Lapsa1
. Гл.24 этот достопочтенный объявляет холодную войну
> > немного крови к концу
читать дальшеНа мгновение все замолчали, слышны были только рыдания хозяина Чэня.
Ши Мэй опустил голову, прикрыв рукой щеку, но его глаза были серьезными, когда он посмотрел на Чу Ваньнина:
- Если вы продолжите в том же духе, то репутация пика Сишен пострадает.
Душа Мо Жань готова была вылететь у него изо рта. Он может быть нечестивцем, но он был полностью предан Ши Мэю. В этой возрожденной жизни он поклялся себе бережно относиться к нему и хорошо защищать, но прошло всего пару дней, а Ши Мэй уже ранен, уже избит, как это может быть!
У него даже не было сил свести счеты с Чу Ванньином прямо сейчас, вместо этого он поспешил к Ши Мэй, чтобы осмотреть рану на его щеке. Ши Мэй тихо произнес:
- Ничего страшного.
- Все равно дай посмотреть.
Ши Мэй попытался сопротивляться, но Мо Жань все же сумел убрать его руку, прикрывающую рану.
Его зрачки мгновенно сузились.
Рана была глубокая и длинная, до самой шеи и сильно кровоточила.
Разум Мо Жань заволокла красная пелена гнева. Он прикусил губу и долго смотрел в стену, прежде чем обернуться и крикнуть Чу Ванньину:
- Эй!!
Чу Ванньин молчал с мрачным выражением на лице. Он не извинился и не приблизился, только стоял как вкопанный на том же месте, опустив Тяньвэнь.
Мо Жань чувствовал себя так, словно в его груди бушевала толпа разъяренных демонов. Кто может стерпеть такое обращение со своим любимым человеком, который уже однажды умер в прошлой жизни, страдая?
Он и Чу Ванньин смотрели друг на друга, не пуская глаз. Глаза Мо Жань начали наливаться кровью; он ненавидел Чу Вэнньин столько лет, ненависть уже просочилась в его костный мозг. Почему этот человек перед ним всегда стоял на его пути, всегда шел против него?!
Когда- то давно, когда он только вступил в секту, Мо Жань сделал что-то не так, и Чу Ваньнин едва не забил его до смерти. Позже, когда Ши Мэй был ранен, Чу Ваньнин, у которого было только три ученика за всю его жизнь, просто стоял и смотрел как он умирает. Ши Мэй умер, пик Сишэн был разрушен, и Мо Вэйю стал единственным повелителем мира культивации. Каждый человек под солнцем пресмыкался перед ним. И только Чу Ванньин противостоял ему, вставая на его пути снова и снова, теребя его совесть, как постоянное напоминание о том, что независимо от того, насколько могущественным был император Таксиан-Цзюнь, под всем этим величием он был просто сумасшедшим человеком, покинутым всеми.
Чу Ванньин.
Чу Ванньин......
В жизни и в смерти, это всегда он!
Они с ним по-прежнему были одеты в одинаковые свадебные платья, но казалось, что пространство между ними разделено зияющей пропастью.
Чу Ваньнин, наконец, спрятал Тяньвэнь подальше.
Хозяин Чэнь облегченно вздохнул, преклонив колени перед Ши Мэем и безостановочно кланяясь:
- Такой добрый, такой добрый, добрый господин-воистину живой Будда, наш спаситель, спасибо, что спас всю мою семью, господин, спасибо, спасибо.
Этим всегда все и заканчивалось..
Он был тем, кто усмирил злого духа, но он также был и тем, кто нанес неверный удар. Чу Ванньин сделал то, что должен был, но также и то, чего не должен был, и в конце концов кто-то другой стал сострадательным спасителем, а он, стал злодеем.
Так было всегда. Он был раздражен, но смирился с этим и уже даже не жалел.
Случайно ударив своего ученика, он, конечно, почувствовал себя плохо, но у него было такое отстраненное лицо, и он просто не мог заставить себя подойти к парню и сказать несколько теплых, нежных слов. Поэтому он отошел в угол и встал перед маленькой дочерью семьи Чэнь.
Девочка посмотрела на него и, дрожа и в страхе отступила назад.
Из всей семьи Чэнь только у нее была хоть капля доброты.
- Твоя мать страдала от одержимости призраками, и ее продолжительность жизни сократилась по крайней мере на двадцать лет. Если она не раскается и продолжит быть такой же жадной и аморальной, ее и дальше будет мучить негативная энергия и она умрет еще раньше. Когда она проснется, скажите ей, чтобы она сделала мемориальную доску для госпожи Ло, используя красное персиковое дерево, на которой она должна четко подтвердить ее статус, как жены ее сына. Ло Сяньсянь была законной женой Чэнь Бохуаня, этот факт, который ваша семья скрывала в течение многих лет, также должен быть обнародован, чтобы выполнить желание умершей.
Он помолчал, потом протянул ей священную книгу:
- Кроме того, вся ваша семья должна встать на колени и читать "заклинание освобождения" три раза в день, чтобы помочь душе госпожи Ло обрести мир и очиститься от духов, преследующих вашу семью. Это должно быть сделано в течение десяти лет без остановки, иначе госпожа Ло вернется, чтобы отомстить.
Голос девочки дрожал:
- Да, С-спасибо Даочжан……”
Чу Ванньин повернулся к хозяину Чэню и его сыну, и посмотрел на них пристальным взглядом, острым, как кинжал:
- Когда Чэнь-Яо проснется, вы двое должны рассказать ей все и позволить ей принять собственное решение. Если вы попытаетесь что-нибудь скрыть, я вырву ваши языки!
Эти двое были не более чем трусами, которые не смели сопротивляться теперь, когда дело приняло такой серьезный оборот. Они оба распростерлись на земле, кланяясь вверх и вниз и обещая следовать всем инструкциям.
- Что касается аромата Байди, то он был создан господином Ло, но вы, бесстыдники, утверждали, что это ваша собственная формула. Вы знаете, что должны сделать, я больше не буду тратить на вас силы.
Чу Ванньин взмахнул рукавами и собираясь уйти.
- Мы обязательно внесем исправления в название магазина и уточним, что этот аромат был сделан господином Ло.
После того, как все было улажено, Чу Ванньин приказал Мо Жань отвести Чэнь-Яо во внутренние покои, чтобы извлечь яд.
Хотя в сердце Мо Жань сейчас кипела ненависть, он хорошо помнил, что в юности относился к Шицзуну скорее с уважением, чем с вызовом, поэтому промолчал и только сжал руку Ши Мэй прошептав:
- Я сейчас вернусь, только отведу ее внутрь.
В комнате старшего сына Чэнь все еще висел большой красный символ “Си”. Все произошло так быстро, что они, вероятно, забыли его в спешке снять. В то время, когда Чэнь Бохуань уже превратился в прах, это выглядело как насмешка.
Чэнь-Яо была лишь одной из участниц этого нелепого фарса, замешанного на алчности. Что она выберет, когда проснется?
Девушка не была такой стойкой как Ши Мэй и Чу Ванньин перед тем как заняться извлечением яда из ее крови, молча дал ей таблетку. Все это время Мо Жань стоял в стороне, держа таз с водой и протягивая полотенца, но они не разговаривали друг с другом и даже не смотрели друг на друга.
Когда он уходил, взгляд Чу Ванньина с безразличием скользнул вдоль стены. Прежде чем внезапно что-то понять, взгляд переместился назад, чтобы посмотреть на стихотворение, висящее на стене.
Колонки букв были написаны ровным почерком, аккуратными и прямыми, края бумаги еще не начали желтеть. Написано было :
Руки нежного тона
Налили золотистого вина
Город весь окутан весной, лишь она,
верба прислонившаяся к дворцовой стене
И восточный ветер, злобы полон
Принес лишь малую радость
И клубок печалей
Столько лет разлуки
Неправильно это
Весна по-прежнему весна
Это мы, без причины, пропадаем.
Слезы струятся бурно, пятнают шелка.
Упали персиковые цветы в пруд
Твоя комната у пруда, пуста
Что хорошего в том,
что наши клятвы стоят как горы?
Эти буквы не значат ничего, ничего.
Сердце Чу Ванньина сжалось. Почерк был тонким и аккуратным. Подписано: Чэнь Бохуань.
Чэнь-Бохуань женился на дочери семьи Яо против своей воли и мог только держать горе в своем сердце при себе. Провел ли он последние дни своей жизни, стоя у окна с кистью в руке, одинокий и беспомощный, чтобы написать эту оду потере и расставанию?
Он не хотел оставаться в резиденции Чэня ни на минуту дольше. Не обращая внимания на жгучую боль в плече, он развернулся и вышел.
Чу Ваньнин и Ши Мэй оба были ранены и не могли сразу вернуться на пик Сишэн. Шицзунь, к тому же не любил путешествовать по воздуху, поэтому они решили переночевать в гостинице. К тому же они могли пойти взглянуть на храм на следующий день, чтобы убедиться, что там все спокойно. Даже при том, что демоны и трупы были уничтожены и обратились в прах “ветром” Чу Ванньина, это были всего лишь тела, но не их души. Это было очень предусмотрительно, остаться на несколько дней, чтобы убедиться, что ничто не ускользнуло от их глаз и оружия, чтобы продолжать причинять неприятности людям в городе.
Чу Ванньин молча шел впереди, двое его учеников следовали за ним.
Ши Мэй, казалось, внезапно вспомнил что - то, спросив:
- А-Жань, эта одежда, которую вы с Шицзунь носите...... что...... что происходит?
Мо Жань опешил, прежде чем вспомнил, что они с Шицзунь все еще были в свадебных одеждах. Он испугался того, что Ши Мэй может неправильно все понять, и тут же начал снимать ее.
- Это...... иллюзия прошлого, не думай слишком много об этом, я ... ты не правильно понял.……
Не договорив, он взглянул на Ши Мэй и увидел, что тот тоже был приготовлен к свадебному обряду и на нем тоже был свадебный наряд. Только немного другой. И он не выглядел как наряд из-за того, что был сильно потрепан.
Но, несмотря ни на что, это все равно были свадебные одежды.
Стоя рядом с Ши Мэй, он мог представить, что это был Ши Мэй, чьи руки он держал тогда в иллюзии призрачной госпожи, с кем он кланялся, с кем он делил вино.
Он завязал обратно пояс и натянул на плечи красный шелк, ошеломленно глядя на Ши Мэй.
Ши Мэй приветливо улыбнулся:
- Что это? Ты так и не закончил предложение.
Мо Жань пробормотал
- Это…это......Ничего.
Чу Ванньин был в нескольких шагах от них, нельзя было сказать наверняка, как много он слышал из этого разговора. Внезапно он остановился и обернулся.
Небо начало светлеть. После суматошной ночи на горизонте показались первые лучи рассвета, багровое солнце, словно изорванное и кровоточащее сердце, вырывалось из бездны тьмы, окрашивая небо в великолепные цвета. Чу Ванньин стоял, освещенный сзади восходящим солнцем.
Он стоял боком, свадебное платье было красным, как кровь, зарево отбрасывало золотой ореол позади него, размывая выражение его лица.
Внезапно, могучая духовная энергия вырвалась наружу, разрывая свадебное платье на куски.
Лоскуты красного шелка трепыхались, подобно лепесткам увядающих хайтан (цветы яблони или персика). Поднялся ветер, разбрасывая куски ткани повсюду.
Белая мантия развевалась на ветру вместе с черными как смоль волосами.
Кровь на плече.
Лоскуты шелка на ветру.
Кровавое пятно там, где Шицзунь был ранен, защищая Мо Жань, было еще более ярким и заметным на этих белых одеждах.
Прошло много времени, прежде чем Чу Ванньин холодно усмехнулся:
- Мо Вэйю, что между тобой и мной может быть неправильно понято?
Он называл Мо Жань Мо Вэйю всякий раз, когда был зол и холоден, этим незнакомым, обезличено вежливым обращением без намека на теплоту.
