читать дальше
В тронном зале горы Цзяо ярко горел одинокий бобовый светильник.
Наньгун Лю свернувшись калачиком сбоку от трона крепко спал, в руках сжимая два недоеденных мандарина.
Вдруг из-за поворота появилась высокая стройная фигура и тень от нее коснулась спящего Наньгун Лю, медленно приближаясь. Этот мужчина шел очень медленно, с зажжённым на конце посохом, от тонкого носа верхняя половина лица была скрыта за белой шелковой повязкой, плотно прикрывая его глаза.
- Ву..- вероятно звук от бамбукового посоха, коснувшегося земли, потревожил Наньгун Лю. Он проснулся от своего неглубокого сна и потирая глаза, ничего не понимая, спросил, - О, сердечный друг старшего брата, ой… а что случилось с твоими глазами?
Возникнув в тронном зале, точно появляющийся как дух и исчезающий как призрак, был не желающий появляться перед большим скопищем народа, слепой Ши Мэй.
Наньгун Лю растерялся:
- А разве ты не пошел в Цитадель Тяньинь?
Ши Мэй покачал головой:
- Это долгая история, я не буду тебе сейчас объяснять. – чуть помолчав, он добавил, - А-Лю, я тут кое что оставил на столе, схему записи войск Чжэньлун. Ты можешь помочь мне найти ее?
- Это можно. – Наньгун Лю принялся внимательно перерывать все лежащее на столе и быстро нашел схему расположения войск на шелковой ткани. – Вот.
- Премного благодарен.
Тонкими длинными пальцами Ши Мэй медленно водил по шелковой ткани, его глаза ослепли, он не мог видеть написанное, однако подобные военные записи, были нанесены на нее не только с помощью знаков и иероглифов, на всякий случай была применена и духовная энергия, которую можно было прочитать. Он так и стоял в безмолвном тронном зале и мало-помалу ощупывая, расшифровывал записи о том, как Хуа Биньань, чтобы вынудить Мо Жань разрушить свое духовное ядро, призвал многочисленное войско из пешек Чжэньлун.
Было призвано население острова Линьлин из прошлой жизни, сорок шесть тысяч человек.
Люди храма У Бэй, тринадцать тысяч.
…..
Все они.
Адепты Пика Сышэн из прошлой жизни, все, в полном составе.
Ши Мэй сжал эту сторону мягкого и нежного шелка, сначала он почувствовал, что его словно парализовало, в голове тупо билась одна мысль: с самого начала им сказанные слова о необходимости жертв в предыдущей жизни подразумевали эти горы трупов и море крови?
Адепты Пика Сышэн из прошлой жизни, все, в полном составе.
Из всех них, исключая Сюэ Мэна, слепили пешки Чжэньлун ради того, чтобы подстегнуть Тасянь Цзюнь, и никто не спасся?
Однако, он ясно помнил, как Хуа Биньань некогда мягко говорил ему:
- Ты пойми, я тоже привык к людям Сышэн, в мире людей так много невзгод, я не хочу приумножать их.*Я тоже надеюсь, что на этом пути умрет как можно меньше людей, а иначе мою совесть будет трудно успокоить.
*诸恶莫做 – часть из буддистской заповеди - Не приумножай зла, твори добро
Именно эти слова только что сказал ему Хуа Бинань, когда впервые пришел к нему через разрыв во времени и пространстве.
… в мире людей так много невзгод, я не хочу приумножать их, мне это не по душе, только бы умерло как можно меньше людей.
Это не слишком отклонялось от его собственного образа мыслей, у него «злое сердце и жестокие руки», однако он вовсе этого не хотел, он был вынужден, ему пришлось.
- … совесть трудно успокоить – в то время, когда, упрашивая, он искренне произносил эти слова, это именно те слова Хуа Биньань, в его прошлой жизни, в том грешном мире тем временем он уже истребил почти всех людей.
А он даже не знал об этом до этого момента.
- Сердечный друг старшего брата… ты… что с тобой случилось? – в голове гудела кровь, сбоку до ушей неясно донёсся взволнованный голос Наньгун Лю, - Твое лицо очень подурнело, почему ты весь дрожишь? Ты… ты заболел? Тебе холодно?
Этот ребенок был очень докучлив. Внезапно Ши Мэй окутал прилив тепла, это Наньгун Лю, сняв свой верхний пао, суетливо набросил ему на плечи.
