Lapsa1
читать дальше
Чу Ваньнин первым вышел из тоннеля. В отличие от маленького тесного тоннеля, он шагнул на первую каменную ступеньку, и перед ним открылась такая огромная, высокая платформа, что подняв глаза ее окончание было тяжело увидеть, как если бы краем она упиралась в райские небеса.
В это время уже светила полная луна. Огромную платформу со всех сторон окружали совершенно бесплодные земли. Всмотревшись вдаль, можно было смутно рассмотреть в колышущихся под яростным ветром облаках в центре, на самой вершине сидящую фигуру человека.
Сюй Шуанлинь.
Позади, непрерывным потоком выходящие люди, увидев Сюй Шуанлинь тут же ошеломленно замирали. Сюэ Чженъюн, изумленно произнес:
- Как... это... что происходит?
Кто-то сзади, испуганно выдохнув пробормотал:
- Боже мой, как так могло случиться?
- Он жив или мертв?
Мо Жань пошел прямо к нему и чем ближе он подходил, тем более ужасающей и пробирающей до костей становилась сцена перед ним. Сюй Шуанлинь спокойно сидел на земле скрестив ноги, с закрытыми глазами. Правая сторона его тела полностью разложилась, на столько, что было невозможно разглядеть никаких человеческих черт. Из тела непрерывно сочился гной и темная жижа, зловоние было невыносимым. Со всех сторон вокруг него, распространяя зловещую ауру, располагались пять непревзойденных божественных орудий.
Руки Мо Жаня непроизвольно сжались, когда он увидел среди них Бугуй.
Бугуй был глубоко воткнут в землю, светло зеленое сияние от него распространялось по земле соединяясь со свечением остальных четырех оружий. Собираясь вместе, они образовывали поток, устремлявшийся к сердцу Сюй Шуанлинь, освещая его истощенное лицо, как свет и тень *. Этот свет и тень искрились и переливались на его лице.
*阴晴不定 – метафора как описание неопределенной, непредсказуемой погоды, облачную и ясную
За спиной Сюй Шуанлинь клубилась черная воронка дыма, как будто собираясь превратиться в магический барьер.
Люди подходили один за другим.
Хуан Сяоюэ, не в силах поверить, прошептал:
- Так это.. это и есть техника Боевого духа?
Сюэ Мэн не знал, что такое – техника Боевого духа, и только повернул голову, спросить у отца, как увидел, что лицо Сюэ Чженъюна побледнело. Было ясно, что он не мог поверить, что кто-то сумел освоить такого рода технику.
- Что это, черт возьми, такое?
Сюэ Мэн был явно не единственным, кто не знал о Технике Боевого духа, были и другие молодые люди, которые переспрашивали об этом тихими голосами.
Чу Ваньнин вглядываясь в лицо Сюй Шуанлиня, ответил:
- Техника Боевого духа, это когда три свои души отдаешь, клянясь на крови божественному непревзойденному оружию и заключаешь с ним контракт. Соглашаешься, что после смерти твоя душа будет разорвана в клочья и поглощена божественным непревзойденным оружием. Ты приносишь себя в жертву, ради того, чтобы оно закалилось и совершенствовалось.
- Живая жертва оружию? – удивился Сюэ Мэн, - Зачем это делать?
- Потому что не хватает духовных сил. – ответил Чу Ваньнин, - С этой техникой можно быстрее и сильнее генерировать духовные силы. Отдать свои души непревзойденному оружию, а взамен оно поделится своей духовной мощью.
Пока он говорил, внезапно раздался неясный вздох.
Почти все тут же сделали шаг назад. Сюэ Мэн вытащил Лунчэн из ножен и пристально усавился в лицо Сюй Шуанлиня.
Сюй Шуанлинь медленно открыл глаза и под лунным светом поднял лицо. Половина его лица оставалась нормальной, а половина уже превратилась в вонючую грязную жижу.
- Мастер Чу.... господа, вы все таки дошли.
Рукой опираясь о землю, он, пошатываясь поднялся, окидывая взглядом лица, на которых читалась настороженность, отвращение или страх.
Ему было явно все равно. Единственный оставшийся глаз задвигался, и в нем даже отразилась злобная, порочная усмешка.
Однако, когда он осмотрелся вокруг, и не увидел «того самого» человека, это ехидное выражение лица замерзло и медленно исчезло.
Сюй Шуанлинь согнулся и яростно выкрикнул:
- Е Ванси?!
Сюэ Мэн сердито ответил:
- Ты достоин упоминать ее имя?
- Что вы с ней сделали?!
Сюэ Мэн разозлился еще больше:
- А это тебя касается? Ты, такой бесстыжий, бесчувственный*человек, как у тебя хватает совести беспокоиться* о Е Ванси?
*ни плоти ни крови
*а так же скучать, волноваться, постоянно думать (сложное слово, не знаю как в русском)
- Беспокоиться? – казалось, это слово отрезвило Сюй Шуанлинь. Он замер, а затем прищурившись и медленно успокаиваясь, сказал, - Нет, зачем мне беспокоиться? Действительно, смешно....
Цзян Си угрюмо сказал:
- Какой смысл с ним разговаривать? Убей его!
С этими словами, он тут же поднял правую руку и в ладони появился его меч Сюэхуан. Цзян Си уже направился к Сюй Шуанлинь, намереваясь обезглавить его, как черная тень с быстротой молнии, пресекла его атаку.
Брови Цзян Си поползли вверх, сквозь сжатые зубы он произнес:
- Почему мастер Мо останавливает меня?
- У меня есть к нему вопрос! – Мо Жань отвернулся, в его глазах мерцали ярке вспышки. Поджав губы, он похоже, снова и снова обдумывал то, что хотел сказать, но, в конце концов, выплюнул лишь три слова:
- Где твой сообщник?
Сюй Шуанлинь не торопился, кто бы мог подумать, он, все так же не спеша потер пальцы ноги один о другой.
И только после этого Мо Жань заметил, что он опять не надел обувь.
- Говорите, у меня есть сообщник. - Сюй Шуанлинь в улыбке обнажил белые, ровные зубы. С одной стороны, на вид, его улыбающееся лицо все еще было великолепным. Чуть с издевкой, он продолжил, - Тогда вы должны знать, что я не могу о нем говорить. Я мирный человек, который все же чтит понятия верности* и чувства долга. Милостивые господа, выдающиеся герои, люди высших моральных качеств, молодцы, не нужно вам так много думать об этом.
*Цзянхуици – кодекс вольной братии по понятиям, кодекс чести
Он намеренно уставился на Цзянгуй в руке Мо Жань:
- Не надо устраивать тут особый допрос. Если рубить с плеча, я могу просто откусить себе язык и все равно найти способ не сказать правду.
Сюэ Мэн выглядел очень удивленным.
- Ты, такой человек, как ты не постеснялся заговорить о понятиях верности и чести....
- Странно, а почему мне нельзя говорить о чести и верности? – ответил Сюй Шуанлинь, - Друзья держатся друг друга, старший брат должен быть добрым, младший брат почтительным, учитель добр, ученик предан и почтителен, добрые наслаждаются миром и спокойствием, а злые наказываются * и изначально было так. Ты полагаешь, что эти принципы только вы способны понять?
*служение, почитание родителей, долг перед предками младшего, ученика
* произносит книжные фразы- это так называемые «семейные правила»
Сюэ Мэн вытращил глаза, пораженный его бесстыдством, он только и мог выговорить:
- Старший брат должен быть добрым, младший брат почтительным? Любовь наставника идет в ногу с почитанием? ....ты?
Сюй Шуанлинь медленно и спокойно проговорил:
- Ага, а что не так?
