Lapsa1
читать дальше
297. Пик Сышэн. Красавицы костяные бабочки.*
*вообще их называют так слитно, как Convallária majális -ландыш майский или Convallária ландыш, вот они и по китайски звучат как Дегу Мэйжэнь, красавицы клиновидной кости или просто дегу.
На шестой день двери зала со скрипом отворились.
Снаружи по прежнему лил ливень, кто-то убрал свой мокрый зонт и приподняв намокшие, прилипающие к ногам, полы одежд, вошел в зал.
- Учитель.
Посетитель весь с ног до головы был в белом, словно корень лотоса, с повязанным платком*. Персиковые газа были полны любви ко всему живому, однако под ними залегли синие тени. С того боя у пагоды Тунтянь, Ши Мэй первый раз пришел во дворец Ушань навестить его.
*www.sohu.com/a/154308017_99897398
- Я думал пораньше навестить вас, Учитель, но не смог отлучиться, только сегодня наконец выдалось немного свободного времени. Я запоздал, Учитель, прошу простить меня.
Чу Ваньнин всего лишь мельком взглянул на него и отвел взгляд в сторону.
Ши Мэй этим нисколько не смутился, он сел перед Чу Ваньнином и, наверное, поскольку прокладывание дороги шло успешно, его настроение было отличным, в его глазах появился яркий блеск.
- Ты все еще злишься, да?
- ….
- Демонические ворота скоро откроются, Учитель сейчас ни о чем не хочет расспросить меня еще раз?
Чу Ваньнин по-прежнему не отвечал, наклонив голову, он смотрел на дождь за окном. Его хрупкость и растерянность, се это проявлялось только перед людьми, которых он глубоко любил, Ши Минцзин израсходовал все его тепло поэтому перед ним он был куском камня, упрямый и бесчувственный и никакие упорство и настойчивость не могли его растопить.
- Я хотел поговорить с тобой по душам, - вздохнул Ши Мэй, - Так что, хотя бы обрати на меня внимание.
Чу Ваньнин наконец бросил всего лишь одно слово:
- Убирайся.
Беспокойство и тревога, которую он испытывал перед битвой отступало по мере того, как близилось успешное завершение дела, и нрав Ши Мэй только еще больше смягчался, он становился спокойнее. Его совсем не рассердила отстраненная холодность Чу Ваньнина, напротив, он улыбнулся:
- Надо же, вы удостоили меня словом.
Дождь все барабанил по уже промокшей оконной раме. Врата жизни и смерти времени и пространства перемешивали два мира и все странные явления при этом были нормальны. Чу Ваньнин даже чувствовал, что этот дождь вечный, он не остановиться никогда, он так и будет лить как из ведра и в конце концов оба мира утонут в нем.
Ши Мэй ни на что не обращая внимания встал и налил две полные чашки чая. Одну чашку он оставил рядом с Чу Ваньнином, проговорив:
- Раз уж ты меня игнорируешь, почему бы мне самому что-нибудь не рассказать тебе. Мне не очень нравиться объяснять, однако, я бы не хотел, чтобы между мной и Учителем было много недопонимания.
Чай был горячим и он, сдув листья и опустив ресницы, медленно сделал глоток.
- Следует сказать, что с детства и по сей день, я совершил очень много плохих вещей, не сказал и несколько предложений правды, но, я правда, на самом деле не хотел убивать невинных.
Рука Чу Ваньнина непроизвольно сжалась сильнее, на бледной тыльной стороне ладони вспучились вены.
- Учитель ведь видел этот путь мученичества, да? Изначально я хотел заполнить его лишь плохими людьми, теми, что хуже зверя. Так или иначе о смерти такого человека никто не пожалеет. Однако, в последствии я обнаружил, что оказывается путь такой длинный, что потребуются трупы из двух миров, чтобы его заполнить. На душе мне тоже от этого тяжело. – проговорил Ши Мэй.