- Вот, мне не холодно, я дам тебе свою одежду.
Этот некогда держащий камень за пазухой* и вынашивавший коварные платны грешник, после того, как потерял свое божественное сознание, превратился в такого простодушного человека.
*绵里藏针- Игла, спрятанная в шелковых очесах
Может быть все люди, которые бесят, раздражительные, сердитые, грустные и тревожные в молодости были такими искренними и душевными? И только лишь годы обтесали их, их безмятежные души и лица избороздили морщинами.
А затем они меняются, становятся непохожими на самих себя.
Ши Мэй завернулся в пао Наньгун Лю, ему было холодно, мороз пробирал до костей.
Перед глазами пульсировали круги и кружилась голова, сквозь белую повязку просачивались кровавые слезы…. Он обессиленно упал в кресло, скрючившись там.
- Он не я… - непрерывно бормотал Ши Мэй, - Он это не я…
Наньгун Лю, стоящий сбоку, не расслышав переспросил:
- Что?
Ши Мей уткнулся лицом согнутую руку, мелкая дрожь, начавшаяся с пальцев, распространилась по всему телу. Он даже не хотел снова прикасаться к той шелковой ткани.
- Я хотел спаси людей, я тоже знал, что жертвы неизбежны, я знал, что нужно все рассчитать, что я подведу очень много искренних и честных душ, я давно уже подготовился, к тому, что нет пути назад, когда мы с ним обсуждали, что возможно мне надо пожертвовать глазами, я нисколько не колебался. Однако я….
- Сердечный друг старшего брата…
Наньгун Лю, провел рукой по его волосам, словно ребенок успокаивал ребенка, он так неуклюже утешал его.
У Ши Мэй вдруг перехватило от слез дыхание:
- Однако я правда не думал, что так много, что умрет так много людей….
Шелк, паря в воздухе опустился на землю. Отчетливо были видно, что там записаны почти все культиваторы и простые люди того, другого мира.
Все они – непогребенные останки.
Прошло очень много времени. Наньгун Лю, все это время, подогнув ноги, оцепенело сидел рядом, не зная, что делать и как поступить. Ши Мэй, поглаживая холодной рукой стол, вдруг опершись на него, медленно встал.
- Куда ты хочешь пойти? – торопливо спросил Наньгун Лю.
Ши Мэй на мгновение застыл на месте, казалось, он действительно запутался, куда ему идти, и только когда Наньгун Лю спросил в третий раз, он сник, прикусил губу и сказал:
- В тайную комнату.
Он не мог продолжать ошибаться, он собирался пойти и помочь учителю.
Дойдя до тайной комнаты, он остановился перед ней и, коснувшись двери, тут же обнаружил, что Хуа Биньань наложил на каменную дверь очень сложное, малоизвестное заклинание.
…..
Ши Мэй растерялся на мгновение, но тут же его губы тронула горькая усмешка.
От записи войск на шелке до охранного заклинания на дверях. Он внезапно почувствовал себя так нелепо.
Он его опасался, и поэтому это заклинание, которое он применил, было таким, которые Ши Мэй никогда не мог изучать. Говоря, как есть, Хуа Биньань вообще ему не доверял.
- Разочарую тебя. – прошептал Ши Мэй и в его руках загорелся темно голубой свет, который проник в центр магического поля.
- Возможно ты в мои годы еще не изучал этой техники. Однако я уже ей владею, только ты еще не знаешь.
Каменные двери в тайную комнату с грохотом раскрылись.
Если бы он мог прожить еще раз, был бы его жизненный путь таким же?
Пусть он, пожалуй, и был одним и тем же человеком, возможно если бы весной они прятались от одного дождя, в летний день засыпали в сени деревьев и хорошо спали, тогда это изменило бы всю жизнь.
Ши Мэй долгое время колебался стоя перед каменной дверью, и наконец тихонько шагнул внутрь.
Внутри тайной комнаты от всего одной плошки неугасимой лампады на подсвечнике украшенном девяти драконами, распространялся чистый ровный свет, вот только этот свет был абсолютно бесполезным для обоих человек, находящихся в комнате.
Один из них был без сознания, а второй – слеп.
Закрытый повязкой, Ши Мэй сел на край посели, где лежал Чу Ваньнин и, протянув руку, тонкими бледными пальцами провел по лицу Чу Ваньнина.
