Lapsa1
Арку с 77 по 97 переводит другой переводчик.
читать дальше 98. – Учитель, прошу, позаботьтесь обо мне.
На пике Сышэн было множество горных вершин и холмов, которые имели достаточно забавные названия, например вершина «Ааааааааааааааааа».
О причине, почему она была так названа, среди учеников секты ходили разные версии. Самая популярная была та, в которой говорилось, что склон горы очень крутой и все, кто с нее падали, последнее, что кричали, это –«Аааааааааааааааа» , потому так и назвали этот пик.
Но Мо Жань точно знал, что это не правда.
Вершина этой горы упирается в небо, она одиноко и тоскливо возвышается над всеми. Весь год она покрыта снегом и здесь всегда очень холодно. Когда на пике Сышэн кто-то умирал, тело на время оставляли здесь, в ледяном зале, пока шли приготовления к похоронам.
Мо Жань был здесь только один раз в его предыдущей жизни.
События того времени мало чем отличались от сегодняшних. После открытия портала адского царства кровавая битва унесла бесчисленное количество жизней и жизнь Ши Мей была среди прочих.
Тогда он не хотел принимать эту реальность, поэтому опустился на колени рядом с гробом, в котором лежал Ши Мей. Он смотрел на лицо человека внутри ледяного гроба, оно было словно живое. Мо Жань простоял в ледяном зале на коленях в течение многих дней несмотря на снег и ветер….
- Причина, почему я назвал эту гору «Аааааааааааа», в том, что в тот год умер твой отец, мой брат.
В предыдущей жизни , Сюэ Чжэнъюн сказал ему это, когда стоял рядом с ним в этом ледяном склепе, несмотря на холод и мороз.
– У меня из всей семьи был лишь старший брат. Мы вдвоем создавали эту секту на пике Сышэн, мы вдвоем, рука к руке трудились здесь, однако, твой отец….. ты его копия, в точности как он, такой же своенравный человек. Не прошло и нескольких безмятежных дней, как он один на один вступил в схватку и потеряв свое духовное ядро, пропал, просто ушел.
В ледяном зале было очень холодно и Сюэ Чжэнъюн вытащил из-за пояса фляжку с шаоцзю (50` водкой, наш человек). Он откупорил ее и сделал глоток. Потом посидел немного с фляжкой в руке и протянул Мо Жань.
- Давай, выпей немного. Главное, тете не говори.
Мо Жань не ответил и не двинулся с места.
Сюэ Чжэнъюн вздохнул и продолжил:
- Этот пик называется Аааааа, потому что в тот день я тоже чувствовал нестерпимую, невыносимую муку в душе, как и ты. Она раздирала меня изнутри и просилась наружу, когда я стоял тут над телом твоего отца и я решил выпустить боль, плакать и скорбеть, кричать во весь голос. И я расплакался, это был постыдный вой Аааааааааааааа, так я и назвал этот пик.
Он искоса глянул на Мо Жань и похлопал его по плечу.
- Твой дядя не много прочел святых писаний, но он тоже знает, что человеческая жизнь, подобна росе, которая исчезает мгновенно. Все, что ты можешь, это идти вперед и верить, что в следующей жизни вы тоже будете братьями.
Мо Жань медленно закрыл глаза.
- Примирись с утратой и прочее, все это пустая болтовня. Хочешь плакать, плачь сейчас. Если хочешь побыть тут с ним один - хорошо. Только пожалуйста, ешь и пей. Пойдем в зал Мен-По, ты поешь, а потом, если захочешь стоять здесь на коленях опять, я не буду тебя удерживать.
В ледяном зале, холодном и безмолвном, тихо трепетал на ветру белый шелк, мягко, как нежные пальцы, касаясь его лба.
Мо Жань медленно открыл глаза.
Перед ним, как и в его памяти, все так же стоял ледяной гроб, на вершине горной цепи Кунь-Лун, он был сделан из чистого льда и снега с этой горы. Гроб искрился и его окружал, как шелковые нити, морозный воздух.
Только внутри лежал другой человек, Чу Ваньнин.
Мо Жань мог болтать что угодно, но он никогда бы не мог подумать, что в этой жизни, после раскола неба, умрет Чу Ваньнин.
Он был застигнут врасплох, он не успел к этому подготовиться.
Когда перед его лицом оказалось это ледяное тело, вопреки ожиданиям, это его не сильно взволновало. Он не испытал ненависти, к тому, что этот человек умер, не испытал радости, он даже не был опечален тем, что Учитель ушел в мир иной.
Мо Жань почти с недоумением уставился на Чу Ваньнина и смотрел на него очень-очень долго. Его лицо, в сравнении с тем, каким оно было при жизни, тонкое и холодное, сейчас и в самом деле покрылось слоем инея. Его плотно закрытые ресницы замерзли, губы были мертвенно бледны, а кожа стала такой светлой, почти прозрачной, что под ней были видны бледно голубые вены, они были похожи на трещины на тонком белом фарфоре.
Как это мог быть именно этот человек?
Мо Жань протянул руку и робко дотронулся до щеки Чу Ваньнина, она была совсем холодная. Он опустил руку вниз, к горлу, ощупал шею. И не почувствовал пульса.
Он проделывал это снова и снова.
Затем он схватил его за руку и крепко стиснул кисть. Фаланги пальцев уже окоченели, но были все еще шершавые.
Мо Жань чувствовал нарастающее удивление, у Чу Ваньнина были маленькие мозоли на пальцах, но ладонь была очень нежная и гладкая. Он не мог удержаться и внимательно рассматривал каждый шрам, каждую рану, раскрывшуюся еще больше от мороза, хотя они были все промыты и очищены, но на них никогда больше не нарастет плоть, они никогда не закроются.
Он вспомнил слова Сюэ Мена. - «Он уже потерял свое духовное ядро, он стал как обычный человек, не знающий культивации. Он не мог применить заклинания и только мог тащить тебя на спине, шаг за шагом, взбираться по ступеням на пик Сышэн….»
В конце концов у него не было сил идти и он полз на коленях, тащил его на себе. Все его руки, все десять пальцев были стерты до мяса и покрыты кровью.
Он хотел вернуть его домой.
Сердце Мо Жань забилось сильнее, он бормотал:
-Зачем ты тащил меня, зачем возвращал?
-……………………
- Чу Ваньнин, это правда был ты?
- …………………….
- Если ты сейчас кивнешь, я тебе поверю, - Мо Жань серьезно сказал это человеку, лежащему в гробу. Его лицо было очень спокойным, как будто он полностью был уверен, что этот человек в самом деле сейчас проснется. – Чу Ваньнин, ты, бля, кивни головой, я сейчас же тебе поверю, я не ненавижу тебя, я…. я, бля, просто кивни, ладно?
Но Чу Ваньнин все так же лежал, со скучающим выражением на лице и замерзшими бровями. Как будто то, что Мо Жань ненавидел, его вообще не волновало. Сам он имел чистую совесть и просто оставил других волноваться в этом мире об этом.
Этот человек и при жизни и своей смертью заставлял людей больше раздражаться, чем сочувствовать ему.
Мо Жань внезапно усмехнулся:
- Верно! Когда это ты меня слушал?
Он смотрел на Чу Ваньнина и все больше чувствовал абсурдность ситуации.
Непрерывно, все это время, он взращивал в себе ненависть к Учителю. Он ненавидел его из-за того, что тот не спас Ши Мейя.
Эта ненависть сопровождала его непрерывно, все десять лет. Однако кто-то, всего день назад, сказал ему…..
- Чу Ваньнин ушел, потому что не хотел быть обузой.
Кто-то, сказал ему…..
- Сколько ран ты получил, умножь их на два, столько раз был ранен он.
Он израсходовал все свои духовные силы, чтобы спасти тебя…..
Хорошо, действительно, прекрасно. Чу Ваньнин все сделал правильно, а как же он?
Он ничего этого не знал, как последний дурак, столько времени был в блаженном неведении, как последний клоун он крутился волчком и скалил зубы. Разрывал свое сердце и наполнял душу ненавистью так долго.
Это все пустяк?
Если бы это недоразумение было недолгим, оно было бы подобно комку грязи, прилипшему к ране, пока она не зажила. Со временем его обнаружат, смоют и снова нанесут лекарство и пластырь на рану. Лучше и быть не может.
Но если бы это было недоразумение, продолжавшееся десять или двадцать лет, то люди, попавшие в эту ловушку, в эту сеть, вложили бы в это недоразумение ненависть на долгое время, возможно на всю жизнь.
Эти чувства уже зарубцевались, они обросли плотью, полностью сливаясь с телом.
И вдруг, кто-то говорит- «Это все не так. Это просто ошибка»
И что с этим всем делать? Все эти годы, месяцы, дни, все это находилось под кожей и уже впиталось в кровь.
Тогда следовало разорвать кожу, плоть, чтобы все исправить, исчерпать конфликт.
Ошибка, длящаяся год, это только недоразумение.
Ошибка, длящаяся десять лет, перерождается в месть.
Ошибка, длящаяся всю жизнь, от рождения до смерти, это судьба.
Их судьба была не из лучших.
Ворота ледяного зала медленно распахнулись.
