185. Учитель пойман с поличным на тайном свидании.

[NIoCHEM1]

Как же тяжело переводить все эти горячие сцены. Это какой то должен быть особый дар.


Когда сознание вернулось обратно, он мог с трудом понять, что он делал все это время. Чу Ваньнин чувствовал, что они уже неизвестно сколько времени как выбрались из оживленной и шумной толпы в ближайшую, какую смогли найти, рощу и теперь яростно целуются, оба дыша горячо и часто.

Так хочется пить.

Все потому, что они так давно и так жадно хотели друг друга поцеловать, заняться сексом, они были так возбуждены, до безумия. Кадыки перекатывался под кожей, они глотали, сталкиваясь зубами так сильно, что шла кровь, но никто этого не замечал. Они не могли остановиться.

Мо Жань прижимал его к дереву, и грубая древесная кора плотно прилипла к его дрожащей спине. Издалека, похоже все еще доносились звуки сяньлэ*, но это было совершенно не важно. Все звуки, далекие и близкие, все разбилось и смешалось. Целым осталось только их тяжелое дыхание.
*струнные инструменты

Влажные губы и языки терлись и извивались, бесстыже переплетаясь.

Бесстыже…

Чу Ваньнин не желал признавать себя побежденным, но он всегда сдерживал страсть и запирал свое желание. И когда другой открыл его шкатулку, желание было таким ярким и пугающим, почти свирепым, как у животного. Он хотел вцепиться в глотку, съесть плоть и выпить его кровь.

Он не знал и сам не понимал, почему изменился и стал таким. Зайдя так далеко, он сам не знал, правильно ли это или неправильно, и что с этим теперь делать?

Этот высоконравственный, целомудренный, сдержанный одиночка, человек, который куда бы он ни пошел, все всегда просчитывал на 100 шагов вперед, казалось, был разрушен и уничтожен в миг.

Единственное, что в нем осталось, это его строптивость и упрямство, въевшееся в его кости до костного мозга. В этом бушующем море страстей, оно по прежнему поддерживало его на плаву. Он отказывался проявить слабость и покорность. Пусть его спина давно уже онемела и из него словно выпустили душу, он все же предпочитал проявлять инициативу и быть ведущим, а не становится мягким и слабым, как вещь, которую можно легко согнуть в ладони.

К сожалению, хотя он и был полон амбиций, но навыков ему явно не хватало.

Он постоянно попадал Мо Жань зубами по губам, не рассчитав силы, прокусил язык до крови, сладкой крови с рыбным запахом. Он сам себя довел до такого состояния, что от частого и быстрого дыхания, его лицо стало совсем красным. Он с трудом мог дышать в этой неразберихе.

Наконец Мо Жань рассмеялся. Он чувствовал, что старание Чу Ваньнина, его уровень навыкав, неописуем. На самом деле он сам учился трепетно любить и жалеть этого человека, а получилось это так яростно.

Та крупинка холодной жестокости окончательно растаяла в его сердце и превратилась в хрустальные весенние воды, которые образовали огромное озеро с мелкими золотистыми волнами, мягко струящимися сквозь пальцы.

Между их мокрыми языками и губами, когда они разделились, натягивалась шелковинка влаги, так развратно и непристойно. Их губы были красными и влажными, глаза затопило нежностью и желанием. Голос Мо Жань был таким хриплым, полным влаги. Он опустил голову и пристально смотрел Чу Ваньнину в глаза, шершавыми пальцами касаясь его щеки.

Чу Ваньнин тоже понимал, что в этом деле уровень его навыков возмутительно низкий, однако он не желал признавать свое поражение. Выпрямившись и сощурив глаза, он грозно спросил:
- Над чем ты смеешься?

Увидев, что Мо Жань не отвечает, а наоборот, его улыбка становится больше, раздражение его усилилось.
- Я делаю что-то не… неправильно, да?

Лицо Мо Жань полностью растянулось в улыбке, он опять крепко обнял Чу Ваньнина на этот раз стоя лицом к лицу. Они были примерно на одинаковой высоте и между ними не было того плотного соприкосновения как в объятьях между мужчиной и женщиной, но зато жаркое пламя между ними било фонтаном, разбрызгивая искры.
- Какое там неправильно, все абсолютно правильно. – Мо Жань ласково погладил его волосы, после этого, прижавшись к виску , - Учитель лучше всех…

- Но ты все-таки смеешься!

