Lapsa1
читать дальше
В мире культивации из поколения в поколение, тысячи лет рождалось множество выдающихся личностей, но на этот момент в верху реестра «Бессмертных правителей» было всего лишь десять человек и Наньгун Чанъин был одним из них.
В прошлом Мо Жань вовсе не был с этим согласен. Он уже некогда всего лишь одним мизинцем раздробил все 72 города Жуфэн и считал, что в этих городах культиваторов скрыто гнездо толпы ничтожеств и размазней, которые, когда нож еще даже не коснулся их шеи начинали громко вопить от боли и молить о пощаде, когда меч еще даже не пустили в дело.
Именно так, как и сказала Е Ванси перед смертью в прошлой жизни « В блистательных 72 городах школы Жуфэн не нашлось ни одного мужчины».
В глазах Мо Жань, школа Жуфэн была как блюдо сыпучего песка*. Собравший вместе это блюдо песка, Наньгун Чанъин, что это за выдающийся такой человек?
*блюдо сыпучего песка- полная разобщенность, раздробленность
Пятна крови, вековое наследие в мгновение наследниками разрушенное до основания, повсюду трупы и вороны клюют кишки из распоротых животов покойников. В это время Тасянь Цзюнь поднимался по лестнице и на его лице не отражалось никаких эмоций. Он ногой распахнул главные ворота в Зал Сяньсянь…
На его плечи был наброшен доходящий до земли, черный плащ с капюшоном. Он прошел мимо рядов бывших глав рода Жуфэн, мимо галереи портретов старейшин и наконец остановившись в конце Зала Сяньсянь.
Тасянь-Цзюнь поднял голову, накинутый капюшон плаща скрывал половину его лица, можно было разглядеть лишь его бледный подбородок, острый и надменный, который был немного приподнят. С видом завоевателя он смерил взглядом почитаемую и высокую по сравнению с человеком статую.
Естественно, эта почитаемая статуя была вырезана из белого нефрита и украшена духовными камнями. Это было изваяние юного даоса в свободном пао с широкими рукавами. Он словно летел, оседлав ветер*, натягивая лук. Работа скульптора была очень сильной, это был шедевр, превосходная работа. Блестящий кварц на месте глазных яблок, крошка из горного хрусталя, раскрашенная киноварью осыпала одежду и головной убор. Кровавый свет утренних лучей падал из резного окна позади статуи, она была словно купающееся в духовном сиянии божество с девятого неба, изгнанное в бренный мир.
*унестись в эмпиреи, о небожителях
Из-под капюшона Тасянь -Цзюнь вдруг показалась улыбка, обнажившая плотные белые зубы и милые, медово сладкие ямочки на щеках.
Он расправил свою одежду и с достоинством отвесил приветственный малый поклон*. Затем поднял свое красивое лицо и, широко улыбаясь, проговорил:
*немного поклониться, сложив руки.
- Рад познакомиться с вами, Наньгун Бессмертный Чан.
Статуи ведь не могут говорить, поэтому лишь пара черных кварца блеснула, словно уставившись на посетителя.
Тасянь-Цзюню тоже, на самом деле было очень скучно, никто сейчас не видел его и поэтому он мог с радостью продолжить разыгрывать для себя этот спектакль.
- Младшему поколению, Мо Вэйюйю сегодня посчастливилось нанести визит. Господин Наньгун старший действительно хорошо выглядит, а.
Он кривлялся, оживленно и горячо разговаривая сам с собой, довольно долго. Живой человек сходил с ума напротив статуи.
- Я нанес визит вашему пра, пра, пра, пра, пра…. – он загибал пальцы., а потом вздохнув продолжил, - Не могу сосчитать, бог его знает, какой это твой потомок по счету. В общем, нанес визит не знаю там, какому твоему племяннику по счету и твоим, ваша милость, не известно каким по счету последователям.
Затем рассмеявшись добавил:
- Вот только все теперь они все под моим ножом стали призраками. Поэтому, Бессмертный Чан Нин*, если еще не переродились, то уже, наверное, встретили их.
*Вы- уважительное обращение
- К сожалению, не имел чести повидать вашего пра-пра-пра-пра-правнука. Этот хуек*, сразу сбежал до того, как рухнула городская стена. Я не знаю, умер он или жив, так что, это несколько прискорбно.
*человечишка, тип, скотина
Так веселясь и насмехаясь, он задушевно проболтал со статуей довольно долго.
- Да, к стати, я слышал, что Наньгун бессмертный Чан тоже являлся выдающейся личностью в своем поколении, уважаемым народом, за которым шли люди, вплоть до того, что они желали видеть скромного даоса Чана императором.
Мо Жань широко улыбнулся:
- В таком случае разве не достиг бы такого величия, как я сегодня? Вот поэтому здесь, все что я говорил раньше, это пустая болтовня, у меня есть лишь один вопрос- я не понимаю, Наньгун бессмертный Чан почему бы тебе не отказаться и не взойти на престол?
Он сделал паузу и прохаживаясь взад-вперед обратил внимание на мемориальную доску с надписью, стоящую позади статуи Наньгун Чанъин. На самом деле это, как и подобает был большой монумент, он его видел с самого начала, но нарочно пропустил.
Эту каменную мемориальную доску выдолбил своим мечом сам Наньгун Чанъин, когда ему было 96 лет. Сначала она была простой, без всяких украшений, однако потом, его потомки разукрасили ее сияющим золотым порошком и теперь она выглядела яркой, сверкающей, каждый иероглиф бесценным.
Мо Жань с минуту смотрел на нее, а затем проговорил со смехом:
- Ооо, я понял. «Жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж – семь недопустимых вещей»? Бессмертный Чан воистину силен духом.
Заложив руки за спину, он продолжал:
- Однако, белоснежный Бессмертный Чан с незапятнанной репутацией, с такими верными сердечными наставлениями для потомков, до самой гробовой доски, вот мне любопытно, представлял ли бессмертный Чан во что превратиться ныне школа Жуфэн?
Проговорив это, он сжал губы, обдумывая какая формулировка здесь подходит. Подобрав наконец нужное слово, он хлопнул в ладоши и рассмеялся:
- … в крысиное гнездо?