Мо Жань поперхнулся, застигнутый врасплох, и ему нечего было ответить.
Чу Ванньин повернулся и пошел прочь.
В этот час вокруг никого не было, он шел один, а земля и небо, казалось, сливалились и нельзя было понять, где начинается одно и заканчивается другое.
Его суровое и насмешливое выражение тут же исчезло, как только он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Чу Ванньин стиснул зубы, страдание и боль отразились на его лице, когда он поднял руку, чтобы коснуться плеча. Когти призрачной госпожи были своего рода небесным оружием, не меньшим, чем Тяньвэнь, чрезвычайно мощным оружием. Все его плечо было разорвано, но не было времени, чтобы позаботиться об этом во время нападения, да и потом... К этому времени раны уже были инфицированы и начали гноиться, боль была невыносимой.
Стоя в комнате, Чу Ванньин медленно выдохнул и попытался снять мантию, но ткань прилипла к коже, где уже высохла кровь. Он попытался аккуратно оторвать ткань от раны, но при каждом движении боль пронизывала все его тело.
Комната Мо Жань была рядом. Стены гостиницы едва ли были звуконепроницаемыми. Чу Ванньин не хотел, чтобы кто-нибудь знал, поэтому он прикусил губу и сорвал ткань одним безжалостным движением.
- Наааа!
Чу Ванньин издал сдавленный стон, затем медленно выдохнул и тут же почувствовал вкус крови на зубах и губах, видимо прикусил слишком сильно. Он задыхался, лицо было совершенно бесцветным и тело покрыто холодным потом. Он опустил свои длинные ресницы, слегка дрожа, чтобы осмотреть рану.
Все было не так уж плохо.
Держась за стол, чтобы не упасть, он медленно опустился в кресло. Понемногу, превозмогая боль, он промыл рану здоровой рукой водой и полотенцем, которые принес служитель гостиницы. Все просто. Промыть рану, затем, используя острый нож, обрезать вокруг отмершую загноившуюся плоть, после этого нанести мазь, которую сделала мадам Ван. И последнее, медленно, с трудом, кое как забинтовать плечо.
Он не привык показывать слабость перед другими. Он уже много раз испытывал подобную боль, и каждый раз ему приходилось справляться с ней самому.
Раненое животное найдет место, чтобы спрятаться и зализать свои раны. Иногда ему казалось, что он ничем не отличается от этих зверей и что это одинокое существование, вероятно, будет с ним всегда. Он знал, что неприятен, поэтому не хотел униженно и жалостливо просить чьей-либо помощи. У него было свое собственное представление о достоинстве. Но когда он снял мантию, на пол упал парчовый мешочек.
Красный атлас был расшит шелковыми цветами. Его пальцы дрожали от боли, когда он медленно открыл его. Внутри лежали две связанные пряди волос.
Его и Мо Жань
В голове Чу Ванньина на мгновение все прояснилось. Ему хотелось поднести мешочек к пламени свечи и сжечь его вместе с нелепым содержимым. Но в конце концов он не выдержал.
Завязывание волос, чтобы стать мужем и женой, супружеская любовь никогда не будет подвергаться сомнению. Он почти слышал тихое хихиканье золотого мальчика и нефритовой девочки. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце, и ненавидел себя за это еще больше. Он крепко сжал в руке мягкий мешочек и медленно закрыл глаза.
Он не мог смириться с мыслями о Мо Жань. Он желал только одного: вырвать свое сердце и вырезать из него гнусные мысли, вырвать и выбросить.
Где его порядочность и непорочность?
Был ли Мо Вэйю кем-то, о ком он должен был думать? Что он был за Учитель? Действительно хуже зверя!
Тук-тук-тук
Внезапно в дверь постучали. Чу Ванньин, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, широко раскрыв глаза, поспешно спрятал парчовый мешочек в рукав. Его лицо снова приняло обычное недовольное выражение.
- Кто там?
- Шицзунь, это я. - Снаружи послышался голос Мо Жань, и сердце Чу Ванньина ускорилось. - Можно войти?”
Гл.25 этот почтенный его терпеть не может!
Ччитать дальшеу Ванньин долго молчал, его лицо было мрачным, слова “убирайся к черту” застряли у него в горле, и он неохотно произнес.
- Что надо?
- Что? Ваша дверь не заперта?- Мо Жань пытался помириться с ним после целого дня холодной войны, поэтому он толкнул дверь и вошел, делая вид, что ничего не случилось. Чу Ванньин, сидевший за столом, посмотрел на него без всякого выражения.
Говоря от всего сердца, Мо Жань действительно был привлекателен, он освещал всю комнату одним своим присутствием. Упругая юношеская кожа, казалось, почти сияла изнутри, а уголки губ изгибались так, что казалось, что парень почти всегда чуть улыбается.
Чу Ванньин, сохраняя самообладание, отвел взгляд от Мо Жань и опустил длинные ресницы. Он поднял руку, чтобы погасить палочку ладана на столе, прежде чем бесстрастно спросить:
- Что ты здесь делаешь?
- Я пришел...спросить, как вы.... проверить вашу рану. - Мо Жань слегка кашлянул, затем его взгляд остановился на плече Чу Ванньина, и он замер.
Чу Ваньнин уже мягче продолжал:
- Да? Проверил?
Мо Жань потерял дар речи. Это правда, что он был обижен и зол на Чу Ваньнина, он злился на него за то, что тот причинил боль Ши Мэй. Но как только он успокоился, не то чтобы у Мо совсем не было совести, он вспомнил, как Чу Ванньин повредил плечо.
Внутри этого душного гроба Чу Ванньин закрыл его собой от когтей призрачной госпожи. Он не уклонился, даже когда все его тело дрожало от боли ... ..
Мо Жань определенно ненавидел Чу Ванньина.
Но помимо отвращения, по какой-то причине, всегда были и другие сложные чувства. Он был грубым человеком, чуждым высоких понятий и размышлений о эмоциях и чувствах. Он не получил должного образования в молодости. Даже при том, что он учился и восполнил этот пробел позже, ему все еще было трудно думать о деликатных вопросах, особенно тех, которые касались эмоций.
Например, когда дело доходило до Чу Ванньина, Мо Жань долго обдумывая, так и не мог сказать, какие чувства вызывал у него этот человек.
Он распознавал только простые эмоции: любовь, неприязнь, ненависть, счастье, несчастье.
Но несколько эмоций, смешанных воедино, давали блистательному и могущественному императору Таксиану-Цзюню только головную боль.
«Я не понимаю, это не имеет смысла, что это, спасите меня, ОУ, моя голова…..»
Поэтому Мо Жань просто не стал больше думать об этом, он не хотел тратить душевные силы и энергию ни на кого, кроме Ши Мэй.
Про себя он записал предыдущий инцидент на счет Чу Ванньина и тайно планировал вернуть ему с процентами все, когда у него будет возможность свести с ним счеты, но, в то же время, он чувствовал себя виноватым. Он долго внутренне боролся с собой, стоя за дверью Чу Ванньина, прежде чем, наконец, постучать. Он просто не хотел быть у него в долгу.
Но его Шицзунь оказался еще более упрямым, чем он думал.
Мо Жань уставился на груду окровавленных бинтов на столе, темно-красную воду в тазу для умывания и нож, который был небрежно отброшен в сторону, куски окровавленной плоти все еще свисали из раны. Он почувствовал тошноту.
Как ему удалось справиться с таким в одиночку? Неужели он просто так, не моргнув глазом, вонзил нож в мертвую плоть вокруг раны и отрезал от себя куски? Голова Мо Жань закружилась при одной мысли об этом, был ли этот парень вообще человеком?
Ши Мэй тихо всхлипывал от боли со слезами на глазах, когда Мо Жань только что промывал его рану. Несмотря на то, как сильно Мо не любил Чу Ваньнина, он не мог не отдать ему должное.
Юхэн старший был действительно крут, ебать, впечатляет, действительно впечатляет.
Мо Жань постоял немного, потом нарушил молчание. Он дважды слегка кашлянул, поднялся на цыпочки и неловко пробормотал:......
-Прости, Шицзунь.
Чу Ваньнин ничего не ответил. Мо Жань украдкой взглянула на него
- Я, я не должен был кричать на тебя там.
Чу Ванньин продолжал игнорировать его, на лице маска безразличия, как всегда. Он никогда не говорил этого, но в глубине души чувствовал себя обиженным.
Мо Жань подошел. Только вблизи он увидел, что Чу Ванньин просто испортил бинты, марля была накручена вокруг его плеча, как будто он связывал краба. С другой стороны, чего он ожидал от человека, который даже не умел стирать?
Вздохнув, Мо Жань сказал:
- "Шицзунь, не сердись больше.
- Что? С чего мне сердиться?- мрачно бросил Чу Ванньин.
Прошло некоторое время.
- Шицзунь, так не перевязывают.……
Еще один хлесткая реплика:
- Вы думаете, что знаете что-либо лучше меня?
Мо Жань поднял руку, желая поправить бинты на плече. Но, когда посмотрел на выражение его лица, то заколебался, прикидывая, что вероятность получить пощечину за то, что осмелился прикоснуться к Учителю, была довольно высока. Рука опустилась, потом поднялась. Это повторилось несколько раз. Чу Ванньин разозлился и бросил на него косой взгляд:
- Что, хочешь меня ударить или что?
Он действительно хотел ударить его, но не сейчас.
Мо Жань раздраженно ухмыльнулся и вдруг положил руку на плечо Чу Ванньина, к черту последствия. На его щеках появились ямочки:
- Шицзунь, я помогу тебе перебинтовать рану.
Чу Ванньин сначала хотел отказаться, но теплые пальцы Мо Жань уже были на его плече и во рту внезапно пересохло. Его губы слегка шевельнулись, но он ничего не сказал и просто позволил Мо сделать то, что он хотел.
Он развернул марлю слой за слоем, пока не показались 5 страшных ран от когтей.
При одном взгляде на это он содрогнулся, рана выглядела намного хуже, чем порез на лице Ши Мэй.
Мо Жань некоторое время смотрел на нее, а потом, сам не понимая почему, тихо спросил:
- Больно? - Чу Ванньин, молча опустил длинные ресницы - Я буду нежен.
Чу Ванньин не знал, о чем он думает, но его мочки ушей покраснели, и он снова разозлился на себя, думая, что, должно быть, сходит с ума от таких абсурдных мыслей. Поэтому выражение его лица стало еще жестче, настроение еще хуже.
Потрескивало пламя свечи. В тусклом желтом свете Мо Жань видел, что кое-где даже не нанесена мазь. Должно быть, просто каким-то чудом Чу Ваннин сумел дожить до сегодняшнего дня.
- Шицзун.
- Хм?
- Что сегодня произошло в резиденции Чэнь? Почему ты их избил?- Спросил он, накладывая мазь.- Что тебя так разозлило?-
Чу Ваньнин не хотел сейчас пререкаться с учеником, поэтому кратко рассказал Мо Жань о Ло Сяньсянь. Когда рассказ был закончен, Мо покачал головой:
- Независимо от того, как это вас бесит, вы все равно не должны были поддаваться эмоциям. Если бы это был я, я бы просто выдумал что-нибудь. Например, подделал экзорцизм, затем вытер руки и ушел, пусть все идет своим чередом. Иногда приходится приспосабливаться к ситуации. Посмотри на себя, устроил такой бардак из-за каких-то никчемных негодяев и даже случайно ударил Ши Мэя.
Мо Жань поймал себя на середине тирады. Он замолчал и посмотрел на Чу Ванньина. Он был слишком сосредоточен на бинтах и забылся на мгновение. Сейчас он невольно говорил с Чу Ваньнин своим дерзким тоном, так, как привык в прошлой жизни.
Чу Ванньин тоже это заметил. Он холодно смотрел на Мо, и в его глазах отчетливо можно было прочитать знакомую фразу: “Я собираюсь забить тебя до смерти”.
