Гл.32 этот достопочтенный немного приласкает тебя, будет ли это правильно?
читать дальшеЗа мириадами листьев лотоса стоял Мо Жань, потрясенный и неподвижный, как будто в него ударила молния. Что-то внутри него разлетелось вдребезги, и это отразилось на разъяренном лице.
Шок, негодование, ревность и раздражение фейерверком взорвались в его голове. Он пошевелил губами, но не произнес ни слова. Он даже не понимал, из-за чего он так зол. Только одна мысль промелькнула в его голове.
Как смеют они трогать мое, то, что принадлежит только мне?!
Чу Ванньин, ах ты двуличная шлюха! Как ты смеешь...ты смеешь ... ……
Он забыл, что Чу Ваньнин этой эпохи не имел с ним никаких интимных отношений. В этот момент все мысли покинули его разум. В конце концов, прошло десять лет—целая жизнь от рождения до смерти. Он мог отбросить все это в сторону и сохранить контроль, когда был в сознании. Но в таких обстоятельствах, он сорвался. Он подсознательно все еще верил, что Чу Ванньин принадлежал только ему. Только сейчас он осознал, насколько отчетливо помнил вкус губ Чу Ванньина, не говоря уже о страсти и желании, когда они переплетались в постели, об экстазе, который съедал все его существо.……
После того, как он переродился, он делал все возможное, чтобы не думать об этих вещах.
Но теперь, увидев обнаженную спину Чу Ванньина, эта знакомая фигура с широкими плечами и длинными ногами, тугими мышцами и тонкой, но гибкой талией погруженная в чистую воду.…
Все воспоминания и эмоции, которые он так старался подавить, нахлынули на него без предупреждения.
Даже голова Мо Жань онемела.
......Его тело тут же среагировало само.
Это была неконтролируемая сильная реакция, настолько яростная, что он ничего не мог с собой поделать. Нижняя часть его живота горела.
К тому времени, когда он понял, что делает, он уже орал в ярости:
- Чу Ванньин!
Он имел наглость проигнорировать его. Из-за тумана, клубившегося над прудом с лотосами, было трудно разглядеть двух людей, которые поддерживали его за плечи, поэтому Мо Жань не мог разглядеть их. Но они стояли очень близко, расстояние между ними едва различимы.
Мо Жань с криком влетел прямо в пруд, пробираясь по воде к Чу Ванньину. И когда он приблизился, то понял, что эти, два человека на самом деле были просто големами из металла и кедра!
Хуже того, оказалось, что они использовали пруд с лотосами для передачи энергии Чу Ванньину, и Мо Жань сломал духовное ограничивающее поле, когда он опрометчиво бросился в воду……
Он не был уверен, что именно использовал Чу Ванньин, но он был в бессознательном оцепенении. Он прислонился к големам, когда свет непрерывно лился через их ладони в рану на его плече. Это был обряд исцеления и Мо прервал его так грубо на самой середине.
Когда Мо Жань пробежал через границу, свет рассеялся. К его ужасу, свет стал рассеиваться.
Как только свет рассеялся, рана Чу Ванньина начала быстро расширяться. Он нахмурился, издав неприятный звук, и закашлялся кровью. Затем все шрамы на его теле снова начали открываться. Хлынувшая кровь мгновенно окрасила эту часть пруда в красный цвет.
Мо Жань был ошеломлен.
Это была "техника жертвоприношения цветочного Духа" Чу Ванньина!
Он понял, что мог...что совершил серьезную ошибку……
Духовная энергия Чу Ванньина состояла как из металлических, так и из деревянных элементалей. Духовная энергия металлического элемента, включая Тяньвэнь, использовалась для нападения, в то время как духовная энергия деревянного элемента использовалась для исцеления.
Техника жертвоприношения цветочного Духа была одной из таких. Чу Ванньин мог манипулировать духовной сущностью флоры, чтобы залечить свои раны. Однако, если бы кто-то еще вошел в круг во время этого процесса, духи флоры немедленно рассеялись бы, и не только не было бы никакого исцеляющего эффекта, это, наоборот, ухудшило заживление. В худшем случае духи флоры могли даже поглотить духовное ядро Чу Ванньина.
К счастью, Мо Жань имел мимолетное знакомство с техникой жертвоприношения цветочного Духа из прошлой жизни, и он немедленно отключил поток энергии. Потеряв поддержку големов, Чу Ванньин начал заваливаться вперед. Мо Жань поймал его и удержал.