- …
- Мне совсем не нравится пачкать руки в крови, поэтому я своими руками и с десяток людей не убил. Я не обманываю тебя.
- Ты и правда меня не обманываешь, - вдруг ответил Чу Ваньнин, - Я верю, что ты едва ли собственноручно и десять человек убил.
Ши Мэй чуть вскинул брови, похоже, он был очень удивлен.
Чу Ваньнин повернулся, в глазах его был лед:
- Ты такой добрый, такой чувствительный, не хочешь убивать, тебе не нравиться кровь на твоих руках, поэтому ты все эти поступки никогда сам и не совершал, ты сделал Тасянь Цзюня, и с тех пор тем сумасшедшим, устроившим резню в школе Жуфэн, стал он, кровавым тираном, которого не отмыть от крови, стал он. Он вместо тебя делал то, что тебе было нужно, но ты не хотел этого делать сам. Ты такой мудрый.
- Эти слова Учителя несправедливы, - Ши Мэй печально вздохнул, - Я ни в коем случае не желал уничтожения школы Жуфэн. Это все его личная месть.
- Не было бы в нем цветка восьми страданий бытия, как бы он совершил такие чудовищные преступления.
- Без цветка восьми страданий бытия он бы не мог совершить все эти ужасные вещи, да?
Чу Ваньнин пристально посмотрел в глаза Ши Мэй:
- Он не мог бы.
Ши Мэй всего лишь усмехнулся, махнув рукой, что означало, что он не хотел снова ввязываться в этот разговор.
- Ладно. Незачем спорить. – заговорил он, - В любом случае, как я уже когда-то говорил Сюй Шуанлиню, надеюсь, что в наше время способные люди будут жить, заурядные глупцы станут рабами, за добро и зло будет заплачено, все это правдивые слова, я не лгу. – он вдруг остановился, словно прозрев, а затем продолжил, - Однако, что касается костяных бабочек, для нас быть к кому-то добрым, все равно, что потерять свою жизнь. Чтобы вернуться домой нам необходима свежая кровь, у нас нет другого выбора.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Между разговором Ши Мэй наполнил свою опустевшую чашку чая и вздохнув, продолжал:
- Учитель, вероятно не может понять этого, почему я ради возвращения расы костяных бабочек в демонический мир, могу пожертвовать жизнями почти всех людей из двух миров. На самом деле, ах, это не так трудно понять….
Он посмотрел на нежный, поднимающийся пар.
В комнате было очень тихо, лишь по-прежнему раздавался глубокий голос Ши Мэй.
- Учитель, видели ли вы охоту на загнанное стадо бизонов?
- Безумные, с убийственно красными глазами, как же им хочется всех преграждающих им путь, что людей, что животных, поднять на рога. Это врождённый инстинкт самосохранения.
Чу Ваньнин понимал этот смысл, костяные бабочки сейчас были как стадо загнанных в угол зверей. Вокруг их окружали лишь морды, на которых читалось страстное желание содрать с них шкуру и выдрать кости.
- В итоге, для костяных бабочек есть только два пути, либо полное истребление рода, либо возвращение домой, в демонический мир. Это выбор между жизнью и смертью. – когда Ши Мэй говорил это, выражение его глаз было тоскливым, - Если бы в мире совершенствования не поощрялось рассматривание костяных бабочек как предметов, над которыми можно издеваться, если бы мы все еще могли жить среди людей, никто и никогда бы не пошел на такое ужасающее дело.
Он замолк, мысли перепутались, нахлынул хаос, взгляд постепенно из тоскливого превращался в растерянный, растерянность превращалась в холод, и в итоге стал окончательно безумным.
Очень похоже на его жизненный путь, по которому он дошел до сегодняшнего дня.
- У стада бизонов нет желания убивать. Но нож мясника опускается и вокруг один за другим твои собратья расстаются с жизнями…. Учитель, как мы можем пощадить этот мир?