- Э……
Мо Жань все еще пытался придумать оправдание, когда Чу Ванньин заговорил первым. Он сказал бесстрастно:
- Ты думаешь, я хотел ударить Ши Минцзин?
Как только Ши Мэй был упомянут, разум покинул мозг Мо, и своеволие взяло верх, даже его тон стал колючим:
- А ты разве не ударил его?
Чу Ванньин тоже сожалел о своем ударе, но его лицо было бесстрастным, он был подавлен этим происшествием, поэтому нахмурился и ничего не сказал.
Чу Ванньин был упрям, Мо Жань был влюблен, и искры летели там, где их взгляды сталкивались в воздухе. Атмосфера, которая только что немного разрядилась, снова превратилась в безнадежный тупик.
Мо Жань сказал:
- Ши Мэй не сделала ничего плохого. Шицзунь, ты можешь хотя бы извиниться за то, что случайно причинил ему боль?
Глаза Чу Ваньнин угрожающе сузились:
- Вы меня допрашивать вздумали?
-..Нет. Я просто расстроен, что он был несправедливо ранен, но даже не получил извинений от Шицзунь.
При свете свечи красивый юноша закончил перевязывать раны Чу Ванньина и аккуратно завязал узел. Сцена все еще казалась такой нежной, как и мгновение назад, но их настроение уже было совершенно другим. Особенно для Чу Ванньина. Как будто целая банка уксуса опрокинулась в его груди, кислый вкус ревности разбухал, проникая под кожу. «К сожалению? Как написать "прости"? Кто-то более нежный, пожалуйста, научите его.»
- Потребуется по меньшей мере полгода, чтобы порез на его лице исчез, но когда я помогал ему нанести лекарства, он все еще говорил, что не винит вас. Шицзунь, это правда, что он не винит вас, но если даже так, вы действительно думаете, что правы?
Его слова только подлили масла в огонь.
Чу Ванньин попытался с этим смириться и не смог. Он зарычал низким голосом:
- Убирайся.
Он рявкнул:
- вон!
Мо Жань вышвырнули, дверь захлопнулась у него перед носом и чуть не придавила пальцы. Шерсть у Мо Жань тоже встала дыбом. Посмотри на это, ты только взгляни! В чем его проблема? Это просто извинение! Это его выражение лица просто бесценно, как трудно просто сказать "Прости"? Даже почтенный император Таксиан-Цзюнь знал, что должен извиниться, но простой Бессмертный Бэйдоу должен орать без всякой причины!
Неудивительно, что никто не хочет его, несмотря на его красивое лицо!
Его красота это просто расточительство, он будет один всю жизнь, так ему и надо! Поскольку Чу Ванньин закрыл дверь у него перед носом и не обратил на него никакого внимания, великий и могучий Таксиан-Цзюнь, император человеческого царства, очевидно, не будет просто стоять под дверью, как какая-то дворняжка. Конечно, иногда он был чрезвычайно настойчив, цеплялся, как липкая конфета, и его невозможно было оторвать, но тот, за кого он цеплялся, был Ши Мэй, а не Шицзунь.
Ему было все равно, что там с ранами Чу Ванньина и он немедленно ушел, чтобы составить компанию Ши Мэй.
- Уже вернулся?
Красавец Ши Мэй отдыхал, когда вошел Мо Жань. Он помолчал, прежде чем сесть, длинные черные волосы окутали его тело.
- Как Шицзунь?”
- С ним все в порядке, как и с его характером.
Мо Жань придвинул стул и оседлал его, положив руки на спинку, ленивая улыбка играла на его губах, когда он смотрел на Ши Мэй с его длинными, мягкими распущенными волосами.
Ши Мэй сказал:
- Может быть, я должен пойти проверить его …
- Не делай этого.- Мо Жань закатил глаза, - у него сейчас очередной припадок.
- Ты снова его разозлил?”
- Ему вообще нужен кто-то, чтобы злить? Он может даже злиться на себя. Парень, наверное, деревянный, загорается от малейшей искры.
Ши Мэй покачал головой, разрываясь между смехом и плачем.
- Возвращайся отдыхать, - сказал Мо Жань. - я спущусь вниз на кухню, чтобы приготовить тебе что-нибудь.
- так много хлопот ? Тебе ночью не спится?
- Ха-ха, я уже проснулся. Но если ты не хочешь, чтобы я уходил, я могу составить тебе компанию, пока ты не заснешь.
Ши Мэй поспешно махнул рукой и мягко сказал:
- Не надо, я не смогу спать, пока ты здесь на меня смотришь. Ты тоже должен отдохнуть, не мучай себя.
Мо Жань был немного подавлен, улыбка на его губах стала жесткой.
Ши Мэй был добр к нему, но всегда, казалось, сохранял некоторую неразличимую дистанцию. Он был прямо перед ним, но он также был как отражение Луны в зеркале, цветок, отраженный в воде, видимый, но недостижимый.
- Окей. - Он изо всех сил старался приободриться, заставляя себя улыбнуться. У Мо Жань была лучезарная улыбка и он выглядел с ней всегда милым, когда не был озорным.
- Позови, если что-нибудь понадобится, я буду рядом или внизу…….Минутку…
Мо Жань поднял руку, желая погладить Ши Мей по волосам, но сумел сдержаться и повернул ее обратно, чтобы почесать свою голову.
- Тогда я пошел.
Оказавшись на улице, Мо Жань не удержался и чихнул. Он шмыгнул носом.
Кэйди-Таун специализировалась на производстве ароматов, а благовония всех видов были довольно дешевыми, так что гостиница не скупилась на них. В каждой комнате горела длинная палочка специальных благовоний: одна для защиты от злых духов, две для удаления влаги и три, чтобы в комнатах приятно пахло.
От запаха ладана Мо Жань чувствовал себя неуютно, но Ши Мэй это нравилось, поэтому он терпел.
Спустившись вниз, Мо с важным видом подошел к трактирщику и улыбнувшись, пододвинул к нему серебряный слиток. Увидев слиток, улыбка трактирщика стала еще шире:
- Что желает молодой господин?
- Я вижу, что здесь завтракает не так уж много людей. Могу ли я одолжить вашу кухню до завтрака?
Сколько медяков стоит завтрак? Даже за полмесяца завтраков не заработаешь ни одного серебряного слитка. Трактирщик охотно согласился и, улыбаясь, повел все еще улыбающегося Мо Жань на кухню.
- Вы будет готовить сами? Почему бы не попросить нашего повара сделать это, он действительно хорош.
- Нет необходимости.- Мо Жань усмехнулся. - Ты слышал о Зале Цуйю в Сянтане?”
- Ах!...... знаменитый дом развлечений, который сгорел чуть больше года назад?
- Да.
Трактирщик выглянул наружу, чтобы убедиться, что его жена занята работой и не подслушивает, прежде чем украдкой усмехнуться:
- Это был самый известный театр на реке Сян, в нем выступала известная актриса. Жаль, что это так далеко, иначе я бы тоже пошел посмотреть на ее игру.
Мо Жань рассмеялся:
- Ну, спасибо за комплимент, от ее имени.
- От ее имени?- Трактирщик был озадачен. - Ты ее знаешь или что?
- Больше, чем просто знаю.
- Вау!...... не знал бы, глядя на тебя, да? Но можете ли вы культиваторы даже..выступать.... ух …
- Кроме звездной актрисы, ты знаешь что-нибудь еще?
- ГМ ... ...... Я слышал, что еда там была также великолепна.
Губы Мо Жань изогнулись в веселой улыбке, когда он взял кухонный нож с видом знатока:
- Прежде чем я стал культиватором, я много лет работал помощником на кухне в Зале Цуйю. Как ты думаешь, кто лучше готовит, твой шеф или я?
Трактирщик был еще более поражен, спотыкаясь на каждом слове:
- Добрый господин…..это по-настоящему...... действительно……
Он продолжал бормотать "правда", но не мог подобрать слова.
Мо Жань взглянул на него краешком глаза, самодовольно улыбаясь:
- “Хорошо, тогда иди, этот почтенный шеф-повар приступит к работе.
Трактирщик понятия не имел, что сейчас разговаривает с бывшим повелителем тьмы, и бесстыдно взмолился:
- Я давно слышал о деликатесах Зуйю Холла, может быть, когда добрый господин закончит, этот скромный трактирщик сможет попробовать?
Он подумал, что это маленькая просьба и что Мо Жань определенно согласится.
Кто знал, что глаза молодого господина сощурятся в озорной улыбке:
- Хочешь попробовать?
«МММ! Продолжай мечтать!»
Мо хмыкнул с высокомерным видом, бормоча:
- Ты думал, что этот почтенный будет готовить для кого угодно? Это только для Ши Мэй, если бы не он, этот почтенный даже не зашел бы на кухню……
Он выбрал редиску и начал резать ее, бормоча себе под нос.
Трактирщик не знал, что делать, он мог только неловко стоять в стороне, потирая руки и умиротворенно улыбаясь, прежде чем тихо ускользнуть.
Он также бормотал про себя : «Что все это значит с "этим достопочтенным"? Мальчик так молод, что, вероятно, у него еще даже не сформировалось духовное ядро. Послушайте, как он бормочет: "Шимей, Шимей, Шимей", - но сегодня в его группе не было ни одной девушки»
Трактирщик закатил глаза. Должно быть, сошел с ума.
Мо Жань возился на кухне целых четыре часа; он закончил только к полудню. Он побежал наверх, чтобы разбудить Ши Мэй. Его шаги замедлились, когда он проходил мимо комнаты Чу Ванньина.
Должен ли он позвать его, чтобы поесть тоже……
Вспомнив о скверном характере Чу Ванньина, Мо Жань нахмурился. Нет, он все равно сделал немного и старался не для него!
Гл.26 первая встреча с вами этого достопочтенного
читать дальшеСолнце поднималось все выше, и все больше и больше людей приходило в гостиницу поесть. Мо Жань обнаружил, что внизу шумно, поэтому приказал слуге принести в номер еду, которую он приготовил.
В конце концов, он пригласил и Чу Ванньина. Он рассудил, что Шицзунь был все таки выше их рангом, а он сейчас не был императором человеческого царства, поэтому он должен был играть по правилам.
На квадратном буковом столе стояли три миски с дымящимся супом. Он сам сделал лапшу, гладкую и упругую, намного лучше, чем можно было купить на улице. Сверху были сложены толстые ломтики говядины, жареная колбаса, свежие и нежные побеги гороха, капуста Напа и золотистая яичная нить - красочные ингредиенты, искусно выложенные.
Но самым примечательным была не зелень, щедрые куски мяса или даже обилие ингредиентов, а бульон, который кипел на слабом огне в течение четырех часов. Молочно-белый бульон был покрыт слоем кунжутного масла чили. Мо Жань сам измельчил острые, обжигающие специи в каменной мельнице и кипятил их с бульоном для насыщенного вкуса и дразнящего аромата.
Он использовал большое количество масла чили и перца, думая о любви Ши Мэй к острой пище. Наблюдая за тем, как Ши Мэй с удовольствием ест, улыбка Мо стала еще шире. Он украдкой взглянул на Ши Мей и не удержался от вопроса:
-Вкусно?
- Очень вкусно!- ответил Ши Мей.
Чу Ванньин ничего не сказал, все еще с мрачным лицом, как будто небеса задолжали ему сотню гор из золота и серебра.
Мо Жань был очень доволен собой:
- Тогда просто дай мне знать, когда захочешь поесть такой суп снова. И я сделаю это для тебя.
Глаза Ши Мэя были влажными от пряности, когда он поднял взгляд, чтобы улыбнуться Мо Жань с нежным выражением. Столкнувшись с такой красотой, если бы не Чу Ванньин, сидящий в стороне и замораживающий половину комнаты одним своим присутствием, Мо Жань, возможно, было бы трудно решить, съесть ли лапшу в его миске или Ши Мэй.
Ши Мэй не ел много гороха и колбасы, но говядина и капуста быстро исчезли.