Бесчувственное лицо Шицзунь было бледным, губы синими, тело холодным как лед.
Не думая ни о чем другом, Мо Жань вытащил его из пруда. Он отнес Чу Ванньина в комнату и положил на кровать.
- Шицзунь? Шицзунь!
Он позвал несколько раз, но Чу Ванньин даже глазом не моргнул. Он ничем не отличался от мертвеца, Если не считать неглубокого движения груди.
Вид Чу Ванньина напомнил Мо Жань о прошлом.
Необъяснимо, но он почувствовал, как его горло сжалось, а сердце запаниковало.
В его прошлой жизни два человека умерли у него на руках.
Ши Мэй. Чу Ванньин.
Один из них был любовью всей его жизни, о которой он думал днем и ночью. Другой был его смертельным врагом, с которым он был связан всю жизнь.
Когда Ши Мэй умер, Мо Вэйю исчез из мира.
А когда Чу Ванньин...?
Мо Жань не знал. Все, что он знал, было ощущение человека в его руках, медленно становящегося все холоднее и холоднее в тот день. Он не плакал и не смеялся. Радость и печаль были вне досягаемости.
Когда Чу Ванньин умер, Мо Вэйю больше не знал, что такое мир.
При свете свечи он увидел обнаженную грудь и шею Чу Ванньина.
Обычно Юхэн с ночного неба носил одежду, которая показывала как можно меньше кожи. Он носил высокие воротники и трижды оборачивал пояс вокруг талии, это олицетворяло достоинство и сохранение приличий.
Из-за этого никто даже не видел, какие травмы эти двести ударов оставили на его теле……
Хотя Мо Жань своими глазами видел раны на спине Чу Ванньина в день казни, он знал только, что его плоть сильно пострадала. Видя, что Шицзунь на ногах, нормально ходит, как обычно, в последующие дни, он думал, что все с его ранами не так плохо.
Теперь он понял, что раны Чу Ванньина были намного хуже, чем он себе представлял.
Пять ран, оставленных призрачной госпожой, были разорваны, и так глубоки, что местами он мог видеть кость.
Чу Ванньин, вероятно, никогда никого не просил помочь ему сменить бинты и старался все делать сам. Мазь была нанесена неравномерно, и места, до которых он не мог дотянуться, уже были заражены и гноились.
Не говоря уже обо всех сине-фиолетовых синяках от ударов прута. Они расползлись по всей его спине, не оставляя ни одной части кожи нетронутой. Поверх них, рваные шрамы заливали его спину кровью. Она текла непрерывно, и простыни под ним стали красными.
Если бы Мо Жань не видел этого собственными глазами, он никогда бы не поверил, что человек, который настоял на том, чтобы вытереть столбы возле моста и создать огромный барьер, чтобы защитить учеников от дождя, был тем самым человеком перед ним, чьи раны были настолько тяжелыми и ужасными, что он должен был находиться в лазарете и проходить интенсивное лечение.
Если бы не тот факт, что Чу Ванньин был без сознания, Мо Жань действительно хотел бы схватить его за ворот и встряхнуть. «Чу Ванньин, что, черт возьми, не так с тобой и твоей глупой гордостью? Что случиться, если хоть раз в жизни ты проявишь слабость? Почему ты такой упрямый? Ты взрослый мужчина, и ты даже не позаботишься о себе? Неужели так трудно немного побаловать себя?? Почему ты не попросил кого-нибудь помочь перевязать твои раны?! Почему ты предпочитаешь заставить големов использовать твою дурацкую систему исцеления, чем просто открыть рот и позвать на помощь?!
Чу Ванньин, ты гребаный идиот?!»
Мысленно проклиная его, он быстро остановил кровотечение. Затем он набрал ведро теплой воды и вытер кровь со спины Чу Ванньина.……
Продезинфицировав нож в пламени, он принялся отрезать плоть, которая полностью разложилась.
При первом порезе Чу Ванньин застонал от боли, тело дернулось. Мо прижал его к кровати и возбужденно пробормотал:
- Черт возьми, не стони!! Проклинаешь меня? Блядь! Если ты издашь еще хоть один звук, я воткну нож тебе в грудь. Тогда ты ничего не почувствуешь, когда будешь мертв! Сейчас все, скоро уже закончу!
Только теперь Мо Жань мог показать свою настоящую, неистовую натуру, крича на него, как он всегда это делал в прошлом.
На спине было слишком много старых незалеченных ран и кожа на них побелела и омертвела. Чу Ванньин тяжело дышал, когда он срезал ее.
