Этот червяк….
- Это праведный червь. - Чу Ваньнин наконец заговорил, но его голос был ужасно хриплым, - Некоторые люди, которые испытывают отвращение к своей внешности, заключают кровный контракт с этим видом червя. Праведный червь может изменить лицо хозяина, а взамен, в день смерти хозяина, пожрет все его тело.
Слушая, как он изо всех сил пытается говорить ровным, спокойным голосом, медленно выговаривая слова, Мо Жань не сдержавшись обнял его еще крепче. Человек в его объятьях наверняка стоял здесь на коленях уже очень долго, его руки и ноги, все замерзли.
С прошлой жизни до настоящей, Чу Ваньнин был его маяком, путеводной звездой, радостью жизни. Его пламенем, который рассеивал для него темноту ночи, давал ему по мере сил ощущение тепла и уюта.
Но сейчас, обнимая его, Мо Жань всего лишь чувствовал, что человек в его объятьях сделан изо льда.
По-настоящему замерзший.
Его сердце сжалось от боли.
- Я здесь, я здесь.
- Он уже давно просил меня прийти на гору Лунсюэ. - Чу Ваньнин выглядел до крайности измученным, как будто кто-то выкачал всю его горячую кровь и наполнил его бесконечными страданиями и болью.
- Он знал, что я не хотел говорить с ним лично, не хотел слышать от него никаких объяснений, поэтому он оставил послание для меня. В письме были его слова, искренние, от всего сердца, но я все же был высокомерен и упрям, я не поверил ему…. Я подозревал его.
Мо Жань коснулся его щеки. Он никогда не видел Чу Ваньнина таким.
Даже в прошлой жизни.
Это не могло не заставить его растеряться и он спросил:
- Так что произошло в конце концов?
Чу Ваньнин лишь оцепенело проговорил:
- Я не доверял ему….
Этот невозмутимый, здравомыслящий и рациональный человек, просто сломался, он распадался на части.
Он был как лук, который вдруг треснул из-за натянутой до предела тетивы. Он дрожал в объятьях Мо Жань, все время дрожал, такой отчаявшийся, такой жалкий.
Чу Ваньнин, сгорбившись съежился еще больше, невозмутимость, демонстрируемая им полжизни, разбилась в дребезги. Так долго накапливаемая в нем горе, наконец прорвало плотину:
- Я давно должен был прийти сюда…. Если бы я послушал его, так много бы чего не произошло, Наньгун бы не умер, Ши Мей не ослеп. С самого начала, если бы я вовремя… если бы я пришел вовремя.
- Учитель.
- Если бы я прислушался к тому словам в том письме все было бы по другому….
Мо Жань потребовалось очень много времени, чтобы хоть чуть-чуть его успокоить. Чу Ваньнин наконец перестал плакать, но его взгляд был пустым. Мо Жань сжал его пальцы, но понял, что не может их согреть, так же как и дрожь он был не в силах унять.
- Почему только я не захотел снова довериться ему…
Мо Жань слушал молча. На самом деле, весь путь сюда из-за Тасянь Цзюнь, Мо Жань представлял бесчисленные варианты этой встречи с Чу Ваньнином. Он продумывал тысячи объяснений для того, чтобы умолять его.
Вот только он понял, что сейчас они ему не пригодились.
Он даже не ожидал, что вновь увидев его, окажется в таком положении.
- Он… он еще оставил свиток воспоминаний… - наконец Чу Ваньнин постепенно начал успокаиваться. Мо Жань коснулся его щеки, она была холодной как лед, - …. Перед своим уходом, он ждал, что ты придешь. Чтобы лично отдать тебе в руки.
Услышав то, что это касалось его, пальцы Мо Жань одеревенели.
Свиток воспоминаний?
Что он там записал? Что мог знать Хуайцзуй?
Мо Жань почувствовал, что его руки тоже заледенели, волосы встали дыбом и холод проник в него до мозга костей.
Чу Ваньнин хрипло продолжил:
- Но он так и не дождался. Его жизнь подошла к концу. – закончив говорить он нахмурился, словно коснулся какой-то очень болезненного шрама и замолчал.
По большей части он боялся, что если скажет еще хоть что-нибудь, то опять сломается.