Точь-в-точь, как и в прошлой жизни, вошел и Сюэ Чжэнъюн с флягой водки в руке. Тяжелой походкой он прошел через зал до Мо Жань и сел на пол. Они сидели рядом, бок о бок.
- Мне сказали, что ты пошел сюда, твой дядя пришел составить тебе компанию. - Красные глаза Сюэ Чжэнъюна красноречиво говорили о том, что он совсем недавно плакал. - А также, хотел составить компанию и ему.
Мо Жань не мог говорить. Сюэ Чжэнъюн тоже молча открыл флягу и сделал несколько глотков. Он остановился и принялся ожесточенно вытирать свой рот и щеки, а затем проговорил с жалкой, натянутой улыбкой:
- Раньше, когда я пил, и Юйхен видел это, он не особо был рад, а сейчас…………айай, не стоит говорить, что было то было. Я не считаю свои года, но терять старых друзей, один за другим… Жань-эр, сынок, понимаешь, как это? (можно перевести как «сынок» обращение нежное взрослого)
-………….
Мо Жань опустил глаза.
В своей предыдущей жизни Сюэ Чжэнъюн также задавал ему этот вопрос.
В той жизни только что погиб Ши Мей, самый близкий человек, как его могла волновать смерть других людей? Он не понимал и не хотел понимать.
Однако сейчас, как он мог не понять?
До того, как возродился, он остался совсем один, на огромной горе Ушань.
Однажды, когда он задремал, он очнулся от сна, потому что ему приснились прежние времена, когда он был учеником старейшины Юйхена. Его скромное жилище, со строгой обстановкой. Он проснулся с твердым намерением посетить свою старую комнату. Когда он толкнул дверь и вошел в это узкое, запустелое помещение, где жил учеником, все в нем уже покрылось слоем пыли.
Он обратил внимание на маленькую плитку-жаровню, которая была перевернута и валялась у стены. Он поднял ее, подержал в руках и машинально хотел поставить на место.
Эти годы, пролетели так стремительно, сейчас же он стоял посреди комнаты с маленькой плиткой и вдруг застыл.
«Эта жаровня, где она стояла?»
Он не мог вспомнить.
Своим хищным взглядом он оглянулся на съежившихся людей, которые стояли позади него. Командир гвардии или другой человек, все лица были размыты, он не мог различить, кого зовут Чжан Сань, а кого Сан Чжан.
Естественно, они не знали, куда их владыка в молодости привык ставить жаровню, в какой именно части комнаты.
- Так эта плитка раньше, где стояла?
Он не мог это вспомнить, а люди, которые помнили, были уже все мертвы и обратились в прах.
Так как же Мо Жань не мог понять чувства Сюэ Чжэнъюна в этот момент?
- Иногда, я вдруг вспоминаю какую-нибудь шутку или фразу из своей юности и забываясь, хочу произнести ее вслух, но вижу, что ни один человек вокруг не сможет ее понять.
Сюэ Чжэнъюн опять сделал глоток из фляги, потом опустил голову и рассмеялся.
- Твой батя, прежде мы были братья и по оружию… и твой учитель …..аа..
Его речь струилась как поток:
- Жань-эр, сынок, а ты знаешь, почему этот пик называется Аааааааааааааааа?
Мо Жань понимал, что не стоит говорить, что знает, однако сейчас в его мыслях был такой хаос, что он просто не хотел снова слушать рассказ Сюэ Чжэнъюна об этом событии. Поэтому он просто ответил:
- Знаю. Дядя приходил сюда и плакал в голос.
- Ааа, - Сюэ Чжэнъюн остолбенел и медленно захлопал глазами. Потом, видимо поняв, подмигнул, при этом стал заметнее тонкий шрам, и спросил, - Это твоя тетя тебе рассказала?
- Да.
Сюэ Чжэнъюн старательно утерев слезы, глубоко вздохнул и сказал:
- Хорошо, хорошо. Тогда ты знаешь, что дядя хотел тебе сказать. Нельзя все держать в себе, надо выплакаться, это ничего страшного. Мужчина тоже может проливать слезы, это не позор.
Мо Жань еще никогда не плакал. Возможно, потому что он прожил две жизни, он стал таким бесчувственным, как железо. По сравнению с душераздирающей болью, когда он потерял Ши Мей, сейчас же он был спокоен, как и всегда. Он был так спокоен, что даже испугался собственного оцепенения. Он не понимал, почему он до сих пор так холоден.
Посидев немного и допив всю флягу, Сюэ Чжэнъюн встал. Неизвестно, занемели ли ноги от долгого стояния на коленях или слишком много выпил, но он пошатнулся.
Похлопав своей большой рукой по плечу Мо Жань, прежде чем поплестись к выходу, он сказал:
- Хотя раскол в небе мы устранили, нужно еще выяснить, кто стоит за всем этим. Наверняка за этим происшествием скоро снова последует великая битва. Жань-эр, как закончишь здесь, сразу же спускайся и иди поешь, нельзя допустить, чтобы твое тело обессилило без еды.
Договорив, он повернулся и ушел.
Уже наступила глубокая ночь, снаружи, ледяной зал освещала лишь одинокий серп луны. Сюэ Чжэнъюн притоптывая ногами снег, который никогда не таял, поднял свою флягу и голосом, подобным старому разбитому гонгу, затянул старую песню провинции Сычуань.
Благодаря старым знакомым, теперь я словно призрак,
Только выпив, могу почувствовать себя счастливым.
Когда-то под деревом лавра мы спрятали вино,
А когда скрестили бокалы, лица уже испещрили морщины, и седина покрыла виски.
С рассветом сон ушел, и все люди вместе с ним,
Взгляну на это затуманенным взором, горькая слеза соберется в уголке глаза.
Хотел бы я оставшиеся дни провести во сне,
Навсегда остаться там, пить вино и быть вместе с дорогими сердцу людьми. (перевод Rin Otori)
Финал битвы в этой жизни отличался. Тогда в гробу лежал Ши Мей, сейчас Чу Ваньнин, поэтому у Сюэ Чжэнъюна было еще больше скорби и переживаний и песня была другой.
Мо Жань подошел к дверям, распахнутым настежь, и стоял спиной к ледяному залу. Он слышал хриплый голос, полный отчаяния и бесконечно долгий вздох. Скорбь этого мужественного человека была так глубока. Мелодия, подобно орлу высоко в небе, постепенно удалялась и окончательно затихала вдали поглощенная завыванием ветра.
Граница неба и земли, все звуки были размыты в лунном свете, только лишь одна фраза повторялась « и быть вместе с дорогими сердцу людьми……….»
Прошло неизвестно сколько времени, пока Мо Жань медленным шагом вышел из ледяного зала.
Дядя был совершенно прав. Хотя сейчас им удалось восстановить небесный барьер, на этом дело явно не закончится. Чу Ваньнин умер и им теперь придется справляться своими силами.
Когда он дошел до обеденного зала Мен-по, он уже опоздал к ужину и в зале никого не было, кроме старой женщины. Мо Жань попросил миску чунцинской лапши и забившись в дальний угол присел поесть. Лапша была острая и теплая. Он задирал голову и жадно глотал ее. Ее аромат рассеивался по всему залу. Густой горячий воздух и полумрак делали все вещи в зале Мен-по размытым.
Почему-то сейчас он вспомнил о том, как в прошлой жизни после смерти Ши Мейа дал волю своему гневу. Три дня и три ночи он не спускался вниз и отказывался от еды. В конце концов, его убедили покинуть ледяной зал, и он спустился, чтобы поесть. Войдя на кухню, он увидел спину человека, который хлопотал там, это был Чу Ваньнин. Жесты его были неловкими и неуклюжими, он раскатывал тесто, его лицо было перепачкано в муке. Рядом стояла начинка для чаошоу (пельмешки), мука и вода. А также безукоризненно ровный ряд уже аккуратно слепленных чаошоу.
Дзинь!
Все, что стояло на длинном узком столе, было сметено разом. Этот жестокий клокочущий звук, донесся сейчас из прошлого. Сейчас он заставил Мо Жань отложить в сторону палочки для еды.
В тот момент он думал, что Чу Ваньнин насмехается над ним, что он хочет его уколоть побольнее.
Однако потом он решил, что Чу Ваньнин правда хотел вместо умершего Ши Мей для него сварить чашку чаошоу, и только.
«Что это за чушь? Ты хочешь подражать ему? Ты думаешь, что можешь приготовить это как он? Ши Мей мертв, ты доволен? Да или нет, тебе обязательно нужно довести своих учеников до смерти или свести с ума, тогда ты будешь доволен? Чу Ваньнин! В этом мире никто больше не сможет так приготовить чаошоу, все равно на сколько ты хочешь подражать ему, ты никогда не сможешь сделать это так, как он!»
Каждое слово впивалось в сердце.
Он не хотел об этом больше думать. Он хотел доесть свою лапшу.
Но как он мог не вспоминать, как мог так просто отпустить это.
Он как никогда до этого, сейчас ясно вспомнил лицо Чу Ваньнина, отстраненное, как всегда, он все еще помнил каждую мелочь, каждую деталь.
Он вспомнил слегка дрожащие кончики пальцев и немного муки на щеках.
Он вспомнил, как аккуратные пухлые белоснежные чаошоу раскатились по полу.