Мо Жань который спокойно наблюдал за происходящим со стороны, протянул палочки и переложил ростки гороха и колбасу в свою миску, затем переложил несколько кусков говядины из своей миски в миску Ши Мэй.
Ученики пика Сишэн, когда ели в зале Менгпо, часто обмениваясь блюдами друг с другом, так что Ши Мэй улыбнулся и спросил:
- Ты не любишь говядину?
- МММ, мне нравятся побеги гороха.
Затем он начал жевать. Кончики его ушей слегка покраснели.
Чу Ванньин, ничего не выражая, собрал все побеги гороха из своей миски и бросил все это в миску Мо Жань.
- Я как раз не люблю побеги гороха.
Он также бросил всю говядину в миску Ши Мэй
- Я и говядину не люблю.
Нахмурив брови, он уставился на остатки еды в своей миске, сжал губы и ничего не сказал.
Ши Мэй осторожно спросил:
- Разве вам это не нравится?
Он не ответил, только опустил голову и молча попробовал кусок капусты, небольшой кусочек. Его лицо мгновенно скривилось, и он положил палочки.
- Мо Вэйю, ты пролил в суп целую банку острого соуса?
Мо Жань замолчал и поднял глаза, все еще держа во рту лапшу. Он не ожидал, что завтрак, над которым он так усердно трудился, получит такую резкую критику. Он моргнул, глядя на Чу Ванньина, сбитый с толку, не в силах поверить собственным ушам, лапша свисала из уголка его рта. Он невинно моргнул и проглотил лапшу одним глотком:
- Что?
Чу Ванньин был еще менее вежлив на этот раз:
- Это еда для людей? Это вообще съедобно? Это вообще невозможно проглотить.
Мо Жань моргнул еще несколько раз, прежде чем понял, что этот придурок Чу Ванньин специально злит его.
- Шицзунь, что не так?......Ты слишком разборчив.
- Шицзунь, ты не ел целый день, даже если тебе это не нравится, все равно попробуй.
Чу Ванньин встал и холодно сказал:
- Я не ем острую пищу.
Потом повернулся и вышел.
Двое оставшихся за столом погрузились в неловкое молчание. Ши Мэй был ошарашен:
- Шицзун не ест острую пищу? Почему я этого не знал?.... Мо Жань, ты тоже не знал?
- Я……
Мо Жань некоторое время тупо смотрел на лапшу, которую Чу Ванньин оставил практически нетронутой, затем кивнул.
- Я не знал.
Это была ложь. Мо Жань знал, что Чу Ванньин не может есть острую пищу. Просто он забыл. В конце концов, он был связан с этим человеком большую часть своей прошлой жизни. Он точно знал, какую еду любит и не любит Чу Ванньин.
Но он не заботился об этом, поэтому никогда не помнил.
Чу Ванньин вернулся в свою комнату и лег, все еще одетый. Он лежал лицом к стене с широко открытыми глазами, не в силах уснуть. Он потерял много крови и слишком много духовной энергии. Кроме того, он не ел со вчерашнего дня, его желудок был давно пуст и чувствовал себя ужасно.
Этот человек вообще не знал, как о себе позаботиться. Он был в плохом настроении, поэтому просто не ел, как будто мог наполнить свой желудок гневом. Он не знал, из-за чего злится. Вернее, не хотел знать.
Но в тишине перед его взглядом возникло лицо, уголки губ мягко изогнулись в ослепительной улыбке, свет мерцал в паре ясных черных глаз, таких нежных с фиолетовым оттенком.
Он почувствовал себя в тепле, уютно и немного лениво. Чу Ванньин вцепился в одеяло, суставы его пальцев побелели. Он не хотел погружаться в фантазии, закрывая глаза в попытке убежать от этого лица и беззаботного смеха.
Но прошлое с закрытыми глазами нахлынуло еще сильнее и захлестнуло его, как прилив ... ..
В первый раз он встретил Мо Жань до ТонТянь на пике Сишенг.
Солнце в тот день светило ярко, все двадцать старейшин стояли вместе, тихо переговариваясь между собой.
Юхэн старший, естественно, был исключением. Он не был настолько глуп, чтобы стоять там вместе с остальными и печься на солнце. Вместо этого он стоял под цветущим деревом в одиночестве, занятый изучением гибкости недавно сделанного когтя пальца черной металлической перчатки на его руке.
Конечно, он сам не нуждался в таких вещах; он ковал эти когти для учеников нижнего уровня пика Сишенг.
Нижний мир культивации граничил с царством призраков, и поэтому часто был опасен. Нередко ученики получали серьезные травмы или даже лишались жизни. Он никогда никому не говорил об этом, но пытался найти решение, он хотел сделать оружие, которое было бы подвижным, легким и легким в освоении.
Остальные стояли в стороне, болтая.
- Ты слышал? Этот давно потерянный племянник мастера секты едва спасся от пожара. Больше никто не выжил после пожара. Если бы хозяин был даже на шаг дальше, племянник, вероятно, тоже превратился бы в пыль, это была действительно удача.
- Должно быть, его покойный отец защищал его. Это душераздирающе, что он остался сиротой так рано, и прошел через столько трудностей.
- Ребенка зовут Мо Жань? Пятнадцать лет, верно? Значит, ему пора получить вежливое имя, у него оно есть?
- Старейшина Сюаньцзи, ребенок вырос в доме развлечений, ему повезло, что у него вообще есть имя, не говоря уже о вежливом.
- Я слышал, что мастер секты уже подумал о паре имен, и сейчас выбирает среди них. Интересно, что он в конце концов выберет.
- Мастер, конечно, лучше знает своего племянника.
- Что ты говоришь? Не только хозяин, даже мадам бесконечно любит его. Хех, вероятно, единственный человек во всем Пике Сишенг, который будет недоволен, - это наш собственный любимец небес
- Старейшина Танланг! Не говорите так нескромно!
- Ха-ха, какой я плохой! Но наш Небесный любимец беснуется и не обращает внимания на приличия, не уважает старших и праздно слоняется весь день, ему действительно не хватает дисциплины.
- Танланг-старший, сколько ты сегодня выпил?......
Человек рядом с ним многозначительно посмотрел на него, указывая подбородком на Чу Ванньина, который стоял на расстоянии, смысл был очевиден.
Любимец небес, Сюэ Мэн, был учеником Чу Ванньина. Сказать, что Сюэ Мэну не хватало дисциплины, было косвенным оскорблением учения Чу Ванньина.
Этот старейшина Юхэн был спокоен и утончен внешне, как будто он был выше вопросов царства смертных. Но все знали о его переменчивом темпераменте, если кто-то будет неосторожен в словах в его присутствии, они могли бы просто вымыть шею и ждать смерти от веревки.
Чу Ванньин слышал каждое слово их сплетен. Но он не обращал на них внимания. Его меньше интересовало, что говорят о нем другие, чем декоративные узоры на сделанном им когте.
Коготь на самом деле был довольно хорош, но не достаточно жестким, возможно, не смог бы разорвать толстую шкуру на некоторых демонах одним ударом. Он попробует добавить немного порошка драконьей кости, когда вернется, это должно помочь.
Другие старейшины увидели, что Чу Ванньин не реагирует, поэтому они немного расслабились и вернулись к своей болтовне.
- Мастер секты, вероятно, собрал всех нас сегодня, чтобы выбрать учителя для этого Мо-гонгзи, да?
- Странно, почему учитель не учит его сам?
- Предполагается, что воспитательная природа маленького племянника несовместима с методом воспитания учителя. - Пробормотал кто-то.
- Но даже тогда, не слишком ли это собрать всех старейшин, чтобы молодой мастер мог выбирать?
Лукун-старший тихо вздохнул и откинул в сторону свои гладкие, изящные длинные волосы, сокрушаясь:
- Мое скромное " я " сейчас чувствует себя как дешевая капуста Напа, выложенная в стойло для маленького пони Мо-гонгзи.
Они ждали довольно долго, прежде чем Мастер секты, наконец, пришел. Он поднялся по тысяче ступеней, чтобы оказаться перед башней Тонгтянь, юноша следовал за ним.
Чу Ванньин лишь мельком взглянул на него и даже не потрудился разглядеть, прежде чем отвернуться, чтобы продолжить изучать свой коготь.
Процедура пика Сишенг - искать учителя для ученика, а не наоборот,была действительно необычна. Во всех других сектах учитель был высок и могуч, он возлагал руку на голову какого-нибудь нового ученика и говорил: “молодой человек, твои способности удовлетворительны, отныне ты будешь моим учеником.”
Ученик даже не получает шанса сказать "нет".
Или учитель машет рукавом с холодной насмешкой на лице и заявляет: "молодой человек, у вас слишком большой лоб, слишком тусклые глаза, череп слишком сильно выпирает, это не подходит для моей секты. Нам с тобой не суждено быть вместе, я не приму тебя в ученики.”
Ученик даже не получает шанса проявить себя, прежде чем учитель уносится ввысь.
Здесь, на вершине Сишенг, все было по-другому, учитель и ученик выбирали друг друга.
Что это значит?
Пик Сишенг имеет двадцать старейшин. Когда новый ученик вступает в секту, он сначала проводит некоторое время, живя рядом со всеми и взвешивая свои возможности, прежде чем передать письмо о намерениях старейшине, выражая свое желание искать ученичества.
Если старший принимает, то все получается идеально.
Если старший отказывается, ученик может продолжать приставать, пока либо старший не сдастся, либо ученик не сдастся.
Судя по всему, Чу Ванньин был исключительно искусен и красив, поэтому можно было ожидать, что его двор будет заполнен до краев в любое время дня и ночи с учениками, неустанно преследующих его как учителя. Но реальность была совсем другой.
Внешность Чу Ванньина была очень элегантной, но его характер был настолько плохим, что у людей волосы встали дыбом. Ходят слухи, что, когда он сердится, он хлещет учеников женского пола, как если бы это были ученики мужского пола. Не многие люди были достаточно смелы для такого рода Шицзун.
Таким образом, в резиденции Юхэн старейшины было тихо и одиноко.
Кроме любимца небес Сюэ Мэна и близкого друга Сюэ Мэна Ши Мэя, он никогда не принимал других учеников.
Он был старейшиной и следовало бы называть его именно так, но все называли его “Шицзун”.
Чу Ванньин с высокомерным выражением лица настаивал, что его это нисколько не беспокоит, вечно опустив голову и продолжая возиться с ледяным оружием в руках, как будто ему было все равно. Все, что он проектировал, от спрятанного в рукаве оружия до аварийных свистков, предназначалось для других. Чем скорее он закончит, тем больше людей избежит страданий.
Поэтому он не ожидал, что Мо Жань выберет его без колебаний.
В то время его брови были нахмурены, когда он поглаживал Шипы на пальце когтя, размышляя о том, как их улучшить, и даже не обращая никакого внимания на то, что говорил Мастер секты и все остальные.
Незаметно для него все стихли.
Чу Ванньин внезапно понял, что обстановка, которая минуту назад гудела от разговоров, казалась слишком тихой.
В конце концов он отвел взгляд от когтя и поднял глаза с некоторым нетерпением и непониманием.
И тут он увидел лицо.
Так ярко освещенное солнцем, что почти ослепительное.
Красивый юноша, запрокинув голову, смотрел на него. Уголки губ юноши изогнулись в легкой ленивой улыбке, а на щеках появились ямочки. Немного рыночного запаха дыма и огня и немного простодушной невинности. Пара темно-фиолетовых глаз, не мигая, смотрела на него, исполненная пылом и любопытством одновременно.
Он был новичком и не знал правил, стоя так близко, что это было почти нагло.
Когда кто-то внезапно появился прямо перед ним, Чу Ванньин вздрогнул и рефлекторно отступил назад, как будто обжегся. Его затылок с глухим стуком ударился о ствол дерева.
- Что ты делаешь?
Глаза юноши слегка расширились. Он улыбнулся:
- Господин, я так долго наблюдал за вами, почему вы меня не замечаете?