Даже потеряв сознание, этот человек подавлял свой крик, он тихо стонал и пот струился по его телу, которое только что было вытерто..
По прошествии нескольких часов Мо Жань наконец закончил накладывать лекарства и перевязывать раны.
Он помог Чу Ванньину надеть одежду, затем нашел толстое одеяло и накрыл им своего Шицзунь, и только тогда смог вздохнуть с облегчением. Вспомнив о лекарстве мадам Ван, которое все еще было запечатано в бумажный пакет, он встал, растворил лекарство и принес его к кровати Чу Ванньина.
- Давай, пора принимать лекарство.
Одной рукой он приподнял его и прислонил к своему плечу. Другой рукой он поднес чашу с лекарством к губам, слегка подул, чтобы остудить и сделал глоток, чтобы сначала проверить. Мо Жань поморщился и скорчил гримасу.
- Фу, какая горечь.
Он аккуратно зачерпнул ложку и влил в рот Чу Ванньину.
Но тот проглотил только пол-ложки, прежде чем не выкашлял все на себя, запачкав одежду Мо Жань.
Он знал, что Чу Ванньин не любил горького, настолько, что можно было сказать, что он боялся этого вкуса.
Но Юхэн был упрям, как мул. Если бы он был в сознании, он определенно стерпел бы это и осушил всю чашу одним глотком без жалоб. Самое большее,что сделал бы потом, это незаметно стащил бы конфету.
К сожалению, Чу Ванньин сейчас был без сознания.
С этим ничего нельзя было поделать. Не похоже, было, что он вскоре мог бы очнуться. Поэтому Мо Жань пришлось держать себя в руках, он не мог заставить что то сделать человека в беспамятстве. Только терпеливо, ложка за ложкой, потихоньку вливать лекарство в него, вытирая полотенцем уголок рта.
Держать себя в руках в этой ситуации - было трудной задачей для Мо Жань. В конце концов, в его прошлой жизни был такой период времени, когда приходилось давать лекарства Чу Ванньину каждый день. Тогда Чу Ванньин даже пытался сопротивляться ему. Поэтому он бил его по лицу, прежде чем схватить за челюсть и грубо сжать ее. Он целовал его губы, просовывая язык, чтобы насладиться его ртом и медным запахом крови ... ..
Стараясь как можно быстрее перестать думать об этом, Мо Жань скормил ему несколько ложек, и большая часть не попала по назначению, потому что половину он снова выплюнул в кашле. Затем он уложил его обратно в постель и не очень-то нежно подоткнул одеяло.
- Я делаю это из великодушия. Не смей сбрасывать это одеяло ночью, тебя уже лихорадит, и ты можешь еще и простудиться.……
На середине речи он вдруг вспылил и пнул ножку кровати.
- Какая мне разница, простудишься ты или нет! Я надеюсь на это. Надеюсь, что ты простудишься и сдохнешь!
Он повернулся и зашагал к дверям. Он уже дошел до двери, но почувствовал, что все еще не может успокоиться, поэтому повернулся и прищурился в раздумье. Выяснив, что его беспокоит, он вернулся к столу и задул свечу.
Он вышел в тишину ночи и добрался до пруда с лотосами. Видя цветы, которые выросли и расцвели после поглощения жизненной энергии из крови Чу Ванньина, раздражение в его сердце только усилилось.
Его переполняла злость, когда он вдруг повернул назад, к дому. Неуклюже, не в такт, руки и ноги двигались сами по себе, назад к нему, в спальню.
Лязгая, как старый ржавый голем, он волочил ноги по комнате, пока, наконец, неохотно не подошел к кровати Чу Ванньина.
Лунный свет мягко лился из полуоткрытого бамбукового окна, освещая умиротворенное лицо Шицзуня. Губы его были бледны, брови слегка сдвинуты.
Мо Жань немного подумал, потом закрыл окно. Они жили во влажном месте, в конце концов, оставить окно открытым во время сна, это не было полезно для здоровья. Сделав это, Мо Жань выругался. «Если я еще раз войду сегодня в эту дверь, я буду собакой!»
Он уже закрывал за собой дверь, когда услышал за спиной тихий звук. Чу Ванньин сбросил с себя одеяло.
«И что он собирается делать с привычкой этого человека сбрасывать одеяло во время сна??»
Чтобы не быть собакой, шестнадцатилетний император Таксиан-Цзюнь терпеливо проигнорировал эту ситуацию и отошел от двери.
«Он не отступит от своего слова; он точно не вернется через эту дверь снова!»