Голос Ши Мэй немного дрожал:
- Мир совершенствующихся не дал составить исторической летописи костяным бабочкам, потому что эти люди держат нас за скот или плавильные котлы для парной культивации. Но в нашем клане все помнят, как за одиннадцать лет после битвы людей с демонами почти все чистокровные костяные бабочки были истреблены. И даже спустя несколько тысячелетий, даже если мы были осторожны и не раскрывали своей природы, мы по-прежнему не могли избежать жадности культиваторов.
- Четыре тысячи лет назад, две с половиной тысячи лет назад, девятьсот, семьсот лет назад четыре этнические чистки. Костяных бабочек, которые смешивались с обычными людьми разыскивали и хватали, ели их мясо и пили кровь, запирали и насиловали группами… они ненавидели, что не могут без остатка истребить мой род.
Пальцы Ши Мэй сжались на чашке, на запястье проступили голубые вены.
- На самом деле если хотели истребить одним махом, ладно, раз, и делу конец. Но как могли эти даосы отказаться от такого превосходного способа совершенствования?
Чу Ваньнин:
- ….
- Учитель обладает большими познаниями, он должен знать, что сделал позапрошлый глава Гу Юйэ для того, чтобы костяные бабочки окончательно не исчезли. – Ши Мэй поднял взгляд и его персиковые глаза теперь были багряно красными.
Об этом деле Чу Ваньнин и правда знал, об этом писалось в любой книге, упоминающей школу Гу Юйэ. Это считалось их величайшей заслугой, достижением….
Клан целителей Гу Юйэ повсюду разыскивал и нашел двадцать молодых девушек костяных бабочек. Для них набрали самых здоровых, крепких и свирепых заклинателей, чтобы они круглые сутки совокуплялись с ними, чтобы зачать детей. После того, как девушки беременели, глава с помощью чудодейственного зелья стимулировал роды и на свет через четыре месяца рождался младенец. Только что родивших женщин тут же оскверняли вновь, и они вынуждены были беременеть опять, опять вызывали роды …. И так повторялось многократно, давая возможность клану костяных бабочек существовать дальше.
Но это существование было похоже на разведение на убой свиней или баранов.
Нет, даже не так. Они и в самом деле были скотом, разводимым на убой.
Родившихся детей, мальчиков тут же разделывали и делали из них чудодейственные пилюли или напрямую продавали богатым семьям подобным школе Жуфэн. Девочек оставляли и держали в неволе до тех пор, пока они не вырастали и не были способны к спариванию и они становились следующими самками для размножения.
«Спаривание».
Чу Ваньнин до сих пор помнил, как впервые увидел это слово в «Чудодейственные пилюли Гу Юйэ как экстренная помощь», как его тогда затрясло от шока и омерзения.
Ши Мэй улыбнулся, вот только это улыбающееся лицо выглядело одновременно мертвенно бледным и горестным:
- Они совершенствовали магические силы методом переработки костяных бабочек. И все-таки заслужили единогласную похвалу всего мира культивации.
- Живые люди…. это живые люди. И только по причине, того, что, когда- то в древности у предков была демоническая кровь и они помогут принести пользу в совершенствовании, живых людей определили в разряд скота. – чтобы скрыть свою боль, Ши Мэй резко поднял чашку и сделал глоток, однако, было заметно, что его пальцы чуть дрожат.
- Лекарство побуждающее эмбрион быстрее расти наносило огромный урон матери, эти костяные бабочки, девушки для разведения, не доживали и до тридцати лет. Вот только для них такая короткая жизнь была благом, возможностью пораньше покончить с этим кошмаром - «спариванием» и «размножением».
Когда он произносил эти слова «спаривание» и «размножение», его лицо пылало от ненависти, как от пощечины. Речь Ши Мэй прервалась, и на мгновение показалось, что он сопротивляется желанию разразиться проклятиями, однако, в конце концов, его губы дрогнули и с них сорвалось всего лишь язвительное:
- Отлично.