Он вспомнил, как Чу Ваньнин, опустив глаза, нагнулся и медленно собрал их с пола, чтобы потом выбросить один за другим.
Выбросить собственноручно.
Он судорожно перемешал лапшу в чашке.
Мо Жань больше не мог есть, он отодвинул чашку и бросился вон из этого места, которое сводило его с ума. Он бешено мчался через весь пик Сышэн как будто хотел оставить позади все эти десять лет жизни, оставить все недоразумения и ошибки этой жизни за спиной. Он хотел вернуть все эти пустые годы назад, чтобы догнать того человека, который тогда покинул зал Мэнг -по.
Догнать и сказать всего одну фразу.
- Прости меня, я ошибался, когда ненавидел тебя.
Мо Жань беспорядочно метался в темноте ночи…..однако где бы он не останавливался, он везде видел разбитый силуэт фигуры Чу Ваньнина. У этой пагоды он обучал его грамоте, здесь они тренировались с мечом. На этом мосту он отдал ему зонт. В этом зале его наказали палками за тот раз, когда он взял вину на себя.
С каждой минутой этой ночи он все больше чувствовал скорбь и беспомощность.
Внезапно все вокруг осветилось. Тучи на небе расступились, туманная дыма рассеялась и выглянула яркая луна.
Мо Жань остановился отдышаться.
Пагода Тонтьень……….
На этом месте, в прежней жизни, он умер и так же на этом месте в первый раз встретил Чу Ваньнина.
Он слышал стук своего сердца, как будто били в барабан. Его глаза были полны смятения, как у загнанной лошади. Он чувствовал, что прошлое гналось за ним, нельзя уклониться от этого, нельзя этого избежать, прошлое заставило его прийти сейчас именно на это место.
Был прекрасный вечер, когда он впервые увидел господина Чу.
Мо Жань больше никуда не бежал. Он понял, что он не сможет сбежать, все предопределено, он навсегда в долгу перед Чу Ваньнином.
Он медленно поднялся по ступеням и подошел к яблоне, ветер уже сорвал с нее все цветы. Он протянул руку и погладил сухую и жесткую кору дерева, которая защищала мягкую сердцевину.
Уже прошло почти три дня после смерти Чу Ваньнина.
Мо Жань запрокинул голову и вдруг увидел единственный сохранившийся нежный цветок. И только сейчас из глубины внезапно поднялась нестерпимая волна боли, он прижался лбом к стволу дерева и разрыдался.
- Учитель…Учитель, - он задыхался от слез и непрерывно бормотал ту фразу, которую произнес тогда, в день первой встречи с Чу Ваньнином, - Позаботьтесь обо мне, хорошо… позаботьтесь обо мне..
Но ничего не могло измениться, пагода Тонтьень стояла на прежнем месте, и он был тут совсем один и некому позаботиться о нем, никто не вернется назад.
Мо Жань возродился в своем молодом пятнадцатилетнем теле, но это была лишь оболочка. Внутри была все та же душа тридцатидвухлетнего императора Тасьень Цзюня. Он видел слишком много смертей, перепробовал все, что возможно в мире людей, и кислое, и сладкое, поэтому после возрождения все его чувства, переживания не были уже такими искренними и яркими. Скорее это была лишь маска, которую он носил.
Однако в эти минуты на его лице отразилось все замешательство, вся его боль, он был словно обнажен, такой слабый и нежный, чистый и незрелый.
Только в этот момент он выглядел по настоящему юным парнем, который потерял своего наставника, как брошенный ребенок, лишившийся своей семьи, как бродячая собака, потерявшая дом и не способная найти дорогу назад.
Он просил позаботиться о нем.
Позаботься обо мне…
Но никто не откликнулся. Только лишь ветви, украшенные пышной листвой, качались на ветру.
В этом году красивый человек под этой яблоней, не мог поднять голову и хотя бы взглянуть на него, даже в последний раз.
читать дальше99. Третье оружие Учителя
В ту ночь Мо Жань заснул прислонившись к яблоне.
На пике Сышэн было очень много мест, которые имели отношение к Чу Ваньнину, напоминали о нем, носили отпечаток его присутствия. Если хотел оплакивать его, павильон Красного лотоса, наилучшее место для этого. Но однако, сейчас, ему было достаточно просто опереться спиной о яблоню чтобы душа не так сильно болела, но он все равно мог чувствовать этот аромат воспоминаний.
Прежде, он считал, что выбрать из всех Чу Ваньнина наставником было огромнейшим несчастьем для него. Теперь же он понял, что это было ошибкой с самого начала.
Лишь сегодня он понял, что человек, которому это принесло несчастье был не Мо Вэйюй, а стоящий под цветущим деревом, с опущенной головой в глубоком раздумье, Чу Ваньнин.
- Господин бессмертный, господин бессмертный, позаботьтесь обо мне.
Он смутно помнил свои первые слова, обращенные к учителю. Наверное, они звучали так, а возможно чуть по-другому, но это было слишком давно, он не мог вспомнить их так ясно.
Однако он отчетливо помнил, то удивленное и потерянное в своих мыслях лицо, когда Чу Ваньнин поднял ресницы.
Его выражение лица тогда, ему очень понравилось, оно было нежным и ласковым.
Теперь же Мо Жань, лежа среди травы думал, что если бы было можно повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда он выбирал наставника, он ни за что бы снова не стал просить Чу Ваньнина, пусть бы он сам выбрал себе учеников.
Но, по сколько в то мгновение он поднял глаза, ценой этого было то, что жизнь Чу Ваньнина стала бесконечно запутанной.
Две жизни.
Он сам все разрушил, своими руками.
Две жизни….
Комок сдавил горло, задыхаясь, он закрыл глаза. Его душу как будто терзали тысячи муравьев, бесконечно долго мучая его, эти ошибки и ожидание длились слишком долго и он впал в легкий сон.
А затем пришло воспоминание, к которому он не осмеливался даже прикоснуться со дня возрождения. В этом сне он вспомнил все и это воспоминание подняло нож и вырезало его сердце.
В то время он уже достиг вершины своего могущества. Чу Ваньнин уже давно лишился своего духовного ядра и был заключен под домашний арест во внутренних покоях дворца.
Однако до сих пор не прекратились посягательства на его власть. Сюй Мен в союзе с Мей Ханьсюэ несколько раз пытались свергнуть Мо Жань. В этот раз только благодаря его мощной духовной силе, он не погиб, но получил тяжелые ранения. Больше месяца он вынужден был восстанавливать свои силы в императорских покоях.
В горах в эти дни не прекращался сильный дождь.
Мо Жань в наброшенном на плечи тяжелом парчовом пао (халат на подкладке (Только мужской), белыми пальцами сжимая полу, стоял в галерее на выходе и всматривался в темноту снаружи. На его лице застыло радостное и одновременно несколько безумное выражение. Он не проронил ни звука, но во всем его теле чувствовалось нечто не человеческое, искаженное. У него было мужественное, красивое лицо, но выражение его глаз было мрачным и жестоким, в них не было и намека на доброту и нежность.
Чем дольше он находился на недостижимой высоте власти, тем мрачнее и угрюмее он становился.
За его спиной послышался звук легких шагов. Он, не поворачиваясь спросил:
- Ты здесь?
- Ты собрался окончательно уничтожить дворец Тасюэ на горе КуньЛунь? – раздался голос Чу Ваньнина в безлюдном тронном зале.
- Что поделать, ты опять прав. – ответил Мо Жань.
- …………..ты забыл, что ты обещал мне? Ты говорил, что никогда снова не будешь угрожать жизни Сюэ Мена.
- Уважаемый Учитель, ты пришел сюда и ничего не спросил о моих ранах. Я, стою тут на сквозняке, холодно вокруг, я могу простудиться, а тебя заботит лишь то, чтобы я кого-то там не убивал? - голос Мо Жаня звучал спокойно и доброжелательно.
- Мо Вэйюй, я здесь только для того, чтобы сказать, что не надо больше делать то, о чем потом будешь сожалеть.
- Ха! Сожалеть? Это ты Учитель должен сожалеть. В то время, когда я лично вырезал всю секту Жуфэн и ты сражался там против меня, ты лишился своего духовного ядра. И сейчас, если я собираюсь уничтожить снежный дворец, ты как обычный, простой человек не в состоянии мне помешать. Разве не ты должен сожалеть, что сунулся тогда не в свое дело?
Мо Жань наклонил голову набок и обернулся. Уголки рта его тронула безжалостная холодная улыбка и в глазах появился зловещий огонек.
- Чу Ваньнин, сейчас ты просто калека, как ты можешь остановить меня?
Возможно, потому что у него действительно ничего не осталось, долгое время Чу Ваньнин молчал.
Раздался раскат грома и дождь еще сильнее полился с черепичной крыши.
Чу Ваньнин молча стоял с закрытыми глазами, потом открыл их и прошептал всего два слова:
- Не ходи.
Черный пао взметнулся, когда Мо Жань резко обернулся.
За его спиной виднелось свинцово серое небо. Он уставился на стоящего внутри тронного зала Чу Ваньнина:
- Почему это мне не идти? Я дал Сюй Мену слишком много шансов, когда ты ради него расстелился(雌伏 - жаться к земле подобно самке) передо мной. Тогда я сдержал свое обещание, я отпустил твоего человека. Я сохранил ему жизнь. Сейчас же он хочет убить меня опять, и ты опять отговариваешь меня. С какой стати мне не ходить?
