читать дальше
Сюэ Мэн лежал на земле. Он был на столько пьян, допился до полного отупения, что не понял, как только что, собственной персоной, в этот день, между небом и землей его навестил самый страшный демон. Он все еще лежал лицом в снег и снежинки вершин Кньлунь, парили в воздухе, словно ивовый пух по весне, словно цветущий осенью тростник, укрывая его.
Непонятно, сколько прошло времени, когда некто сквозь снегопад, держа в руке зонт из красной промасленной бумаги, подошел к нему. Сюэ Мэн прищурился, разглядывая и наконец рассмотрел чистое равнодушное лицо.
- Мэй…
Сюэ Мэн пробормотал первый слог, Ханьсюэ он так и не смог выговорить, слишком устал.
- Ну, это я.- Мэй Ханьсюэ был немногословен, пытаясь поднять его с земли.
Сюэ Мэн привалился к его плечу, однако никуда не собирался идти. Наоборот, он спросил:
- У тебя вина нет?
- Нет. – ответил Мэй Ханьсюэ.
- Отлично, хорошо, тогда составишь мне компанию, пропустим по рюмашке? – рассеянный Сюэ Мэн не расслышал его ответ.
- …не пью.
Сюэ Мэн затих на мгновение, а затем рассмеялся:
- Ты только глянь на себя, сукин ты сын, раньше я не пил, а ты меня спаивал, а теперь я пью, а ты говоришь, что не пьешь. Смеешься надо мной?
- Я воздерживаюсь от спиртного.
Сюэ Мэн пробормотал себе под нос несколько фраз, выглядело так, будто он выругался, а потом оттолкнул Мэй Ханьсюэ и утопая в снегу, мелкими шажками побрел дальше в безбрежное снежное поле. Мэй Ханьсюэ, держа в руке зонт, смотрел на его сгорбленный силуэт, он не стал его догонять, только спросил:
- Ну и куда ты идешь?
Сюэ Мэн и сам не знал, куда идет, ему лишь было досадно, что не хватило вина и он не в состоянии сейчас упиться до смерти.
- Вернись, впереди нет дороги. – сказал Мэй Ханьсюэ.
Сюэ Мэн вдруг остановился, неподвижно постоял немного, и вдруг громко разрыдался:
- Я, блять, твою мать хочу просто промочить немного горло! Ты не даешь мне выпить! Не пьешь так не пьешь, так ты ж еще и обманываешь меня, что воздерживаешься от спиртного! И что ты за выродок такой, а?!
- …я тебя не обманываю.
Сюэ Мэн его вообще не слушал, он лишь плакал навзрыд:
- Что вы за нелюди такие?
- …
- Этот старик* несчастен, тебе непонятно?!
* 老子(ЛаоЦзы)- гневно или в шутку говорят о себе
- Понятно. – ответил Мэй Ханьсюэ.
Сюэ Мэн в растерянности замер, и немедля с обидой, от которой даже кончик его носа покраснел, проговорил:
- Хорошо…ладно, ладно, я вижу, что ты не собираешься со мной пить. Ты боишься, что я выпью и не заплачу тебе? Позволь тебе напомнить, что на самом деле я не так уж беден…
Говоря, он действительно достал из кармана свой мешочек, бормоча под нос, и высыпал кучу медных монет. Он несколько раз пересчитывал их и постепенно все больше расстраивался:
- А, почему так мало?
Мэй Ханьсюэ прижал свою руку к виску, очевидно у его разболелась голова:
- Сюэ Мэн, ты пьян. Тебе надо сначала пойти отдохнуть.
Сюэ Мэн еще не успел ответить, как за спиной послышался шорох шагов.
Еще один любезный голос произнес:
- Старший брат, какой смысл обсуждать что-то с пьяным человеком?
Как только голос стих, протянулась рука в шелковом рукаве, в которой был зажат бурдюк из бараньей шкуры, на запястье ее был светлый серебряный колокольчик. Мэй Ханьсюэ скосил глаза и повернулся…
За его спиной стоял как и он сам, точно такой же, но только широко улыбающийся человек, выражение лица у него было очень мягким и ласковым.
- На самом деле встретившись с пьяньчугой есть только два выхода. – посмеиваясь проговорил это мужчина, - Либо споить его до потери сознания, либо избить до потери сознания.