Но…, через некоторое время……
Блестящий и могущественный император открыл окно и запрыгнул в комнату.
Он поднял с пола одеяло и накрыл им Чу Ванньина. Услышав тяжелое, прерывистое дыхание раненого и увидев, как дрожит его спина, свернувшаяся калачиком в углу кровати, Мо Жань не смог сдержать гнева, который обычно испытывал к нему.
Он мог сколько угодно говорить “так тебе и надо”, но его сердце все еще болело за него.
Он сидел у кровати Чу Ванньина, следя за одеялом, пока усталость наконец не победила. Мо Жань медленно опустил голову и задремал.
Этот сон не был спокойным. Чу Ванньин ворочался с боку на бок, и Мо Жань слышал, как он стонет сквозь сон.
В своем туманном, легком сне Мо Жань не мог сказать, который сейчас час, или когда и как он оказался рядом с Чу Ванньином на кровати, обнимая дрожащего человека в своих руках. Все еще наполовину во сне, он прижал его к себе и нежно гладил его по спине и голове, бормоча: “все будет хорошо... тссс... тссс…”
Во сне Мо Жань чувствовал себя так, словно вернулся на вершину Сишэн в прошлой жизни, в пустой, мрачный зал Вушань. После смерти Чу Ванньина, он больше никогда не спал, обнимая кого-либо.
То ли из-за жгучей обиды, то ли из-за переживаний, но мысль об этих эмоциях в бесконечно холодные дни одиночества впоследствии заставляла его сердце нестерпимо болеть. Принятие желаемого за действительное поглотило его.
Но как бы сильно он того ни желал, Чу Ванньин не вернется.
Он потерял последнее пламя своей жизни.
Мо Жань обнимал Чу Ванньина всю ночь. В промежутках между сновидениями и туманом сна он ясно сознавал, что переродился, но чувствовал себя так, словно все еще находился в прошлой жизни.
Внезапно он испугался открыть глаза. Он боялся, что когда проснется утром, то увидит холодную пустую подушку и продуваемые сквозняками занавески. И всю оставшуюся жизнь он будет совершенно один.
Он был уверен, что ненавидит Чу Ванньина.
Но, держа его на руках, он чувствовал, как в уголках его глаз собираются слезы.
Это было то тепло, которое тридцатидвухлетний Таксиан-Джун когда-то думал, что никогда не сможет вернуть.
- Ванньин, с тобой все будет в порядке.……
Именно в этом туманном состоянии, поглаживая волосы человека в своих руках, как будто он был Мо Жань из прошлого, эта нежная фраза сорвалась с его губ.
Он так устал, что не понимал, что сказал и как назвал собеседника. Слова вырвались сами собой, и он не придал им особого значения. Мо Жань выдохнул и погрузился в глубокий сон.
На следующее утро ресницы Чу Ванньина затрепетали, когда он медленно пришел в себя.
Из-за его сильного воспаления, высокая температура, которую он перенес прошлой ночью, уже отступила.
Чу Ванньин лениво открыл глаза, сознание все еще было затуманено сном. Но когда он попытался встать, то обнаружил, что в постели с ним лежит кто-то еще.
Мо, Мо Вейю???
Он был поражен, если не сказать больше. Чу Ванньин оцепенел, но не мог вспомнить, что случилось прошлой ночью. Хуже того, его движения разбудили и Мо Жань.
Молодой человек зевнул, его гладкое и нежное лицо слегка порозовело от сна. Он прищурился от утреннего света, посмотрел на Чу Ванньина и неопределенно сказал:
- Пусть мое величество еще немного поспит ...Раз уж ты уже проснулся, почему бы тебе не приготовить мне яично-мясную кашу?
Что это была за чушь? Разговоры во сне?
Мысли Мо Жань все еще путались. Когда он увидел, что Чу Ванньин не встает, чтобы приготовить ему завтрак, он не стал настаивать. Вместо этого, он лениво улыбнулся и нежно погладив его по щеке, притянул лицо Чу Ванньина ближе, и прижался целомудренным поцелуем к его губам.
- Если ты не хочешь вставать, это тоже хорошо. Моему величеству только что приснился самый страшный сон. В нем.…..ах.….неважно, не будем о нем говорить. Он вздохнул, обнимая Чу Ванньина, который к этому моменту замер от изумления. Мо Жань подвинулся повыше и потерся подбородком о волосы человека в его объятьях, бормоча: "Чу Ванньин, позволь мне подержать тебя так еще немного.”