Закончив говорить, он рассмеялся. Его улыбающееся лицо было радостным и самодовольным, искренним и в то же время коварным и ехидным. Долгое отзвуки его смеха раздавались в пустом и торжественном Зале Сяньсянь. Звук, подобный треску шелка, когда кто-то разрывает свитки, колышущиеся на ветру, разрывает в клочья портреты выдающихся героев школы Жуфэн минувших лет ….
Этот смех достиг холодной и бездушной статуи Наньгун Чанъина и внезапно замер.
Мо Жань больше не смеялся, улыбка медленно сменялась слоем льда.
Его черные как смоль глаза уставились на искусно вырезанное* лицо мудреца прошлых времен. Он вглядывался в лицо того, кто, как и он, мог повелевать всем миром, на человека, который мог растоптать всех бессмертных.
*吴带当风 – У Дай как ветер – это идиома о художнике, который так хорошо рисовал Будду, его мазки были подобны порывам ветра, его отличали отличные навыки рисования и элегантный стиль. То есть картина, скульптура – элегантно, мастерски выполнена
Как будто время и пространство слились в этом месте, две эпохи, два даосских правителя в потоке времен стояли друг напротив друга.
Наконец Мо Жань прошептал:
- Наньгун Чанъин, твоя школа Жуфэн – помойная яма. Я не верю, что ты сам можешь быть чист.
Вдруг, взмахнув рукавами, он развернулся и широким шагом вышел из Зала Сяньсянь. Внезапный порыв ветра сдул капюшон его плаща и обнажил близкое к безумию, выражение лица Тасянь Цзюня.
У него было одно из самых красивых лиц в этом мире, он был действительно красивым мужчиной. Однако сейчас, на этом лице, застыло такое злобное, кровожадное выражение, как у стервятника, пожирающего разлагающуюся плоть.
Черные полы пао словно черная туча опрокинутых чернил пролилась вниз по длинной лестнице.
Он, злой дух среди людей, демон в мирской багровой пыли, подняв глаза видел повсюду трупы последователей школы Жуфэн. Переломанные ноги, оторванные руки. Тасянь-Цзюнь пленных не брал, кроме той женщины, по фамилии Сун, он оставил ее. Остальные, все были истреблены.
В эту минуту в сердце Мо Жань зародилось жестокое до крайности удовольствие, он смотрел на роскошный рассвет над горизонтом в небе. Восходящее утреннее солнце пронзило облака, попутно ослепительный золотой свет озарил слабый румянец на его лице.
Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и сильно сжал руки под рукавами, слегка дрожа от восторга и возбуждения.
С самого начала его жизнь была как трава, ничтожная, незначительная. Когда он был маленьким, он побирался, выпрашивая еду у границ Линьи, он своими глазами видел, как умирала от голода его мама, а у него даже циновки не было, чтобы завернуть ее труп. В то время он попросил культиватора у ворот школы Жуфэн, может ли он дать или купить ему гроб, пусть самый хлипкий, самый плохой. Но тот человек не насмехаясь над ним, без всяких шуток ответил одной фразой …
Тот даос сказал:
- Не у каждого человека должен быть гроб. Если тебе на роду написано три чи (90см), не стоит просить о чжане (3,33 метра)*
*Это как бы в прямом смысле о росте, если ты ростом 90 см, смирись, тебе никогда не быть ростом 3 метра. От судьбы не уйдешь, выше головы не прыгнешь, что написано на роду, не недо пытаться изменить.
Тут ничего не поделать, и он решил закопать матушку прямо там, на месте. Но в Линьи поддерживался строгий порядок, ближайшее безымянное кладбище находилось за городскими стенами и нужно было перебраться через два холма, чтобы до него дойти.
И он потащил за собой труп матери вызывая отвращение, презрение, удивление, сочувственные взгляды. Но никто не помог ему. Он шел четырнадцать дней. Маленький ребенок тащил за собой труп женщины. Четырнадцать дней.
Четырнадцать дней. И ни одного человека, который бы ему помог.
Сначала он еще мог стоять на коленях на обочине дороги и умолять. Он умолял всех этих проходивших мимо благородных и достойных господ, кучеров, крестьян, можно ли погрузить на доску ручной тележки его маму.
Но кто хотел за это браться? Кто хотел грузить на свою тележку труп незнакомца?
Потом он уже не умолял, а только стиснув зубы тащил свою мать, шаг за шагом.
Мертвое тело окоченело, затем опять размякло, начало гнить, зловонная трупная жижа сочилась из него, прохожие обходили за три метра, быстро проходя мимо него, прикрывая носы.
На четырнадцатый день он наконец добрался до общественной, безымянной могилы.
Его собственное тело не имело уже запаха живого человека, трупная вонь пропитала его до мозга костей.
У него не было ни мотыги, ни лопаты и он принялся рыть руками неглубокую яму. У него и правда не было сил, чтобы вырыть нормальную могилу. Он подтащил совершенно обезображенную сгнившую маму и уложил ее в вырытую ямку, а потом сел рядом с ней и в оцепенении застыл.
Прошло очень много времени, прежде чем он в ступоре проговорил:
- Мама, я должен тебя похоронить.
И он зачерпнул пригоршню земли. Обеими руками зачерпнул горсть и высыпая ее на грудь матери, сломался и зарыдал.
Это было странно, он думал, что все слезы уже давно закончились и пересохли.
- Не-не-нет, не увижу, если закопаю. Я не увижу, если закопаю. – он сам заполз в яму и громко рыдал, лежа на вонючем, сгнившем трупе, слезы лились ручьем. Когда немного пришел в себя, он опять принялся зачерпывать грязь, но эта глина как будто имела свойство открывать слезные железы человека, и он снова не удержался.
- Почему все такое гнилое…. Почему все сгнило…
- Почему даже циновки нет…
- Мама…мама….
Он обхватил ее лицо и прижался, ему было не важно, что она вся в грязи, что от нее воняет, что она мертвая, что на ее теле нет ни кусочка нормальной кожи, что она истекает гноем и кишит личинками.
Он свернулся у нее на груди и громко рыдал, давясь, всхлипывая, каждый вздох раздирал его сердце, каждый звук словно с кровью вырывался из его глотки.