- ……………..
- Почему? Не можешь сказать? – Мо Жань холодно усмехнулся, - Не ты ли читал мне нотации, не ты ли ругал меня, а , Чу Ваньнин, разве теперь ты не слишком нетерпим к моим ошибкам? Я понимаю, Сэй Мен плоть от плоти твоей, твой любимый ученик, ты считаешь его воплощением душевной чистоты, а я всего лишь грязь на его подошве.
- Хватит. - лицо Чу Ваньнина стало серым, он нахмурил брови, пытаясь сдержаться изо всех сил.
- Не хватит! Почему это хватит? – Мо Жань с высоты своего положения испытывал жестокую радость в сердце, от чувства превосходства, победы, одновременно он и злился и пребывал в бешенном восторге и ревновал. Все эти сильные чувства словно распирали его сердце изнутри.
Его глаза были такими яркими и оживленными, когда он медленно прохаживался взад и вперед.
- Я не дам ему второго шанса, Чу Ваньнин, у него не будет второй попытки. Я хочу убить его, содрать с него кожу живьем, растоптать его, хочу пить вино из его черепа! Я хочу вырезать его печень и внутренности, разрубить его плоть и кости и приготовить их в котле с рисом! Ты не можешь меня остановить! ……Чу Ваньнин, ты не остановишь меня!
Его глаза покраснели, он говорил все это веселым тоном, почти потеряв человеческий облик.
Вдруг одна рука схватила его за ворот пао и другая отвесила пощечину.
- Хватит сходить с ума!
Лицо Чу Ваньнина было так близко, что можно было ясно увидеть, как дрожат его ресницы и на глазах блестят слезы.
- Мо Жань…проснись…очнись же наконец…
- Я проснулся! – щека горела от жгучей боли, однако это сводило его с ума еще больше. Он пристально уставился на Чу Ваньнина и внезапно порыв ярости захлестнул его:
- Я то не сплю! Это ты бредишь! Ты что, ослеп?
Оттолкнув его, он разорвал на груди свою одежду, открыв окровавленные бинты.
- Это ты слепой, Чу Ваньнин! – Взревев от ярости, он чувствовал, что этого недостаточно, его больная душа требовала еще, тогда он безжалостно схватился за засохшие бинты и одним рывком сорвал их с ран вместе с кусками плоти…
- Кто это сделал? Твой прекрасный ученик! Сюй Мен! Еще немного и я бы умер! Как ты можешь просить, чтобы я его пощадил! В твоих глазах только он, только его жизнь ценна, а как же я?!
Переполненный ненавистью, Мо Жань схватил руку Чу Ваньнина и приложил ее к кровоточащей ране.
- Ты же хотел остановить меня? Замечательно, я даю тебе прекрасный шанс меня удержать, вырви мое сердце! Чу Ваньнин, ты блять, такой крутой, давай же, вытащи мое сердце, останови меня!
-………….
Пальцы Чу Ваньнина дрожали и были холодны как лед.
Мо Жань уставился на него, разъяренный, неистовый. Вены на его шее дрожали от напряжения.
Осипшим голосом он повторял:
- Вырви его.
Снаружи все так же дождь бешено стучал по черепичной крыше, было слышно как он выстукивал тан-тан- тан-тан, бе-зу-ми-е, бе-зу-ми-е.
Во дворце стояла мертвая тишина.
Никто не сдвинулся с места.
Простояв так довольно долго, Мо Жань наконец ослабил хватку на руке Чу Ваньнина. Тяжело дыша, низким, раздраженным голосом он сказал:
- Судьбу жизни Сюэ Цимин и Мей Ханьсюэ определять мне.
-…………..
- Ты ненавидишь меня, Учитель. – проговорил Мо Жань, - Все равно так или иначе моя жизнь вот такая, наши жизни вот такие. Мы не можем вернуться назад и нам остается только вместе идти вперед, в темноту. По дороге на тот свет я заберу с собой немного старых друзей, чтобы они составили мне компанию.
В тот день Чу Ваньнин смотрел на удаляющийся черный силуэт человека и наконец сказал:
- Мо Жань, если ты разрушишь дворец Тасюэ и убьешь Сюэ Мэна, я тоже умру перед тобой. Неважно, что мне больше нечего тебе предложить к обмену, однако, по крайней мере я еще могу выбрать смерть.
Услышав это, Мо Жань остановился на мгновение, затем чуть повернул свое красивое лицо в сторону. На его лице появилась еле заметная ухмылка, скрытая туманом от дождя:
- Рядом с этим досточтимым ты не умрешь.
- ……………….
- Даже если вся твоя кровь выльется, я все еще буду в состоянии тебя удержать, я последую за тобой в царство Ямы (в ад) и верну назад. Ты мой в этой жизни, на всю жизнь, даже если это тебе отвратительно.
Казалось, приступ безумия Мо Жаня прошел и на лицо постепенно возвращалось обычное убийственно холодное выражение спокойствия. Он продолжил:
- Мой хороший Учитель, ты послушно останешься на пике Сышэн и когда я самолично схвачу Сюэ Мена и приведу его сюда. Я разрешу ему хорошенько налюбоваться на его божество, на его ангела, о котором он так беспокоится и день и ночь. Каким он может быть подо мной похотливым. В конце концов , мы ведь из одной секты, пусть он умрет с чистой совестью, чтобы ему все было ясно.
Однако, Мо Жань и подумать не мог, что мастер Чу, останется в конечном итоге все тем же мастером Чу.
Месяц спустя Мо Жань выполнил свое обещание. Он гордо стоял на вершине горы КуньЛунь, перед Небесным озером. Мэй Ханьсюэ и Сюэ Мэн уже были захвачены им и привязаны к ледяном колоннам дворца. После этого он использовал технику вейцзи ЧженЛон, чтобы контролировать умы всех тысяч людей во дворце Тасюэ и управлял ими так, чтобы они безжалостно убивали друг друга на глазах Сюй Мена и Мей Ханьсюэ.
Белые величественные снежные горы в одно мгновение окрасились словно на закате красным. Покраснело от крови и Небесное озеро. Вершины горы были пропитаны насквозь кровью.
Мо Жань неторопливо, с королевским достоинством уселся перед дверями снежного дворца. С одной стороны стоял слуга, подавая ему виноград. Сам он смотрел в другую сторону с улыбкой наблюдая за происходящим.
Он посмотрел на Сюй Мена, который был уже почти без сознания:
- МенМен, что тебя так смущает?
- ……………..
Сюй Мен никак не отреагировал, как будто он уже лишился слуха.
Мо Жань весьма довольный реакцией, с улыбкой почти ласковым тоном продолжил:
- Двоюродный старший брат тебе устроил представление, взгляни, разве тебе не нравится?
-…..ты, пощади людей снежного дворца..
Еле расслышав слабый шепот, Мо Жань моргнул и переспросил:
- Что?
- Отпусти людей дворца Тасюэ , - яркие глаза Сюй Мена сейчас выглядели безжизненными, - Отпусти их, отпусти Мей Ханьсюэ….это же я хотел твоей смерти, это я собирался тебя убить, убей меня, не наказывай других.
Мо Жань улыбнулся шире:
-Так ты хочешь поторговаться со мной?
- Нет, - Сюй Мен взглянул на него своими широко открытыми глазами, - Я умоляю тебя.
Баловень судьбы, этот счастливчик, сам, лично умолял его.
Демон в его сердце внезапно обрадовался. Глаза Мо Жань вспыхнули, как будто он был заинтересован. Он приподнял лицо Сюэ Мэна пальцем за подбородок, заставляя его запрокинуть голову и посмотреть на него. Как только он собрался что-то сказать, горизонт внезапно озарился изумрудно-зеленым сиянием.
- В чем дело?
Прежде чем начальник стражи успел ответить, он уже сам увидел над величественном снежном пиком брызнул сияющий поток света, который осветил все на тысячи ли, магический круг распростерся во все стороны и покрыл весь хребет Куньлунь.
В высшей точке магического круга в белых одеждах над всем сиянием, возвышался Чу Ваньнин. Его одежда и ниспадающие широкие рукава развевались на ветру в облаках.
Перед ним стоял странный изумительной красоты гуцинь. Он был полностью черный, а его узкая часть закручивалась вверх и расходилась пышными ветвями цветущей яблони, цветы которой излучали дивный свет.
…..Это было третье несравненное духовное оружие Чу Ваньнина – «Девять песен».
Автору есть что сказать:
Несмотря на то, что этот пес, 0.5 совершенно сбрендил, однако именно он радостно написал эту драму, ха-ха
И что то про Учителя… ( Я совершенно не понимаю китайских приколов ☹ )
читать дальше 98. – Учитель, прошу, позаботьтесь обо мне.
На пике Сышэн было множество горных вершин и холмов, которые имели достаточно забавные названия, например вершина «Ааааааааааааааааа».
О причине, почему она была так названа, среди учеников секты ходили разные версии. Самая популярная была та, в которой говорилось, что склон горы очень крутой и все, кто с нее падали, последнее, что кричали, это –«Аааааааааааааааа» , потому так и назвали этот пик.
Но Мо Жань точно знал, что это не правда.
