269. Цитадель Тяньинь. Государь, не расставайтесь.

[NIoCHEM1]

Ох, Тасян, что ты делаешь


269. Цитадель Тяньинь. Государь, не расставайтесь.

В запутанных любовных чувствах Тасянь Цзюнь начал срывать пояс, с человека перед собой, полы пао резко разошлись, обнажив под ним зеленые и фиолетовые отметины. Он тут же остановился, похоже что-то пришло ему в голову, его взгляд был таким же темным и пылающим, словно два угля под слоем пепла.
Через мгновение Тасянь Цзюнь прикрыл глаза и выдохнул:
- Ладно…. – он понимал, что если сам сейчас сделает это снова, то, вероятно просто доломает Чу Ваньнина, разорвет его до костей.
- Сегодня, в таком случае… я пощажу тебя…
Пик возбуждения из прошлой жизни, стих внутри, и он наконец выпустил этого человека из объятий, не желая в данный момент переходить черту. Однако, он все же склонил голову, его кадык дернулся, и он поцеловал брови, глаза своего любовника, спускаясь все ниже …. И в итоге остановившись на шее, где его белые ровные зубы слегка прикусили ее, прежде чем поцеловать. Затем он выпрямился и дернул этого человека на себя от края стола.
Каша томилась на огне, она булькала, выпуская пузыри наружу.
Тасянь Цзюнь неловко и быстро привел в порядок одежду Чу Ваньнина и поправил заколку. Легко откашлявшись, он проговорил прежним мрачным тоном, казавшимся до сих пор жарким:
- Каша готова. Иди, положи мне в пиалу.
Чу Ваньнин, пусть все произошедшее и привело его в смятение, однако привык к таким переменам настроения, тем более, он все еще полагал, что это всего лишь сон, поэтому не слишком глубоко задумывался. Более того, вкусно вместе поесть в сравнении с поиском безрассудных удовольствий, все же было лучшим решением. Поэтому, без лишних разговоров, он подошел и снял деревянную крышку с котла.
- Побольше положи, полную.
- …ты не объешься?
Тасянь Цзюнь натянуто улыбнулся:
- Увидишь. – проговорил он, садясь за стол.
Хотя ему не терпелось подойти и посмотреть, на вид этой каши, что приготовил Чу Ваньнин, однако все же следовало поддерживать высокое положение императора, поэтому притворяясь, он образцово прямо сидел во главе стола нацепив нарочито безразличное выражение на лицо.
Однако, как только кашу подали на стол, от его безразличия ничего не осталось…
Эта каша была переварена, воды было слишком много, на вкус недосоленной, и пусть даже ложка в ней не двинулась, он уже ясно понимал, что она такая же, как бывало раньше и которую он с тех пор не пробовал, но хорошо помнил ее вкус и запах.
- Ешь.
- ……..
Тасянь Цзюнь долго заворожено смотрел на стоящую перед ним маленькую пиалу, помешивая в ней ложкой, но так и не поднеся ни ложки отвара до рта.
Чу Ваньнин бросил на него беглый взгляд:
- Если не съешь, то все остынет.
- …ммм.
Кашу зачерпнули, поднесли к губам и, в нерешительности опустили.
Чу Ваньнин наконец заметил его странное поведение и спросил:
- В чем дело?
- Пустяки, - улыбнулся Тасянь Цзюнь и, как в прежние времена ехидно и презрительно добавил, - Приготовлено явно плохо, несъедобно.
- ……
- Здесь слишком душно. Этот достопочтенный выйдет подышать.
Проговорив это, он отодвинул маленькую пиалу с нетронутой кашей и встав, направился к дверям. Когда он дошел уже до двери, за его спиной раздался голос Чу Ваньнина.
- Если не будешь есть, - голос Чу Ваньнина был очень ровным, он так часто его унижал, что он уже натренировал это спокойствие, - Тогда я сейчас вылью весь котел.
Ведь все равно, то, что он делал для него, почти все тратилось напрасно, все выкидывалось.
Так было с самого начала, еще когда его чаошоу были сбиты на пол.
Тасянь Цзюнь тут же обернулся:
- Не трожь, оставь! … я сказал… - он откашлялся, пытаясь скрыть свою внезапную вспышку, - Отложи пока.
- Зачем откладывать?
- …не твое дело.
Отодвинув занавес, он вышел. Стоя под карнизом, он сомкнул веки и тяжело вздохнул.
Фактически он уже был трупом, выглядя как живой человек, он отличался от живого. Он давно уже не мог есть.
Некогда он покончил с собой перед залом Ушань и был превращен корифеем Ханлинь в живого мертвеца, чтобы им воспользоваться. Корифей Ханлинь вышел через щель времени и пространства из старого мира в этот, а его оставил в том разрушенном, ужасном старом мире, чтобы он служил там согласно его поручениям. Вот так прошло десять лет.