В конце концов над безымянной могилой раздававшийся отзвук его осипшего, искаженного голоса, он стал невнятным, временами напоминал человеческий плач, но чем дальше, все больше походил на горестный вой детеныша дикого зверя, потерявшего мать.
- Мама…мама!!
- Пусть кто-то придет…. Есть кто-нибудь… пусть придет и тоже похоронит меня…. закопайте меня тоже…
В одно мгновение прошло двадцать лет.
Мо Жань вернулся в Линьи, он неподвижно стоял на вершине, на верхнем этаже Цюнлоу* школы Жуфэн, под крытой яшмовой черепицей крышей, перед горой трупов и реками крови.
*лунный чертог, дворец небожителей
В это время провонявший трупным запахом детеныш уже сменил свою шкуру, свежий, яркий мех, свирепые острые клыки. Он снова открыл глаза, в них человеческие зрачки сияли безумным и ярким светом.
Сегодня он стоял здесь. Кто-то осмелится ему сказать- «Если тебе на роду написано три чи, не стоит просить о чжане»?
Чушь! Он желает быть десять чжан, сто чжан, он хочет тысячу чжан, вознестись до небес!
Он желает, чтобы они, все в этом мире, каждый человек, все до единого опустились на колени, стирали колени о землю, чтобы вознести его на тысячу чжан, десять тысяч чжан, миллион чжан, все стояли на коленях….
Он наступит на всех бессмертных, во имя уважения в мире!!!
Когда он вошел в Зала Сяньсянь и встретился с Наньгун Чанъин, он окончательно определился в своих желаниях и замыслах. Да, именно так, растоптать по возможности всех культиваторов, ради уважения в мире, возможности все держать в руках, в сердце, контролировать, все схватить и удержать.
Он больше никогда не будет тем гладящим труп и горько плачущим ребенком, он больше никогда не позволит своим любимым людям умирать у него на глазах, гнить у него на глазах, чтобы под плотью и кожей обнажались белые кости, а сгнившее лицо превратилось в грязь.
Больше никогда.
Сто лет спустя он тоже станет таким как Наньгун Чанъин, божеством. Ему будут поклоняться люди, смотреть снизу вверх, как на высокую гору*, его тело будет из белого нефрита, а слова покрыты золотым порошком.
*относиться с уважением
Нет, он будет лучше Наньгун Чанъин. Его Пик Сышэн сможет превзойти школу Жуфэн. Он в мире культиваторов будет первым правителем, в отличии от Наньгун Чанъин, он не откажется, этот лицемер и ханжа еще и заставлял людей восхищаться собой, прославлять себя.
Грехи?
Он не верил, что у Наньгун Чанъин не было грехов, что он не совершал преступлений. Как человек, который породил такого монстра, как школа Жуфэн, мог пожертвовать жизнью ради правого дела, мог быть честным, справедливым, достойнейшим человеком высоких моральных качеств?
Разве не «Жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж – семь недопустимых вещей для благородного человека школы Жуфэн», а? Кто не может говорить красивые слова? Он, Мо Вэйюй перед смертью тоже может найдет кого-то, чтобы вместо него придумал несколько ярких изречений, основ морали, чтобы тоже все наперебой расхваливали «Слово бессмертное, мир пробуждающее»*. И конечно, он может найти какого-то льстеца, который вместо него составит исторические записи, что одним росчерком кисти вымарает творившуюся тьму и с этого времени он, Тасян-Цзюнь, тоже будет «сердечной привязанностью всего народа, предводитель, осуществивший грандиозные замыслы», мудрейший хозяин.
* это сборник рассказов, составленный писателем Фэн Мэлуном во времена поздней династии Мин.
Превосходная правда!
Нечего и говорить, лучшего конца и быть не может!
- Жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж…. Являются для меня… благородного человека, высших моральных качеств… семью… недопустимыми вещами…
Слабое бормотание, однако подобное раскатам грома, раздалось эхом в его ушах.
Мо Жань внезапно высвободился из трясины воспоминаний, но перед глазами все еще мелькали беспорядочно искры в огне. Подняв голову, он взглянул за магический барьер, где Наньгун Сы уже пронзил стрелой «пронзающего облака» грудь Наньгун Чанъина.
Он выглядел точно так же, как его нефритовая статуя.
Кто-то воскликнул:
- Наньгун Сы, же ранен, как он мог натянуть тетиву лука «пронзающего облака»?!
- Тогда этот лук был приготовлен давным-давно?!
- Ааа, глядите, лук покрыт весь духовной энергией…. Это не Наньгун Сы! Это, это….
Никто не договорил.
Но в душе все люди знали.
Это был сам Наньгун Чанъин.
Единственным человеком, который мог натянуть тетиву божественного лука «пронзающего облака», был Наньгун Чанъин.
На этом луке и стреле Наньгун Чанъин оставил перед смертью часть духовной энергии.
Бушующее пламя быстро распространялось от груди Наньгун Чанъина. Стрела «пронзающего облака» попала ему в сердце. Огонь уже охватил все тело…
Но труп не чувствовал боли, Наньгун Чанъин среди огня выглядел стройным и непреклонным на его лице застыло безмятежное и спокойное выражение, даже немного непринужденное.
Мо Жань услышал, как Сюэ Чженъюн сбоку пробормотал:
- Он уже давно все предвидел? …он… он давно предугадал, что настанет этот день?
Нет….
Он не мог этого предвидеть. Это всего лишь совпадение.
Мо Жань в ужасе затрепетал, его зрачки сжались в две точки….
Это всего лишь совпадение!
Но как он мог в этом убедить сам себя? Способный вырваться из-под контроля партии в Чжэньлун, давно перерезавший свои меридианы, даже похороненный в середине горы Цзяо. Еще с ним не было похоронено божественное оружие, лук «пронзающий облака», а еще этот лук и стрелы до краев наполнены его духовной энергией.
..... Если бы это не было так тщательно организовано, как бы иначе возможено было то, что происходит сейчас.
Он пошатнулся и отступил назад.
Однажды он решил, что они одинаковы. Когда-то он считал, что все исторические записи в мире о выдающихся героях, все это не более чем попытка закрыть руками небо*, чтобы аккуратно отмыть со своей жизни пятна грязи, надеть чистые белоснежные погребальные одежды, остаться добродетельным и чистым. Он считал, что Наньгун Чанъин, как и школа Жуфэн, которую он видел, красив только снаружи, но стоит содрать с этого человека маску, под ней окажется лютый зверь!