- Тебе не стыдно? Ты человек, который дрался со своим братом, ты тот, кто подстрекал Наньгун Лю уничтожить духовное ядро Ло Фэнхуа, ты, принесший столько зла и все еще.... ты все еще можешь в полный голос заявлять, что изначально было так?
Прослушав эту серию риторических вопросов Сюэ Мэна, Сюй Шуанлинь оскалился в улыбке и не собираясь их опровергать, всего лишь спросил:
- Юноша, сколько тебе лет?
- А зачем тебе это знать?
- Ладно, не говори. – он смерил оценивающим взглядом Сюэ Мэна и сказал, - По моему около двадцати. В двадцать лет человек, безусловно, пылкий, страстный, чист душой, с широко открытыми глазами гордо стоит на ногах между небом и землей, ощущая, что на этом свете нет ничего такого, с чем бы он не справился.
Помолчав, Сюй Шуанлинь, рассмеявшись добавил:
- Во истину, лучший возраст.
Сияние от непревзойденного божественного оружия безостановочно струилось по земле, продолжая вливать в него огромные духовные силы. Напополам со своей духовной мощью, он расходовал эту на то, чтобы управлять многотысячной армией камней Чжэньлун, а также подавлять их ответное сопротивление. Но от этого его тело так быстро гноилось и разлагалось, что можно было это видеть невооруженным глазом.
Сюй Шуанлиню было все равно. Он похоже даже не замечал, как это зло пожирает его тело. Он медленно расхаживал взад-вперед вдоль клубившегося за его спиной магического барьера.
- Двадцать лет ...... ты знаешь, что я делал, когда мне было примерно столько же, сколько тебе?
- Что еще ты мог делать? – Сюэ Мэна распирало от благородного гнева, - Что-то не известно из того, что ты творил? Ты забрал перстень возглавляющего обучение (Чжанцзяо) вместо своего старшего брата, который должен был стать главой школы Жуфэн, за два месяца т убил двух уважаемых глав других школ мира культивации, когда потом к тебе пришли люди требовать справедливости, ты выколол им глаза.... ты полный извращенец, беспринципный, бесчеловечный, равнодушный, ты глух к другим мнениям*, вот ты какой! Если бы я натворил такое в двадцать лет, как ты, то предпочел бы лучше в двенадцать умереть!
*闭耳塞听 –Описывает как презрительную изолированность от мира, также можно описать как человека, который отказывается прислушиваться к предложениям и советам других людей и настаивает на своем.
Сюэ Чженъюн, видя, что он все больше распаляется, побоялся, что если Сюй Шуанлинь всерьез обратит внимание, то это ему так просто с рук не сойдет. Поэтому шёпотом принялся увещевать:
- Мэн-эр, поменьше говори.
- Ничего. – к удивлению, услышав его, Сюй Шуанлинь с улыбкой отмахнулся, - Пусть продолжает, почему бы ему не сказать несколько слов?
Сюэ Мэн, увидев, что он по-прежнему улыбается, на его лице было такое выражение, словно он с милым интересом смотрит на поющего и хлопающего крыльями попугая, сидящего на жердочке, не удержался, и, прикрыв смущение гневом, вспылил:
- Ты, ты в самом деле бесстыжий! Ты безнадежен!
- Что бесстыдного, вся твоя речь от начала до конца чушь. – ответил Сюй Шуанлинь, - Ты говоришь, что я забрал перстень возглавляющего обучение- испокон веков столь высокое положение занимали самые способные. Мой старший брат – ничтожество, он ничего не знает и не умеет, опирался только на свой хитрый, хорошо подвешенный язык. Он мог делать вид, что все отлично по сравнению с другими. Каждый, кто не сражался с ним на самом деле думал, что он, если не первый, так точно – второй. Называли нас молодыми господами школы Жуфэн, братьями – близнецами и считали, что наши духовные силы почти равны. Вам не кажется это смешно?
- Я и он? –Сюй Шуанлинь засмеявшись хлопнул себя по лбу, - Не смешите. С детства я мог победить его на четвереньках одной рукой, как вы можете нас ровнять? Когда я целыми днями упорно культивировал, он только и знал, как ласкаться к мамаше и сидеть в ее объятьях, очищая мандарины! Я тренировался с зимних лютых холодов, до летнего зноя*! А он и весной сутками не учился, а летом просто спал! В дальнейшем, когда я трудился, стремясь чего-то добиться на собрании на горе Линшань, он за моей спиной, за счет меня чужими руками жар загребал! И что потом? Вы за упорную учебу и тяжелые тренировки назвали человека плагиатором, а его – худшего во всем мире – выдающимся, талантливым человеком. И это справедливо?
*три гуна 9 цинов, период самых лютых зимних холодов. 90 дней лета, три декады летней жары, «собачьи» дни.
Сюэ Мэн немного смутился, но продолжал твердо стоять на своем:
- В таком случае тебе все равно не следовало заходить так далеко....
- Вздор! Легко сказать, сложно сделать, на словах очень просто другого укорять, но когда дело касается тебя, то ты совсем по-другому заговоришь. Случись с тобой такое на горе Луншань, ты бы стерпел?!
Сюэ Мэн застыл, припертый к стенке этим каверзным вопросом.
Поменяйся они местами, стерпел бы он?
- Когда несколько сотен человек на собрании указывают на тебя и называют тебя бесстыжим, а репутация, положение, все аплодисменты достаются ему, а тебе всю жизнь не отмыться от ложных обвинений и позора? То, что ты прилежно культивировал, упорно учился, тренировался, это все перед его хорошо подвешенным языком перестает существовать – вот это справедливо?
- Я....
Видя, что Сюэ Мэн так разволновался, что не в состоянии ничего выговорить, Сюй Шуанлинь, криво усмехнувшись продолжил:
- Вернемся к вопросу о том, что я убил двух уважаемых глав. Эти двое, один, целый день стучащий по деревянной рыбе*, распевающий «слава Будде-Амитабе»* мелодичнее всех, второй- внушительный и полный достоинства, чья прямота и принципиальность, репутация человека высших моральных качеств, известна всему миру. Однако они, ради своих интересов, спокойно, с каменными лицами столкнули меня в бездонную пропасть. Спрашивается, господа, с какой стати я должен был сохранить их собачьи жизни?
* деревянное било –фигурка рыбы по которой бьют отбивая такт при чтении молитв
* Намо Амитофо или Нань у Эмитофо
Лица присутствующих здесь последователей обеих школ, о бывших руководителей которых только что говорили, тут же стали фиолетово-красными. Они пытались опровергать сказанное, но вступив в спор, не могли придумать ни одной более-менее внятной фразы. В конце концов, наставник храма У Бей, Сюаньцзин, скорбно вздохнув, с закрытыми глазами поклонившись произнес одну из десяти заповедей:
- Тогда месть порождает месть и этому не будет конца ...
- Верно, все так говорят, «не будет этому конца», всем так хочется спустить обиду, но почему это должен быть я? – каждое слово Сюй Шуанлиня было пропитано гневом и возмущением, но на его лице по-прежнему сияла улыбка, легкая, невозмутимая, похожая скорее на насмешку. – Я дам тебе оплеуху, а потом скажу - месть порождает месть и этому не будет конца. Ты не вернешь мне оплеуху, ты с этим согласишься, плешивый осел?*
*плешивый осел – прозвище буддийских монахов
Кто-то гневно выкрикнул:
- Следи за языком, Наньгун Сюй! Как можно так разговаривать со старшими!
- Я, бля, и для тебя старший. – рассмеялся Сюй Шуанлинь, - Малыш*, ты свой рот при мне тоже должен держать в чистоте.
*сяо гуайгуай- маленький паинька
- ...............