Мо Жань снова рассмеялся, его крепкая грудь была раскалена как огонь, а сердце все больше расслаблялось, все больше и больше становилось нежным и податливым.
- Моя реакция больше, чем смех.

Чу Ваньнин еще не понимая скрытого в этом смысла, по мере того, как Мо Жань в объятьях прижимался к нему все ближе, не только к грудью, но и всем телом, вдруг ощутил полностью готовый к бою, свирепый меч, страстно и плотно прилегающий к его собственному. Он чуть двигался вместе с дыханием и это чувство так возбуждало, оно было таким ярким и острым, что у него онемела кожа на голове, а сердце перестало биться. Мурашки побежали по телу, горло пересохло от напряжения.

Эта вещь заставила Чу Ваньнина внезапно осознать, что мужчина перед ним, кажущийся нежным и ласковым, на самом деле имеет слишком агрессивную натуру, слишком свирепый и дикий, вплоть до того, что даже его кровь, его плоть — это угроза для жизни людей, разрывающая внутренности.

Волосы на теле встали дыбом, он захотел оттолкнуть его, но прежде, чем смог поднять руки, Мо Жань с удовлетворенным видом и с потрясающим жаром снова поцеловал его губы. Влажно и жарко он облизывал и посасывал эти лепестки. Тяжелое, горячее дыхание этого человека поднимало и опускало его грудь, пылающее тело плотно прилегало к телу Чу Ваньнина. От этой пугающей страсти Чу Ваньнин растерялся, грубый горячий язык Мо Жань уже вторгся в его рот. Как голодный и томимый жаждой, опьяненный, он одержимо сосал и облизывал его губы, терся об него. Наконец сознание Чу Ваньнина опустело, его ноги обмякли и онемели….

Его немного трясло от возбуждения, от неведомого ранее странного чувства бессилия, из-за сильного жара, он пылал как свеча от жгучей страсти.

В тот вечер Чу Ваньнин сам не понял, как они вернулись на Пик Сышэн. Он был словно в ступоре, словно в бессознательном состоянии. Единственное, что он точно помнил, что перед расставанием у входа в павильон Алого лотоса, они снова задыхаясь обнимались, как приклеенные и долго жадно целовались. Так хотелось бы держать в руках любимого человека, такое страстное желание поглотить его всего в свое нутро, не хватает… этого мало…

Неясно он вспомнил, что в промежутках Мо Жань шепотом умолял разрешить ему сегодня ночевать в Павильоне Алого Лотоса. Чу Ваньнин, по всей вероятности, воспользовавшись последним проблеском сознания, задыхаясь, еле-еле призвав немного рассудка, разумно не ответил согласием.

Он сам не знал, почему не согласился. Может дело было в трудно объяснимой гордости или, возможно, он был одинок слишком долго и не мог сразу приспособиться, или, может быть, он был слишком негибким и старомодным, считая, что все это нелепо и несуразно, хотя и безгранично соблазнительно. Но тем не менее он был застигнут врасплох, все происходило слишком быстро.

Насилу очнувшись от любовной лихорадки, вырвавшись из объятий Мо Жань, Чу Ваньнин толкнул створку дверей и вошел внутрь водного павильона. В первый раз за всю жизнь он понял, что означает фраза- «не осмеливаться и головы повернуть».

Он понимал, что его тетива натянута до предела и если он в этот момент лишь повернет голову, то вероятно все пойдет прахом, его желание прорвет плотину и он больше не сможет оттолкнуть этого человека.

Они бы сгорели дотла и ни осталось ничего.

Вернувшись, желая омыться и переодеться, Чу Ваньнин заметил, что все его исподние штаны были влажными. Сладкий, возбуждающий рыбный запах, заставил покраснеть его до корней волос. Он растерялся, даже его холодные и суровые фениксовые раскосые глаза, все покраснели, словно нежные лепестки цветов яблони.

Он очень долго тупо стоял на месте, не понимая, как это могло случиться? Как так произошло.

Он за всю свою жизнь ни разу так не терял контроль над собой, не был таким ведомым, он никогда таким не был.

Черт, что ему делать?

В прошлом Чу Ваньнин, сталкиваясь с трудноразрешимой проблемой, машинально шел искать решение в книгах, поэтому с детства он много читал и в его голове были многочисленные тома.

И сейчас был первый раз, когда все эти книги не могли ему дать ответ на вопрос.

Поэтому он был в растерянности, он не знал, как должно быть, что хорошо и по какому плану действовать.

К счастью, похоже Мо Жань очень хорошо его знал. После того, как он получил отказ, он сразу понял растерянность и волнение в душе Чу Ваньнин и больше не лез напролом.