* полагаться на власть, трюки и обман масс. [Источник] Стихотворение Тан Цао Е «Чтение биографии Ли Си»: «Трудно охватить мир одной рукой». Скрывать что то
Так он ошибался?
Он смотрел на Наньгун Чанъин объятого бушующим ярким пламенем. Сотни лет назад он был точно таким же, как он, обладал удивительной духовной силой и способностью пронзать небеса, этот даос Чан.
Он ошибался??!
Все что угодно можно потопить, но не грехи. Можно переписать историю, напыщенной и величественной, но там не сойдутся концы с концами, будут ошибки. Рты людей невозможно закрыть.
Наньгун Чанъин и правда был лучшим, совершенным человеком, отказавшимся от власти, отказавшимся от вознесения. Все это раньше он считал не более чем приукрашиванием, маскировкой человека, находящегося на вершине власти.
Он ошибался….
Все что угодно можно похоронить, кроме правды. Это как снег зимой, когда он начнет таять, бесконечно яркая белизна поблекнет, земля покажет свое иссеченное лицо, все свои морщины, и всей грязи, спрятанной в этих морщинах, некуда будет бежать. Солнечный свет высветит их, и они под белым светом дня зашипят и завоют.
Он….ошибся…
Мо Жань медленно покачал головой. Он уставился на Наньгун Чанъина и Наньгун Чанъин поднял голову. Его глаза по прежнему были скрыты под расшитой орнаментом в виде дракона, черной шелковой лентой. Никто не видел его глаз. И Мо Жань тоже.
Но Мо Жань показалось, что он почувствовал, как Наньгун Чанъин улыбается. И из-под черной шелковой ленты проступают морщинки от улыбки, которые не сожжёт огонь, не смоет вода, ничто не в состоянии скрыть эти маленькие линии, морщинки от смеха. Он спокойно стоял в море огня, в пылающем жаром сиянии.
Если бы он мог, он тоже думал бы эгоистично, как сохранить свое истлевшее тело, среди зеленых холмов и кипарисов для будущей героической жизни.
Мир людей слишком прекрасен, никто не хочет его покидать.
Но он ясно понимал, что не уйти нельзя. Поэтому давно уже все просчитал, обрезал меридианы, спрятал лук, потому что неизбежно, в будущем его телом захотят воспользоваться как оружием, чтобы он помог тигру в делах*
*пособничать преступникам в злодеяниях
Мир людей слишком прекрасен, и в нем достаточно цветов, не стоит окрашивать его кровью.
- Великий ,Глава… - Наньгун Сы, держа в руке божественный лук «пронзающий облака» стоял на коленях. Свет от огня освещал его юное лицо. Он также освещал на его щеках дорожки слез, - Этот недостойный младший…..
Пламя «пронзающего облака» уже выжгло камень Чжэньлун внутри Наньгун Чанъин, он скоро должен был и сам превратиться в пепел, все его тело выжигаемое изнутри становилось все более тусклым.
Вернувший полностью контроль над собой, Наньгун Чанъин задал Наньгун Сы всего один вопрос:
- Сколько лет прошло с основания школы Жуфэн?
Он был сего лишь мертвым телом, которое давно уже покинула душа.
Бренная оболочка способна сохранить какую то память и немного сознания, поэтому он мог спросить только о простых вещах.
Наньгун Сы не мог был быть неучтив, поэтому задыхаясь тут же ответил:
- Со времени основания школа Жуфэн прошел четыреста двадцать один год.
Наньгун Чанъин наклонил голову, уголки его рта все же были приподняты в улыбке.
- Так долго, - проговорил он.
Этот слабый звук его голоса напоминал чистый, прохладный ветер в горах, что рассеивается без следа.
- Я предполагал, что все закончится через двести лет. – тон голоса Наньгун Чанъин был теплым и добродушным, он струился по горным травам горы Цзяо. – Все в мире имеет срок жизни, когда он подходит к концу, нечеловеческими усилиями можно его продлить. Само собой, что старое заменяется молодым, а истрепавшееся и ветхое, новым и свежим. Чем больше вещами пользуешься, тем больше они пачкаются, становятся старыми. Что-то с течением времени отбрасывается, от чего-то отказываешься, это и правда благо. Сы-эр, не нужно винить себя.
Наньгун Сы вдруг вскинул голову, от большой кровопотери его лицо было бледным, как бумага. Его голос дрожал:
- Великий Глава!
- На самом деле, то, как долго просуществовала школа Жуфэн, не зависит от того, сколько лет она возвышалась и сколько имела последователей. - силуэт Наньгун Чанъин было уже едва видно, звук его голоса все более отдалялся, - Имеет значение, что в этом мире по прежнему кто-то помнит, что жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж – семь недопустимых вещей для благородного человека.
Проговорив это, н взмахнул рукавами и, в одно мгновение, травы, деревья на горе Цзяо задрожали, лозы поднялись со всех сторон, обвили почти освободившиеся трупы и всех разом затянули под землю.
- Запомни это и действуй, передавай это учение*
*передача знаний от учителя ученикам, продолжать, преемствовать
На этом слове тело Наньгун Чанъин в бушующем пламени внезапно взорвалось светящимися словно светлячки каплями и золотыми с красным искрами, разнесшиеся с ветром над безбрежным лесом.
Его тело уже исчезло, но отголосок еще не рассеялся.
Внутри магического барьера рыдал Наньгун Сы, за барьером Е Ванси стояла на коленях и люди вокруг, один за другим тоже опускались на колени. …жизнь Чанъина, Бессмертного Наньгун Чан….
При жизни и после смерти являющегося выдающимся героем.
Автор говорит:
В книге судеб «ростом в три чи, не стоит просить о чжане» не так часто цитируют и это надо прояснить. Я хотела найти источник этой фразы, но не нашла и могу только сказать, что ничего не остается, как только предположить, что это фраза не известного древнего мудреца. Это не я над ней ломала голову
В мире культивации из поколения в поколение, тысячи лет рождалось множество выдающихся личностей, но на этот момент в верху реестра «Бессмертных правителей» было всего лишь десять человек и Наньгун Чанъин был одним из них.