Хуан Сяоюэ, покручивая усы начал:
- Наньгун Сюй...
Он не успел закончить, как Сюй Шуанлинь поднял руку, останавливая его. Он поджал уголки рта и на здоровой стороне, и на сгнившей, и произнес:
- Договоримся так, возможно ли называть меня только Сюй Шуанлинь? Мне не нравится имя Наньгун Сюй.
Хуан Сяоюэ раздраженно тряхнул рукавом:
- Милостивый государь, допустим, если вы добивались справедливости, убив тех двух уважаемых глав, то вы полностью должны быть удовлетворены. Но затем вы выкололи глаза стольким людям. Зачем вы это сделали?
Сюй Шуанлинь радостно и непринужденно ответил:
- Раньше я пытался взывать к вашему здравомыслию. Но меня никто не слушал.
Он сделал паузу, а затем расхохотался:
- А потом этот наимудрейший* сошел с ума. И вы теперь хотите, чтобы чокнутый ясно различал, где добро, где зло, где белое, где черное? Ох, уж мне эти высокоморальные люди... такие смешные. – он захлопал в ладоши, - Это действительно забавно.
* лаоцзы (это знаменитый философ, отец) - о себе либо шутливо, либо со злостью, что-то вроде – этот Сократ...
Мо Жань, все это время стоявший рядом и не перебивавший его, вдруг спросил:
- Все потому, что ты добивался справедливости, да?
- .....
Взгляд Сюй Шуанлиня цунь за цунем скользил по лицу Мо Жань.
На холодном ветру двое смотрели в упор друг на друга.
На глазах Мо Жань силуэт Сюй Шуанлинь постепенно размывался и в конце концов он видел перед собой не полуразложившегося мужчину на последнем издыхании.
Сквозь Сюй Шуанлиня он видел другую тень, с головой увенчанной жемчужным венцом*, одетую в великолепный черный, расшитый пао. Он видел Тасянь Цзюнь. Видел сам себя в прошлой жизни.
*лумянь – головной убор императора, высокопоставленного чиновника
- По пути сюда, мы встретили Наньгун Лю. Он называет тебя – ваше величество. Ты сам себе пожаловал титул. – сказал Мо Жань, - Ты наконец, тут, в Тяньгун, божество и владыка. У тебя есть власть управлять и судить. То, что ты назовешь правильным, будет считаться правильным, то, что неправильным- неправильно. Ты можешь казнить и миловать. Так в этом заключается твоя справедливость?
Сюй Шуанлинь молчал, на его лице появилась кривая усмешка.
И тут Мо Жань увидел ледяную усмешку Тасянь Цзюня, безжизненно серое, красивое, ухмыляющееся лицо.
- Ну что с того? Ты же видишь, я тоже когда-то верил вам, благородным, высокоморальным людям. Верил, что на земле есть правда и справедливость. И каков результат?
Помолчав, он принялся медленно расхаживать перед божественным непревзойденным оружием, в его глазах мерцали яркие отблески:
- Это вы почитали труса как героя, а героя попирали ногами. Это вы посчитали старание, усердие за грязь, а дерьму построили алтарь. Это вы посчитали лесть и заискивание – дружелюбием, а гордость и независимость за высокомерие и заносчивость ..... вы виноваты в этом зле, столкнув меня в трясину!! А после этого вы мне говорите, что я должен принять вину за свои грехи, что «пусть старший и младший братья ссорятся внутри дома» (а за его стенами защищают друг друга) пусть они хлебнули горя и подставили один другого, пусть я в лохмотьях, натерпелся невзгод, опозорен и унижен – это все мои личные проблемы, как бы то ни было , я не должен держать обиды и срываться на невинных людей!! Ха, просто анекдот!!
Мо Жань видел, как холодная усмешка Тасянь Цзюня все более и более увеличивается, превращаясь в злобный смех.
- Если тысячи людей тычут пальцем, указывая не на тебя, не ты безвинно обвинен, то, конечно, ты можешь перед всеми говорить красивые слова! Что до меня, то я всего лишь своими методами стремлюсь к всемирной справедливости, и только.
-... к всемирной справедливости? – Мо Жань уже стоял напротив Тасянь Цзюнь и спрашивал сейчас его, - Ради справедливости в мире ты убил столько людей. Ты провозгласил себя императором на непогребенных костях и клокочущих реках крови. Неужели ты не чувствуешь раскаяния, хоть чуть-чуть?
- За что мне каяться? Их пришлось убить, но я дал им шанс возродиться. Они все станут моими подданными, пешками. С этих пор я буду все контролировать, с этих пор черное или белое, правда или ложь, будут совершенно ясным. Добродетель и порок будут ясно различаться - это и есть всемирная справедливость.
Помолчав немного, Мо Жань сказал:
- Похоже, ты действительно считаешь себя единственно правильным мерилом в мире людей.
- Именно, я мерило.
Сюй Шуанлинь стоял, выпрямившись на ветру.
В глазах всех остальных людей он был Наньгун Сюй.
В глазах Мо Жань – Тасянь Цзюнем.
Он сказал:
- Загляни в передний зал, разве ты не видишь, как там все прекрасно? Добрые люди спокойно живут в мире, отвратительные – горят и сгорают в бушующем пламени Агни и жарятся в котлах. Ударил другого ножом, будь готов сам подставить шею под нож. Одним росчерком кисти все становится на свои места, око за око, неужто это неправильно?
- Ты действительно высокого мнения о себе. – ответил Мо Жань.
А затем, он услышал, как Тасянь Цзюнь сказал в ответ:
- А почему я должен недооценивать сам себя? По моему мнению это и есть лучшее воплощение законов кармы.
... никто не произнес ни звука.
Все вокруг были шокированы бредовыми высказываниями безумного Сюй Шуанлиня.
Перед тем как дойти сюда, множество людей думали, что это все Сюй Шуанлинь делает, наверное, чтобы получить власть или из-за личной вражды и тому подобное.
Но никто не мог подумать, что Сюй Шуанлинь считает все сделанное правильным, по совести и во имя справедливости.
Однако, в этом мире, кто может быть точнейшим, справедливейшим мерилом? Даже потомки богов из палаты Тяньинь вряд ли могут претендовать на это.
Мо Жань стоял на прежнем месте, спустя немного времени в его душе воцарился относительный покой. Он стоял напротив тридцатилетнего самого себя, Тасянь Цзюня.
Императорский венец исчез, красивое лицо размылось и исчезло, провалившись в темноту.
Он стоял и хлопал глазами, пока перед ним не появился другой человек, Сюй Шуанлинь, а не Тасянь Цзюнь. Лишь потому, что действия Сюй Шуанлиня были так похожи на его собственные в прошлой жизни, у него появилась своего рода иллюзия разговора с самим собой через время и пространство.
- Что ж, можно понять, почему ты в тронном зале не только из-за недостатка своих духовных сил, позволил сохранил примитивный разум пешкам. Ты в этом дворце Тяньгун основал собственное государство и с тех пор ты здесь царь и бог. Именно владыка, Ваше Величество. Ты разделил этот мир на две части, добро возвратиться на хорошую дорогу, зло на путь зла и порока, это и есть справедливость, которую ты хочешь.
Произнеся эту фразу, эти слова, в то же время в его голове словно снег порывом ветра понеслось множество воспоминаний, связанных с Сюй Шуанлинем.
.. в прошлой жизни, по роковой ошибке Сюй Шуанлинь умер под мечом чтобы спасти Е Ванси.
На дворе Саньшэнбэй*, босой, улыбающийся Сюй Шуанлинь, дразнит попугая.
*усадьба Сюй Шуанлиня –
Сюй Шуанлинь на берегу озера Цзиньчэн, требующий от старшего брата в награду дольку мандарина.