Но близость между ними уже больше не ограничивалась держанием за руки. Они могли страстно целоваться и обниматься в переулке за залом Мен -по, а с наступлением ночи находить уединённые безлюдные места в роще, чтобы побыть вместе*
* прижиматься ухо к уху, висок к виску (быть в тесной близости)

Мо Жань был человеком, который не произносит слишком много слов любви и Чу Ваньнин даже время от времени спрашивал его, а он лишь отвечал. Но его глаза были так красноречивы, в них было столько медовых речей, столько нежности. Просто он был такой неуклюжий и глупый, что не мог выразить этого или выражался плохо.

Чаще, вместо невысказанных слов, Мо Жань предпочитал действовать.

При этом, непонятно почему, Чу Ваньнин ощущал, что он всегда отлично понимал его желания. Ведь они только начали встречаться и как он мог выяснить, какие они? Но Чу Ваньнин чувствовал себя так, как будто они с Мо Жань вместе уже долгие годы состоят в таких отношениях.

Проходили дни, их объятья и поцелуи длились все дольше и дольше. Но это так же и все больше не гасило, а наоборот воспламеняло их похоть. Каждый раз расставаясь, и тот и другой, не могли насытиться, из-за возбуждения их жар болезненно разбухал.

Чу Ваньнину было еще более-менее терпимо, в конце концов он годами практиковал воздержание и способность управлять своей энергией, обычному человеку в этом было с ним не сравниться. Но Мо Жань – другое дело. Он не культивировал те же практики с Чу Ваньнином. Более того, он был молодым, полным сил и энергии. На деле, всякий раз по окончанию их тайных свиданий, он не мог сразу же встать и уйти.

Это было бы слишком очевидно, под одеждой было невозможно спрятать и другие люди могли увидеть очертания выступающего ключа к разгадке.

Он по-настоящему терпел слишком много мучений.

В этот день после ужина они удобно расположились в безлюдном месте, в окрестностях на заднем склоне горы. На этом месте они обнимались уже больше получаса, но вечером еще должно было проходить собрание старейшин и Чу Ваньнин, рассчитав время, считал, что ему уже пора и сказал Мо Жань, что ему надо уходить. Но Мо Жань, подсчитав был уверен, что еще рано и никак не хотел отпускать его ….

Он не соглашался довольно невежливым способом, не словами, а поцелуями.

На этом участке леса было несколько старых, брошенных декоративных камней для сада и Мо Жань сел на один из них усадив Чу Ваньнина к себе лицом. Он сидел у него на коленях и в этом положении обычно сидящий снизу оказывается чуть ниже того, кто сидит на нем, но Мо Жань был очень высоким и стройным, как раз вровень с Чу Ваньнином и это не создавало им никаких проблем.

Снова влажные поцелуи вместо слов, губы уже давно были мокрые. Его губы двигались по шее до загривка, он сосал и прикусывал кадык Чу Ваньнина. Слышать его низкое сдавленное дыхание Мо Жаню становилось все тяжелее, его сердце горело в огне.

Чу Ваньнину тоже было невыносимо. Он хотел освободиться. Он хотел уйти. Но его поясница была такая мягкая и ноги совсем не слушались. Такие позы и объятья в последнее время Мо Жаню очень нравились, можно было притиснуться так близко и обнимать его, заставляя одеревенеть все тело от напряжения. Вплоть до того, что можно было представляя так ясно тело Чу Ваньнина без одежды, на мгновение восстановить в сердце знакомую картину.

Возможно, потому что они были по-настоящему на грани, нависли над пропастью, даже самые яростные поцелуи не могли избавить их от желания. Наоборот, подливали только масла в огонь, который горел все сильнее и жарче.

Мо Жань разжал свои влажные красные губы, в его взгляде бушевал прибой. Он раздраженно хрипло и часто дышал сглатывая, его адамово яблоко сексуально перекатывалось. Он сосредоточенно уставился на Чу Ваньнина, как будто хотел что то сказать, но, в конце концов ничего не сказав, яростно впился в него зубами.

Он действительно укусил его. Чу Ваньнин чувствовал одновременно и боль и сильное возбуждение. Как будто в него впиваются иглы в акупунктурные точки, боль и одновременно дрожь при этом.