Вершина этой горы упирается в небо, она одиноко и тоскливо возвышается над всеми. Весь год она покрыта снегом и здесь всегда очень холодно. Когда на пике Сышэн кто-то умирал, тело на время оставляли здесь, в ледяном зале, пока шли приготовления к похоронам.
Мо Жань был здесь только один раз в его предыдущей жизни.
События того времени мало чем отличались от сегодняшних. После открытия портала адского царства кровавая битва унесла бесчисленное количество жизней и жизнь Ши Мей была среди прочих.
Тогда он не хотел принимать эту реальность, поэтому опустился на колени рядом с гробом, в котором лежал Ши Мей. Он смотрел на лицо человека внутри ледяного гроба, оно было словно живое. Мо Жань простоял в ледяном зале на коленях в течение многих дней несмотря на снег и ветер….
- Причина, почему я назвал эту гору «Аааааааааааа», в том, что в тот год умер твой отец, мой брат.
В предыдущей жизни , Сюэ Чжэнъюн сказал ему это, когда стоял рядом с ним в этом ледяном склепе, несмотря на холод и мороз.
– У меня из всей семьи был лишь старший брат. Мы вдвоем создавали эту секту на пике Сышэн, мы вдвоем, рука к руке трудились здесь, однако, твой отец….. ты его копия, в точности как он, такой же своенравный человек. Не прошло и нескольких безмятежных дней, как он один на один вступил в схватку и потеряв свое духовное ядро, пропал, просто ушел.
В ледяном зале было очень холодно и Сюэ Чжэнъюн вытащил из-за пояса фляжку с шаоцзю (50` водкой, наш человек). Он откупорил ее и сделал глоток. Потом посидел немного с фляжкой в руке и протянул Мо Жань.
- Давай, выпей немного. Главное, тете не говори.
Мо Жань не ответил и не двинулся с места.
Сюэ Чжэнъюн вздохнул и продолжил:
- Этот пик называется Аааааа, потому что в тот день я тоже чувствовал нестерпимую, невыносимую муку в душе, как и ты. Она раздирала меня изнутри и просилась наружу, когда я стоял тут над телом твоего отца и я решил выпустить боль, плакать и скорбеть, кричать во весь голос. И я расплакался, это был постыдный вой Аааааааааааааа, так я и назвал этот пик.
Он искоса глянул на Мо Жань и похлопал его по плечу.
- Твой дядя не много прочел святых писаний, но он тоже знает, что человеческая жизнь, подобна росе, которая исчезает мгновенно. Все, что ты можешь, это идти вперед и верить, что в следующей жизни вы тоже будете братьями.
Мо Жань медленно закрыл глаза.
- Примирись с утратой и прочее, все это пустая болтовня. Хочешь плакать, плачь сейчас. Если хочешь побыть тут с ним один - хорошо. Только пожалуйста, ешь и пей. Пойдем в зал Мен-По, ты поешь, а потом, если захочешь стоять здесь на коленях опять, я не буду тебя удерживать.
В ледяном зале, холодном и безмолвном, тихо трепетал на ветру белый шелк, мягко, как нежные пальцы, касаясь его лба.
Мо Жань медленно открыл глаза.
Перед ним, как и в его памяти, все так же стоял ледяной гроб, на вершине горной цепи Кунь-Лун, он был сделан из чистого льда и снега с этой горы. Гроб искрился и его окружал, как шелковые нити, морозный воздух.
Только внутри лежал другой человек, Чу Ваньнин.
Мо Жань мог болтать что угодно, но он никогда бы не мог подумать, что в этой жизни, после раскола неба, умрет Чу Ваньнин.
Он был застигнут врасплох, он не успел к этому подготовиться.
Когда перед его лицом оказалось это ледяное тело, вопреки ожиданиям, это его не сильно взволновало. Он не испытал ненависти, к тому, что этот человек умер, не испытал радости, он даже не был опечален тем, что Учитель ушел в мир иной.
Мо Жань почти с недоумением уставился на Чу Ваньнина и смотрел на него очень-очень долго. Его лицо, в сравнении с тем, каким оно было при жизни, тонкое и холодное, сейчас и в самом деле покрылось слоем инея. Его плотно закрытые ресницы замерзли, губы были мертвенно бледны, а кожа стала такой светлой, почти прозрачной, что под ней были видны бледно голубые вены, они были похожи на трещины на тонком белом фарфоре.
Как это мог быть именно этот человек?
Мо Жань протянул руку и робко дотронулся до щеки Чу Ваньнина, она была совсем холодная. Он опустил руку вниз, к горлу, ощупал шею. И не почувствовал пульса.
Он проделывал это снова и снова.
Затем он схватил его за руку и крепко стиснул кисть. Фаланги пальцев уже окоченели, но были все еще шершавые.
Мо Жань чувствовал нарастающее удивление, у Чу Ваньнина были маленькие мозоли на пальцах, но ладонь была очень нежная и гладкая. Он не мог удержаться и внимательно рассматривал каждый шрам, каждую рану, раскрывшуюся еще больше от мороза, хотя они были все промыты и очищены, но на них никогда больше не нарастет плоть, они никогда не закроются.
Он вспомнил слова Сюэ Мена. - «Он уже потерял свое духовное ядро, он стал как обычный человек, не знающий культивации. Он не мог применить заклинания и только мог тащить тебя на спине, шаг за шагом, взбираться по ступеням на пик Сышэн….»
В конце концов у него не было сил идти и он полз на коленях, тащил его на себе. Все его руки, все десять пальцев были стерты до мяса и покрыты кровью.
Он хотел вернуть его домой.
Сердце Мо Жань забилось сильнее, он бормотал:
-Зачем ты тащил меня, зачем возвращал?
-……………………
- Чу Ваньнин, это правда был ты?
- …………………….
- Если ты сейчас кивнешь, я тебе поверю, - Мо Жань серьезно сказал это человеку, лежащему в гробу. Его лицо было очень спокойным, как будто он полностью был уверен, что этот человек в самом деле сейчас проснется. – Чу Ваньнин, ты, бля, кивни головой, я сейчас же тебе поверю, я не ненавижу тебя, я…. я, бля, просто кивни, ладно?
Но Чу Ваньнин все так же лежал, со скучающим выражением на лице и замерзшими бровями. Как будто то, что Мо Жань ненавидел, его вообще не волновало. Сам он имел чистую совесть и просто оставил других волноваться в этом мире об этом.
Этот человек и при жизни и своей смертью заставлял людей больше раздражаться, чем сочувствовать ему.
Мо Жань внезапно усмехнулся:
- Верно! Когда это ты меня слушал?
Он смотрел на Чу Ваньнина и все больше чувствовал абсурдность ситуации.
Непрерывно, все это время, он взращивал в себе ненависть к Учителю. Он ненавидел его из-за того, что тот не спас Ши Мейя.
Эта ненависть сопровождала его непрерывно, все десять лет. Однако кто-то, всего день назад, сказал ему…..
- Чу Ваньнин ушел, потому что не хотел быть обузой.
Кто-то, сказал ему…..
- Сколько ран ты получил, умножь их на два, столько раз был ранен он.
Он израсходовал все свои духовные силы, чтобы спасти тебя…..
Хорошо, действительно, прекрасно. Чу Ваньнин все сделал правильно, а как же он?
Он ничего этого не знал, как последний дурак, столько времени был в блаженном неведении, как последний клоун он крутился волчком и скалил зубы. Разрывал свое сердце и наполнял душу ненавистью так долго.
Это все пустяк?
Если бы это недоразумение было недолгим, оно было бы подобно комку грязи, прилипшему к ране, пока она не зажила. Со временем его обнаружат, смоют и снова нанесут лекарство и пластырь на рану. Лучше и быть не может.
Но если бы это было недоразумение, продолжавшееся десять или двадцать лет, то люди, попавшие в эту ловушку, в эту сеть, вложили бы в это недоразумение ненависть на долгое время, возможно на всю жизнь.
Эти чувства уже зарубцевались, они обросли плотью, полностью сливаясь с телом.
И вдруг, кто-то говорит- «Это все не так. Это просто ошибка»
И что с этим всем делать? Все эти годы, месяцы, дни, все это находилось под кожей и уже впиталось в кровь.
Тогда следовало разорвать кожу, плоть, чтобы все исправить, исчерпать конфликт.
Ошибка, длящаяся год, это только недоразумение.
Ошибка, длящаяся десять лет, перерождается в месть.
Ошибка, длящаяся всю жизнь, от рождения до смерти, это судьба.
Их судьба была не из лучших.
Ворота ледяного зала медленно распахнулись.
Точь-в-точь, как и в прошлой жизни, вошел и Сюэ Чжэнъюн с флягой водки в руке. Тяжелой походкой он прошел через зал до Мо Жань и сел на пол. Они сидели рядом, бок о бок.
- Мне сказали, что ты пошел сюда, твой дядя пришел составить тебе компанию. - Красные глаза Сюэ Чжэнъюна красноречиво говорили о том, что он совсем недавно плакал. - А также, хотел составить компанию и ему.