- Учитель…- шёпотом пробормотал он.
Чу Ваньнин не мог проснуться и не отозвался, его щеки по-прежнему горели жаром.
Разделённые души объединялись в одну.
Он мучался во сене, проходя через раздробленные воспоминания Мо Жань.
На кончиках пальцев Ши Мэй появилось легкое сияние, и он слегка коснулся его шеи сбоку. Мягкая и ласковая, подобная воде передаваемая духовная сила заструилась и растеклась по всему телу.
- Так немного получше?
По-прежнему ему не ответили.
Ши Мэй опустил ресницы, на самом деле он знал, что Чу Ваньнин по прежнему крепко спит, а иначе, он бы не смог набраться смелости, чтобы войдя в эту каменную комнату сесть рядом с Чу Ваньнином.
На какое-то время он словно окаменел, казалось, что у него в голове одновременно роиться множеств мыслей и, в то же время нет ни одной.
На самом деле еще перед тем, как поклониться учителю, он тогда был еще очень мал, но у него уже было заветное желание*и это заветное желание стоило каких угодно жертв.
*夙愿 – обет, данный в прошлом воплощени (буддийское)
Он очень ясно осознавал свое предназначение, поэтому никогда не чувствовал, что поступает неправильно.
Но однажды вдруг время и пространство исказились и тот другой, из другого бренного мира, он сам, беспокойный и измученный вдруг возник у него перед глазами.
Он увидел самого себя, каким он будет через десять лет.
Отбросив изумление и страх, в юности, когда он впервые увидел Хуа Биньаань, самое большое впечатление от него это было его нездоровье, он не мог понять, что его могло так сильно перемолоть. Холодный, угрюмый, изворотливый и коварный, подавленный и тревожный, поставивший на карту все.
Однако, ради общего чаяния их двоих он в итоге согласился на просьбы Хуа Биньань, тщательно просчитывая и обдумывая каждый шаг, он наконец так и дошел до сегодняшнего дня.
Все эти годы в обоих мирах оба Ши Мэй делали каждый свою работу. Он был тем, кто оставался всегда рядом с Мо Жань, а тот, кто манипулировал всем из-за кулис, был второй, пришлый Ши Минцзин.
Как словно подменили, словно два разных человека, Тасянь Цзюнь и мастер Мо, он сам и тот Ши Минцзин фактически тоже были ничуть не похожи. Так как у каждого был свой жизненный опыт, тот Ши Минцзин казался еще более похожим на расчетливого корифея Ханлинь, он в то же время был темной лошадкой на шахматной доске.
Вспоминая то время, когда Хуа Биньань проломив «врата жизни и смерти», появился перед ним, он был довольно злым и коварным молодым человеком. Однако после того, как он стал сотрудничать с Хуа Биньань, тот напрямик так и сказал ему, что в будущем ему надо будет играть как на сцене, нужно будет выучиться притворяться.
Тогда, в юности он устроил крупную ссору по этому поводу с Хуа Биньань
- С меня хватит, до каких пор ты хочешь, чтобы я притворялся? Всегда ласковый, кроткий и дружелюбный, постоянно молча сносить обиды и оскорбления. Мы с тобой столько лжи наплели, как все это удержать в памяти?
Тогда он с Мо Жань и со всеми остальными как раз вернулись с озера Цзиньчэн и Хуа Биньань был совсем недоволен тем, как он проявил себя перед Чжайсинь Лю. Поэтому он высказал ему пару упреков, но, неожиданно Ши Мэй отреагировал на это слишком сильно, и он немного растерялся:
- Я лишь хотел напомнить тебе, чтобы ты поступал осмотрительно, нельзя дать раскрыть себя.
- Тебе легко говорить. - Он прикусил губу, - Ты постоянно просишь меня заверять и подтверждать теплые чувства к Мо Жань, я когда-то не исполнил твою просьбу? Ты хоть понимаешь, как омерзительно заигрывать с человеком. Который тебе нисколько не нравится?
Хуа Биньань на это, казалось, целый час хлопал глазами, через какое то время он проговорил:
- То, что проживаешь ты, я тоже в точности пережил, как ты можешь говорить, что я этого не понимаю.
- Однако твой жизненный опыт не такой как мой!
- ….