Мэй Ханьсюэ:
- ….
Проговорив это, тот мужчина подмигнул Мэй Ханьсюэ и продолжил:
- Знаю, что старший брат воздерживается от спиртного. Так что, ты возвращайся, а я составлю ему компанию и выпью.
Вился слабый голубоватый дымок, изящно танцуя, нежный и мягкий и вместе с тем плохо различимый.
Во дворце Тасюэ в спальне старшего наставника стоял густой запах дорогой амбры, повсюду полы были укрыты белыми мягкими коврами, с таким толстым ворсом, что нога утопала по щиколотку, легкие прозрачные занавеси повсюду заставляли путаться солнце или луна снаружи, день или ночь. Легкий ветер колыхал тюлевый полог, словно ветер его оживил.
Мэй Ханьсюэ босой, подперев щеку рукой, лежал прямо на ковре, потирая друг о друга белые как нефрит пальцы ног. Его яшмовые глаза смотрели на сидящего по-турецки перед ним Сюэ Мэна, который большими глотками пил вино.
Когда количество кувшинов перевалило за третий десяток, Мэй Ханьсюэ улыбаясь, спросил:
- Ммм, Цзимин, а ты не удивлен?
- Чему удивляться?
- Тому, что нас двое.
- …Ооо.
Мэй Ханьсюэ покачал головой:
- Надо же, я и забыл, что ты не умеешь пить, а когда пьяный, твои мозги вероятно отличаются от обычных людей, ничего не может тебя удивить.
Сюэ Мэн:
- Хм..
- Не знаю, заметил ли ты, что в тот день на Пике Сышэн вместо меня остановил твой меч мой старший брат.
- Не помню.
- Ты видел его оружие, Шоуфэн, - продолжал Мэй Ханьсюэ, - Весь серебристый, отлитый из цельного северного железа, меч.
Сюэ Мэн нахмурился, изо всех сил стараясь вспомнить:
- …но в тот день в главном зале меня заслонил и увел очень уродливый человек. И оружие было не серебристое .. оно было…было…
- Было голубое. – Мэй Ханьсюэ понимающе закивал, - Поскольку в тот день он был зол и очень волновался, поэтому влил свою духовную энергию. Обычно он не очень то любит это делать, моему старшему брату на самом деле не нравится жестокость.
- ….
- На самом деле тем мечом мы оба можем обмениваться, у меня древесное и водное духовное ядро, а у него огненное и водное. Как-нибудь , при случае ты мог заметить зелено-красно синию духовную энергию, но только….
Он не закончил, по сколько Сюэ Мэн выглядел не очень заинтересованным, он прослушал половину и тут же снова принялся за вино c холодным, отстраненным видом.
Мэй Ханьсюэ сощурившись пригляделся.
Ему вдруг пришло в голову, что сейчас внешний вид Сюэ Мэна совсем не похож на его обычный, своенравный образ, наоборот, он выглядел немного холодным. С этой холодностью Сюэ Мэн сам на себя был не похож, он напоминал другого человека.
Однако, кого?
Вскоре Мэй Ханьсюэ позабыл об этом, ему тоже было лень думать сейчас. В делах он всегда был похож на тонкую струйку дыма, исторгаемого золотой курительницей в виде зверя, разомлевший и томный он порхал и там, и тут, где хотел, бестолково и словно безмятежно.
Сюэ Мэн допил последний бурдюк вина и спросил Мэй Ханьсюэ:
- Есть еще вино?
- Есть, но ты уже выпил слишком много. Не проси больше.
- Я не пьянею и после тысячи чарок.
Естественно, Мэй Ханьсюэ рассмеялся:
- Ты ненормальный? – однако, все же вручил ему пиалу и тепло добавил, - Это последний кувшин, если дам тебе еще, а мой старший брат узнает, то не быть мне живым, четвертует.
Сюэ Мэн неторопливо отпил, его вид все еще был холодным и равнодушным.
Он не походил на Сюэ Мэна.
Отпив, он вдруг тихо пробормотал:
- У тебя есть старший брат.
- Ааа, - рассмеялся Мэй Ханьсюэ, - Неужели, говорил тебе полдня, а ты только заметил.