> > немного крови к концу
читать дальшеНа мгновение все замолчали, слышны были только рыдания хозяина Чэня.
Ши Мэй опустил голову, прикрыв рукой щеку, но его глаза были серьезными, когда он посмотрел на Чу Ваньнина:
- Если вы продолжите в том же духе, то репутация пика Сишен пострадает.
Душа Мо Жань готова была вылететь у него изо рта. Он может быть нечестивцем, но он был полностью предан Ши Мэю. В этой возрожденной жизни он поклялся себе бережно относиться к нему и хорошо защищать, но прошло всего пару дней, а Ши Мэй уже ранен, уже избит, как это может быть!
У него даже не было сил свести счеты с Чу Ванньином прямо сейчас, вместо этого он поспешил к Ши Мэй, чтобы осмотреть рану на его щеке. Ши Мэй тихо произнес:
- Ничего страшного.
- Все равно дай посмотреть.
Ши Мэй попытался сопротивляться, но Мо Жань все же сумел убрать его руку, прикрывающую рану.
Его зрачки мгновенно сузились.
Рана была глубокая и длинная, до самой шеи и сильно кровоточила.
Разум Мо Жань заволокла красная пелена гнева. Он прикусил губу и долго смотрел в стену, прежде чем обернуться и крикнуть Чу Ванньину:
- Эй!!
Чу Ванньин молчал с мрачным выражением на лице. Он не извинился и не приблизился, только стоял как вкопанный на том же месте, опустив Тяньвэнь.
Мо Жань чувствовал себя так, словно в его груди бушевала толпа разъяренных демонов. Кто может стерпеть такое обращение со своим любимым человеком, который уже однажды умер в прошлой жизни, страдая?
Он и Чу Ванньин смотрели друг на друга, не пуская глаз. Глаза Мо Жань начали наливаться кровью; он ненавидел Чу Вэнньин столько лет, ненависть уже просочилась в его костный мозг. Почему этот человек перед ним всегда стоял на его пути, всегда шел против него?!
Когда- то давно, когда он только вступил в секту, Мо Жань сделал что-то не так, и Чу Ваньнин едва не забил его до смерти. Позже, когда Ши Мэй был ранен, Чу Ваньнин, у которого было только три ученика за всю его жизнь, просто стоял и смотрел как он умирает. Ши Мэй умер, пик Сишэн был разрушен, и Мо Вэйю стал единственным повелителем мира культивации. Каждый человек под солнцем пресмыкался перед ним. И только Чу Ванньин противостоял ему, вставая на его пути снова и снова, теребя его совесть, как постоянное напоминание о том, что независимо от того, насколько могущественным был император Таксиан-Цзюнь, под всем этим величием он был просто сумасшедшим человеком, покинутым всеми.
Чу Ванньин.
Чу Ванньин......
В жизни и в смерти, это всегда он!
Они с ним по-прежнему были одеты в одинаковые свадебные платья, но казалось, что пространство между ними разделено зияющей пропастью.
Чу Ваньнин, наконец, спрятал Тяньвэнь подальше.
Хозяин Чэнь облегченно вздохнул, преклонив колени перед Ши Мэем и безостановочно кланяясь:
- Такой добрый, такой добрый, добрый господин-воистину живой Будда, наш спаситель, спасибо, что спас всю мою семью, господин, спасибо, спасибо.
Этим всегда все и заканчивалось..
Он был тем, кто усмирил злого духа, но он также был и тем, кто нанес неверный удар. Чу Ванньин сделал то, что должен был, но также и то, чего не должен был, и в конце концов кто-то другой стал сострадательным спасителем, а он, стал злодеем.
Так было всегда. Он был раздражен, но смирился с этим и уже даже не жалел.
Случайно ударив своего ученика, он, конечно, почувствовал себя плохо, но у него было такое отстраненное лицо, и он просто не мог заставить себя подойти к парню и сказать несколько теплых, нежных слов. Поэтому он отошел в угол и встал перед маленькой дочерью семьи Чэнь.
Девочка посмотрела на него и, дрожа и в страхе отступила назад.
Из всей семьи Чэнь только у нее была хоть капля доброты.
- Твоя мать страдала от одержимости призраками, и ее продолжительность жизни сократилась по крайней мере на двадцать лет. Если она не раскается и продолжит быть такой же жадной и аморальной, ее и дальше будет мучить негативная энергия и она умрет еще раньше. Когда она проснется, скажите ей, чтобы она сделала мемориальную доску для госпожи Ло, используя красное персиковое дерево, на которой она должна четко подтвердить ее статус, как жены ее сына. Ло Сяньсянь была законной женой Чэнь Бохуаня, этот факт, который ваша семья скрывала в течение многих лет, также должен быть обнародован, чтобы выполнить желание умершей.
Он помолчал, потом протянул ей священную книгу:
- Кроме того, вся ваша семья должна встать на колени и читать "заклинание освобождения" три раза в день, чтобы помочь душе госпожи Ло обрести мир и очиститься от духов, преследующих вашу семью. Это должно быть сделано в течение десяти лет без остановки, иначе госпожа Ло вернется, чтобы отомстить.
Голос девочки дрожал:
- Да, С-спасибо Даочжан……”
Чу Ванньин повернулся к хозяину Чэню и его сыну, и посмотрел на них пристальным взглядом, острым, как кинжал:
- Когда Чэнь-Яо проснется, вы двое должны рассказать ей все и позволить ей принять собственное решение. Если вы попытаетесь что-нибудь скрыть, я вырву ваши языки!
Эти двое были не более чем трусами, которые не смели сопротивляться теперь, когда дело приняло такой серьезный оборот. Они оба распростерлись на земле, кланяясь вверх и вниз и обещая следовать всем инструкциям.
- Что касается аромата Байди, то он был создан господином Ло, но вы, бесстыдники, утверждали, что это ваша собственная формула. Вы знаете, что должны сделать, я больше не буду тратить на вас силы.
Чу Ванньин взмахнул рукавами и собираясь уйти.
- Мы обязательно внесем исправления в название магазина и уточним, что этот аромат был сделан господином Ло.
После того, как все было улажено, Чу Ванньин приказал Мо Жань отвести Чэнь-Яо во внутренние покои, чтобы извлечь яд.
Хотя в сердце Мо Жань сейчас кипела ненависть, он хорошо помнил, что в юности относился к Шицзуну скорее с уважением, чем с вызовом, поэтому промолчал и только сжал руку Ши Мэй прошептав:
- Я сейчас вернусь, только отведу ее внутрь.
В комнате старшего сына Чэнь все еще висел большой красный символ “Си”. Все произошло так быстро, что они, вероятно, забыли его в спешке снять. В то время, когда Чэнь Бохуань уже превратился в прах, это выглядело как насмешка.
Чэнь-Яо была лишь одной из участниц этого нелепого фарса, замешанного на алчности. Что она выберет, когда проснется?
Девушка не была такой стойкой как Ши Мэй и Чу Ванньин перед тем как заняться извлечением яда из ее крови, молча дал ей таблетку. Все это время Мо Жань стоял в стороне, держа таз с водой и протягивая полотенца, но они не разговаривали друг с другом и даже не смотрели друг на друга.
Когда он уходил, взгляд Чу Ванньина с безразличием скользнул вдоль стены. Прежде чем внезапно что-то понять, взгляд переместился назад, чтобы посмотреть на стихотворение, висящее на стене.
Колонки букв были написаны ровным почерком, аккуратными и прямыми, края бумаги еще не начали желтеть. Написано было :
Руки нежного тона
Налили золотистого вина
Город весь окутан весной, лишь она,
верба прислонившаяся к дворцовой стене
И восточный ветер, злобы полон
Принес лишь малую радость
И клубок печалей
Столько лет разлуки
Неправильно это
Весна по-прежнему весна
Это мы, без причины, пропадаем.
Слезы струятся бурно, пятнают шелка.
Упали персиковые цветы в пруд
Твоя комната у пруда, пуста
Что хорошего в том,
что наши клятвы стоят как горы?
Эти буквы не значат ничего, ничего.
Сердце Чу Ванньина сжалось. Почерк был тонким и аккуратным. Подписано: Чэнь Бохуань.
Чэнь-Бохуань женился на дочери семьи Яо против своей воли и мог только держать горе в своем сердце при себе. Провел ли он последние дни своей жизни, стоя у окна с кистью в руке, одинокий и беспомощный, чтобы написать эту оду потере и расставанию?
Он не хотел оставаться в резиденции Чэня ни на минуту дольше. Не обращая внимания на жгучую боль в плече, он развернулся и вышел.
Чу Ваньнин и Ши Мэй оба были ранены и не могли сразу вернуться на пик Сишэн. Шицзунь, к тому же не любил путешествовать по воздуху, поэтому они решили переночевать в гостинице. К тому же они могли пойти взглянуть на храм на следующий день, чтобы убедиться, что там все спокойно. Даже при том, что демоны и трупы были уничтожены и обратились в прах “ветром” Чу Ванньина, это были всего лишь тела, но не их души. Это было очень предусмотрительно, остаться на несколько дней, чтобы убедиться, что ничто не ускользнуло от их глаз и оружия, чтобы продолжать причинять неприятности людям в городе.
Чу Ванньин молча шел впереди, двое его учеников следовали за ним.
Ши Мэй, казалось, внезапно вспомнил что - то, спросив:
- А-Жань, эта одежда, которую вы с Шицзунь носите...... что...... что происходит?
Мо Жань опешил, прежде чем вспомнил, что они с Шицзунь все еще были в свадебных одеждах. Он испугался того, что Ши Мэй может неправильно все понять, и тут же начал снимать ее.
- Это...... иллюзия прошлого, не думай слишком много об этом, я ... ты не правильно понял.……
Не договорив, он взглянул на Ши Мэй и увидел, что тот тоже был приготовлен к свадебному обряду и на нем тоже был свадебный наряд. Только немного другой. И он не выглядел как наряд из-за того, что был сильно потрепан.
Но, несмотря ни на что, это все равно были свадебные одежды.
Стоя рядом с Ши Мэй, он мог представить, что это был Ши Мэй, чьи руки он держал тогда в иллюзии призрачной госпожи, с кем он кланялся, с кем он делил вино.
Он завязал обратно пояс и натянул на плечи красный шелк, ошеломленно глядя на Ши Мэй.
Ши Мэй приветливо улыбнулся:
- Что это? Ты так и не закончил предложение.
Мо Жань пробормотал
- Это…это......Ничего.
Чу Ванньин был в нескольких шагах от них, нельзя было сказать наверняка, как много он слышал из этого разговора. Внезапно он остановился и обернулся.
Небо начало светлеть. После суматошной ночи на горизонте показались первые лучи рассвета, багровое солнце, словно изорванное и кровоточащее сердце, вырывалось из бездны тьмы, окрашивая небо в великолепные цвета. Чу Ванньин стоял, освещенный сзади восходящим солнцем.
Он стоял боком, свадебное платье было красным, как кровь, зарево отбрасывало золотой ореол позади него, размывая выражение его лица.
Внезапно, могучая духовная энергия вырвалась наружу, разрывая свадебное платье на куски.
Лоскуты красного шелка трепыхались, подобно лепесткам увядающих хайтан (цветы яблони или персика). Поднялся ветер, разбрасывая куски ткани повсюду.
Белая мантия развевалась на ветру вместе с черными как смоль волосами.
Кровь на плече.
Лоскуты шелка на ветру.
Кровавое пятно там, где Шицзунь был ранен, защищая Мо Жань, было еще более ярким и заметным на этих белых одеждах.
Прошло много времени, прежде чем Чу Ванньин холодно усмехнулся:
- Мо Вэйю, что между тобой и мной может быть неправильно понято?
Он называл Мо Жань Мо Вэйю всякий раз, когда был зол и холоден, этим незнакомым, обезличено вежливым обращением без намека на теплоту.
Мо Жань поперхнулся, застигнутый врасплох, и ему нечего было ответить.