Мандариновые деревья на горе Цзяо, Наньгун Лю, возвратившийся умом в чистые, прозрачные детские годы, возвращение из последнего круга ада Ло Фэнхуа…. Все вместе эти события, одно за другим, как стихия ворвались и создали сумбур в его голове.
Мо Жань поднял хмурый взгляд, в его глазах не было ни насмешки, ни презрения. Он лишь спокойно глядя на него, спросил:
- Я правильно сказал, да, Наньгун Сюй?
- Называй меня Сюй Шуанлинь…
- Нет, твое имя Наньгун Сюй. – Мо Жань шаг за шагом приближался к нему. Он, глядя на гноящуюся плоть этого мужчины знал, что тут нет никого, кто так же ясно понимал о чем думает Наньгун Сюй в этот момент, они оба были людьми, загнанными в тупик. Одинаковы, что Тасянь Цзюнь в прошлой жизни, что Сюй Шуанлинь в этой.
Он видел все насквозь, как на ладони, лицо Сюй Шуанлиня, как оно почти незаметно менялось, ничего не ускользнуло от его взгляда.
Он остановился и вдруг посмотрел вниз.
- День такой холодный и земля холодная. – тихо сказал Мо Жань, - Наньгун Сюй, почему ты не носишь обувь?
Улыбка в миг застыла на лице Наньгун Сюя, но молниеносно взял себя в руки и выражение его глаз по прежнему застыло, словно неприступная крепость.
- Я не ношу, я хотел….
- Разве тебе не нравится, когда Е Ванси спрашивала тебя об этом?
- ……..
- В тот день, когда я пришел в твою усадьбу Саньшэнбэй, первый раз повидаться с тобой, ты тоже не надел обувь. – сказал Мо Жань, - Это она позже велела тебе надеть ее. Выражение на твоем лице было такое, словно осуществились все твои желания. Боюсь, ты и сам этого не осознавал.
Мо Жань пристально вглядывался в лицо Сюй Шуанлиня.
Конечно, на острове Фэнхуа, глядя как на противоположном берегу ослепительное пламя преисподней охватывает Линьи и поднимается черный дым, про себя он уже догадывался об этом.
- Наньгун Сюй, ты всегда надеялся, что кто-то заметит твои босые ноги, что кто-то скажет тебе...
На вечно ухмыляющемся лице Сюй Шуанлиня вдруг промелькнул страх. Он отступил на шаг, нахмурился, на лице появилось свирепое выражение:
- Закрой рот.
Естественно, разве Мо Жань мог закрыть рот? Глядя на Сюй Шуанлиня он мог лишь догадываться о каких то вещах, но неожиданно бурная реакция Сюй Шуанлиня, подтвердила его догадки.
Когда Мо Жань смотрел на него, он чувствовал, что видит не Сюй Шуанлиня, а предыдущую жизнь, измученного во мраке, из которого никак не выбраться, самого себя.
- Надень обувь, земля холодная.
Словно гепард, взметнулись свет и тени от непревзойденного оружия, Сюй Шуанлинь в ярости рванулся и схватил Мо Жань за ворот. Руки воняли, отвратительные когти вцепились в него. Глаза Сюй Шуанлиня налились кровью, скрежеща зубами он закричал:
- Закрой рот! Заткнись!
- Ладно, я заткнусь, но сначала кое-что скажу.
- Нечего тут говорить…! - Сюй Шуанлинь был на грани отчаяния, он был похож на дракона, с которого содрали чешую, кровь текла как вода, - Не говори ......
- Е Ванси, в самом деле, вылитая Ло Фэнхуа.
Это было сказано так легко, но мигом истощило все силы Сюй Шуанлиня.
Он словно онемел и ошеломленный замер.
Некоторые люди тут, видевшие и Ло Фэнхуа и Е Ванси были ошарашены. В их головах эти два разных человека, не имевшие никаких кровных связей, вплоть до того, что в этом бренном мире один уже умер, а другой не родился… но однако они ясно осознали, что это …… действительно так.
Е Ванси в каждом своем движении, каждым жестом, вплоть до характера, внешности, была похожа, как две капли воды на учившего Сюй Шуанлиня наставника, Ло Фэнхуа.
Сюй Шуанлинь вдруг убрал руки от Мо Жань, втянул когти. Он закрыл лицо руками, его плечи чуть тряслись.
- Он…. он что, плачет? – пробормотал Сюэ Мэн.
Плачет?
Он не может.
Сюй Шуанлинь долго стоял, закрыв лицо ладонями, его плечи дрожали все сильнее. Сквозь его пальцы показалась странная ухмылка:
- Ха…- эта ухмылка, словно рябь на воде расширилась. Он вдруг опустил руки и разразился безумным смехом, - Ха-ха-ха-ха, похожи? Это полная чушь! Мастер Мо, ты видел Ло Фэнхуа? Тогда, во время, когда открылся последний круг ада, ты видел мельком его мертвое тело и с одного взгляда ты говоришь, что они похожи? Ты слишком самоуверен.
- Раз уж ты сам упомянул последний круг ада и труп Ло Фэнхуа, - сказал Мо Жань, - в таком случае я хочу спросить, где он?
Взгляд Сюй Шуанлиня стал злым, его улыбка внезапно исчезла:
- Что значит, где он?
- В своем государстве ты определяешь, что есть зло, что добро и каково наказание. Кого опустить, кого вознести, все под твоим контролем. Но, однако ты все же был не в состоянии убить Наньгун Лю, кроме того, ты даже снял с него проклятие линчи. Я не знаю почему, но раз уж он здесь, то, что касается Ло Фэнхуа, нет причин, чтобы вы оставили его. Твоя духовная сила истощена, ты принес свои три души в жертву непревзойденному оружию, но, у озера Цзиньчэн и в Персиковом источнике мы не раз сражались, и я знаю, что твоя реальная мощь не могла так быстро, за это время истощиться.
- ……….. – Сюй Шуанлинь.
- Причина, что ты в таком состоянии, кроме злоупотребления техникой камней Чжэньлун, в том, что ты все эти годы упорно культивировал еще одну запрещенную технику.
Мо Жань сделал паузу и, наконец словно воткнул нож:
- Твоя техника Возрождения в конце концов смогла вернуть Ло Фэнхуа из последнего круга ада?
Еще до того, как Мо Жань договорил, лицо Сюй Шуанлиня помертвело. Он собирался что-то сказать, но, в это мгновение из кромешно черного формирования, клубившегося за его спиной, поднялся белый дым.
Сюэ Чженъюн , много времени проведший на полях сражений, среагировал первым:
- Это нехорошо, в этом формировании сзади, что то есть!
Автор говорит:
Мои толстые* друзья, я все еще в командировке, у меня море работы, но я все равно каждый день просматриваю комментарии и заметила одно недоразумение…. Я говорила прежде, что надо быть осторожным, что второстепенные персонажи не могут умереть (подчеркиваем этот пункт), но босс не включен в этот список (подчеркиваем это). То есть босс даже оставаясь на второстепенных ролях, не имеет шансов выжить. Смайл закрыть ладонью смеющееся лицо, дважды.
*Это выражение из песни, которую поет Хан Хун, о том, что «любовник неизбежно станет другом» – (друг, а так же парень) ( 情人难免沦为朋友 – Цин жэнь нань мянь лунь вэй пэнъю), превратилась в «толстого друга» 胖友- Панъю – приятель, товарищ, созвучные слова.
Чу Ваньнин первым вышел из тоннеля. В отличие от маленького тесного тоннеля, он шагнул на первую каменную ступеньку, и перед ним открылась такая огромная, высокая платформа, что подняв глаза ее окончание было тяжело увидеть, как если бы краем она упиралась в райские небеса.