Чу Ваньнин прикрыл лицо рукой, пытаясь успокоиться, потихоньку возвращая свою выдержку, спокойствие, самообладание и солидность. Все эти осколки он поднимал и возвращал на свои места, поправляя одежду.
В конце концов он не привык проявлять слабость.
Наконец Чу Ваньнин поднял свои фениксовые глаза и, спокойно достав из рукава свиток, вручил его Мо Жань.
- Здесь все секреты, что он знал.
В голосе Мо Жаня прозвучала слегка уловимая дрожь:
- … он дал его тебе просмотреть?
- Я просмотрел.
Сердце Мо Жань сжалось от страха.
Он вглядывался в глаза Чу Ваньнина и на мгновение его посетила ужасающая мысль.
Ему показалось, что Чу Ваньнин уже все узнал.
Он принял свиток, намотанный на ярко зеленый нефритовый валик.
Ему вдруг стало так не по себе, поэтому он крепко ухватился за пальцы Чу Ваньнина и поглаживая пробормотал:
- Ваньнин….
- ………
- Если бы тот человек, на горе Цзяо…. Если бы его слова оказались правдой.. Ты бы смог возненавидеть меня?
Лицо Чу Ваньнина и так всегда было бледным, сейчас же в нем не было ни капли крови, сжатые губы немного посинели.
- Ты будешь меня ненавидеть?
Мо Жань держа его руки сжимал их так сильно, так настойчиво, даже немного грубо. Однако эта сила резко отличалась от слезной мольбы в его глазах под мягкими ресницами.
- Будешь?
Чу Ваньнин покачал головой. Он не ответил, лишь, закрыв глаза, проговорил:
- …. Просмотри свиток.
Свиток, что оставил гуру Хуайцзуй, был полон негативной энергией. Он был запечатан не общепринятым заклинанием, а необычным, похожим на заклинания юйминь из Персикового источника, с помощью которого они создавали иллюзии.
Мо Жань снова пристально посмотрел на Чу Ваньнина, затем открыл узорчатый валик. Вырвавшееся яркое сияние завертелось у него на лбу, между бровей.
Пейзаж горы Лунсюэ исчез и все вокруг погрузилось в беспросветный мрак. Из мрака раздался отзвук голоса Хуайцзуя, его тяжелый вздох отозвался эхом у Мо Жань в ушах.
- Мастер Чу, благодетель Мо, старый бонза знает, что времени у него осталось немного, но он предвидит изменения в мире. Надвигается огромное бедствие и, если не сделаю все возможное, чтобы вы хоть немного знали, предупредить вас, помочь вернуть мир, то этот старый бонза в чистилище будет испытывать невыносимые муки совести.
Голос прервался, а затем медленно продолжил:
- Прошлые события, внутри этого свитком, невообразимы, более того, они произошли по вине этого старого бонза, которую невозможно скрыть. Полжизни я глубоко скрывал в себе эти преступления, к тому же я был глупым, поверхностным и узколобым. Если подсчитать, то эти двести лет я прожил бесцельно и ясных счастливых дней в них можно по пальцам пересчитать, а также дней, в которые я сделал что то хорошее, до слез мало. Я всю жизнь скрывал преступление*, которое невозможно искупить и после смерти и когда я войду в ад бесконечного страдания, во веки вечные мне нет прощения. Только лишь я по прежнему в душе смею надеяться, смею уповать, что вы посмотрев это , в сердце своем не будете испытывать отвращения, не подумаете, что этот старый бонза…. хуже зверя.
*- тут его имя – тайный грех, сокрытие преступления
Перед глазами Мо Жань замерцали яркие вспышки. Он моргнул, и в миг перед его глазами возникли разрушенные стены домов, над старым деревом кружили вороны, повсюду стаи птиц, выклевывали глаза и потрошили животы.
Он ужаснулся, но тут же ощутил, что эта картина ему очень знакома. Вот только он мог вспомнить сразу, что это.
И только когда группа мужчин с обручами на лбу и оперенными стрелами за спиной, влетела на тощих лошадях в городские ворота в облаке пыли и из них, один юноша резко натянув поводья соскочил с лошади и бросившись к трупу у городских ворот постоянно повторяя:
- Папа! Отец!