Этот мужчина из-за чувства любви оказался в трудном положении. В его горле застрял тихий неясный всхлип, он держал на коленях в объятьях обнимающего его человека и гладил его черные как смоль волосы. Он только лишь знал, что его Учитель такой хороший, как жаль, что он не может до глубины души только трепетно любить и заботиться о нем. Он снова чувствовал, что Учитель такой соблазнительный, что заставляет его думать только о том, как свирепо и безжалостно взять его силой …..

В безмятежной обстановке, дикая природная атмосфера накалялась все сильнее. Чу Ваньнин задрал голову и прикрыл глаза дрожащими веками. Это просто невыносимо, так обниматься, целоваться и больше ничего не делать. Он больше не сможет вынести, тем более, держа в руках этого молодого мужчину.

Глаза у Мо Жань совсем покраснели и заслезились.

Низким хриплым голосом, пытаясь скрыть свои чувства, немного обиженно он произнес:
- Учитель….
- ..............

- Прошу тебя, я больше не вынесу….

Если больше не вынесет, то что сделает? Чу Ваньнину пришло в голову воспоминание о тех обрывках снов. Сверху до копчика пробежала дрожь, он не смел подать голос, его уши невыносимо пылали. Не вынесет …. Тогда… что он хочет делать….

Перед тем как Мо Жань снова потянулся к его опухшим красным губам, Чу Ваньнин еле слышно, шепотом произнес:
- Тогда…. не здесь.

Тогда не здесь, то есть, большее возможно в другом месте.

Мо Жань резко поднял голову, сам не свой от удивления и радости, а затем опять сильно поцеловал его и хотел встать, держа Чу Ваньнина на руках.

Чу Ваньнин был унижен до крайности, он крикнул в ярости:
- Ты, опусти меня!

Мо Жань отпустил, не забыв поцеловать и спросил:
- Куда Учитель хочет пойти?

Чу Ваньнин еще не успел ничего сказать, как сразу же невдалеке послышался шорох, доносящийся из-за копны сена. Он вдруг испугался и его сознание резко прояснилось … он тут же оттолкнул Мо Жань…

Как только они разделились, то сразу увидели человека, выходящего из тени бамбуковой рощи. В руке он держал тусклый колышущийся от ветра фонарь, полы его одежды развевались на ветру.

Человек долго молчал. В звуке его голоса, когда он заговорил слышался подавленный испуг и недоумение.
- Вы… почему вы здесь?

Автор говорит:

Маленькая пьеса «Не воспринимайте это всерьез»

Некоторые друзья раньше язвили, почему этим бессмертным в границах мира культиваторов надо есть и их продолжительности жизни все еще коротка. На самом деле это повод перелистать «История мира совершенствующихся нижнего и верхнего мира». Мы можем обратить внимание на некоторые абзацы. Давным-давно в этом мире культивации еще были люди, которые могли прямо вознестись. К тому же это было в строго определенном порядке заложения духовного фундамента – цзиньдань (золотое ядро), юаньин (усиление первоначального), хуашэнь (превращение в божество), дуцзелаоцзу (переправиться через бедствия(карму?) предков) и только затем вознесение. По преданию людям, достигшим уровня дуцзелаоцзу нет необходимости есть, а если они что то съедят, то выпускают газы разноцветные. Теперь, когда мы все ныне присутствующие тут смотрим в небо, как горят багровые облака, теперь можем понять, что это вознесшиеся дуцзелаоцзу в небе поужинали. Начали пукать и небо покраснело.
Все те дуцзелаоцзу, которые смогли долететь до «девятого неба»(высшие божественные сферы) время от времени еще могли спускаться в мир людей и рассказывать о замечательных условиях для жизни на небесах. Но никогда, ни один вознесшийся бессмертный ни разу не вернулся на землю, чтобы рассказать всем что там за пределами девятого неба.

Наконец как-то один дуцзелаоцзу вознесся на небо и стал небожителем. Он прорвался за пределы девятого неба, он увидел вселенную, космос за его пределами, а затем он обратил внимание на сцену, которая разбила ему сердце….

Использую последнюю оставшуюся духовную силу он смог передать сообщение из последних сил по телефону, на землю, людям. Часть этого послания использована как предисловие к «История мира совершенствующихся нижнего и верхнего мира».

Не культивируйте своё духовное ядро, не становитесь небожителями, не возноситесь на «девятое небо» , я видел останки основателей школы! Наверху нет воздуха! Нет кислорода! Нет…ту ту ту ту (гудки)!

Дуцзелаоцзу мертв.

(Инсценировка из приколов сети Дяньвэнь (Китайский веб - сайт с фантастическими романами) …. Кончился кислород)