За это десятилетие этот мертвец, это ходячее мясо, ничего не ел. Но он никогда и не был обжорой по натуре, поэтому никогда не испытывал сожаления по этому поводу.
До нынешнего дня. Сидя перед этой пиалой неправильно приготовленной каши из яйца и постного мяса, он вдруг сильно расстроился…
Почему он больше не живой человек?
Так много лет он ждал и наконец дождался этих нескольких дней, когда полностью, все время напролет Чу Ваньнин принадлежал ему.
Однако, когда этот человек своими руками приготовил для него пиалу каши, он не в состоянии ее даже попробовать.
Какой был вкус у каши, которую приготовил Чу Ваньнин?
Он очень долго стоял, под карнизом черепичной крыши, устремив полный воспоминаний взгляд вдаль, и вдруг поднял руку и прикрыл ей опущенные ресницы. Никто не мог бы ясно рассмотреть, какое у него было выражение на лице, были видны лишь бледные, плотно сомкнутые губы, да четкая линия подбородка.
Когда он опустил руку и открыл глаза, уголки глаз были красными.
У него была плохая память и нельзя было назвать его очень умным. Если бы кончик его языка мог бы почувствовать немного сладкого или соленого, то, возможно он мог бы восстановить эти воспоминания. Да вот только его плоть и кости уже остыли, он не различал вкуса. Поэтому, пусть эта пиала каши и стояла прямо перед ним, он не смог бы вспомнить, какова она на вкус.
Он больше никогда этого не узнает.
Глубокой ночью он пошел разыскивать Ши Мэй.
Перед небесным дворцом жертвоприношений на берегу холодного омута сидел тот прекрасный, не имеющий себе равных по красоте мужчина и погрузив в источник обнаженные, пронизанные светом ступни, перебирал ими в журчащей воде, создавая, сияющие как звезды, блики на воде.
Увидев подходящего к нему Тасянь Цзюнь, Ши Мэй чуть приподнял кончики бровей. Похоже он знал о цели этого визита, на его лице появилась глумливое выражение:
- Такое чудное время и место, кто бы мог подумать, что ваше величество, государь не находится вместе с мастером Чу в тайной комнате, а праздно и бездумно пришел повидать меня.
Не желая ходить вокруг да около, Тасянь Цзюнь открыл рот и прямо спросил:
- Ты можешь или нет сделать так, чтобы этот достопочтенный временно стал таким же, как при жизни.
- …. - Ши Мэй дважды смерил его взглядом, туда-сюда – Несмотря на то, что ты и правда живой труп, однако в интимной сфере это никак не мешает.
- Я тебе не об этом говорю.
- Э? И о чем ты говоришь?
- …еда. – упрямо и холодно произнес Тасянь Цзюнь, - Этот достопочтенный имеет в виду еду.
Взгляд Ши Мэй потемнел, он задумчиво переспросил:
- Уж не хочет ли государь отведать пиалу тех драконьих чаошоу?
- Чаошоу, исключая моего старшего одноклассника, в этом мире никто не сможет приготовить хорошо.
Ши Мэй вдруг улыбнулся:
- Надо же, а, ты сегодня вдруг вспомнил о нем.
Что касается Ши Мэй, воспоминания относительно его в голове Тасянь Цзюнь были спутаны. Иногда он всплывал в памяти, а иногда он не мог его вспомнить. Однако в целом, Тасянь Цзюнь большую часть времени не вспоминал о нем, поэтом, когда сегодня он упомянул эти два слова «старший одноклассник», Ши Мэй невольно ощутил свежие эмоции.
- Ну, ты весь день напролет на горе Цзяо путаешься с Чу Ваньнином, почему ты вдруг подумал о своем старше брате-наставнике Минцзин? – спросил Ши Мэй.
- …..
Как говориться, встретившись лицом к лицу, не узнал, по всей вероятности это было именно так.
Тасянь Цзюнь заговорил только спустя какое-то время:
- Ты говорил, что тело этого достопочтенного имеет слишком тяжелую негативную энергию инь, пока не улажено дело с новым духовным ядром, чтобы окончательно возродиться живым, этому достопочтенному не следует встречаться с моим старшим одноклассником. У него водная сущность, этот достопочтенный может навредить ему.
Ши Мэй соврал, и сейчас немного запнулся от стыда:
- Именно так.
- Поэтому к чему спрашивать о драконьих чаошоу? – мельком глянул на него Тасянь Цюнь, - Этот горшок не следует ни открывать, ни поднимать. *
*哪壶不开提哪壶 – поговорка означающая, что не следует упоминать о частной жизни других и недостатках, говорить то, что следует, и не говорить того, чего не следует.