- После того , как ты прибыл в этот мир, ты сразу же сказал мне, как действовать правильно, как непраильно. Хорошо, ты опытный человек, ради нашей ели я хотел слушаться тебя и поэтому объеденившись, отдал бразды правления тебе. Но, Хуа Биньань, - по мере того, как говорил, Ши Мэй все больше разгорался, он часто дышал от раздражения, его глаза покраснели, - Тебе должно быть ясно, ты не имеешь права приходить и обвинять меня.
Это было действительно первое серьезное столкновение с молодым самим собой после того, как он пришел. Лицо Хуа Биньань помертвело, он плотно сжал губы, не проронив ни слова.
- В своем мире ты потерпел поражение, - продолжал Ши Мэй, - Поэтому придя сюда через проход в «воротах жизни и смерти», сделанный Чу Ваньнином, ты хотел начать все заново. Однако, уясни кое-что, я не твоя пешка.
- …
- Я сотрудничаю с тобой только ради нашей общей цели.
Хуа Биньань прикрыл глаза:
- Ты так много себе надумываешь, я не считаю тебя пешкой.
В итоге Ши Мэй еще больше вспылил:
- Хватит, после того, как ты узнал, что Мо Жань переродился, хоть раз я что-то сделал не по твоему распоряжению? Я ведь все время, вместо тебя, неотступно наблюдал за его спящим цветком восьми страданий бытия! Это был я!
- ………
- И с того раза как он впервые проявился в посёлке Учан, ты поспешил отправить меня «случайно» встретить его, а потом ты велел мне принести ему поесть и поговорить. Да что говорить, это ты приказал мне посеять вражду между ним и Чу Ваньнином. – персиковые глаза Ши Мэй прямо уставились в сконфуженное лицо Хуа Биньань, - Я скоро блевать буду от этого театрального представления!
- Все это, даже если бы не было меня, тебе пришлось бы делать. – стиснув зубы, проговорил Хуа Биньань, - Не считай, что это я вынуждаю тебя, в предыдущей жизни я делал то же самое. Мо Жань хозяин цветка восьми страданий бытия и только многократно подтвердив его чувства, можно определить, что там происходит внутри с отравляющим цветком. Ты полагаешь, что несправедливо обижен, а я всего этого не перенес?
Заметив, что Ши Мэй не возразил сразу, Ху Биньань продолжил:
- В предыдущей жизни я совершал почти те же поступки, что и ты. Я тоже постоянно претворялся, вплоть до того, пока небеса в царство духов не раскололись и я с помощью своей мнимой смерти не стимулировал ненависть в его сердце. Только после этого я возобновил свой жизненный путь в качестве Хуа Биньань.
- …
- Я так долго терпел, так почему же ты всего то через полгода уже не можешь этого выносить?
Ши Мэй резко поднял голову:
- Зачем спрашивать? Ты дрался за себя. А я?
- … какая разница между нами, - ответил Хуа Биньань.
- Есть разница. Я не желаю, чтобы меня кто-то контролировал. – не спуская с него глаз проговорил Ши Мэй. Через минуту он выплюнул вторую часть фразы. – Даже если это я сам из другого мира.
Однако чего то добиться этим было трудно, пусть он и роптал в душе, но, после срыва тем днем Ши Мэй все же был вынужден склониться перед судьбой.
В конце концов он был слишком юн, переживший в жизни уже много бед, да и притом, он действительно точно знал, какой результат должен получить, что ищет в итоге, поэтому в конце концов он пошел на компромисс со своим «я» из предыдущей жизни.
Все эти годы он слушался и позволял помыкать собой своему я из другого мира, он жил почти как марионетка, как пешка Чжэньлун. Было бы ложью, сказать, что он не устал от этого. Однако каждый раз, когда на душу накатывала депрессия и тоска, он снова и снова постоянно говорил сам себе: «для того, чтобы осуществить это важное дело, все эти страдания - пустяки.»
- Когда же закончится этот спектакль. - Это стало его самым частым вопросом Хуа Биньань, - Когда же расколются небеса?
И Хуа Биньань всегда отвечал, словно повесив морковку перед носом осла, заставляя его двигаться:
- Скоро. Может даже быстрее, чем в прошлой жизни.
И вот так он ждал, день за днем, терпеливо ждал.