В прошлом Мо Жань вовсе не был с этим согласен. Он уже некогда всего лишь одним мизинцем раздробил все 72 города Жуфэн и считал, что в этих городах культиваторов скрыто гнездо толпы ничтожеств и размазней, которые, когда нож еще даже не коснулся их шеи начинали громко вопить от боли и молить о пощаде, когда меч еще даже не пустили в дело.
Именно так, как и сказала Е Ванси перед смертью в прошлой жизни « В блистательных 72 городах школы Жуфэн не нашлось ни одного мужчины».
В глазах Мо Жань, школа Жуфэн была как блюдо сыпучего песка*. Собравший вместе это блюдо песка, Наньгун Чанъин, что это за выдающийся такой человек?
*блюдо сыпучего песка- полная разобщенность, раздробленность
Пятна крови, вековое наследие в мгновение наследниками разрушенное до основания, повсюду трупы и вороны клюют кишки из распоротых животов покойников. В это время Тасянь Цзюнь поднимался по лестнице и на его лице не отражалось никаких эмоций. Он ногой распахнул главные ворота в Зал Сяньсянь…
На его плечи был наброшен доходящий до земли, черный плащ с капюшоном. Он прошел мимо рядов бывших глав рода Жуфэн, мимо галереи портретов старейшин и наконец остановившись в конце Зала Сяньсянь.
Тасянь-Цзюнь поднял голову, накинутый капюшон плаща скрывал половину его лица, можно было разглядеть лишь его бледный подбородок, острый и надменный, который был немного приподнят. С видом завоевателя он смерил взглядом почитаемую и высокую по сравнению с человеком статую.
Естественно, эта почитаемая статуя была вырезана из белого нефрита и украшена духовными камнями. Это было изваяние юного даоса в свободном пао с широкими рукавами. Он словно летел, оседлав ветер*, натягивая лук. Работа скульптора была очень сильной, это был шедевр, превосходная работа. Блестящий кварц на месте глазных яблок, крошка из горного хрусталя, раскрашенная киноварью осыпала одежду и головной убор. Кровавый свет утренних лучей падал из резного окна позади статуи, она была словно купающееся в духовном сиянии божество с девятого неба, изгнанное в бренный мир.
*унестись в эмпиреи, о небожителях
Из-под капюшона Тасянь -Цзюнь вдруг показалась улыбка, обнажившая плотные белые зубы и милые, медово сладкие ямочки на щеках.
Он расправил свою одежду и с достоинством отвесил приветственный малый поклон*. Затем поднял свое красивое лицо и, широко улыбаясь, проговорил:
*немного поклониться, сложив руки.
- Рад познакомиться с вами, Наньгун Бессмертный Чан.
Статуи ведь не могут говорить, поэтому лишь пара черных кварца блеснула, словно уставившись на посетителя.
Тасянь-Цзюню тоже, на самом деле было очень скучно, никто сейчас не видел его и поэтому он мог с радостью продолжить разыгрывать для себя этот спектакль.
- Младшему поколению, Мо Вэйюйю сегодня посчастливилось нанести визит. Господин Наньгун старший действительно хорошо выглядит, а.
Он кривлялся, оживленно и горячо разговаривая сам с собой, довольно долго. Живой человек сходил с ума напротив статуи.
- Я нанес визит вашему пра, пра, пра, пра, пра…. – он загибал пальцы., а потом вздохнув продолжил, - Не могу сосчитать, бог его знает, какой это твой потомок по счету. В общем, нанес визит не знаю там, какому твоему племяннику по счету и твоим, ваша милость, не известно каким по счету последователям.
Затем рассмеявшись добавил:
- Вот только все теперь они все под моим ножом стали призраками. Поэтому, Бессмертный Чан Нин*, если еще не переродились, то уже, наверное, встретили их.
*Вы- уважительное обращение
- К сожалению, не имел чести повидать вашего пра-пра-пра-пра-правнука. Этот хуек*, сразу сбежал до того, как рухнула городская стена. Я не знаю, умер он или жив, так что, это несколько прискорбно.
*человечишка, тип, скотина
Так веселясь и насмехаясь, он задушевно проболтал со статуей довольно долго.
- Да, к стати, я слышал, что Наньгун бессмертный Чан тоже являлся выдающейся личностью в своем поколении, уважаемым народом, за которым шли люди, вплоть до того, что они желали видеть скромного даоса Чана императором.
Мо Жань широко улыбнулся:
- В таком случае разве не достиг бы такого величия, как я сегодня? Вот поэтому здесь, все что я говорил раньше, это пустая болтовня, у меня есть лишь один вопрос- я не понимаю, Наньгун бессмертный Чан почему бы тебе не отказаться и не взойти на престол?
Он сделал паузу и прохаживаясь взад-вперед обратил внимание на мемориальную доску с надписью, стоящую позади статуи Наньгун Чанъин. На самом деле это, как и подобает был большой монумент, он его видел с самого начала, но нарочно пропустил.
Эту каменную мемориальную доску выдолбил своим мечом сам Наньгун Чанъин, когда ему было 96 лет. Сначала она была простой, без всяких украшений, однако потом, его потомки разукрасили ее сияющим золотым порошком и теперь она выглядела яркой, сверкающей, каждый иероглиф бесценным.
Мо Жань с минуту смотрел на нее, а затем проговорил со смехом:
- Ооо, я понял. «Жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж – семь недопустимых вещей»? Бессмертный Чан воистину силен духом.
Заложив руки за спину, он продолжал:
- Однако, белоснежный Бессмертный Чан с незапятнанной репутацией, с такими верными сердечными наставлениями для потомков, до самой гробовой доски, вот мне любопытно, представлял ли бессмертный Чан во что превратиться ныне школа Жуфэн?
Проговорив это, он сжал губы, обдумывая какая формулировка здесь подходит. Подобрав наконец нужное слово, он хлопнул в ладоши и рассмеялся:
- … в крысиное гнездо?