Ши Мэй тут же улыбнулся:
- Просто стало любопытно, в этом мире кроме драконьих чаошоу, что еще за блюдо доводилось пробовать этому владыке, перепробовавшему все самые изысканные кушанья, вкус которого он никак не может забыть.
- ….
- Так что, не удовлетворишь мое любопытство?
- ……..
- Тогда позволь мне угадать, это наставник Чу что-то приготовил для тебя?
Увидев, как выражение лица Тасянь Цзюнь чуть изменилось, его губы слегка поджались и Ши Мэй тут же с милой улыбкой, сказал:
- Слышал я , что на Пике Сышэн наставник Чу не имел себе равных в готовке, особенно он отличался в приготовлении обгоревших углей. Ты тоже очень интересен, что даже теперь готов проглотить подобную закуску.
Лицо Тасянь Цзюнь стало угрюмым:
- Просто сразу мне скажи, есть такой способ или нет, хватит докучать болтовней.
- Способ, несомненно, есть, к тому же, я уже давно тебе о нем рассказал.
Тасянь Цзюнь нахмурился:
- Какой именно?
- Все тот же. – мягко проговорил Ши Мэй, - Поскорее добыть духовное ядро мастера Мо и заменить его в тебе. И ты тут же станешь точно таким же, как и при жизни.
Цветок мандарина упал в воду и несся с потоком, Ши Мэй носком поддел его и сжал лепестки между пальцами. Благоухающий цветок хоть и был белым, однако кожа Ши Мэй казалась мягче, светлее и прозрачнее.
Ши Мэй, рассмеявшись, посмотрел на этот зажатый между пальцами, неспособный дальше нестись по течению, цветок, и проговорил:
- Мы оба объединим усилия, и чем быстрее мы получим ядро, тем быстрее я получу твою полную мощь, а ты, тоже быстрее ты сможешь узнать вкус той вещи, что хочешь съесть.
Помолчав, он поднял пушистые, словно птичий пух ресницы:
- И лично увидишь человека, о котором тоскуешь дни и ночи.
- ….
- Поэтому содействуйте мне во всем как можно больше, ваше величество, государь.
- Сначала ты сказал этому достопочтенному, пойти , убить людей в Гу Юйэ, потом нужно было, созвав армию пешек Чжэньлун, атаковать Пик Сышэн, и этот достопочтенный все сделал. Как еще этому достопочтенному нужно посодействовать тебе, расскажи все прямо и сразу.
Ши Мэй засмеялся, хлопая в ладоши:
- Хорошо, действительно порадовал. На самом деле дальше, осталось не так много дел, о которых я тебя попрошу, осталось только одно последнее.
- Говори.
- Пойдем вместе со мной в Цитадель Тяньинь, и мы доведем эту шахматную партию до конца, ловушка закроется.
Когда он проговорил это, только тогда Тасянь Цзюнь заметил голубя с золотистым хвостом, сидящего за спиной Ши Мэй. Именно таких живых птиц использовала Цитадель Тяньинь для вызова на допрос.
- Цитадель Тяньинь прислала тебе сообщение?
Ага. – Ши Мэй протянул зажатый между двумя тонкими пальцами развернутый листок шелковой бумаги, - Это хорошие новости. Все идет по нашему плану. Порядочным человеком быть не весело, мастер Мо отдал все свое духовное ядро, чтобы защитить стабильность и благополучие мира культивации, однако никто ему не даст загладить этой заслугой свою вину.
Со мехом, потерев пальцами руки, он произнес заклинание и послание мгновенно сложилось в виде бабочки, которую он послал Тасянь Цзюнь.
- Сам прочти.
- Не обязательно это читать, - Тасянь Цзюнь поймал бабочку, однако не развернул ее. Его черные глаза все еще смотрели на Ши Мэй, - Ты сам сейчас скажи, когда приступаем.
- Три дня будет идти допрос и еще через три дня – казнь.
- Шесть дней?
Ши Мэй очень нежно и ласково поглаживал крылья золотохвостого голубя, но тут мгновенно из его рукава высунулась пестрая рогатая гадюка, немедленно вцепившаяся в шею голубя. Еще миг и эта мирная пташка была проглочена и попала прямо в ее брюхо.
Все произошло в мгновение ока, на лице Ши Мэй ни один мускул не дрогнул, казалось он давно уже к этому привык.
Улыбнувшись, он смахнул с колен несколько оставшихся перьев и, подняв голову проговорил:
- Славно. Таким образом мы пробудем на горе Цзяо еще три дня, а потом спустимся в Цитадель Тяньинь и будем ждать там.
Перья опали в пруд и рябь от них мягко разошлась по воде, разбивая перевернутое отражение двух мужчин на берегу.
- Его духовное ядро сможет дать тебе невероятную мощь. Таким образом ты очень скоро получишь все, к чему так стремишься.