Чу Ванньин повернулся и пошел прочь.
В этот час вокруг никого не было, он шел один, а земля и небо, казалось, сливалились и нельзя было понять, где начинается одно и заканчивается другое.
Его суровое и насмешливое выражение тут же исчезло, как только он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Чу Ванньин стиснул зубы, страдание и боль отразились на его лице, когда он поднял руку, чтобы коснуться плеча. Когти призрачной госпожи были своего рода небесным оружием, не меньшим, чем Тяньвэнь, чрезвычайно мощным оружием. Все его плечо было разорвано, но не было времени, чтобы позаботиться об этом во время нападения, да и потом... К этому времени раны уже были инфицированы и начали гноиться, боль была невыносимой.
Стоя в комнате, Чу Ванньин медленно выдохнул и попытался снять мантию, но ткань прилипла к коже, где уже высохла кровь. Он попытался аккуратно оторвать ткань от раны, но при каждом движении боль пронизывала все его тело.
Комната Мо Жань была рядом. Стены гостиницы едва ли были звуконепроницаемыми. Чу Ванньин не хотел, чтобы кто-нибудь знал, поэтому он прикусил губу и сорвал ткань одним безжалостным движением.
- Наааа!
Чу Ванньин издал сдавленный стон, затем медленно выдохнул и тут же почувствовал вкус крови на зубах и губах, видимо прикусил слишком сильно. Он задыхался, лицо было совершенно бесцветным и тело покрыто холодным потом. Он опустил свои длинные ресницы, слегка дрожа, чтобы осмотреть рану.
Все было не так уж плохо.
Держась за стол, чтобы не упасть, он медленно опустился в кресло. Понемногу, превозмогая боль, он промыл рану здоровой рукой водой и полотенцем, которые принес служитель гостиницы. Все просто. Промыть рану, затем, используя острый нож, обрезать вокруг отмершую загноившуюся плоть, после этого нанести мазь, которую сделала мадам Ван. И последнее, медленно, с трудом, кое как забинтовать плечо.
Он не привык показывать слабость перед другими. Он уже много раз испытывал подобную боль, и каждый раз ему приходилось справляться с ней самому.
Раненое животное найдет место, чтобы спрятаться и зализать свои раны. Иногда ему казалось, что он ничем не отличается от этих зверей и что это одинокое существование, вероятно, будет с ним всегда. Он знал, что неприятен, поэтому не хотел униженно и жалостливо просить чьей-либо помощи. У него было свое собственное представление о достоинстве. Но когда он снял мантию, на пол упал парчовый мешочек.
Красный атлас был расшит шелковыми цветами. Его пальцы дрожали от боли, когда он медленно открыл его. Внутри лежали две связанные пряди волос.
Его и Мо Жань
В голове Чу Ванньина на мгновение все прояснилось. Ему хотелось поднести мешочек к пламени свечи и сжечь его вместе с нелепым содержимым. Но в конце концов он не выдержал.
Завязывание волос, чтобы стать мужем и женой, супружеская любовь никогда не будет подвергаться сомнению. Он почти слышал тихое хихиканье золотого мальчика и нефритовой девочки. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце, и ненавидел себя за это еще больше. Он крепко сжал в руке мягкий мешочек и медленно закрыл глаза.
Он не мог смириться с мыслями о Мо Жань. Он желал только одного: вырвать свое сердце и вырезать из него гнусные мысли, вырвать и выбросить.
Где его порядочность и непорочность?
Был ли Мо Вэйю кем-то, о ком он должен был думать? Что он был за Учитель? Действительно хуже зверя!
Тук-тук-тук
Внезапно в дверь постучали. Чу Ванньин, погруженный в свои мысли, вздрогнул и, широко раскрыв глаза, поспешно спрятал парчовый мешочек в рукав. Его лицо снова приняло обычное недовольное выражение.
- Кто там?
- Шицзунь, это я. - Снаружи послышался голос Мо Жань, и сердце Чу Ванньина ускорилось. - Можно войти?”
Гл.25 этот почтенный его терпеть не может!
Ччитать дальшеу Ванньин долго молчал, его лицо было мрачным, слова “убирайся к черту” застряли у него в горле, и он неохотно произнес.
- Что надо?
- Что? Ваша дверь не заперта?- Мо Жань пытался помириться с ним после целого дня холодной войны, поэтому он толкнул дверь и вошел, делая вид, что ничего не случилось. Чу Ванньин, сидевший за столом, посмотрел на него без всякого выражения.
Говоря от всего сердца, Мо Жань действительно был привлекателен, он освещал всю комнату одним своим присутствием. Упругая юношеская кожа, казалось, почти сияла изнутри, а уголки губ изгибались так, что казалось, что парень почти всегда чуть улыбается.
Чу Ванньин, сохраняя самообладание, отвел взгляд от Мо Жань и опустил длинные ресницы. Он поднял руку, чтобы погасить палочку ладана на столе, прежде чем бесстрастно спросить:
- Что ты здесь делаешь?
- Я пришел...спросить, как вы.... проверить вашу рану. - Мо Жань слегка кашлянул, затем его взгляд остановился на плече Чу Ванньина, и он замер.
Чу Ваньнин уже мягче продолжал:
- Да? Проверил?
Мо Жань потерял дар речи. Это правда, что он был обижен и зол на Чу Ваньнина, он злился на него за то, что тот причинил боль Ши Мэй. Но как только он успокоился, не то чтобы у Мо совсем не было совести, он вспомнил, как Чу Ванньин повредил плечо.
Внутри этого душного гроба Чу Ванньин закрыл его собой от когтей призрачной госпожи. Он не уклонился, даже когда все его тело дрожало от боли ... ..
Мо Жань определенно ненавидел Чу Ванньина.
Но помимо отвращения, по какой-то причине, всегда были и другие сложные чувства. Он был грубым человеком, чуждым высоких понятий и размышлений о эмоциях и чувствах. Он не получил должного образования в молодости. Даже при том, что он учился и восполнил этот пробел позже, ему все еще было трудно думать о деликатных вопросах, особенно тех, которые касались эмоций.
Например, когда дело доходило до Чу Ванньина, Мо Жань долго обдумывая, так и не мог сказать, какие чувства вызывал у него этот человек.
Он распознавал только простые эмоции: любовь, неприязнь, ненависть, счастье, несчастье.
Но несколько эмоций, смешанных воедино, давали блистательному и могущественному императору Таксиану-Цзюню только головную боль.
«Я не понимаю, это не имеет смысла, что это, спасите меня, ОУ, моя голова…..»
Поэтому Мо Жань просто не стал больше думать об этом, он не хотел тратить душевные силы и энергию ни на кого, кроме Ши Мэй.
Про себя он записал предыдущий инцидент на счет Чу Ванньина и тайно планировал вернуть ему с процентами все, когда у него будет возможность свести с ним счеты, но, в то же время, он чувствовал себя виноватым. Он долго внутренне боролся с собой, стоя за дверью Чу Ванньина, прежде чем, наконец, постучать. Он просто не хотел быть у него в долгу.
Но его Шицзунь оказался еще более упрямым, чем он думал.
Мо Жань уставился на груду окровавленных бинтов на столе, темно-красную воду в тазу для умывания и нож, который был небрежно отброшен в сторону, куски окровавленной плоти все еще свисали из раны. Он почувствовал тошноту.
Как ему удалось справиться с таким в одиночку? Неужели он просто так, не моргнув глазом, вонзил нож в мертвую плоть вокруг раны и отрезал от себя куски? Голова Мо Жань закружилась при одной мысли об этом, был ли этот парень вообще человеком?
Ши Мэй тихо всхлипывал от боли со слезами на глазах, когда Мо Жань только что промывал его рану. Несмотря на то, как сильно Мо не любил Чу Ваньнина, он не мог не отдать ему должное.
Юхэн старший был действительно крут, ебать, впечатляет, действительно впечатляет.
Мо Жань постоял немного, потом нарушил молчание. Он дважды слегка кашлянул, поднялся на цыпочки и неловко пробормотал:......
-Прости, Шицзунь.
Чу Ваньнин ничего не ответил. Мо Жань украдкой взглянула на него
- Я, я не должен был кричать на тебя там.
Чу Ванньин продолжал игнорировать его, на лице маска безразличия, как всегда. Он никогда не говорил этого, но в глубине души чувствовал себя обиженным.
Мо Жань подошел. Только вблизи он увидел, что Чу Ванньин просто испортил бинты, марля была накручена вокруг его плеча, как будто он связывал краба. С другой стороны, чего он ожидал от человека, который даже не умел стирать?
Вздохнув, Мо Жань сказал:
- "Шицзунь, не сердись больше.
- Что? С чего мне сердиться?- мрачно бросил Чу Ванньин.
Прошло некоторое время.
- Шицзунь, так не перевязывают.……
Еще один хлесткая реплика:
- Вы думаете, что знаете что-либо лучше меня?
Мо Жань поднял руку, желая поправить бинты на плече. Но, когда посмотрел на выражение его лица, то заколебался, прикидывая, что вероятность получить пощечину за то, что осмелился прикоснуться к Учителю, была довольно высока. Рука опустилась, потом поднялась. Это повторилось несколько раз. Чу Ванньин разозлился и бросил на него косой взгляд:
- Что, хочешь меня ударить или что?
Он действительно хотел ударить его, но не сейчас.
Мо Жань раздраженно ухмыльнулся и вдруг положил руку на плечо Чу Ванньина, к черту последствия. На его щеках появились ямочки:
- Шицзунь, я помогу тебе перебинтовать рану.
Чу Ванньин сначала хотел отказаться, но теплые пальцы Мо Жань уже были на его плече и во рту внезапно пересохло. Его губы слегка шевельнулись, но он ничего не сказал и просто позволил Мо сделать то, что он хотел.
Он развернул марлю слой за слоем, пока не показались 5 страшных ран от когтей.
При одном взгляде на это он содрогнулся, рана выглядела намного хуже, чем порез на лице Ши Мэй.
Мо Жань некоторое время смотрел на нее, а потом, сам не понимая почему, тихо спросил:
- Больно? - Чу Ванньин, молча опустил длинные ресницы - Я буду нежен.
Чу Ванньин не знал, о чем он думает, но его мочки ушей покраснели, и он снова разозлился на себя, думая, что, должно быть, сходит с ума от таких абсурдных мыслей. Поэтому выражение его лица стало еще жестче, настроение еще хуже.
Потрескивало пламя свечи. В тусклом желтом свете Мо Жань видел, что кое-где даже не нанесена мазь. Должно быть, просто каким-то чудом Чу Ваннин сумел дожить до сегодняшнего дня.
- Шицзун.
- Хм?
- Что сегодня произошло в резиденции Чэнь? Почему ты их избил?- Спросил он, накладывая мазь.- Что тебя так разозлило?-
Чу Ваньнин не хотел сейчас пререкаться с учеником, поэтому кратко рассказал Мо Жань о Ло Сяньсянь. Когда рассказ был закончен, Мо покачал головой:
- Независимо от того, как это вас бесит, вы все равно не должны были поддаваться эмоциям. Если бы это был я, я бы просто выдумал что-нибудь. Например, подделал экзорцизм, затем вытер руки и ушел, пусть все идет своим чередом. Иногда приходится приспосабливаться к ситуации. Посмотри на себя, устроил такой бардак из-за каких-то никчемных негодяев и даже случайно ударил Ши Мэя.
Мо Жань поймал себя на середине тирады. Он замолчал и посмотрел на Чу Ванньина. Он был слишком сосредоточен на бинтах и забылся на мгновение. Сейчас он невольно говорил с Чу Ваньнин своим дерзким тоном, так, как привык в прошлой жизни.
Чу Ванньин тоже это заметил. Он холодно смотрел на Мо, и в его глазах отчетливо можно было прочитать знакомую фразу: “Я собираюсь забить тебя до смерти”.