Чу Ваньнин открыл глаза. Его взгляд наконец то уперся в Ши Мэй.
Этот всегда холодный и отстраненный, возможно коварный и непредсказуемый мужчина, в данную минуту был похож на обычного, ищущего мести человека, на лице его ясно читалась злость.
Ши Мэй замолчал, казалось, о чем-то задумавшись он был больше не в силах это выносить, он поставил чашку и уткнувшись лицом в ладони потер его. Затем тяжело вздохнул и поднял голову, глаза у него были красными.
На памяти Чу Ваньнина, эмоции Ши Мэй еще никогда не выглядели такими настоящими, осязаемыми.
- Учитель может еще помнит, как прекратилось разведение костяных бабочек в Гу Юйэ?
- …, - Чу Ваньнин сам не мог понять, что чувствует в данный момент, он лишь хрипло ответил. – Там было дело в убийстве.
Костяные бабочки ведь не какая то ядовитая тварь, даже ядовитое насекомое может нанести ответный удар, не говоря уже о живом человеке.
Во времена поколения наставника Цзян Си, была среди разводимых костяных бабочек одна молодая девушка, которая не хотела так легко покориться и к тому же была расчетлива, она в отличии от своих старших сестер не собиралась покончить с собой и не была оцепеневшей и бесчувственной.
При помощи своей красоты и сладких речей она соблазнила пришедшего в Гу Юйэ осматривать товар адепта высшего круга Цитадели Тяньинь. Этот юноша был тем еще развратником, той же ночью он не сдержался и влез в постель этой несравненной красавицы. На следующий же день она упросила любовника выкупить себя из Гу Юйэ и в ответ поклялась всю жизнь быть у него в повиновении и помогать ему в совершенствовании.
Тот известный ученик Цитадели Тяньинь за короткое время был ослеплен влечением к женщине и уступил ей. В итоге, не прошло и несколько дней, как девушка сбежала от него и неизвестно где отыскала семена Цзе Хо*- великого пожара. Ночью, перед рассветом она вернулась на остров Линь Лин и подожгла отдаленный двор Гу Юйэ.
*劫火 - всепланетный пожар в конце кальпы, который приведет к гибели мира
В ту же ночь она помогла сбежать всем находившимся под замком костяным бабочкам. Больше ста адептов Гу Юйэ либо сгорели живьем в великом пожаре, либо получили ожоги….
Остальные школы смотрели на это происшествие без особого сочувствия* со словами утешения на устах, а за спиной насмехались, что в Гу Юйэ не смогли присмотреть даже за женщинами. По этой причине репутация главы целителей сильно пострадала, глава сильно разгневался и с той поры прекратил разведение костяных бабочек.
* 不嫌腰疼-не чувствуя боли в спине, это значит, громко сочувствует и много говорит, но за спиной злорадствуя
«Раз уж вы собираетесь смеяться, то после этого не приходите просить лекарства. Все равно ведь сбежало так много, так что, господам в таком случае стоит лишь проявить сноровку и самостоятельно на них попробовать поохотиться.»
Таким образом к тому времени как Цзян Си стал главой, в Гу Юйэ осталась всего лишь одна костяная бабочка, Сун Цютун. Изначально ее приберегали для обслуживания уважаемого главы, однако Цзян Си никогда особо не увлекался женской красотой, его очень раздражали женщины, к тому же, он рассматривал костяных бабочек как источник несчастий, поэтому несмотря на недовольство в душе множества старейшин, он, в конечном итоге, настоял на своем решении выставить эту женщину на аукцион.
Видя, что Чу Ваньнин смог припомнить записи об этих прошлых делах, Ши Мэй рассмеялся:
- Ну, скажите.
- .. говори ты.
- В тот день на аукционе Сюаньюань, верно, в тот раз продавали именно Сун Цютун. И я тоже пришел туда.
Чу Ваньнин замер.
- Я пришел и сразу же занял дальнюю отдельную комнату. Я предложил тридцать пять миллионов. – сказал Ши Мэй.