После завершения этого разговора, обеспокоенный Тасянь Цзюнь вернулся в тайную комнату горы Цзяо.
Душеное состояние Чу Ваньнина было по прежнему плохим , видимо до этого он читал книгу, но сейчас заснул прямо за столом. Ткань белого, как первый снег, опущенного со стола рукава, чуть колыхалась.
Тасянь Цзюнь некоторое время стоял рядом со столом и смотрел на него. На самом деле тут был всего лишь один человек, одинокая плошка светильника, голубой свиток книги, и только то. Но он, человек живший в роскоши, привыкший к букетам цветов и горам парчи*, никогда не видел ничего прекраснее.
*богатство, пышность
Чу Ваньнин просто ничто.
Что в нем красивого?
Эта мысль, беспокойная и тоскливая, не покидала его. Он сглотнул. Не сумев сдержаться, он нагнулся и обнял этого человека, уткнулся ему в щеку, провел носом по шее, вдыхая тонкий аромат.
- ….- Чу Ваньнин проснулся, от того, что его потревожили и открыл глаза. Взгляд был сонный и ласковый, а затем, вспомнив, что перед ним жестокий Тасянь Цзюнь, глаза его снова стали холодными и суровыми.
Все эти изменения полностью видел Тасянь Цзюнь. Тоска и недовольство тут же выросли в его сердце, как сорная трава, в итоге, он не выдержал и сгреб Чу Ваньнина в объятья.
- Ты снова сходишь с ума, а!
С приглушенным оханьем этот человек уже был прижат грудью к стене.
Тасянь Цзюнь жарко, отчаянно зацеловывал его от загривка до губ, от губ до подбородка, низко задыхаясь, спрашивая:
- Я нравлюсь* тебе?
*喜欢- нравится, любить, влюблен. Это слово употребляет Тасянь. В китайском 喜欢 – это скорее влюбленность, нравится сейчас, обладание. А любовь - 爱 – это более серьезное чувство, на долго, душевная. Нравится 喜欢— это привлекать друг друга, любовь 爱— это жалеть друг друга, переживать друг за друга.
- …………
- Чу Ваньнин, я тебе нравлюсь?
- Что с тобой? Почему вдруг….
Но ведь Тасянь Цзюнь совсем не хотел знать его ответ, он всего лишь просто хотел задать этот вопрос, и только то. Что же касается ответа на этот вопрос, для него это не имело значения.
К тому же, пожалуй, не взирая на то, какой ответ он получит, обратной дороги все равно нет, он не может повернуть назад, поэтому это никак ничему не поможет.
- Если бы я не был Тасянь Цзюнем, а был с тобой, таким же как мастер Мо, возможно ли тогда, чтобы ты по доброй воле был со мной? Возможно ли, чтобы ты относился ко мне немного лучше?
В конце концов он вцепился в шею Чу Ваньнина, словно желая высосать кровь, захватить его полностью.
Как будто только так он был способен убедиться, что человек в его объятьях принадлежит ему, а не тому, так сильно отличающемуся от него Мо Вэйюй.
Но он тут же опустил ресницы, его голос стал хриплым.
- Верно ли, что он больше тебе нравится, намного больше, чем я…
- Мо Вэйюй, что ты несешь!
Да, воспоминания Чу Ваньнина в это время были запутанны, он помнил только предыдущую жизнь и ничего из настоящей. Естественно, разве он мог понять, что за чушь он болтает?
Так что, пожалуй, в этот момент, этот человек и в самом деле полностью принадлежал Тасянь Цзюнь.
Внезапно ему стало очень тяжело на душе.
Неизвестно почему надменный голос прозвучал жалко.
Тасянь Цзюнь, положив голову на плечо своего любовника, тихо спросил:
- Если бы я силой отобрал у него духовное ядро…. Ты бы смог еще больше ненавидеть меня?
Нечего и говорить, невозможно объяснить, как быть отвергнутым самим собой.
Тасянь Цзюнь сжал человека в объятьях.
- Но изначально ты и есть человек этого достопочтенного….
- Не изменяй мне.
Он пробормотал это так страстно, что почувствовал себя опустошенным.
Наверное, после такого долгого одиночества, затупится и самый острый нож.
- Восемь лет. Так долго ты был у него после возрождения, а я так долго был один в той, другой мирской суете.
Одинокий зал Ушань поник без бывшего супруга.*
*故人- старинный друг, бывший (умерший супруг), просто умерший
- Не оставляй меня снова. В первый раз я еще мог решить все смертью, покончить с собой. Но если ты уйдешь второй раз…. Я даже смерть не смогу выбрать. – Тасянь Цзюнь нахмурился, его лицо выглядело одновременно мрачно и безумно, горе и одержимость слились вместе, - Я не смогу это вынести….