- Э……
Мо Жань все еще пытался придумать оправдание, когда Чу Ванньин заговорил первым. Он сказал бесстрастно:
- Ты думаешь, я хотел ударить Ши Минцзин?
Как только Ши Мэй был упомянут, разум покинул мозг Мо, и своеволие взяло верх, даже его тон стал колючим:
- А ты разве не ударил его?
Чу Ванньин тоже сожалел о своем ударе, но его лицо было бесстрастным, он был подавлен этим происшествием, поэтому нахмурился и ничего не сказал.
Чу Ванньин был упрям, Мо Жань был влюблен, и искры летели там, где их взгляды сталкивались в воздухе. Атмосфера, которая только что немного разрядилась, снова превратилась в безнадежный тупик.
Мо Жань сказал:
- Ши Мэй не сделала ничего плохого. Шицзунь, ты можешь хотя бы извиниться за то, что случайно причинил ему боль?
Глаза Чу Ваньнин угрожающе сузились:
- Вы меня допрашивать вздумали?
-..Нет. Я просто расстроен, что он был несправедливо ранен, но даже не получил извинений от Шицзунь.
При свете свечи красивый юноша закончил перевязывать раны Чу Ванньина и аккуратно завязал узел. Сцена все еще казалась такой нежной, как и мгновение назад, но их настроение уже было совершенно другим. Особенно для Чу Ванньина. Как будто целая банка уксуса опрокинулась в его груди, кислый вкус ревности разбухал, проникая под кожу. «К сожалению? Как написать "прости"? Кто-то более нежный, пожалуйста, научите его.»
- Потребуется по меньшей мере полгода, чтобы порез на его лице исчез, но когда я помогал ему нанести лекарства, он все еще говорил, что не винит вас. Шицзунь, это правда, что он не винит вас, но если даже так, вы действительно думаете, что правы?
Его слова только подлили масла в огонь.
Чу Ванньин попытался с этим смириться и не смог. Он зарычал низким голосом:
- Убирайся.
Он рявкнул:
- вон!
Мо Жань вышвырнули, дверь захлопнулась у него перед носом и чуть не придавила пальцы. Шерсть у Мо Жань тоже встала дыбом. Посмотри на это, ты только взгляни! В чем его проблема? Это просто извинение! Это его выражение лица просто бесценно, как трудно просто сказать "Прости"? Даже почтенный император Таксиан-Цзюнь знал, что должен извиниться, но простой Бессмертный Бэйдоу должен орать без всякой причины!
Неудивительно, что никто не хочет его, несмотря на его красивое лицо!
Его красота это просто расточительство, он будет один всю жизнь, так ему и надо! Поскольку Чу Ванньин закрыл дверь у него перед носом и не обратил на него никакого внимания, великий и могучий Таксиан-Цзюнь, император человеческого царства, очевидно, не будет просто стоять под дверью, как какая-то дворняжка. Конечно, иногда он был чрезвычайно настойчив, цеплялся, как липкая конфета, и его невозможно было оторвать, но тот, за кого он цеплялся, был Ши Мэй, а не Шицзунь.
Ему было все равно, что там с ранами Чу Ванньина и он немедленно ушел, чтобы составить компанию Ши Мэй.
- Уже вернулся?
Красавец Ши Мэй отдыхал, когда вошел Мо Жань. Он помолчал, прежде чем сесть, длинные черные волосы окутали его тело.
- Как Шицзунь?”
- С ним все в порядке, как и с его характером.
Мо Жань придвинул стул и оседлал его, положив руки на спинку, ленивая улыбка играла на его губах, когда он смотрел на Ши Мэй с его длинными, мягкими распущенными волосами.
Ши Мэй сказал:
- Может быть, я должен пойти проверить его …
- Не делай этого.- Мо Жань закатил глаза, - у него сейчас очередной припадок.
- Ты снова его разозлил?”
- Ему вообще нужен кто-то, чтобы злить? Он может даже злиться на себя. Парень, наверное, деревянный, загорается от малейшей искры.
Ши Мэй покачал головой, разрываясь между смехом и плачем.
- Возвращайся отдыхать, - сказал Мо Жань. - я спущусь вниз на кухню, чтобы приготовить тебе что-нибудь.
- так много хлопот ? Тебе ночью не спится?
- Ха-ха, я уже проснулся. Но если ты не хочешь, чтобы я уходил, я могу составить тебе компанию, пока ты не заснешь.
Ши Мэй поспешно махнул рукой и мягко сказал:
- Не надо, я не смогу спать, пока ты здесь на меня смотришь. Ты тоже должен отдохнуть, не мучай себя.
Мо Жань был немного подавлен, улыбка на его губах стала жесткой.
Ши Мэй был добр к нему, но всегда, казалось, сохранял некоторую неразличимую дистанцию. Он был прямо перед ним, но он также был как отражение Луны в зеркале, цветок, отраженный в воде, видимый, но недостижимый.
- Окей. - Он изо всех сил старался приободриться, заставляя себя улыбнуться. У Мо Жань была лучезарная улыбка и он выглядел с ней всегда милым, когда не был озорным.
- Позови, если что-нибудь понадобится, я буду рядом или внизу…….Минутку…
Мо Жань поднял руку, желая погладить Ши Мей по волосам, но сумел сдержаться и повернул ее обратно, чтобы почесать свою голову.
- Тогда я пошел.
Оказавшись на улице, Мо Жань не удержался и чихнул. Он шмыгнул носом.
Кэйди-Таун специализировалась на производстве ароматов, а благовония всех видов были довольно дешевыми, так что гостиница не скупилась на них. В каждой комнате горела длинная палочка специальных благовоний: одна для защиты от злых духов, две для удаления влаги и три, чтобы в комнатах приятно пахло.
От запаха ладана Мо Жань чувствовал себя неуютно, но Ши Мэй это нравилось, поэтому он терпел.
Спустившись вниз, Мо с важным видом подошел к трактирщику и улыбнувшись, пододвинул к нему серебряный слиток. Увидев слиток, улыбка трактирщика стала еще шире:
- Что желает молодой господин?
- Я вижу, что здесь завтракает не так уж много людей. Могу ли я одолжить вашу кухню до завтрака?
Сколько медяков стоит завтрак? Даже за полмесяца завтраков не заработаешь ни одного серебряного слитка. Трактирщик охотно согласился и, улыбаясь, повел все еще улыбающегося Мо Жань на кухню.
- Вы будет готовить сами? Почему бы не попросить нашего повара сделать это, он действительно хорош.
- Нет необходимости.- Мо Жань усмехнулся. - Ты слышал о Зале Цуйю в Сянтане?”
- Ах!...... знаменитый дом развлечений, который сгорел чуть больше года назад?
- Да.
Трактирщик выглянул наружу, чтобы убедиться, что его жена занята работой и не подслушивает, прежде чем украдкой усмехнуться:
- Это был самый известный театр на реке Сян, в нем выступала известная актриса. Жаль, что это так далеко, иначе я бы тоже пошел посмотреть на ее игру.
Мо Жань рассмеялся:
- Ну, спасибо за комплимент, от ее имени.
- От ее имени?- Трактирщик был озадачен. - Ты ее знаешь или что?
- Больше, чем просто знаю.
- Вау!...... не знал бы, глядя на тебя, да? Но можете ли вы культиваторы даже..выступать.... ух …
- Кроме звездной актрисы, ты знаешь что-нибудь еще?
- ГМ ... ...... Я слышал, что еда там была также великолепна.
Губы Мо Жань изогнулись в веселой улыбке, когда он взял кухонный нож с видом знатока:
- Прежде чем я стал культиватором, я много лет работал помощником на кухне в Зале Цуйю. Как ты думаешь, кто лучше готовит, твой шеф или я?
Трактирщик был еще более поражен, спотыкаясь на каждом слове:
- Добрый господин…..это по-настоящему...... действительно……
Он продолжал бормотать "правда", но не мог подобрать слова.
Мо Жань взглянул на него краешком глаза, самодовольно улыбаясь:
- “Хорошо, тогда иди, этот почтенный шеф-повар приступит к работе.
Трактирщик понятия не имел, что сейчас разговаривает с бывшим повелителем тьмы, и бесстыдно взмолился:
- Я давно слышал о деликатесах Зуйю Холла, может быть, когда добрый господин закончит, этот скромный трактирщик сможет попробовать?
Он подумал, что это маленькая просьба и что Мо Жань определенно согласится.
Кто знал, что глаза молодого господина сощурятся в озорной улыбке:
- Хочешь попробовать?
«МММ! Продолжай мечтать!»
Мо хмыкнул с высокомерным видом, бормоча:
- Ты думал, что этот почтенный будет готовить для кого угодно? Это только для Ши Мэй, если бы не он, этот почтенный даже не зашел бы на кухню……
Он выбрал редиску и начал резать ее, бормоча себе под нос.
Трактирщик не знал, что делать, он мог только неловко стоять в стороне, потирая руки и умиротворенно улыбаясь, прежде чем тихо ускользнуть.
Он также бормотал про себя : «Что все это значит с "этим достопочтенным"? Мальчик так молод, что, вероятно, у него еще даже не сформировалось духовное ядро. Послушайте, как он бормочет: "Шимей, Шимей, Шимей", - но сегодня в его группе не было ни одной девушки»
Трактирщик закатил глаза. Должно быть, сошел с ума.
Мо Жань возился на кухне целых четыре часа; он закончил только к полудню. Он побежал наверх, чтобы разбудить Ши Мэй. Его шаги замедлились, когда он проходил мимо комнаты Чу Ванньина.
Должен ли он позвать его, чтобы поесть тоже……
Вспомнив о скверном характере Чу Ванньина, Мо Жань нахмурился. Нет, он все равно сделал немного и старался не для него!
Гл.26 первая встреча с вами этого достопочтенного
читать дальшеСолнце поднималось все выше, и все больше и больше людей приходило в гостиницу поесть. Мо Жань обнаружил, что внизу шумно, поэтому приказал слуге принести в номер еду, которую он приготовил.
В конце концов, он пригласил и Чу Ванньина. Он рассудил, что Шицзунь был все таки выше их рангом, а он сейчас не был императором человеческого царства, поэтому он должен был играть по правилам.
На квадратном буковом столе стояли три миски с дымящимся супом. Он сам сделал лапшу, гладкую и упругую, намного лучше, чем можно было купить на улице. Сверху были сложены толстые ломтики говядины, жареная колбаса, свежие и нежные побеги гороха, капуста Напа и золотистая яичная нить - красочные ингредиенты, искусно выложенные.
Но самым примечательным была не зелень, щедрые куски мяса или даже обилие ингредиентов, а бульон, который кипел на слабом огне в течение четырех часов. Молочно-белый бульон был покрыт слоем кунжутного масла чили. Мо Жань сам измельчил острые, обжигающие специи в каменной мельнице и кипятил их с бульоном для насыщенного вкуса и дразнящего аромата.
Он использовал большое количество масла чили и перца, думая о любви Ши Мэй к острой пище. Наблюдая за тем, как Ши Мэй с удовольствием ест, улыбка Мо стала еще шире. Он украдкой взглянул на Ши Мей и не удержался от вопроса:
-Вкусно?
- Очень вкусно!- ответил Ши Мей.
Чу Ванньин ничего не сказал, все еще с мрачным лицом, как будто небеса задолжали ему сотню гор из золота и серебра.
Мо Жань был очень доволен собой:
- Тогда просто дай мне знать, когда захочешь поесть такой суп снова. И я сделаю это для тебя.
Глаза Ши Мэя были влажными от пряности, когда он поднял взгляд, чтобы улыбнуться Мо Жань с нежным выражением. Столкнувшись с такой красотой, если бы не Чу Ванньин, сидящий в стороне и замораживающий половину комнаты одним своим присутствием, Мо Жань, возможно, было бы трудно решить, съесть ли лапшу в его миске или Ши Мэй.
Ши Мэй не ел много гороха и колбасы, но говядина и капуста быстро исчезли.