Услышав это, Чу Ваньнин действительно смутно припомнил, что когда он с Мо Жанем увидели жалкую Сун Цютун, они хотели спасти ее, однако с верхнего этажа из отдельной ложи из-за сетки гость вытянул руку с предложением в тридцать пять миллионов. Он тогда еще хотел попросить у Мо Жань денег, чтобы перебить ставку этого человека….
- Так это ты?
- Да, это был я, - настроение Ши Мэй постепенно опять выровнялось, он улыбался, - Очень давно я поклялся, что буду защищать всех костяных бабочек, кому смогу помочь. Сун Цютун мой сородич, как только я получил известие, я хотел пойти, выкупить ее…. Естественно, в этой жизни я также хотел заполучить Бугуй, чтобы попытаться вызвать в Мо Жань злые намерения. В результате, кто бы мог подумать, что половина твоей души в его теле защитит его и защита будет такой сильной, да еще и из-за этого вызовет отклик и в тебе…. Ладно. Все это уже прошлое, что об этом говорить.
- В любом случае Учителю известно, что ее выкупила Е Ванси.
- Но раз уж она твой сородич, в тот раз во время бунта в школе Жуфэн, почему ты…
- Почему я остался в стороне, позволив ей умереть? – Ши Мэй все еще улыбался, - Ничего не поделаешь, тогда мне было необходимо скрыть свое кровное родство. На самом деле все приказы на горе Хуан отдавал я, она была всего лишь прикрытием. При других обстоятельствах, возможно я мог бы спасти ее жизнь, но перед Сюй Шуанлинем… Учителю также известно, что моих духовных сил мало, Сюй Шуанлинь был тогда источником моей силы. Он считал меня близким другом и заботился обо мне, однако, я познакомился с ним и завязал дружбу как Ши Минцзин с Пика Сышэн.
- …
- Если бы он узнал, что я костяная бабочка, хотел бы он все еще быть моим соучастником? – Ши Мэй спокойно продолжил, - До этого я говорил, что в глазах большей части даосов нас воспринимают как свиней и собак или коров и овец, как скот, Сюй Шуанлинь тоже не мог быть исключением. Стоит посмотреть на его отношение к барышне Сун, и сразу все понятно.
На душе у Чу Ваньнина было очень тяжело, долгое время он не знал, что сказать.
Ши Мэйю, впрочем, хотелось поболтать с ним еще и он продолжил:
- Давай вернемся к нашему разговору и поговорим еще о том побеге костяных бабочек из Гу Юйэ.
- …. – Чу Ваньнин опустил ресницы и промолчал. Спустя несколько минут он взглянул на несравненное лицо Ши Мэй. На самом деле, он уже ранее, перед этим, по тому, что рассказывал Ши Мэй, по его выражению, настроению, рассмотрел несколько подсказок, поэтому, едва заметно вздохнув проговорил, - Конечно же, это была твоя мать. Та девушка.
Ши Мэй на мгновение замер, но тут же его спина расслабилась, черты лица тоже незаметно смягчились.
Наконец, горько усмехнувшись, он ответил:
- Ты всегда отгадываешь правильно. Верно, она моя мать.
297. Пик Сышэн. Красавицы костяные бабочки.*
*вообще их называют так слитно, как Convallária majális -ландыш майский или Convallária ландыш, вот они и по китайски звучат как Дегу Мэйжэнь, красавицы клиновидной кости или просто дегу.
На шестой день двери зала со скрипом отворились.
Снаружи по прежнему лил ливень, кто-то убрал свой мокрый зонт и приподняв намокшие, прилипающие к ногам, полы одежд, вошел в зал.
- Учитель.
Посетитель весь с ног до головы был в белом, словно корень лотоса, с повязанным платком*. Персиковые газа были полны любви ко всему живому, однако под ними залегли синие тени. С того боя у пагоды Тунтянь, Ши Мэй первый раз пришел во дворец Ушань навестить его.