В это время уже светила полная луна. Огромную платформу со всех сторон окружали совершенно бесплодные земли. Всмотревшись вдаль, можно было смутно рассмотреть в колышущихся под яростным ветром облаках в центре, на самой вершине сидящую фигуру человека.
Сюй Шуанлинь.
Позади, непрерывным потоком выходящие люди, увидев Сюй Шуанлинь тут же ошеломленно замирали. Сюэ Чженъюн, изумленно произнес:
- Как... это... что происходит?
Кто-то сзади, испуганно выдохнув пробормотал:
- Боже мой, как так могло случиться?
- Он жив или мертв?
Мо Жань пошел прямо к нему и чем ближе он подходил, тем более ужасающей и пробирающей до костей становилась сцена перед ним. Сюй Шуанлинь спокойно сидел на земле скрестив ноги, с закрытыми глазами. Правая сторона его тела полностью разложилась, на столько, что было невозможно разглядеть никаких человеческих черт. Из тела непрерывно сочился гной и темная жижа, зловоние было невыносимым. Со всех сторон вокруг него, распространяя зловещую ауру, располагались пять непревзойденных божественных орудий.
Руки Мо Жаня непроизвольно сжались, когда он увидел среди них Бугуй.
Бугуй был глубоко воткнут в землю, светло зеленое сияние от него распространялось по земле соединяясь со свечением остальных четырех оружий. Собираясь вместе, они образовывали поток, устремлявшийся к сердцу Сюй Шуанлинь, освещая его истощенное лицо, как свет и тень *. Этот свет и тень искрились и переливались на его лице.
*阴晴不定 – метафора как описание неопределенной, непредсказуемой погоды, облачную и ясную
За спиной Сюй Шуанлинь клубилась черная воронка дыма, как будто собираясь превратиться в магический барьер.
Люди подходили один за другим.
Хуан Сяоюэ, не в силах поверить, прошептал:
- Так это.. это и есть техника Боевого духа?
Сюэ Мэн не знал, что такое – техника Боевого духа, и только повернул голову, спросить у отца, как увидел, что лицо Сюэ Чженъюна побледнело. Было ясно, что он не мог поверить, что кто-то сумел освоить такого рода технику.
- Что это, черт возьми, такое?
Сюэ Мэн был явно не единственным, кто не знал о Технике Боевого духа, были и другие молодые люди, которые переспрашивали об этом тихими голосами.
Чу Ваньнин вглядываясь в лицо Сюй Шуанлиня, ответил:
- Техника Боевого духа, это когда три свои души отдаешь, клянясь на крови божественному непревзойденному оружию и заключаешь с ним контракт. Соглашаешься, что после смерти твоя душа будет разорвана в клочья и поглощена божественным непревзойденным оружием. Ты приносишь себя в жертву, ради того, чтобы оно закалилось и совершенствовалось.
- Живая жертва оружию? – удивился Сюэ Мэн, - Зачем это делать?
- Потому что не хватает духовных сил. – ответил Чу Ваньнин, - С этой техникой можно быстрее и сильнее генерировать духовные силы. Отдать свои души непревзойденному оружию, а взамен оно поделится своей духовной мощью.
Пока он говорил, внезапно раздался неясный вздох.
Почти все тут же сделали шаг назад. Сюэ Мэн вытащил Лунчэн из ножен и пристально усавился в лицо Сюй Шуанлиня.
Сюй Шуанлинь медленно открыл глаза и под лунным светом поднял лицо. Половина его лица оставалась нормальной, а половина уже превратилась в вонючую грязную жижу.
- Мастер Чу.... господа, вы все таки дошли.
Рукой опираясь о землю, он, пошатываясь поднялся, окидывая взглядом лица, на которых читалась настороженность, отвращение или страх.
Ему было явно все равно. Единственный оставшийся глаз задвигался, и в нем даже отразилась злобная, порочная усмешка.
Однако, когда он осмотрелся вокруг, и не увидел «того самого» человека, это ехидное выражение лица замерзло и медленно исчезло.
Сюй Шуанлинь согнулся и яростно выкрикнул:
- Е Ванси?!
Сюэ Мэн сердито ответил:
- Ты достоин упоминать ее имя?
- Что вы с ней сделали?!
Сюэ Мэн разозлился еще больше:
- А это тебя касается? Ты, такой бесстыжий, бесчувственный*человек, как у тебя хватает совести беспокоиться* о Е Ванси?
*ни плоти ни крови
*а так же скучать, волноваться, постоянно думать (сложное слово, не знаю как в русском)
- Беспокоиться? – казалось, это слово отрезвило Сюй Шуанлинь. Он замер, а затем прищурившись и медленно успокаиваясь, сказал, - Нет, зачем мне беспокоиться? Действительно, смешно....
Цзян Си угрюмо сказал:
- Какой смысл с ним разговаривать? Убей его!
С этими словами, он тут же поднял правую руку и в ладони появился его меч Сюэхуан. Цзян Си уже направился к Сюй Шуанлинь, намереваясь обезглавить его, как черная тень с быстротой молнии, пресекла его атаку.
Брови Цзян Си поползли вверх, сквозь сжатые зубы он произнес:
- Почему мастер Мо останавливает меня?
- У меня есть к нему вопрос! – Мо Жань отвернулся, в его глазах мерцали ярке вспышки. Поджав губы, он похоже, снова и снова обдумывал то, что хотел сказать, но, в конце концов, выплюнул лишь три слова:
- Где твой сообщник?
Сюй Шуанлинь не торопился, кто бы мог подумать, он, все так же не спеша потер пальцы ноги один о другой.
И только после этого Мо Жань заметил, что он опять не надел обувь.
- Говорите, у меня есть сообщник. - Сюй Шуанлинь в улыбке обнажил белые, ровные зубы. С одной стороны, на вид, его улыбающееся лицо все еще было великолепным. Чуть с издевкой, он продолжил, - Тогда вы должны знать, что я не могу о нем говорить. Я мирный человек, который все же чтит понятия верности* и чувства долга. Милостивые господа, выдающиеся герои, люди высших моральных качеств, молодцы, не нужно вам так много думать об этом.
*Цзянхуици – кодекс вольной братии по понятиям, кодекс чести
Он намеренно уставился на Цзянгуй в руке Мо Жань:
- Не надо устраивать тут особый допрос. Если рубить с плеча, я могу просто откусить себе язык и все равно найти способ не сказать правду.
Сюэ Мэн выглядел очень удивленным.
- Ты, такой человек, как ты не постеснялся заговорить о понятиях верности и чести....
- Странно, а почему мне нельзя говорить о чести и верности? – ответил Сюй Шуанлинь, - Друзья держатся друг друга, старший брат должен быть добрым, младший брат почтительным, учитель добр, ученик предан и почтителен, добрые наслаждаются миром и спокойствием, а злые наказываются * и изначально было так. Ты полагаешь, что эти принципы только вы способны понять?
*служение, почитание родителей, долг перед предками младшего, ученика
* произносит книжные фразы- это так называемые «семейные правила»
Сюэ Мэн вытращил глаза, пораженный его бесстыдством, он только и мог выговорить:
- Старший брат должен быть добрым, младший брат почтительным? Любовь наставника идет в ногу с почитанием? ....ты?
Сюй Шуанлинь медленно и спокойно проговорил:
- Ага, а что не так?
- Тебе не стыдно? Ты человек, который дрался со своим братом, ты тот, кто подстрекал Наньгун Лю уничтожить духовное ядро Ло Фэнхуа, ты, принесший столько зла и все еще.... ты все еще можешь в полный голос заявлять, что изначально было так?