Закончив говорить, он рассмеялся. Его улыбающееся лицо было радостным и самодовольным, искренним и в то же время коварным и ехидным. Долгое отзвуки его смеха раздавались в пустом и торжественном Зале Сяньсянь. Звук, подобный треску шелка, когда кто-то разрывает свитки, колышущиеся на ветру, разрывает в клочья портреты выдающихся героев школы Жуфэн минувших лет ….
Этот смех достиг холодной и бездушной статуи Наньгун Чанъина и внезапно замер.
Мо Жань больше не смеялся, улыбка медленно сменялась слоем льда.
Его черные как смоль глаза уставились на искусно вырезанное* лицо мудреца прошлых времен. Он вглядывался в лицо того, кто, как и он, мог повелевать всем миром, на человека, который мог растоптать всех бессмертных.
*吴带当风 – У Дай как ветер – это идиома о художнике, который так хорошо рисовал Будду, его мазки были подобны порывам ветра, его отличали отличные навыки рисования и элегантный стиль. То есть картина, скульптура – элегантно, мастерски выполнена
Как будто время и пространство слились в этом месте, две эпохи, два даосских правителя в потоке времен стояли друг напротив друга.
Наконец Мо Жань прошептал:
- Наньгун Чанъин, твоя школа Жуфэн – помойная яма. Я не верю, что ты сам можешь быть чист.
Вдруг, взмахнув рукавами, он развернулся и широким шагом вышел из Зала Сяньсянь. Внезапный порыв ветра сдул капюшон его плаща и обнажил близкое к безумию, выражение лица Тасянь Цзюня.
У него было одно из самых красивых лиц в этом мире, он был действительно красивым мужчиной. Однако сейчас, на этом лице, застыло такое злобное, кровожадное выражение, как у стервятника, пожирающего разлагающуюся плоть.
Черные полы пао словно черная туча опрокинутых чернил пролилась вниз по длинной лестнице.
Он, злой дух среди людей, демон в мирской багровой пыли, подняв глаза видел повсюду трупы последователей школы Жуфэн. Переломанные ноги, оторванные руки. Тасянь-Цзюнь пленных не брал, кроме той женщины, по фамилии Сун, он оставил ее. Остальные, все были истреблены.
В эту минуту в сердце Мо Жань зародилось жестокое до крайности удовольствие, он смотрел на роскошный рассвет над горизонтом в небе. Восходящее утреннее солнце пронзило облака, попутно ослепительный золотой свет озарил слабый румянец на его лице.
Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и сильно сжал руки под рукавами, слегка дрожа от восторга и возбуждения.
С самого начала его жизнь была как трава, ничтожная, незначительная. Когда он был маленьким, он побирался, выпрашивая еду у границ Линьи, он своими глазами видел, как умирала от голода его мама, а у него даже циновки не было, чтобы завернуть ее труп. В то время он попросил культиватора у ворот школы Жуфэн, может ли он дать или купить ему гроб, пусть самый хлипкий, самый плохой. Но тот человек не насмехаясь над ним, без всяких шуток ответил одной фразой …
Тот даос сказал:
- Не у каждого человека должен быть гроб. Если тебе на роду написано три чи (90см), не стоит просить о чжане (3,33 метра)*
*Это как бы в прямом смысле о росте, если ты ростом 90 см, смирись, тебе никогда не быть ростом 3 метра. От судьбы не уйдешь, выше головы не прыгнешь, что написано на роду, не недо пытаться изменить.
Тут ничего не поделать, и он решил закопать матушку прямо там, на месте. Но в Линьи поддерживался строгий порядок, ближайшее безымянное кладбище находилось за городскими стенами и нужно было перебраться через два холма, чтобы до него дойти.
И он потащил за собой труп матери вызывая отвращение, презрение, удивление, сочувственные взгляды. Но никто не помог ему. Он шел четырнадцать дней. Маленький ребенок тащил за собой труп женщины. Четырнадцать дней.
Четырнадцать дней. И ни одного человека, который бы ему помог.
Сначала он еще мог стоять на коленях на обочине дороги и умолять. Он умолял всех этих проходивших мимо благородных и достойных господ, кучеров, крестьян, можно ли погрузить на доску ручной тележки его маму.
Но кто хотел за это браться? Кто хотел грузить на свою тележку труп незнакомца?
Потом он уже не умолял, а только стиснув зубы тащил свою мать, шаг за шагом.
Мертвое тело окоченело, затем опять размякло, начало гнить, зловонная трупная жижа сочилась из него, прохожие обходили за три метра, быстро проходя мимо него, прикрывая носы.
На четырнадцатый день он наконец добрался до общественной, безымянной могилы.
Его собственное тело не имело уже запаха живого человека, трупная вонь пропитала его до мозга костей.
У него не было ни мотыги, ни лопаты и он принялся рыть руками неглубокую яму. У него и правда не было сил, чтобы вырыть нормальную могилу. Он подтащил совершенно обезображенную сгнившую маму и уложил ее в вырытую ямку, а потом сел рядом с ней и в оцепенении застыл.
Прошло очень много времени, прежде чем он в ступоре проговорил:
- Мама, я должен тебя похоронить.
И он зачерпнул пригоршню земли. Обеими руками зачерпнул горсть и высыпая ее на грудь матери, сломался и зарыдал.
Это было странно, он думал, что все слезы уже давно закончились и пересохли.
- Не-не-нет, не увижу, если закопаю. Я не увижу, если закопаю. – он сам заполз в яму и громко рыдал, лежа на вонючем, сгнившем трупе, слезы лились ручьем. Когда немного пришел в себя, он опять принялся зачерпывать грязь, но эта глина как будто имела свойство открывать слезные железы человека, и он снова не удержался.
- Почему все такое гнилое…. Почему все сгнило…
- Почему даже циновки нет…
- Мама…мама….
Он обхватил ее лицо и прижался, ему было не важно, что она вся в грязи, что от нее воняет, что она мертвая, что на ее теле нет ни кусочка нормальной кожи, что она истекает гноем и кишит личинками.
Он свернулся у нее на груди и громко рыдал, давясь, всхлипывая, каждый вздох раздирал его сердце, каждый звук словно с кровью вырывался из его глотки.
В конце концов над безымянной могилой раздававшийся отзвук его осипшего, искаженного голоса, он стал невнятным, временами напоминал человеческий плач, но чем дальше, все больше походил на горестный вой детеныша дикого зверя, потерявшего мать.