Мо Жань не мог говорить. Сюэ Чжэнъюн тоже молча открыл флягу и сделал несколько глотков. Он остановился и принялся ожесточенно вытирать свой рот и щеки, а затем проговорил с жалкой, натянутой улыбкой:
- Раньше, когда я пил, и Юйхен видел это, он не особо был рад, а сейчас…………айай, не стоит говорить, что было то было. Я не считаю свои года, но терять старых друзей, один за другим… Жань-эр, сынок, понимаешь, как это? (можно перевести как «сынок» обращение нежное взрослого)
-………….
Мо Жань опустил глаза.
В своей предыдущей жизни Сюэ Чжэнъюн также задавал ему этот вопрос.
В той жизни только что погиб Ши Мей, самый близкий человек, как его могла волновать смерть других людей? Он не понимал и не хотел понимать.
Однако сейчас, как он мог не понять?
До того, как возродился, он остался совсем один, на огромной горе Ушань.
Однажды, когда он задремал, он очнулся от сна, потому что ему приснились прежние времена, когда он был учеником старейшины Юйхена. Его скромное жилище, со строгой обстановкой. Он проснулся с твердым намерением посетить свою старую комнату. Когда он толкнул дверь и вошел в это узкое, запустелое помещение, где жил учеником, все в нем уже покрылось слоем пыли.
Он обратил внимание на маленькую плитку-жаровню, которая была перевернута и валялась у стены. Он поднял ее, подержал в руках и машинально хотел поставить на место.
Эти годы, пролетели так стремительно, сейчас же он стоял посреди комнаты с маленькой плиткой и вдруг застыл.
«Эта жаровня, где она стояла?»
Он не мог вспомнить.
Своим хищным взглядом он оглянулся на съежившихся людей, которые стояли позади него. Командир гвардии или другой человек, все лица были размыты, он не мог различить, кого зовут Чжан Сань, а кого Сан Чжан.
Естественно, они не знали, куда их владыка в молодости привык ставить жаровню, в какой именно части комнаты.
- Так эта плитка раньше, где стояла?
Он не мог это вспомнить, а люди, которые помнили, были уже все мертвы и обратились в прах.
Так как же Мо Жань не мог понять чувства Сюэ Чжэнъюна в этот момент?
- Иногда, я вдруг вспоминаю какую-нибудь шутку или фразу из своей юности и забываясь, хочу произнести ее вслух, но вижу, что ни один человек вокруг не сможет ее понять.
Сюэ Чжэнъюн опять сделал глоток из фляги, потом опустил голову и рассмеялся.
- Твой батя, прежде мы были братья и по оружию… и твой учитель …..аа..
Его речь струилась как поток:
- Жань-эр, сынок, а ты знаешь, почему этот пик называется Аааааааааааааааа?
Мо Жань понимал, что не стоит говорить, что знает, однако сейчас в его мыслях был такой хаос, что он просто не хотел снова слушать рассказ Сюэ Чжэнъюна об этом событии. Поэтому он просто ответил:
- Знаю. Дядя приходил сюда и плакал в голос.
- Ааа, - Сюэ Чжэнъюн остолбенел и медленно захлопал глазами. Потом, видимо поняв, подмигнул, при этом стал заметнее тонкий шрам, и спросил, - Это твоя тетя тебе рассказала?
- Да.
Сюэ Чжэнъюн старательно утерев слезы, глубоко вздохнул и сказал:
- Хорошо, хорошо. Тогда ты знаешь, что дядя хотел тебе сказать. Нельзя все держать в себе, надо выплакаться, это ничего страшного. Мужчина тоже может проливать слезы, это не позор.
Мо Жань еще никогда не плакал. Возможно, потому что он прожил две жизни, он стал таким бесчувственным, как железо. По сравнению с душераздирающей болью, когда он потерял Ши Мей, сейчас же он был спокоен, как и всегда. Он был так спокоен, что даже испугался собственного оцепенения. Он не понимал, почему он до сих пор так холоден.
Посидев немного и допив всю флягу, Сюэ Чжэнъюн встал. Неизвестно, занемели ли ноги от долгого стояния на коленях или слишком много выпил, но он пошатнулся.
Похлопав своей большой рукой по плечу Мо Жань, прежде чем поплестись к выходу, он сказал:
- Хотя раскол в небе мы устранили, нужно еще выяснить, кто стоит за всем этим. Наверняка за этим происшествием скоро снова последует великая битва. Жань-эр, как закончишь здесь, сразу же спускайся и иди поешь, нельзя допустить, чтобы твое тело обессилило без еды.
Договорив, он повернулся и ушел.
Уже наступила глубокая ночь, снаружи, ледяной зал освещала лишь одинокий серп луны. Сюэ Чжэнъюн притоптывая ногами снег, который никогда не таял, поднял свою флягу и голосом, подобным старому разбитому гонгу, затянул старую песню провинции Сычуань.
Благодаря старым знакомым, теперь я словно призрак,
Только выпив, могу почувствовать себя счастливым.
Когда-то под деревом лавра мы спрятали вино,
А когда скрестили бокалы, лица уже испещрили морщины, и седина покрыла виски.
С рассветом сон ушел, и все люди вместе с ним,
Взгляну на это затуманенным взором, горькая слеза соберется в уголке глаза.
Хотел бы я оставшиеся дни провести во сне,
Навсегда остаться там, пить вино и быть вместе с дорогими сердцу людьми. (перевод Rin Otori)
Финал битвы в этой жизни отличался. Тогда в гробу лежал Ши Мей, сейчас Чу Ваньнин, поэтому у Сюэ Чжэнъюна было еще больше скорби и переживаний и песня была другой.
Мо Жань подошел к дверям, распахнутым настежь, и стоял спиной к ледяному залу. Он слышал хриплый голос, полный отчаяния и бесконечно долгий вздох. Скорбь этого мужественного человека была так глубока. Мелодия, подобно орлу высоко в небе, постепенно удалялась и окончательно затихала вдали поглощенная завыванием ветра.
Граница неба и земли, все звуки были размыты в лунном свете, только лишь одна фраза повторялась « и быть вместе с дорогими сердцу людьми……….»
Прошло неизвестно сколько времени, пока Мо Жань медленным шагом вышел из ледяного зала.
Дядя был совершенно прав. Хотя сейчас им удалось восстановить небесный барьер, на этом дело явно не закончится. Чу Ваньнин умер и им теперь придется справляться своими силами.
Когда он дошел до обеденного зала Мен-по, он уже опоздал к ужину и в зале никого не было, кроме старой женщины. Мо Жань попросил миску чунцинской лапши и забившись в дальний угол присел поесть. Лапша была острая и теплая. Он задирал голову и жадно глотал ее. Ее аромат рассеивался по всему залу. Густой горячий воздух и полумрак делали все вещи в зале Мен-по размытым.
Почему-то сейчас он вспомнил о том, как в прошлой жизни после смерти Ши Мейа дал волю своему гневу. Три дня и три ночи он не спускался вниз и отказывался от еды. В конце концов, его убедили покинуть ледяной зал, и он спустился, чтобы поесть. Войдя на кухню, он увидел спину человека, который хлопотал там, это был Чу Ваньнин. Жесты его были неловкими и неуклюжими, он раскатывал тесто, его лицо было перепачкано в муке. Рядом стояла начинка для чаошоу (пельмешки), мука и вода. А также безукоризненно ровный ряд уже аккуратно слепленных чаошоу.
Дзинь!
Все, что стояло на длинном узком столе, было сметено разом. Этот жестокий клокочущий звук, донесся сейчас из прошлого. Сейчас он заставил Мо Жань отложить в сторону палочки для еды.
В тот момент он думал, что Чу Ваньнин насмехается над ним, что он хочет его уколоть побольнее.
Однако потом он решил, что Чу Ваньнин правда хотел вместо умершего Ши Мей для него сварить чашку чаошоу, и только.
«Что это за чушь? Ты хочешь подражать ему? Ты думаешь, что можешь приготовить это как он? Ши Мей мертв, ты доволен? Да или нет, тебе обязательно нужно довести своих учеников до смерти или свести с ума, тогда ты будешь доволен? Чу Ваньнин! В этом мире никто больше не сможет так приготовить чаошоу, все равно на сколько ты хочешь подражать ему, ты никогда не сможешь сделать это так, как он!»
Каждое слово впивалось в сердце.
Он не хотел об этом больше думать. Он хотел доесть свою лапшу.
Но как он мог не вспоминать, как мог так просто отпустить это.
Он как никогда до этого, сейчас ясно вспомнил лицо Чу Ваньнина, отстраненное, как всегда, он все еще помнил каждую мелочь, каждую деталь.
Он вспомнил слегка дрожащие кончики пальцев и немного муки на щеках.
Он вспомнил, как аккуратные пухлые белоснежные чаошоу раскатились по полу.
Он вспомнил, как Чу Ваньнин, опустив глаза, нагнулся и медленно собрал их с пола, чтобы потом выбросить один за другим.
Выбросить собственноручно.
Он судорожно перемешал лапшу в чашке.
Мо Жань больше не мог есть, он отодвинул чашку и бросился вон из этого места, которое сводило его с ума. Он бешено мчался через весь пик Сышэн как будто хотел оставить позади все эти десять лет жизни, оставить все недоразумения и ошибки этой жизни за спиной. Он хотел вернуть все эти пустые годы назад, чтобы догнать того человека, который тогда покинул зал Мэнг -по.
Догнать и сказать всего одну фразу.