Прослушав эту серию риторических вопросов Сюэ Мэна, Сюй Шуанлинь оскалился в улыбке и не собираясь их опровергать, всего лишь спросил:
- Юноша, сколько тебе лет?
- А зачем тебе это знать?
- Ладно, не говори. – он смерил оценивающим взглядом Сюэ Мэна и сказал, - По моему около двадцати. В двадцать лет человек, безусловно, пылкий, страстный, чист душой, с широко открытыми глазами гордо стоит на ногах между небом и землей, ощущая, что на этом свете нет ничего такого, с чем бы он не справился.
Помолчав, Сюй Шуанлинь, рассмеявшись добавил:
- Во истину, лучший возраст.
Сияние от непревзойденного божественного оружия безостановочно струилось по земле, продолжая вливать в него огромные духовные силы. Напополам со своей духовной мощью, он расходовал эту на то, чтобы управлять многотысячной армией камней Чжэньлун, а также подавлять их ответное сопротивление. Но от этого его тело так быстро гноилось и разлагалось, что можно было это видеть невооруженным глазом.
Сюй Шуанлиню было все равно. Он похоже даже не замечал, как это зло пожирает его тело. Он медленно расхаживал взад-вперед вдоль клубившегося за его спиной магического барьера.
- Двадцать лет ...... ты знаешь, что я делал, когда мне было примерно столько же, сколько тебе?
- Что еще ты мог делать? – Сюэ Мэна распирало от благородного гнева, - Что-то не известно из того, что ты творил? Ты забрал перстень возглавляющего обучение (Чжанцзяо) вместо своего старшего брата, который должен был стать главой школы Жуфэн, за два месяца т убил двух уважаемых глав других школ мира культивации, когда потом к тебе пришли люди требовать справедливости, ты выколол им глаза.... ты полный извращенец, беспринципный, бесчеловечный, равнодушный, ты глух к другим мнениям*, вот ты какой! Если бы я натворил такое в двадцать лет, как ты, то предпочел бы лучше в двенадцать умереть!
*闭耳塞听 –Описывает как презрительную изолированность от мира, также можно описать как человека, который отказывается прислушиваться к предложениям и советам других людей и настаивает на своем.
Сюэ Чженъюн, видя, что он все больше распаляется, побоялся, что если Сюй Шуанлинь всерьез обратит внимание, то это ему так просто с рук не сойдет. Поэтому шёпотом принялся увещевать:
- Мэн-эр, поменьше говори.
- Ничего. – к удивлению, услышав его, Сюй Шуанлинь с улыбкой отмахнулся, - Пусть продолжает, почему бы ему не сказать несколько слов?
Сюэ Мэн, увидев, что он по-прежнему улыбается, на его лице было такое выражение, словно он с милым интересом смотрит на поющего и хлопающего крыльями попугая, сидящего на жердочке, не удержался, и, прикрыв смущение гневом, вспылил:
- Ты, ты в самом деле бесстыжий! Ты безнадежен!
- Что бесстыдного, вся твоя речь от начала до конца чушь. – ответил Сюй Шуанлинь, - Ты говоришь, что я забрал перстень возглавляющего обучение- испокон веков столь высокое положение занимали самые способные. Мой старший брат – ничтожество, он ничего не знает и не умеет, опирался только на свой хитрый, хорошо подвешенный язык. Он мог делать вид, что все отлично по сравнению с другими. Каждый, кто не сражался с ним на самом деле думал, что он, если не первый, так точно – второй. Называли нас молодыми господами школы Жуфэн, братьями – близнецами и считали, что наши духовные силы почти равны. Вам не кажется это смешно?
- Я и он? –Сюй Шуанлинь засмеявшись хлопнул себя по лбу, - Не смешите. С детства я мог победить его на четвереньках одной рукой, как вы можете нас ровнять? Когда я целыми днями упорно культивировал, он только и знал, как ласкаться к мамаше и сидеть в ее объятьях, очищая мандарины! Я тренировался с зимних лютых холодов, до летнего зноя*! А он и весной сутками не учился, а летом просто спал! В дальнейшем, когда я трудился, стремясь чего-то добиться на собрании на горе Линшань, он за моей спиной, за счет меня чужими руками жар загребал! И что потом? Вы за упорную учебу и тяжелые тренировки назвали человека плагиатором, а его – худшего во всем мире – выдающимся, талантливым человеком. И это справедливо?
*три гуна 9 цинов, период самых лютых зимних холодов. 90 дней лета, три декады летней жары, «собачьи» дни.
Сюэ Мэн немного смутился, но продолжал твердо стоять на своем:
- В таком случае тебе все равно не следовало заходить так далеко....
- Вздор! Легко сказать, сложно сделать, на словах очень просто другого укорять, но когда дело касается тебя, то ты совсем по-другому заговоришь. Случись с тобой такое на горе Луншань, ты бы стерпел?!
Сюэ Мэн застыл, припертый к стенке этим каверзным вопросом.
Поменяйся они местами, стерпел бы он?
- Когда несколько сотен человек на собрании указывают на тебя и называют тебя бесстыжим, а репутация, положение, все аплодисменты достаются ему, а тебе всю жизнь не отмыться от ложных обвинений и позора? То, что ты прилежно культивировал, упорно учился, тренировался, это все перед его хорошо подвешенным языком перестает существовать – вот это справедливо?
- Я....
Видя, что Сюэ Мэн так разволновался, что не в состоянии ничего выговорить, Сюй Шуанлинь, криво усмехнувшись продолжил:
- Вернемся к вопросу о том, что я убил двух уважаемых глав. Эти двое, один, целый день стучащий по деревянной рыбе*, распевающий «слава Будде-Амитабе»* мелодичнее всех, второй- внушительный и полный достоинства, чья прямота и принципиальность, репутация человека высших моральных качеств, известна всему миру. Однако они, ради своих интересов, спокойно, с каменными лицами столкнули меня в бездонную пропасть. Спрашивается, господа, с какой стати я должен был сохранить их собачьи жизни?
* деревянное било –фигурка рыбы по которой бьют отбивая такт при чтении молитв
* Намо Амитофо или Нань у Эмитофо
Лица присутствующих здесь последователей обеих школ, о бывших руководителей которых только что говорили, тут же стали фиолетово-красными. Они пытались опровергать сказанное, но вступив в спор, не могли придумать ни одной более-менее внятной фразы. В конце концов, наставник храма У Бей, Сюаньцзин, скорбно вздохнув, с закрытыми глазами поклонившись произнес одну из десяти заповедей:
- Тогда месть порождает месть и этому не будет конца ...
- Верно, все так говорят, «не будет этому конца», всем так хочется спустить обиду, но почему это должен быть я? – каждое слово Сюй Шуанлиня было пропитано гневом и возмущением, но на его лице по-прежнему сияла улыбка, легкая, невозмутимая, похожая скорее на насмешку. – Я дам тебе оплеуху, а потом скажу - месть порождает месть и этому не будет конца. Ты не вернешь мне оплеуху, ты с этим согласишься, плешивый осел?*
*плешивый осел – прозвище буддийских монахов
Кто-то гневно выкрикнул:
- Следи за языком, Наньгун Сюй! Как можно так разговаривать со старшими!
- Я, бля, и для тебя старший. – рассмеялся Сюй Шуанлинь, - Малыш*, ты свой рот при мне тоже должен держать в чистоте.
*сяо гуайгуай- маленький паинька
- ...............
Хуан Сяоюэ, покручивая усы начал:
- Наньгун Сюй...