- Мама…мама!!
- Пусть кто-то придет…. Есть кто-нибудь… пусть придет и тоже похоронит меня…. закопайте меня тоже…
В одно мгновение прошло двадцать лет.
Мо Жань вернулся в Линьи, он неподвижно стоял на вершине, на верхнем этаже Цюнлоу* школы Жуфэн, под крытой яшмовой черепицей крышей, перед горой трупов и реками крови.
*лунный чертог, дворец небожителей
В это время провонявший трупным запахом детеныш уже сменил свою шкуру, свежий, яркий мех, свирепые острые клыки. Он снова открыл глаза, в них человеческие зрачки сияли безумным и ярким светом.
Сегодня он стоял здесь. Кто-то осмелится ему сказать- «Если тебе на роду написано три чи, не стоит просить о чжане»?
Чушь! Он желает быть десять чжан, сто чжан, он хочет тысячу чжан, вознестись до небес!
Он желает, чтобы они, все в этом мире, каждый человек, все до единого опустились на колени, стирали колени о землю, чтобы вознести его на тысячу чжан, десять тысяч чжан, миллион чжан, все стояли на коленях….
Он наступит на всех бессмертных, во имя уважения в мире!!!
Когда он вошел в Зала Сяньсянь и встретился с Наньгун Чанъин, он окончательно определился в своих желаниях и замыслах. Да, именно так, растоптать по возможности всех культиваторов, ради уважения в мире, возможности все держать в руках, в сердце, контролировать, все схватить и удержать.
Он больше никогда не будет тем гладящим труп и горько плачущим ребенком, он больше никогда не позволит своим любимым людям умирать у него на глазах, гнить у него на глазах, чтобы под плотью и кожей обнажались белые кости, а сгнившее лицо превратилось в грязь.
Больше никогда.
Сто лет спустя он тоже станет таким как Наньгун Чанъин, божеством. Ему будут поклоняться люди, смотреть снизу вверх, как на высокую гору*, его тело будет из белого нефрита, а слова покрыты золотым порошком.
*относиться с уважением
Нет, он будет лучше Наньгун Чанъин. Его Пик Сышэн сможет превзойти школу Жуфэн. Он в мире культиваторов будет первым правителем, в отличии от Наньгун Чанъин, он не откажется, этот лицемер и ханжа еще и заставлял людей восхищаться собой, прославлять себя.
Грехи?
Он не верил, что у Наньгун Чанъин не было грехов, что он не совершал преступлений. Как человек, который породил такого монстра, как школа Жуфэн, мог пожертвовать жизнью ради правого дела, мог быть честным, справедливым, достойнейшим человеком высоких моральных качеств?
Разве не «Жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж – семь недопустимых вещей для благородного человека школы Жуфэн», а? Кто не может говорить красивые слова? Он, Мо Вэйюй перед смертью тоже может найдет кого-то, чтобы вместо него придумал несколько ярких изречений, основ морали, чтобы тоже все наперебой расхваливали «Слово бессмертное, мир пробуждающее»*. И конечно, он может найти какого-то льстеца, который вместо него составит исторические записи, что одним росчерком кисти вымарает творившуюся тьму и с этого времени он, Тасян-Цзюнь, тоже будет «сердечной привязанностью всего народа, предводитель, осуществивший грандиозные замыслы», мудрейший хозяин.
* это сборник рассказов, составленный писателем Фэн Мэлуном во времена поздней династии Мин.
Превосходная правда!
Нечего и говорить, лучшего конца и быть не может!
- Жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж…. Являются для меня… благородного человека, высших моральных качеств… семью… недопустимыми вещами…
Слабое бормотание, однако подобное раскатам грома, раздалось эхом в его ушах.
Мо Жань внезапно высвободился из трясины воспоминаний, но перед глазами все еще мелькали беспорядочно искры в огне. Подняв голову, он взглянул за магический барьер, где Наньгун Сы уже пронзил стрелой «пронзающего облака» грудь Наньгун Чанъина.
Он выглядел точно так же, как его нефритовая статуя.
Кто-то воскликнул:
- Наньгун Сы, же ранен, как он мог натянуть тетиву лука «пронзающего облака»?!
- Тогда этот лук был приготовлен давным-давно?!
- Ааа, глядите, лук покрыт весь духовной энергией…. Это не Наньгун Сы! Это, это….
Никто не договорил.
Но в душе все люди знали.
Это был сам Наньгун Чанъин.
Единственным человеком, который мог натянуть тетиву божественного лука «пронзающего облака», был Наньгун Чанъин.
На этом луке и стреле Наньгун Чанъин оставил перед смертью часть духовной энергии.
Бушующее пламя быстро распространялось от груди Наньгун Чанъина. Стрела «пронзающего облака» попала ему в сердце. Огонь уже охватил все тело…
Но труп не чувствовал боли, Наньгун Чанъин среди огня выглядел стройным и непреклонным на его лице застыло безмятежное и спокойное выражение, даже немного непринужденное.
Мо Жань услышал, как Сюэ Чженъюн сбоку пробормотал:
- Он уже давно все предвидел? …он… он давно предугадал, что настанет этот день?
Нет….
Он не мог этого предвидеть. Это всего лишь совпадение.
Мо Жань в ужасе затрепетал, его зрачки сжались в две точки….
Это всего лишь совпадение!
Но как он мог в этом убедить сам себя? Способный вырваться из-под контроля партии в Чжэньлун, давно перерезавший свои меридианы, даже похороненный в середине горы Цзяо. Еще с ним не было похоронено божественное оружие, лук «пронзающий облака», а еще этот лук и стрелы до краев наполнены его духовной энергией.
..... Если бы это не было так тщательно организовано, как бы иначе возможено было то, что происходит сейчас.
Он пошатнулся и отступил назад.
Однажды он решил, что они одинаковы. Когда-то он считал, что все исторические записи в мире о выдающихся героях, все это не более чем попытка закрыть руками небо*, чтобы аккуратно отмыть со своей жизни пятна грязи, надеть чистые белоснежные погребальные одежды, остаться добродетельным и чистым. Он считал, что Наньгун Чанъин, как и школа Жуфэн, которую он видел, красив только снаружи, но стоит содрать с этого человека маску, под ней окажется лютый зверь!