- Прости меня, я ошибался, когда ненавидел тебя.
Мо Жань беспорядочно метался в темноте ночи…..однако где бы он не останавливался, он везде видел разбитый силуэт фигуры Чу Ваньнина. У этой пагоды он обучал его грамоте, здесь они тренировались с мечом. На этом мосту он отдал ему зонт. В этом зале его наказали палками за тот раз, когда он взял вину на себя.
С каждой минутой этой ночи он все больше чувствовал скорбь и беспомощность.
Внезапно все вокруг осветилось. Тучи на небе расступились, туманная дыма рассеялась и выглянула яркая луна.
Мо Жань остановился отдышаться.
Пагода Тонтьень……….
На этом месте, в прежней жизни, он умер и так же на этом месте в первый раз встретил Чу Ваньнина.
Он слышал стук своего сердца, как будто били в барабан. Его глаза были полны смятения, как у загнанной лошади. Он чувствовал, что прошлое гналось за ним, нельзя уклониться от этого, нельзя этого избежать, прошлое заставило его прийти сейчас именно на это место.
Был прекрасный вечер, когда он впервые увидел господина Чу.
Мо Жань больше никуда не бежал. Он понял, что он не сможет сбежать, все предопределено, он навсегда в долгу перед Чу Ваньнином.
Он медленно поднялся по ступеням и подошел к яблоне, ветер уже сорвал с нее все цветы. Он протянул руку и погладил сухую и жесткую кору дерева, которая защищала мягкую сердцевину.
Уже прошло почти три дня после смерти Чу Ваньнина.
Мо Жань запрокинул голову и вдруг увидел единственный сохранившийся нежный цветок. И только сейчас из глубины внезапно поднялась нестерпимая волна боли, он прижался лбом к стволу дерева и разрыдался.
- Учитель…Учитель, - он задыхался от слез и непрерывно бормотал ту фразу, которую произнес тогда, в день первой встречи с Чу Ваньнином, - Позаботьтесь обо мне, хорошо… позаботьтесь обо мне..
Но ничего не могло измениться, пагода Тонтьень стояла на прежнем месте, и он был тут совсем один и некому позаботиться о нем, никто не вернется назад.
Мо Жань возродился в своем молодом пятнадцатилетнем теле, но это была лишь оболочка. Внутри была все та же душа тридцатидвухлетнего императора Тасьень Цзюня. Он видел слишком много смертей, перепробовал все, что возможно в мире людей, и кислое, и сладкое, поэтому после возрождения все его чувства, переживания не были уже такими искренними и яркими. Скорее это была лишь маска, которую он носил.
Однако в эти минуты на его лице отразилось все замешательство, вся его боль, он был словно обнажен, такой слабый и нежный, чистый и незрелый.
Только в этот момент он выглядел по настоящему юным парнем, который потерял своего наставника, как брошенный ребенок, лишившийся своей семьи, как бродячая собака, потерявшая дом и не способная найти дорогу назад.
Он просил позаботиться о нем.
Позаботься обо мне…
Но никто не откликнулся. Только лишь ветви, украшенные пышной листвой, качались на ветру.
В этом году красивый человек под этой яблоней, не мог поднять голову и хотя бы взглянуть на него, даже в последний раз.
читать дальше99. Третье оружие Учителя
В ту ночь Мо Жань заснул прислонившись к яблоне.
На пике Сышэн было очень много мест, которые имели отношение к Чу Ваньнину, напоминали о нем, носили отпечаток его присутствия. Если хотел оплакивать его, павильон Красного лотоса, наилучшее место для этого. Но однако, сейчас, ему было достаточно просто опереться спиной о яблоню чтобы душа не так сильно болела, но он все равно мог чувствовать этот аромат воспоминаний.
Прежде, он считал, что выбрать из всех Чу Ваньнина наставником было огромнейшим несчастьем для него. Теперь же он понял, что это было ошибкой с самого начала.
Лишь сегодня он понял, что человек, которому это принесло несчастье был не Мо Вэйюй, а стоящий под цветущим деревом, с опущенной головой в глубоком раздумье, Чу Ваньнин.
- Господин бессмертный, господин бессмертный, позаботьтесь обо мне.
Он смутно помнил свои первые слова, обращенные к учителю. Наверное, они звучали так, а возможно чуть по-другому, но это было слишком давно, он не мог вспомнить их так ясно.
Однако он отчетливо помнил, то удивленное и потерянное в своих мыслях лицо, когда Чу Ваньнин поднял ресницы.
Его выражение лица тогда, ему очень понравилось, оно было нежным и ласковым.
Теперь же Мо Жань, лежа среди травы думал, что если бы было можно повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда он выбирал наставника, он ни за что бы снова не стал просить Чу Ваньнина, пусть бы он сам выбрал себе учеников.
Но, по сколько в то мгновение он поднял глаза, ценой этого было то, что жизнь Чу Ваньнина стала бесконечно запутанной.
Две жизни.
Он сам все разрушил, своими руками.
Две жизни….
Комок сдавил горло, задыхаясь, он закрыл глаза. Его душу как будто терзали тысячи муравьев, бесконечно долго мучая его, эти ошибки и ожидание длились слишком долго и он впал в легкий сон.
А затем пришло воспоминание, к которому он не осмеливался даже прикоснуться со дня возрождения. В этом сне он вспомнил все и это воспоминание подняло нож и вырезало его сердце.
В то время он уже достиг вершины своего могущества. Чу Ваньнин уже давно лишился своего духовного ядра и был заключен под домашний арест во внутренних покоях дворца.
Однако до сих пор не прекратились посягательства на его власть. Сюй Мен в союзе с Мей Ханьсюэ несколько раз пытались свергнуть Мо Жань. В этот раз только благодаря его мощной духовной силе, он не погиб, но получил тяжелые ранения. Больше месяца он вынужден был восстанавливать свои силы в императорских покоях.
В горах в эти дни не прекращался сильный дождь.
Мо Жань в наброшенном на плечи тяжелом парчовом пао (халат на подкладке (Только мужской), белыми пальцами сжимая полу, стоял в галерее на выходе и всматривался в темноту снаружи. На его лице застыло радостное и одновременно несколько безумное выражение. Он не проронил ни звука, но во всем его теле чувствовалось нечто не человеческое, искаженное. У него было мужественное, красивое лицо, но выражение его глаз было мрачным и жестоким, в них не было и намека на доброту и нежность.
Чем дольше он находился на недостижимой высоте власти, тем мрачнее и угрюмее он становился.
За его спиной послышался звук легких шагов. Он, не поворачиваясь спросил:
- Ты здесь?
- Ты собрался окончательно уничтожить дворец Тасюэ на горе КуньЛунь? – раздался голос Чу Ваньнина в безлюдном тронном зале.
- Что поделать, ты опять прав. – ответил Мо Жань.
- …………..ты забыл, что ты обещал мне? Ты говорил, что никогда снова не будешь угрожать жизни Сюэ Мена.
- Уважаемый Учитель, ты пришел сюда и ничего не спросил о моих ранах. Я, стою тут на сквозняке, холодно вокруг, я могу простудиться, а тебя заботит лишь то, чтобы я кого-то там не убивал? - голос Мо Жаня звучал спокойно и доброжелательно.
- Мо Вэйюй, я здесь только для того, чтобы сказать, что не надо больше делать то, о чем потом будешь сожалеть.
- Ха! Сожалеть? Это ты Учитель должен сожалеть. В то время, когда я лично вырезал всю секту Жуфэн и ты сражался там против меня, ты лишился своего духовного ядра. И сейчас, если я собираюсь уничтожить снежный дворец, ты как обычный, простой человек не в состоянии мне помешать. Разве не ты должен сожалеть, что сунулся тогда не в свое дело?
Мо Жань наклонил голову набок и обернулся. Уголки рта его тронула безжалостная холодная улыбка и в глазах появился зловещий огонек.
- Чу Ваньнин, сейчас ты просто калека, как ты можешь остановить меня?
Возможно, потому что у него действительно ничего не осталось, долгое время Чу Ваньнин молчал.
Раздался раскат грома и дождь еще сильнее полился с черепичной крыши.
Чу Ваньнин молча стоял с закрытыми глазами, потом открыл их и прошептал всего два слова:
- Не ходи.
Черный пао взметнулся, когда Мо Жань резко обернулся.
За его спиной виднелось свинцово серое небо. Он уставился на стоящего внутри тронного зала Чу Ваньнина:
- Почему это мне не идти? Я дал Сюй Мену слишком много шансов, когда ты ради него расстелился(雌伏 - жаться к земле подобно самке) передо мной. Тогда я сдержал свое обещание, я отпустил твоего человека. Я сохранил ему жизнь. Сейчас же он хочет убить меня опять, и ты опять отговариваешь меня. С какой стати мне не ходить?
- ……………..
- Почему? Не можешь сказать? – Мо Жань холодно усмехнулся, - Не ты ли читал мне нотации, не ты ли ругал меня, а , Чу Ваньнин, разве теперь ты не слишком нетерпим к моим ошибкам? Я понимаю, Сэй Мен плоть от плоти твоей, твой любимый ученик, ты считаешь его воплощением душевной чистоты, а я всего лишь грязь на его подошве.