Выражение в глазах Сюэ Мэна было мимолетным, длинные ресницы опустились, как крылья бабочки, он снова тихо пробормотал:
- У меня тоже есть старший брат.
- Ммм, я знаю.
Сюэ Мэн прислонился к балке, он долго сидел по-турецки и ноги немного затекли. Вытянув одну ногу он взглянул на Мэй Ханьсюэ.
Вдруг, то холодное безразличное выражение на его лице исчезло, во всем его облике проявился яркий свет, однако это сияние, окутавшее Сюэ Мэна, все равно вовсе не делал его похожим на себя самого.
Он, хихикая спросил:
- Эй, а твой старший брат как с тобой обращается?
Мэй Ханьсюэ слегка изумился этой перемене. Неужто этот человек всегда так себя ведет, когда напивается? Однако, все же ответил:
- … замечательно.
- Ха-ха-ха, ты уж, нечего сказать, бережешь слова как золото. Замечательно? Это как именно? Он мог выплавить для тебя оружие или например, когда ты болел, готовил сам для тебя лапшу?
Мэй Ханьсюэ улыбнулся:
- Вовсе нет, однако он защищает меня от дам.
Сюэ Мэн:
- ….
- Мне не очень нравится смотреть, как мои бывшие плачут и скандалят. От тех, кто не мог это перенести и отстать, он меня и защищает. Ему это гораздо проще, по сравнению со мной он не такой чувствительный и не тянет кота за хвост. Но и от того, что у него нет к этому никакого интереса, он в свои годы даже за руку барышню не держал.
Сюэ Мэн наморщил нос:
- Как зовут твоего старшего брата?
- Мэй Ханьсюэ.
- Так же, как и тебя?
- Иероглиф другой. – Мэй Ханьсюэ засмеялся, - Он и правда, как очень холодный снег, соответствует своему имени*.
*寒雪- имя старшего брата – первый иероглиф, который отличается, это холодный, морозный суровый. Второй иероглиф, такой же как и у младшего – снег. А у младшего - 含雪 первый иероглиф - держать во рту, обнимать, таить, но на жаргоне это – делать минет, и второй иероглиф -снег. То есть старший - холодный снег или снегопад, а младший – держать во рту снег или обнимать снег. (я надеюсь, не жаргонное значение)))
- А зачем вы, ребята вообще задумали все эти трюки…- продолжал болтать Сюэ Мэн.
- Так удобнее заниматься делами. Когда есть какое-то дело и его делают два человека в этом нет ничего странного, а вот если другие считают, что все это дело рук одного человека, то сразу ощущают, что это нечто трудно постижимое и загадочное. Хозяин дворца специально нас так готовил, поэтому с детства мы всегда вместе со старшим братом.
Рассказывая, он снял крышку с жаровни и серебряным черпаком помешал пепел внутри. Опять наполнил ее успокаивающими дух и согревающими благовониями и ласковым, нежным голосом продолжил.
- Я и он всегда берем с собой маски из человечьей кожи. Он надевает ее, когда я показываюсь в своем истинном виде, а я, когда он в своем обличии занимается делами и так уже больше двадцати лет.
- Вас это не утомило, а?
- Нет, не утомило, это превосходная забава. – рассмеялся Мэй Ханьсюэ, - Вот только мой старший брат наверное чувствует себя уставшим, он всегда говорит, что мне очень сильно не достает чувства долга в любовных связях, разбираясь с этим, он постоянно вне школы окружен этими женщинами-совершенствующимися.
Сюэ Мэн не имел представления, что это за чувство, быть постоянно окруженным женщинами-совершенствующимися, ведь фактически он чувствовал себя как и этот уважаемый брат Мэй Ханьсюэ, в одинаковом положении, в своем возрасте он еще никогда не брал девушку за руку.
Но, подобного рода вещами не стоило хвастаться. И поэтому он осушал кувшин с вином в полном молчании, не проронив ни звука.
Мэй Ханьсюэ посчитал, что он уже напился и его голова не соображает, как надо, однако он не ожидал, что Сюэ Мэн вдруг задаст ему вопрос:
- Почему помогли мне?
Тон его снова изменился, на сей раз он звучал мягко и ласково.