Он не успел закончить, как Сюй Шуанлинь поднял руку, останавливая его. Он поджал уголки рта и на здоровой стороне, и на сгнившей, и произнес:
- Договоримся так, возможно ли называть меня только Сюй Шуанлинь? Мне не нравится имя Наньгун Сюй.
Хуан Сяоюэ раздраженно тряхнул рукавом:
- Милостивый государь, допустим, если вы добивались справедливости, убив тех двух уважаемых глав, то вы полностью должны быть удовлетворены. Но затем вы выкололи глаза стольким людям. Зачем вы это сделали?
Сюй Шуанлинь радостно и непринужденно ответил:
- Раньше я пытался взывать к вашему здравомыслию. Но меня никто не слушал.
Он сделал паузу, а затем расхохотался:
- А потом этот наимудрейший* сошел с ума. И вы теперь хотите, чтобы чокнутый ясно различал, где добро, где зло, где белое, где черное? Ох, уж мне эти высокоморальные люди... такие смешные. – он захлопал в ладоши, - Это действительно забавно.
* лаоцзы (это знаменитый философ, отец) - о себе либо шутливо, либо со злостью, что-то вроде – этот Сократ...
Мо Жань, все это время стоявший рядом и не перебивавший его, вдруг спросил:
- Все потому, что ты добивался справедливости, да?
- .....
Взгляд Сюй Шуанлиня цунь за цунем скользил по лицу Мо Жань.
На холодном ветру двое смотрели в упор друг на друга.
На глазах Мо Жань силуэт Сюй Шуанлинь постепенно размывался и в конце концов он видел перед собой не полуразложившегося мужчину на последнем издыхании.
Сквозь Сюй Шуанлиня он видел другую тень, с головой увенчанной жемчужным венцом*, одетую в великолепный черный, расшитый пао. Он видел Тасянь Цзюнь. Видел сам себя в прошлой жизни.
*лумянь – головной убор императора, высокопоставленного чиновника
- По пути сюда, мы встретили Наньгун Лю. Он называет тебя – ваше величество. Ты сам себе пожаловал титул. – сказал Мо Жань, - Ты наконец, тут, в Тяньгун, божество и владыка. У тебя есть власть управлять и судить. То, что ты назовешь правильным, будет считаться правильным, то, что неправильным- неправильно. Ты можешь казнить и миловать. Так в этом заключается твоя справедливость?
Сюй Шуанлинь молчал, на его лице появилась кривая усмешка.
И тут Мо Жань увидел ледяную усмешку Тасянь Цзюня, безжизненно серое, красивое, ухмыляющееся лицо.
- Ну что с того? Ты же видишь, я тоже когда-то верил вам, благородным, высокоморальным людям. Верил, что на земле есть правда и справедливость. И каков результат?
Помолчав, он принялся медленно расхаживать перед божественным непревзойденным оружием, в его глазах мерцали яркие отблески:
- Это вы почитали труса как героя, а героя попирали ногами. Это вы посчитали старание, усердие за грязь, а дерьму построили алтарь. Это вы посчитали лесть и заискивание – дружелюбием, а гордость и независимость за высокомерие и заносчивость ..... вы виноваты в этом зле, столкнув меня в трясину!! А после этого вы мне говорите, что я должен принять вину за свои грехи, что «пусть старший и младший братья ссорятся внутри дома» (а за его стенами защищают друг друга) пусть они хлебнули горя и подставили один другого, пусть я в лохмотьях, натерпелся невзгод, опозорен и унижен – это все мои личные проблемы, как бы то ни было , я не должен держать обиды и срываться на невинных людей!! Ха, просто анекдот!!
Мо Жань видел, как холодная усмешка Тасянь Цзюня все более и более увеличивается, превращаясь в злобный смех.
- Если тысячи людей тычут пальцем, указывая не на тебя, не ты безвинно обвинен, то, конечно, ты можешь перед всеми говорить красивые слова! Что до меня, то я всего лишь своими методами стремлюсь к всемирной справедливости, и только.
-... к всемирной справедливости? – Мо Жань уже стоял напротив Тасянь Цзюнь и спрашивал сейчас его, - Ради справедливости в мире ты убил столько людей. Ты провозгласил себя императором на непогребенных костях и клокочущих реках крови. Неужели ты не чувствуешь раскаяния, хоть чуть-чуть?
- За что мне каяться? Их пришлось убить, но я дал им шанс возродиться. Они все станут моими подданными, пешками. С этих пор я буду все контролировать, с этих пор черное или белое, правда или ложь, будут совершенно ясным. Добродетель и порок будут ясно различаться - это и есть всемирная справедливость.
Помолчав немного, Мо Жань сказал:
- Похоже, ты действительно считаешь себя единственно правильным мерилом в мире людей.
- Именно, я мерило.
Сюй Шуанлинь стоял, выпрямившись на ветру.
В глазах всех остальных людей он был Наньгун Сюй.
В глазах Мо Жань – Тасянь Цзюнем.
Он сказал:
- Загляни в передний зал, разве ты не видишь, как там все прекрасно? Добрые люди спокойно живут в мире, отвратительные – горят и сгорают в бушующем пламени Агни и жарятся в котлах. Ударил другого ножом, будь готов сам подставить шею под нож. Одним росчерком кисти все становится на свои места, око за око, неужто это неправильно?
- Ты действительно высокого мнения о себе. – ответил Мо Жань.
А затем, он услышал, как Тасянь Цзюнь сказал в ответ:
- А почему я должен недооценивать сам себя? По моему мнению это и есть лучшее воплощение законов кармы.
... никто не произнес ни звука.
Все вокруг были шокированы бредовыми высказываниями безумного Сюй Шуанлиня.
Перед тем как дойти сюда, множество людей думали, что это все Сюй Шуанлинь делает, наверное, чтобы получить власть или из-за личной вражды и тому подобное.
Но никто не мог подумать, что Сюй Шуанлинь считает все сделанное правильным, по совести и во имя справедливости.
Однако, в этом мире, кто может быть точнейшим, справедливейшим мерилом? Даже потомки богов из палаты Тяньинь вряд ли могут претендовать на это.
Мо Жань стоял на прежнем месте, спустя немного времени в его душе воцарился относительный покой. Он стоял напротив тридцатилетнего самого себя, Тасянь Цзюня.
Императорский венец исчез, красивое лицо размылось и исчезло, провалившись в темноту.
Он стоял и хлопал глазами, пока перед ним не появился другой человек, Сюй Шуанлинь, а не Тасянь Цзюнь. Лишь потому, что действия Сюй Шуанлиня были так похожи на его собственные в прошлой жизни, у него появилась своего рода иллюзия разговора с самим собой через время и пространство.
- Что ж, можно понять, почему ты в тронном зале не только из-за недостатка своих духовных сил, позволил сохранил примитивный разум пешкам. Ты в этом дворце Тяньгун основал собственное государство и с тех пор ты здесь царь и бог. Именно владыка, Ваше Величество. Ты разделил этот мир на две части, добро возвратиться на хорошую дорогу, зло на путь зла и порока, это и есть справедливость, которую ты хочешь.
Произнеся эту фразу, эти слова, в то же время в его голове словно снег порывом ветра понеслось множество воспоминаний, связанных с Сюй Шуанлинем.
.. в прошлой жизни, по роковой ошибке Сюй Шуанлинь умер под мечом чтобы спасти Е Ванси.
На дворе Саньшэнбэй*, босой, улыбающийся Сюй Шуанлинь, дразнит попугая.
*усадьба Сюй Шуанлиня –
Сюй Шуанлинь на берегу озера Цзиньчэн, требующий от старшего брата в награду дольку мандарина.
Мандариновые деревья на горе Цзяо, Наньгун Лю, возвратившийся умом в чистые, прозрачные детские годы, возвращение из последнего круга ада Ло Фэнхуа…. Все вместе эти события, одно за другим, как стихия ворвались и создали сумбур в его голове.