- Хватит. - лицо Чу Ваньнина стало серым, он нахмурил брови, пытаясь сдержаться изо всех сил.
- Не хватит! Почему это хватит? – Мо Жань с высоты своего положения испытывал жестокую радость в сердце, от чувства превосходства, победы, одновременно он и злился и пребывал в бешенном восторге и ревновал. Все эти сильные чувства словно распирали его сердце изнутри.
Его глаза были такими яркими и оживленными, когда он медленно прохаживался взад и вперед.
- Я не дам ему второго шанса, Чу Ваньнин, у него не будет второй попытки. Я хочу убить его, содрать с него кожу живьем, растоптать его, хочу пить вино из его черепа! Я хочу вырезать его печень и внутренности, разрубить его плоть и кости и приготовить их в котле с рисом! Ты не можешь меня остановить! ……Чу Ваньнин, ты не остановишь меня!
Его глаза покраснели, он говорил все это веселым тоном, почти потеряв человеческий облик.
Вдруг одна рука схватила его за ворот пао и другая отвесила пощечину.
- Хватит сходить с ума!
Лицо Чу Ваньнина было так близко, что можно было ясно увидеть, как дрожат его ресницы и на глазах блестят слезы.
- Мо Жань…проснись…очнись же наконец…
- Я проснулся! – щека горела от жгучей боли, однако это сводило его с ума еще больше. Он пристально уставился на Чу Ваньнина и внезапно порыв ярости захлестнул его:
- Я то не сплю! Это ты бредишь! Ты что, ослеп?
Оттолкнув его, он разорвал на груди свою одежду, открыв окровавленные бинты.
- Это ты слепой, Чу Ваньнин! – Взревев от ярости, он чувствовал, что этого недостаточно, его больная душа требовала еще, тогда он безжалостно схватился за засохшие бинты и одним рывком сорвал их с ран вместе с кусками плоти…
- Кто это сделал? Твой прекрасный ученик! Сюй Мен! Еще немного и я бы умер! Как ты можешь просить, чтобы я его пощадил! В твоих глазах только он, только его жизнь ценна, а как же я?!
Переполненный ненавистью, Мо Жань схватил руку Чу Ваньнина и приложил ее к кровоточащей ране.
- Ты же хотел остановить меня? Замечательно, я даю тебе прекрасный шанс меня удержать, вырви мое сердце! Чу Ваньнин, ты блять, такой крутой, давай же, вытащи мое сердце, останови меня!
-………….
Пальцы Чу Ваньнина дрожали и были холодны как лед.
Мо Жань уставился на него, разъяренный, неистовый. Вены на его шее дрожали от напряжения.
Осипшим голосом он повторял:
- Вырви его.
Снаружи все так же дождь бешено стучал по черепичной крыше, было слышно как он выстукивал тан-тан- тан-тан, бе-зу-ми-е, бе-зу-ми-е.
Во дворце стояла мертвая тишина.
Никто не сдвинулся с места.
Простояв так довольно долго, Мо Жань наконец ослабил хватку на руке Чу Ваньнина. Тяжело дыша, низким, раздраженным голосом он сказал:
- Судьбу жизни Сюэ Цимин и Мей Ханьсюэ определять мне.
-…………..
- Ты ненавидишь меня, Учитель. – проговорил Мо Жань, - Все равно так или иначе моя жизнь вот такая, наши жизни вот такие. Мы не можем вернуться назад и нам остается только вместе идти вперед, в темноту. По дороге на тот свет я заберу с собой немного старых друзей, чтобы они составили мне компанию.
В тот день Чу Ваньнин смотрел на удаляющийся черный силуэт человека и наконец сказал:
- Мо Жань, если ты разрушишь дворец Тасюэ и убьешь Сюэ Мэна, я тоже умру перед тобой. Неважно, что мне больше нечего тебе предложить к обмену, однако, по крайней мере я еще могу выбрать смерть.
Услышав это, Мо Жань остановился на мгновение, затем чуть повернул свое красивое лицо в сторону. На его лице появилась еле заметная ухмылка, скрытая туманом от дождя:
- Рядом с этим досточтимым ты не умрешь.
- ……………….
- Даже если вся твоя кровь выльется, я все еще буду в состоянии тебя удержать, я последую за тобой в царство Ямы (в ад) и верну назад. Ты мой в этой жизни, на всю жизнь, даже если это тебе отвратительно.
Казалось, приступ безумия Мо Жаня прошел и на лицо постепенно возвращалось обычное убийственно холодное выражение спокойствия. Он продолжил:
- Мой хороший Учитель, ты послушно останешься на пике Сышэн и когда я самолично схвачу Сюэ Мена и приведу его сюда. Я разрешу ему хорошенько налюбоваться на его божество, на его ангела, о котором он так беспокоится и день и ночь. Каким он может быть подо мной похотливым. В конце концов , мы ведь из одной секты, пусть он умрет с чистой совестью, чтобы ему все было ясно.
Однако, Мо Жань и подумать не мог, что мастер Чу, останется в конечном итоге все тем же мастером Чу.
Месяц спустя Мо Жань выполнил свое обещание. Он гордо стоял на вершине горы КуньЛунь, перед Небесным озером. Мэй Ханьсюэ и Сюэ Мэн уже были захвачены им и привязаны к ледяном колоннам дворца. После этого он использовал технику вейцзи ЧженЛон, чтобы контролировать умы всех тысяч людей во дворце Тасюэ и управлял ими так, чтобы они безжалостно убивали друг друга на глазах Сюй Мена и Мей Ханьсюэ.
Белые величественные снежные горы в одно мгновение окрасились словно на закате красным. Покраснело от крови и Небесное озеро. Вершины горы были пропитаны насквозь кровью.
Мо Жань неторопливо, с королевским достоинством уселся перед дверями снежного дворца. С одной стороны стоял слуга, подавая ему виноград. Сам он смотрел в другую сторону с улыбкой наблюдая за происходящим.
Он посмотрел на Сюй Мена, который был уже почти без сознания:
- МенМен, что тебя так смущает?
- ……………..
Сюй Мен никак не отреагировал, как будто он уже лишился слуха.
Мо Жань весьма довольный реакцией, с улыбкой почти ласковым тоном продолжил:
- Двоюродный старший брат тебе устроил представление, взгляни, разве тебе не нравится?
-…..ты, пощади людей снежного дворца..
Еле расслышав слабый шепот, Мо Жань моргнул и переспросил:
- Что?
- Отпусти людей дворца Тасюэ , - яркие глаза Сюй Мена сейчас выглядели безжизненными, - Отпусти их, отпусти Мей Ханьсюэ….это же я хотел твоей смерти, это я собирался тебя убить, убей меня, не наказывай других.
Мо Жань улыбнулся шире:
-Так ты хочешь поторговаться со мной?
- Нет, - Сюй Мен взглянул на него своими широко открытыми глазами, - Я умоляю тебя.
Баловень судьбы, этот счастливчик, сам, лично умолял его.
Демон в его сердце внезапно обрадовался. Глаза Мо Жань вспыхнули, как будто он был заинтересован. Он приподнял лицо Сюэ Мэна пальцем за подбородок, заставляя его запрокинуть голову и посмотреть на него. Как только он собрался что-то сказать, горизонт внезапно озарился изумрудно-зеленым сиянием.
- В чем дело?
Прежде чем начальник стражи успел ответить, он уже сам увидел над величественном снежном пиком брызнул сияющий поток света, который осветил все на тысячи ли, магический круг распростерся во все стороны и покрыл весь хребет Куньлунь.
В высшей точке магического круга в белых одеждах над всем сиянием, возвышался Чу Ваньнин. Его одежда и ниспадающие широкие рукава развевались на ветру в облаках.
Перед ним стоял странный изумительной красоты гуцинь. Он был полностью черный, а его узкая часть закручивалась вверх и расходилась пышными ветвями цветущей яблони, цветы которой излучали дивный свет.
…..Это было третье несравненное духовное оружие Чу Ваньнина – «Девять песен».
Автору есть что сказать:
Несмотря на то, что этот пес, 0.5 совершенно сбрендил, однако именно он радостно написал эту драму, ха-ха
И что то про Учителя… ( Я совершенно не понимаю китайских приколов ☹ )
@темы: Хаски, 2ha, Хаски и его Учитель Белый Кот, Мо Жань, Чу ВаньНин, Император Мира Тасьень-Цзюнь, husky and his white cat shizun, Чу ВаньНин - Учитель, Визуализация, Арт, ЧВН, Шицзунь - Белый Кот, Мо ВэйЮй
-
-
23.10.2019 в 17:47-
-
23.10.2019 в 17:57-
-
23.10.2019 в 18:01-
-
23.10.2019 в 18:03-
-
23.10.2019 в 18:06-
-
23.10.2019 в 18:10-
-
23.10.2019 в 18:21-
-
23.10.2019 в 18:37-
-
23.10.2019 в 19:21-
-
23.10.2019 в 20:05-
-
25.10.2019 в 12:44Напугалось.
А тут еще и пропуск...
-
-
25.10.2019 в 13:53-
-
25.10.2019 в 14:20Эт хорошо, что бросать нет желания, а вот пальцы ломать не надо!
Вы и себе и нам здоровыми нужны))
-
-
25.10.2019 в 16:46Ну и мой характер не сахар!