Мо Жань который спокойно наблюдал за происходящим со стороны, протянул палочки и переложил ростки гороха и колбасу в свою миску, затем переложил несколько кусков говядины из своей миски в миску Ши Мэй.
Ученики пика Сишэн, когда ели в зале Менгпо, часто обмениваясь блюдами друг с другом, так что Ши Мэй улыбнулся и спросил:
- Ты не любишь говядину?
- МММ, мне нравятся побеги гороха.
Затем он начал жевать. Кончики его ушей слегка покраснели.
Чу Ванньин, ничего не выражая, собрал все побеги гороха из своей миски и бросил все это в миску Мо Жань.
- Я как раз не люблю побеги гороха.
Он также бросил всю говядину в миску Ши Мэй
- Я и говядину не люблю.
Нахмурив брови, он уставился на остатки еды в своей миске, сжал губы и ничего не сказал.
Ши Мэй осторожно спросил:
- Разве вам это не нравится?
Он не ответил, только опустил голову и молча попробовал кусок капусты, небольшой кусочек. Его лицо мгновенно скривилось, и он положил палочки.
- Мо Вэйю, ты пролил в суп целую банку острого соуса?
Мо Жань замолчал и поднял глаза, все еще держа во рту лапшу. Он не ожидал, что завтрак, над которым он так усердно трудился, получит такую резкую критику. Он моргнул, глядя на Чу Ванньина, сбитый с толку, не в силах поверить собственным ушам, лапша свисала из уголка его рта. Он невинно моргнул и проглотил лапшу одним глотком:
- Что?
Чу Ванньин был еще менее вежлив на этот раз:
- Это еда для людей? Это вообще съедобно? Это вообще невозможно проглотить.
Мо Жань моргнул еще несколько раз, прежде чем понял, что этот придурок Чу Ванньин специально злит его.
- Шицзунь, что не так?......Ты слишком разборчив.
- Шицзунь, ты не ел целый день, даже если тебе это не нравится, все равно попробуй.
Чу Ванньин встал и холодно сказал:
- Я не ем острую пищу.
Потом повернулся и вышел.
Двое оставшихся за столом погрузились в неловкое молчание. Ши Мэй был ошарашен:
- Шицзун не ест острую пищу? Почему я этого не знал?.... Мо Жань, ты тоже не знал?
- Я……
Мо Жань некоторое время тупо смотрел на лапшу, которую Чу Ванньин оставил практически нетронутой, затем кивнул.
- Я не знал.
Это была ложь. Мо Жань знал, что Чу Ванньин не может есть острую пищу. Просто он забыл. В конце концов, он был связан с этим человеком большую часть своей прошлой жизни. Он точно знал, какую еду любит и не любит Чу Ванньин.
Но он не заботился об этом, поэтому никогда не помнил.
Чу Ванньин вернулся в свою комнату и лег, все еще одетый. Он лежал лицом к стене с широко открытыми глазами, не в силах уснуть. Он потерял много крови и слишком много духовной энергии. Кроме того, он не ел со вчерашнего дня, его желудок был давно пуст и чувствовал себя ужасно.
Этот человек вообще не знал, как о себе позаботиться. Он был в плохом настроении, поэтому просто не ел, как будто мог наполнить свой желудок гневом. Он не знал, из-за чего злится. Вернее, не хотел знать.
Но в тишине перед его взглядом возникло лицо, уголки губ мягко изогнулись в ослепительной улыбке, свет мерцал в паре ясных черных глаз, таких нежных с фиолетовым оттенком.
Он почувствовал себя в тепле, уютно и немного лениво. Чу Ванньин вцепился в одеяло, суставы его пальцев побелели. Он не хотел погружаться в фантазии, закрывая глаза в попытке убежать от этого лица и беззаботного смеха.
Но прошлое с закрытыми глазами нахлынуло еще сильнее и захлестнуло его, как прилив ... ..
В первый раз он встретил Мо Жань до ТонТянь на пике Сишенг.
Солнце в тот день светило ярко, все двадцать старейшин стояли вместе, тихо переговариваясь между собой.
Юхэн старший, естественно, был исключением. Он не был настолько глуп, чтобы стоять там вместе с остальными и печься на солнце. Вместо этого он стоял под цветущим деревом в одиночестве, занятый изучением гибкости недавно сделанного когтя пальца черной металлической перчатки на его руке.
Конечно, он сам не нуждался в таких вещах; он ковал эти когти для учеников нижнего уровня пика Сишенг.
Нижний мир культивации граничил с царством призраков, и поэтому часто был опасен. Нередко ученики получали серьезные травмы или даже лишались жизни. Он никогда никому не говорил об этом, но пытался найти решение, он хотел сделать оружие, которое было бы подвижным, легким и легким в освоении.
Остальные стояли в стороне, болтая.
- Ты слышал? Этот давно потерянный племянник мастера секты едва спасся от пожара. Больше никто не выжил после пожара. Если бы хозяин был даже на шаг дальше, племянник, вероятно, тоже превратился бы в пыль, это была действительно удача.
- Должно быть, его покойный отец защищал его. Это душераздирающе, что он остался сиротой так рано, и прошел через столько трудностей.
- Ребенка зовут Мо Жань? Пятнадцать лет, верно? Значит, ему пора получить вежливое имя, у него оно есть?
- Старейшина Сюаньцзи, ребенок вырос в доме развлечений, ему повезло, что у него вообще есть имя, не говоря уже о вежливом.
- Я слышал, что мастер секты уже подумал о паре имен, и сейчас выбирает среди них. Интересно, что он в конце концов выберет.
- Мастер, конечно, лучше знает своего племянника.
- Что ты говоришь? Не только хозяин, даже мадам бесконечно любит его. Хех, вероятно, единственный человек во всем Пике Сишенг, который будет недоволен, - это наш собственный любимец небес
- Старейшина Танланг! Не говорите так нескромно!
- Ха-ха, какой я плохой! Но наш Небесный любимец беснуется и не обращает внимания на приличия, не уважает старших и праздно слоняется весь день, ему действительно не хватает дисциплины.
- Танланг-старший, сколько ты сегодня выпил?......
Человек рядом с ним многозначительно посмотрел на него, указывая подбородком на Чу Ванньина, который стоял на расстоянии, смысл был очевиден.
Любимец небес, Сюэ Мэн, был учеником Чу Ванньина. Сказать, что Сюэ Мэну не хватало дисциплины, было косвенным оскорблением учения Чу Ванньина.
Этот старейшина Юхэн был спокоен и утончен внешне, как будто он был выше вопросов царства смертных. Но все знали о его переменчивом темпераменте, если кто-то будет неосторожен в словах в его присутствии, они могли бы просто вымыть шею и ждать смерти от веревки.
Чу Ванньин слышал каждое слово их сплетен. Но он не обращал на них внимания. Его меньше интересовало, что говорят о нем другие, чем декоративные узоры на сделанном им когте.
Коготь на самом деле был довольно хорош, но не достаточно жестким, возможно, не смог бы разорвать толстую шкуру на некоторых демонах одним ударом. Он попробует добавить немного порошка драконьей кости, когда вернется, это должно помочь.
Другие старейшины увидели, что Чу Ванньин не реагирует, поэтому они немного расслабились и вернулись к своей болтовне.
- Мастер секты, вероятно, собрал всех нас сегодня, чтобы выбрать учителя для этого Мо-гонгзи, да?
- Странно, почему учитель не учит его сам?
- Предполагается, что воспитательная природа маленького племянника несовместима с методом воспитания учителя. - Пробормотал кто-то.
- Но даже тогда, не слишком ли это собрать всех старейшин, чтобы молодой мастер мог выбирать?
Лукун-старший тихо вздохнул и откинул в сторону свои гладкие, изящные длинные волосы, сокрушаясь:
- Мое скромное " я " сейчас чувствует себя как дешевая капуста Напа, выложенная в стойло для маленького пони Мо-гонгзи.
Они ждали довольно долго, прежде чем Мастер секты, наконец, пришел. Он поднялся по тысяче ступеней, чтобы оказаться перед башней Тонгтянь, юноша следовал за ним.
Чу Ванньин лишь мельком взглянул на него и даже не потрудился разглядеть, прежде чем отвернуться, чтобы продолжить изучать свой коготь.
Процедура пика Сишенг - искать учителя для ученика, а не наоборот,была действительно необычна. Во всех других сектах учитель был высок и могуч, он возлагал руку на голову какого-нибудь нового ученика и говорил: “молодой человек, твои способности удовлетворительны, отныне ты будешь моим учеником.”
Ученик даже не получает шанса сказать "нет".
Или учитель машет рукавом с холодной насмешкой на лице и заявляет: "молодой человек, у вас слишком большой лоб, слишком тусклые глаза, череп слишком сильно выпирает, это не подходит для моей секты. Нам с тобой не суждено быть вместе, я не приму тебя в ученики.”
Ученик даже не получает шанса проявить себя, прежде чем учитель уносится ввысь.
Здесь, на вершине Сишенг, все было по-другому, учитель и ученик выбирали друг друга.
Что это значит?
Пик Сишенг имеет двадцать старейшин. Когда новый ученик вступает в секту, он сначала проводит некоторое время, живя рядом со всеми и взвешивая свои возможности, прежде чем передать письмо о намерениях старейшине, выражая свое желание искать ученичества.
Если старший принимает, то все получается идеально.
Если старший отказывается, ученик может продолжать приставать, пока либо старший не сдастся, либо ученик не сдастся.
Судя по всему, Чу Ванньин был исключительно искусен и красив, поэтому можно было ожидать, что его двор будет заполнен до краев в любое время дня и ночи с учениками, неустанно преследующих его как учителя. Но реальность была совсем другой.
Внешность Чу Ванньина была очень элегантной, но его характер был настолько плохим, что у людей волосы встали дыбом. Ходят слухи, что, когда он сердится, он хлещет учеников женского пола, как если бы это были ученики мужского пола. Не многие люди были достаточно смелы для такого рода Шицзун.
Таким образом, в резиденции Юхэн старейшины было тихо и одиноко.
Кроме любимца небес Сюэ Мэна и близкого друга Сюэ Мэна Ши Мэя, он никогда не принимал других учеников.
Он был старейшиной и следовало бы называть его именно так, но все называли его “Шицзун”.
Чу Ванньин с высокомерным выражением лица настаивал, что его это нисколько не беспокоит, вечно опустив голову и продолжая возиться с ледяным оружием в руках, как будто ему было все равно. Все, что он проектировал, от спрятанного в рукаве оружия до аварийных свистков, предназначалось для других. Чем скорее он закончит, тем больше людей избежит страданий.
Поэтому он не ожидал, что Мо Жань выберет его без колебаний.
В то время его брови были нахмурены, когда он поглаживал Шипы на пальце когтя, размышляя о том, как их улучшить, и даже не обращая никакого внимания на то, что говорил Мастер секты и все остальные.
Незаметно для него все стихли.
Чу Ванньин внезапно понял, что обстановка, которая минуту назад гудела от разговоров, казалась слишком тихой.
В конце концов он отвел взгляд от когтя и поднял глаза с некоторым нетерпением и непониманием.
И тут он увидел лицо.
Так ярко освещенное солнцем, что почти ослепительное.
Красивый юноша, запрокинув голову, смотрел на него. Уголки губ юноши изогнулись в легкой ленивой улыбке, а на щеках появились ямочки. Немного рыночного запаха дыма и огня и немного простодушной невинности. Пара темно-фиолетовых глаз, не мигая, смотрела на него, исполненная пылом и любопытством одновременно.
Он был новичком и не знал правил, стоя так близко, что это было почти нагло.
Когда кто-то внезапно появился прямо перед ним, Чу Ванньин вздрогнул и рефлекторно отступил назад, как будто обжегся. Его затылок с глухим стуком ударился о ствол дерева.
- Что ты делаешь?
Глаза юноши слегка расширились. Он улыбнулся:
- Господин, я так долго наблюдал за вами, почему вы меня не замечаете?
@темы: 2ha