* полагаться на власть, трюки и обман масс. [Источник] Стихотворение Тан Цао Е «Чтение биографии Ли Си»: «Трудно охватить мир одной рукой». Скрывать что то
Так он ошибался?
Он смотрел на Наньгун Чанъин объятого бушующим ярким пламенем. Сотни лет назад он был точно таким же, как он, обладал удивительной духовной силой и способностью пронзать небеса, этот даос Чан.
Он ошибался??!
Все что угодно можно потопить, но не грехи. Можно переписать историю, напыщенной и величественной, но там не сойдутся концы с концами, будут ошибки. Рты людей невозможно закрыть.
Наньгун Чанъин и правда был лучшим, совершенным человеком, отказавшимся от власти, отказавшимся от вознесения. Все это раньше он считал не более чем приукрашиванием, маскировкой человека, находящегося на вершине власти.
Он ошибался….
Все что угодно можно похоронить, кроме правды. Это как снег зимой, когда он начнет таять, бесконечно яркая белизна поблекнет, земля покажет свое иссеченное лицо, все свои морщины, и всей грязи, спрятанной в этих морщинах, некуда будет бежать. Солнечный свет высветит их, и они под белым светом дня зашипят и завоют.
Он….ошибся…
Мо Жань медленно покачал головой. Он уставился на Наньгун Чанъина и Наньгун Чанъин поднял голову. Его глаза по прежнему были скрыты под расшитой орнаментом в виде дракона, черной шелковой лентой. Никто не видел его глаз. И Мо Жань тоже.
Но Мо Жань показалось, что он почувствовал, как Наньгун Чанъин улыбается. И из-под черной шелковой ленты проступают морщинки от улыбки, которые не сожжёт огонь, не смоет вода, ничто не в состоянии скрыть эти маленькие линии, морщинки от смеха. Он спокойно стоял в море огня, в пылающем жаром сиянии.
Если бы он мог, он тоже думал бы эгоистично, как сохранить свое истлевшее тело, среди зеленых холмов и кипарисов для будущей героической жизни.
Мир людей слишком прекрасен, никто не хочет его покидать.
Но он ясно понимал, что не уйти нельзя. Поэтому давно уже все просчитал, обрезал меридианы, спрятал лук, потому что неизбежно, в будущем его телом захотят воспользоваться как оружием, чтобы он помог тигру в делах*
*пособничать преступникам в злодеяниях
Мир людей слишком прекрасен, и в нем достаточно цветов, не стоит окрашивать его кровью.
- Великий ,Глава… - Наньгун Сы, держа в руке божественный лук «пронзающий облака» стоял на коленях. Свет от огня освещал его юное лицо. Он также освещал на его щеках дорожки слез, - Этот недостойный младший…..
Пламя «пронзающего облака» уже выжгло камень Чжэньлун внутри Наньгун Чанъин, он скоро должен был и сам превратиться в пепел, все его тело выжигаемое изнутри становилось все более тусклым.
Вернувший полностью контроль над собой, Наньгун Чанъин задал Наньгун Сы всего один вопрос:
- Сколько лет прошло с основания школы Жуфэн?
Он был сего лишь мертвым телом, которое давно уже покинула душа.
Бренная оболочка способна сохранить какую то память и немного сознания, поэтому он мог спросить только о простых вещах.
Наньгун Сы не мог был быть неучтив, поэтому задыхаясь тут же ответил:
- Со времени основания школа Жуфэн прошел четыреста двадцать один год.
Наньгун Чанъин наклонил голову, уголки его рта все же были приподняты в улыбке.
- Так долго, - проговорил он.
Этот слабый звук его голоса напоминал чистый, прохладный ветер в горах, что рассеивается без следа.
- Я предполагал, что все закончится через двести лет. – тон голоса Наньгун Чанъин был теплым и добродушным, он струился по горным травам горы Цзяо. – Все в мире имеет срок жизни, когда он подходит к концу, нечеловеческими усилиями можно его продлить. Само собой, что старое заменяется молодым, а истрепавшееся и ветхое, новым и свежим. Чем больше вещами пользуешься, тем больше они пачкаются, становятся старыми. Что-то с течением времени отбрасывается, от чего-то отказываешься, это и правда благо. Сы-эр, не нужно винить себя.
Наньгун Сы вдруг вскинул голову, от большой кровопотери его лицо было бледным, как бумага. Его голос дрожал:
- Великий Глава!
- На самом деле, то, как долго просуществовала школа Жуфэн, не зависит от того, сколько лет она возвышалась и сколько имела последователей. - силуэт Наньгун Чанъин было уже едва видно, звук его голоса все более отдалялся, - Имеет значение, что в этом мире по прежнему кто-то помнит, что жадность, ненависть, ложь, убийство, похоть, воровство, грабеж – семь недопустимых вещей для благородного человека.
Проговорив это, н взмахнул рукавами и, в одно мгновение, травы, деревья на горе Цзяо задрожали, лозы поднялись со всех сторон, обвили почти освободившиеся трупы и всех разом затянули под землю.
- Запомни это и действуй, передавай это учение*
*передача знаний от учителя ученикам, продолжать, преемствовать
На этом слове тело Наньгун Чанъин в бушующем пламени внезапно взорвалось светящимися словно светлячки каплями и золотыми с красным искрами, разнесшиеся с ветром над безбрежным лесом.
Его тело уже исчезло, но отголосок еще не рассеялся.
Внутри магического барьера рыдал Наньгун Сы, за барьером Е Ванси стояла на коленях и люди вокруг, один за другим тоже опускались на колени. …жизнь Чанъина, Бессмертного Наньгун Чан….
При жизни и после смерти являющегося выдающимся героем.
Автор говорит:
В книге судеб «ростом в три чи, не стоит просить о чжане» не так часто цитируют и это надо прояснить. Я хотела найти источник этой фразы, но не нашла и могу только сказать, что ничего не остается, как только предположить, что это фраза не известного древнего мудреца. Это не я над ней ломала голову
-
-
14.07.2021 в 14:06-
-
14.07.2021 в 14:54-
-
14.07.2021 в 16:24-
-
14.07.2021 в 16:24