Мо Жань был ошеломлен, он чувствовал, как спине пробежал холодок.
Это…
Это иллюзия Персикового источника?
Это время войны в древнем Линьань?
-
-
01.11.2021 в 08:29Увидим ли?
-
-
01.11.2021 в 16:45-
-
01.11.2021 в 17:33-
-
01.11.2021 в 17:33-
-
02.11.2021 в 09:04-
-
02.11.2021 в 10:14-
-
02.11.2021 в 10:47-
-
01.12.2021 в 02:16Это Дхьяна - «видение умом», «интуитивное видение», седьмая предпоследняя ступень восьмиступенчатой системы классической йоги (последняя - самадхи). В буддизме и индуизме практика совпадает (так что проще разобрать индуистский материал - он более внятный).
В дхьяне медитирующий уже не осознаёт, что медитирует; он становится одним с объектом своей медитации и способен находиться в этом состоянии некоторое время. Любая психическая активность остановлена.
Проводится сидя)))
-
-
01.12.2021 в 03:01-
-
01.12.2021 в 05:46-
-
01.12.2021 в 11:38есть еще йога/нийога!)) С йогой все ясно, а нийога - это переспать с уважаемым человеком ради родить от него детей (и приписать мужу). Если вдруг муж уже умер и не расплодился или не может... Очень праведное поведение считалось!
Lapsa1,
Я постараюсь)) но все же понимают - я не специалист, я так.
например ка юк эта, тоже медитация, но чем то отличается и я не знаю чем.
как эта?.. Или реально ка юк?... Этот пользователь очень прост душой и не знает ни одного ин.языка...(
打坐 - дацзо (сидячая практика)
– это, вероятно, «базовая практика» - Шаматха (пришла из Тибета). С санскрита переводится как «умиротворенное пребывание». Контроль эмоций, успокоение ума, остановка внутреннего монолога, достижение безмятежности. Обычно идет в паре "шамадха/випашьяна" (випашьяна - аналитическая медитация).
Сейчас про луну и звезды скажу
-
-
01.12.2021 в 11:44Дерево Бодхи или Фиговое дерево Бодхи ("дерево пробуждения") – это Ficus religiosa, старое священное дерево, под которым медитировал Будда.
Выглядит так:
Бусины Бодхи - это "буддийский молитвенный предмет", сделанный из семян других растений (есть много разновидностей таких бусин на продажу). Так, бусинки под названием «Луна и звезды» делаются из плотной сердцевины семян пальмы Daemonorops jenkinsiana. Они имеют поверхность цвета слоновой кости с небольшими отверстиями (луны) и крошечными черными точками (звездами). Такие четки распространены на юге Китая, в Индии, Непале, Бутане и Бангладеше.
Четки:
Daemonorops - это род ротанговых пальм в семействе Arecaceae. Растет в основном в тропиках и субтропиках Юго-Восточной Азии, а некоторые виды распространяются на юг Китая и Гималаи.
ru.abcdef.wiki/wiki/Daemonorops
В древесине Daemonorops ценится ядро, которое используют для изготовления тростей, мебели и и.д. Плоды некоторых видов Daemonorops, например Daemonorops draco, производят красную смолу, известную как «кровь дракона». Это ароматный материал, применяемый для заживления ран и изготовления благовоний; из него также делают чернила и красные лаки для скрипок (помните фильм «Алая скрипка?» Вот там оно!)
ru.abcdef.wiki/wiki/Dragon%27s_blood
Правильная пальма Daemonorops jenkinsiana
Семена:
-
-
01.12.2021 в 18:56-
-
01.12.2021 в 19:14Рудракша
(ну и католический пластик, кончено)
-
-
01.12.2021 в 23:36-
-
02.12.2021 в 03:17-
-
02.12.2021 в 09:43Я тоже только в индуизм!
Магистр дьявольского культа, спящий с трупами - скрытый шиваит-агхорик!))))-
-
02.12.2021 в 12:31-
-
02.12.2021 в 12:32-
-
02.12.2021 в 22:22А на каком языке Махабхарата?
-
-
03.12.2021 в 03:36-
-
03.12.2021 в 04:34