Подобная мягкость на лице Сюэ Мэна была совсем ему не свойственна, в сравнении с прежней яркостью, а перед этим равнодушием, она еще больше бросалась в глаза.
Мэй Ханьсюэ наконец не выдержал и сел прямо, он вытянул руку с висящим серебряным колокольчиком и взяв Сюэ Мэна за подбородок, повернул его лицо влево, затем вправо, внимательно разглядывая и бормоча:
- Странно, тот же человек, но что не так?
Сюэ Мэн не сопротивлялся, позволяя удерживать себя за подбородок, он лишь спокойно следил за Мэй Ханьсюэ карими глазами и чуть позже, опять спросил:
- Почему помог Пику Сышэн? Я с тобой очень близко знаком?
- Не так уж близко. – ответил Мэй Ханьсюэ, - В детстве мы играли с тобой, однако один день это был я, а в другой – мой старший брат. На самом деле я с тобой провел около десяти дней.
- Тогда почему захотел приютить меня?
Мэй Ханьсюэ вздохнул, он вытянул тонкий белый палец и ткнул Сюэ Мэну между бровей:
- Твои отец и мать некогда спасли жизнь моей матери. … Она из города Суяб*, а в Суяб, как ты знаешь, полным-полно злых духов. После того, как она родила нас с братом, она сразу же нас отправила в Куньлнь во дворец Тасюэ, а потом в городе разбушевалась нечистая сила, было множество погибших и раненых, и она с большим трудом смогла убежать оттуда, однако сломала ногу.
*Суяб- раннесредневековый город Чуйской долины, находившийся на Великом шёлковом пути в общем в районе современной Киргизии, так что Мэй Ханьсюэ не казахи, а киргизы )
Вновь насыпанные в курительницу благовония имели кристально чистый запах гималайского кедра.
Мэй Ханьсюэ с улыбкой продолжил:
- Весь путь она скиталась, не имея и серебряного ляна, а когда добралась до подножья Куньлунь, уже почти умирала.
Его облик по-прежнему был очень нежным, а украшение в виде красной капли, спадающее на лоб между бровями, ярким и сверкающим.
- В то время дядя Сюэ с тетей Ван в первый раз прибыли в Куньлунь во дворец Тасюэ нанести визит. Они увидели нашу маму, находящуюся при смерти, и, не спрашивая о ее прошлом, не получив от нее никаких денег или драгоценностей, дали самые лучшее лекарства, чтобы вылечить ее, а потом, узнав, что она разыскивает своих детей, на спине принесли ее в Куньлунь.
Сюэ Мэн молчал, внимательно слушая.
Спустя долгое время он все же спросил:
- и что потом произошло с вашей матушкой?
- Болезнь была слишком тяжела, - Мэй Ханьсюэ покачал головой, - Было ничем уже не помочь, и она всё-таки ушла. И только благодаря встречи с дядей и тетей мы смогли встретиться с ней напоследок.
Снаружи подул легкий ветер, рассеяв по комнате дымок, в углу под карнизом зазвенели ветряные колокольчики.
Звук был чистым, подобно журчанию воды.
- Все эти годы дядя и тетя говорили, что это не благодеяние, а просто помощь не стоившая больших усилий. А потом они и вовсе сами забыли об этом случае, но мы с братом все еще помним. – Мэй Ханьсюэ поднял свои изумрудные глаза и спокойно и безмятежно взглянул на Сюэ Мэна.
Прошло слишком много времени и сейчас, когда он говорил об этих событиях, скорбь и горе невозможно было увидеть в его взгляде, только лишь теплоту.
- В тот день дядя Сюэ, тащил на спине мою мать, а тетя Ван держала зонт, они боялись, что моя мам снова простудиться. Когда дядя и тетя вошли в зал, первое, что они сказали было не о государственных делах Пика Сышэн и не о том, чтобы заключить дружеский договор с дворцом Тасюэ. Они спросили, здесь ли находятся близнецы из города Суяб.
Светлые ресницы опустились, плотно прикрыв чистую изумрудную водяную бездну.
- По правде говоря, это самый выдающийся глава школы и жена главы, из всех, кого я встречал за всю свою жизнь.
- Мои родители…- у Сюэ Мэна перехватило дыхание.