А потом, трещина в царство духов настежь распахнулась, и он всерьез рассчитывал, что сможет, как в прошлой жизни сбросить эти путы с помощью мнимой смерти. Однако, он никогда не думал, что на этот раз умрет Чу Ваньнин.
В ту ночь противоречия его с Хуа Биньань взорвались с небывалой силой. За плотно закрытыми дверями в спальню учеников Ши Мэй перебил всю посуду, его грудь яростно вздымалась….
- Разве не ты сказал мне притвориться, чтобы я спокойно ушел? Учитель умер, ты рассчитал все до конца, рассчитал ли ты это на этот раз?
Лицо Хуа Биньань тоже было очень некрасивым:
- Как ты можешь укорять меня за это дело? Ты можешь обвинять Мо Жань, это он поступил безрассудно. – Пальцы, которыми он опирался на стол, крепко сжались в кулаки, почти погрузившись в ладони, а его голос внезапно стал жестким – Это он погубил Чу Ваньнина.
- …верно, это он. – Глаза Ши Мэй были ярко красными, однако он изо всех сил сдерживался, чтобы не пролить подступающие слезы. С самого детства его мама всегда предостерегала, что что бы не происходило, ему никогда нельзя плакать.
Хуа Биньань был таким же.
- Это он погубил Учителя, не останавливай меня, я сейчас же пойду и убью его!
Хуа Биньань тут же вскинул голову:
- Ты с ума сошел?!
- Мм? – Ши Мэй задыхался от гнева, он кивнул головой, в его глазах сверкал вызов, - Тебе все таки известны такие слова?
Хуа Биньань заскрежетал зубами:
- …оберегать Мо Жань, закалять его, держать под контролем, это главное, чем мы должны заниматься. Что же о остальном, тебе не нужно об этом думать.
- Вот, именно так. – с издевкой, прикрыв лицо, усмехнулся Ши Мэй, его глаза ярко мерцали, - Ты корифей Ханлинь, ты можешь вместе с толпой культиваторов из Гу Юйэ отдать дань уважения патриарху Чу, даже если захочется, ты можешь сказать несколько бранных слов в отношении Мо Жань, а я? Зачем ты говоришь мне этот бессмысленный вздор?
- ….
Ши Мэй уселся на стул, выражение его лица можно было назвать почти пренебрежительным:
- Сегодня ты пришел и первым делом передал мне, чтобы я как можно быстрее определил полностью ли пропал эффект от цветка восьми страданий бытия у Мо Жань или еще можно что-то спасти.
Он пробормотал это медленно цунь за цунем поднимая взгляд на посеревшее лицо Хуа Биньань.
Насмехаясь, он продолжил:
- Ты приказал, чтобы я тотчас же пошел и признался Мо Жань? Сказал ему, что Чу Ваньнин ни в коем случае не должен в его душе заменить меня?
Слова были острыми, как шипы, они втыкались и в Хуа Биньань и в него самого.
Он начал смеяться:
- Из нас двоих, так кто в конце концов оказался сумасшедший?
Хуа Биньань вдруг закрыл глаза, его веки дрожали, он проговорил:
- Я ничего не могу поделать. Поскольку в прошлой жизни Чу Ваньнин принес такую жертву, Цветок восьми страданий бытия внутри Мо Жань, оказался на грани уничтожения, если он будет уничтожен до конца, то, когда придет время, контролировать Мо Жань будет очень тяжело.
- Поэтому ты, чтобы держать в руках это чудовище перекладываешь доделывать все мне, верно?! - Ши Мэй, больше не в силах сдерживаться, вскочил и стукнул по столу кулаком, - Учитель, он только что ушел… ты подумал о том, что чувствую?
- ….
- Ты любил его, неужели я его не люблю?
Когда он произносил эту фразу, его голос под конец задрожал.
В комнате повисла мертвая тишина.
В конце концов он опять сел и приложил руки ко лбу, тонкие длинные ресницы дрожа касались ладоней. Некоторое время никто не произносил ни слова, а за окном лил дождь, небо и земля содрогались от молний и грома, словно во времена первозданного хаоса.
Спустя долгое время послышался вздох и шепот Хуа Биньань:
- … А-Нань, я сочувствую тебе.
Ответом на это была лишь одеревенело холодная фраза:
- Не называй меня А-Нань.
- ………..
- Мы с тобой разные. Зови меня Ши Мэй или Ши Минцзин.