Мо Жань поднял хмурый взгляд, в его глазах не было ни насмешки, ни презрения. Он лишь спокойно глядя на него, спросил:
- Я правильно сказал, да, Наньгун Сюй?
- Называй меня Сюй Шуанлинь…
- Нет, твое имя Наньгун Сюй. – Мо Жань шаг за шагом приближался к нему. Он, глядя на гноящуюся плоть этого мужчины знал, что тут нет никого, кто так же ясно понимал о чем думает Наньгун Сюй в этот момент, они оба были людьми, загнанными в тупик. Одинаковы, что Тасянь Цзюнь в прошлой жизни, что Сюй Шуанлинь в этой.
Он видел все насквозь, как на ладони, лицо Сюй Шуанлиня, как оно почти незаметно менялось, ничего не ускользнуло от его взгляда.
Он остановился и вдруг посмотрел вниз.
- День такой холодный и земля холодная. – тихо сказал Мо Жань, - Наньгун Сюй, почему ты не носишь обувь?
Улыбка в миг застыла на лице Наньгун Сюя, но молниеносно взял себя в руки и выражение его глаз по прежнему застыло, словно неприступная крепость.
- Я не ношу, я хотел….
- Разве тебе не нравится, когда Е Ванси спрашивала тебя об этом?
- ……..
- В тот день, когда я пришел в твою усадьбу Саньшэнбэй, первый раз повидаться с тобой, ты тоже не надел обувь. – сказал Мо Жань, - Это она позже велела тебе надеть ее. Выражение на твоем лице было такое, словно осуществились все твои желания. Боюсь, ты и сам этого не осознавал.
Мо Жань пристально вглядывался в лицо Сюй Шуанлиня.
Конечно, на острове Фэнхуа, глядя как на противоположном берегу ослепительное пламя преисподней охватывает Линьи и поднимается черный дым, про себя он уже догадывался об этом.
- Наньгун Сюй, ты всегда надеялся, что кто-то заметит твои босые ноги, что кто-то скажет тебе...
На вечно ухмыляющемся лице Сюй Шуанлиня вдруг промелькнул страх. Он отступил на шаг, нахмурился, на лице появилось свирепое выражение:
- Закрой рот.
Естественно, разве Мо Жань мог закрыть рот? Глядя на Сюй Шуанлиня он мог лишь догадываться о каких то вещах, но неожиданно бурная реакция Сюй Шуанлиня, подтвердила его догадки.
Когда Мо Жань смотрел на него, он чувствовал, что видит не Сюй Шуанлиня, а предыдущую жизнь, измученного во мраке, из которого никак не выбраться, самого себя.
- Надень обувь, земля холодная.
Словно гепард, взметнулись свет и тени от непревзойденного оружия, Сюй Шуанлинь в ярости рванулся и схватил Мо Жань за ворот. Руки воняли, отвратительные когти вцепились в него. Глаза Сюй Шуанлиня налились кровью, скрежеща зубами он закричал:
- Закрой рот! Заткнись!
- Ладно, я заткнусь, но сначала кое-что скажу.
- Нечего тут говорить…! - Сюй Шуанлинь был на грани отчаяния, он был похож на дракона, с которого содрали чешую, кровь текла как вода, - Не говори ......
- Е Ванси, в самом деле, вылитая Ло Фэнхуа.
Это было сказано так легко, но мигом истощило все силы Сюй Шуанлиня.
Он словно онемел и ошеломленный замер.
Некоторые люди тут, видевшие и Ло Фэнхуа и Е Ванси были ошарашены. В их головах эти два разных человека, не имевшие никаких кровных связей, вплоть до того, что в этом бренном мире один уже умер, а другой не родился… но однако они ясно осознали, что это …… действительно так.
Е Ванси в каждом своем движении, каждым жестом, вплоть до характера, внешности, была похожа, как две капли воды на учившего Сюй Шуанлиня наставника, Ло Фэнхуа.
Сюй Шуанлинь вдруг убрал руки от Мо Жань, втянул когти. Он закрыл лицо руками, его плечи чуть тряслись.
- Он…. он что, плачет? – пробормотал Сюэ Мэн.
Плачет?
Он не может.
Сюй Шуанлинь долго стоял, закрыв лицо ладонями, его плечи дрожали все сильнее. Сквозь его пальцы показалась странная ухмылка:
- Ха…- эта ухмылка, словно рябь на воде расширилась. Он вдруг опустил руки и разразился безумным смехом, - Ха-ха-ха-ха, похожи? Это полная чушь! Мастер Мо, ты видел Ло Фэнхуа? Тогда, во время, когда открылся последний круг ада, ты видел мельком его мертвое тело и с одного взгляда ты говоришь, что они похожи? Ты слишком самоуверен.
- Раз уж ты сам упомянул последний круг ада и труп Ло Фэнхуа, - сказал Мо Жань, - в таком случае я хочу спросить, где он?
Взгляд Сюй Шуанлиня стал злым, его улыбка внезапно исчезла:
- Что значит, где он?
- В своем государстве ты определяешь, что есть зло, что добро и каково наказание. Кого опустить, кого вознести, все под твоим контролем. Но, однако ты все же был не в состоянии убить Наньгун Лю, кроме того, ты даже снял с него проклятие линчи. Я не знаю почему, но раз уж он здесь, то, что касается Ло Фэнхуа, нет причин, чтобы вы оставили его. Твоя духовная сила истощена, ты принес свои три души в жертву непревзойденному оружию, но, у озера Цзиньчэн и в Персиковом источнике мы не раз сражались, и я знаю, что твоя реальная мощь не могла так быстро, за это время истощиться.
- ……….. – Сюй Шуанлинь.
- Причина, что ты в таком состоянии, кроме злоупотребления техникой камней Чжэньлун, в том, что ты все эти годы упорно культивировал еще одну запрещенную технику.
Мо Жань сделал паузу и, наконец словно воткнул нож:
- Твоя техника Возрождения в конце концов смогла вернуть Ло Фэнхуа из последнего круга ада?
Еще до того, как Мо Жань договорил, лицо Сюй Шуанлиня помертвело. Он собирался что-то сказать, но, в это мгновение из кромешно черного формирования, клубившегося за его спиной, поднялся белый дым.
Сюэ Чженъюн , много времени проведший на полях сражений, среагировал первым:
- Это нехорошо, в этом формировании сзади, что то есть!
Автор говорит:
Мои толстые* друзья, я все еще в командировке, у меня море работы, но я все равно каждый день просматриваю комментарии и заметила одно недоразумение…. Я говорила прежде, что надо быть осторожным, что второстепенные персонажи не могут умереть (подчеркиваем этот пункт), но босс не включен в этот список (подчеркиваем это). То есть босс даже оставаясь на второстепенных ролях, не имеет шансов выжить. Смайл закрыть ладонью смеющееся лицо, дважды.
*Это выражение из песни, которую поет Хан Хун, о том, что «любовник неизбежно станет другом» – (друг, а так же парень) ( 情人难免沦为朋友 – Цин жэнь нань мянь лунь вэй пэнъю), превратилась в «толстого друга» 胖友- Панъю – приятель, товарищ, созвучные слова.
-
-
31.08.2021 в 14:00А жаль, что Ло Фенхуа не будет в "Immortality". Если мы это творение вообще когда-нибудь увидим!
-
-
31.08.2021 в 21:28-
-
31.08.2021 в 21:31-
-
31.08.2021 в 21:33-
-
31.08.2021 в 21:36-
-
31.08.2021 в 21:59-
-
01.09.2021 в 10:34