- Да,- выдохнул Мэй Ханьсюэ, - Твои родители.
Сюэ Мэн закрыл лицо ладонями, плечи его чуть задрожали. Он опять заплакал. Казалось все слезы будут выплаканы за эти несколько месяцев полного краха.
Он рыдал в голос и наконец вновь стал похожим на себя самого, на привычного Сюэ Мэна.
И только в этот момент Мэй Ханьсюэ вдруг пришло в голову….
Только что, когда он равнодушно проговорил «Я не пьянею и после тысячи чарок» - это же Чу Ваньнин.
А когда он такой яркий и свежий спросил «У тебя тоже есть старший брат, да?» - это Мо Вэйюй.
А его мягкая ласковая фраза «Почему помогли мне» - конечно, Ши Минцзин.
Он усердно и неуклюже старался вспомнить их вид, воскресить воспоминания о них, беглый взгляд, усмешку, как они сидели или стояли или может быть гнев или раздражение.
Прежде он привык к холодности и резкости Чу Ваньнина, к горячности Мо Вэйюй, к нежности Ши Минцзина, прежде у него был наставник, был двоюродный старший брат и близкий друг.
И вдруг всю ночь лили дождь и прибил ряску, разбил в клочья горы и реки, а ветер унес пух.
Дождь прекратился, но только он один остался на прежнем месте.
А они все исчезли.
Сюэ Мэн один, держа в руке кувшин с мутным вином, выпив, стал этими тремя людьми.
Он рыдал в голос и смеялся, и был равнодушным и горячим, нежным, он любил их, почтением выражая любовь, выражая любовь дерзостью, упрямством и ссорами.
Он подумал, что возможно он выражал ее не очень хорошо, его привязанность к учителю, конечно выглядела очень глупой. Его привязанность к старшему брату всегда выглядела слишком резкой и колючей. Привязанность к Ши Мэй слишком холодной и безразличной.
Когда вино было допито, Сюэ Мэн медленно свернулся калачиком, он стал такими маленьким. Его глаза стали ярко алыми.
- Я и правда плохой… - проговорил он, - Я поступал неправильно…
Вернитесь.
Я больше никогда не буду заносчивым и спесивым, я больше не буду бесцеремонным и развязным, я никогда больше не буду колебаться и мешкать, я больше не буду игнорировать и смотреть с призрением.
Сюэ Мэн всхлипывал, упираясь лбом в колени, все его тело сотрясалось, он все рыдал, повторяя:
- Вернитесь… я не хочу оставаться один.
Если бы старые, умершие друзья могли вернуться, если бы можно было начать все сначала. Он не хотел репутации счастливчика и баловня судьбы, он не хотел власти и величия молодого господина Пика Сышэн.
Он лишь желал открыто и горячо сказать им…
Я действительно, в самом деле очень вас люблю, я не могу без вас, вся моя жизнь связана с вами.
Я хотел бы отдать духовное ядро, все деньги и сокровища.
Хотел бы отдать все, то у меня есть, только бы обменять все это на то, чтобы собраться вместе со старыми друзьями и хоть недолго хорошо провести время.
Мэй Ханьсюэ видя его горе, тихо вздохнул и протянул руку, чтобы заправить его волосы на висках, и только он собрался что-то сказать, как вдруг услышал, как за пределами дворца что-то приглушенно загрохотало, словно раскаты грома грозовых туч, словно землетрясение.
Это дрожание продолжалось довольно долго, словно в бескрайних снежных равнинах пробудился какой-то огромный зверь и сейчас исторгнув могучий вздох, целиком поглотит и солнце, и луну.
Мэй Ханьсюэ чувствуя, что дело плохо, собирался уже оставить Сюэ Мэна, чтобы выйти наружу и посмотреть, как тотчас же увидел как старший брат, держа в руке меч, отбросив занавесь, входит широкими шагами.
Выражение его лица было застывшим и очень мрачным:
- Немедленно пройдите в главный зал.
Мэй Ханьсюэ оторопел:
- Что случилось? Что это только что был за звук?
Его вечно холодный старший брат сжал губы, а затем проговорил:
- На северо-востоке появилась огромная неизвестная формация, боюсь, что мастер Мо говорил верно, открыты врата жизни и смерти, времени и пространства.
/MORE]