*www.sohu.com/a/154308017_99897398
- Я думал пораньше навестить вас, Учитель, но не смог отлучиться, только сегодня наконец выдалось немного свободного времени. Я запоздал, Учитель, прошу простить меня.
Чу Ваньнин всего лишь мельком взглянул на него и отвел взгляд в сторону.
Ши Мэй этим нисколько не смутился, он сел перед Чу Ваньнином и, наверное, поскольку прокладывание дороги шло успешно, его настроение было отличным, в его глазах появился яркий блеск.
- Ты все еще злишься, да?
- ….
- Демонические ворота скоро откроются, Учитель сейчас ни о чем не хочет расспросить меня еще раз?
Чу Ваньнин по-прежнему не отвечал, наклонив голову, он смотрел на дождь за окном. Его хрупкость и растерянность, се это проявлялось только перед людьми, которых он глубоко любил, Ши Минцзин израсходовал все его тепло поэтому перед ним он был куском камня, упрямый и бесчувственный и никакие упорство и настойчивость не могли его растопить.
- Я хотел поговорить с тобой по душам, - вздохнул Ши Мэй, - Так что, хотя бы обрати на меня внимание.
Чу Ваньнин наконец бросил всего лишь одно слово:
- Убирайся.
Беспокойство и тревога, которую он испытывал перед битвой отступало по мере того, как близилось успешное завершение дела, и нрав Ши Мэй только еще больше смягчался, он становился спокойнее. Его совсем не рассердила отстраненная холодность Чу Ваньнина, напротив, он улыбнулся:
- Надо же, вы удостоили меня словом.
Дождь все барабанил по уже промокшей оконной раме. Врата жизни и смерти времени и пространства перемешивали два мира и все странные явления при этом были нормальны. Чу Ваньнин даже чувствовал, что этот дождь вечный, он не остановиться никогда, он так и будет лить как из ведра и в конце концов оба мира утонут в нем.
Ши Мэй ни на что не обращая внимания встал и налил две полные чашки чая. Одну чашку он оставил рядом с Чу Ваньнином, проговорив:
- Раз уж ты меня игнорируешь, почему бы мне самому что-нибудь не рассказать тебе. Мне не очень нравиться объяснять, однако, я бы не хотел, чтобы между мной и Учителем было много недопонимания.
Чай был горячим и он, сдув листья и опустив ресницы, медленно сделал глоток.
- Следует сказать, что с детства и по сей день, я совершил очень много плохих вещей, не сказал и несколько предложений правды, но, я правда, на самом деле не хотел убивать невинных.
Рука Чу Ваньнина непроизвольно сжалась сильнее, на бледной тыльной стороне ладони вспучились вены.
- Учитель ведь видел этот путь мученичества, да? Изначально я хотел заполнить его лишь плохими людьми, теми, что хуже зверя. Так или иначе о смерти такого человека никто не пожалеет. Однако, в последствии я обнаружил, что оказывается путь такой длинный, что потребуются трупы из двух миров, чтобы его заполнить. На душе мне тоже от этого тяжело. – проговорил Ши Мэй.
- …
- Мне совсем не нравится пачкать руки в крови, поэтому я своими руками и с десяток людей не убил. Я не обманываю тебя.
- Ты и правда меня не обманываешь, - вдруг ответил Чу Ваньнин, - Я верю, что ты едва ли собственноручно и десять человек убил.
Ши Мэй чуть вскинул брови, похоже, он был очень удивлен.
Чу Ваньнин повернулся, в глазах его был лед:
- Ты такой добрый, такой чувствительный, не хочешь убивать, тебе не нравиться кровь на твоих руках, поэтому ты все эти поступки никогда сам и не совершал, ты сделал Тасянь Цзюня, и с тех пор тем сумасшедшим, устроившим резню в школе Жуфэн, стал он, кровавым тираном, которого не отмыть от крови, стал он. Он вместо тебя делал то, что тебе было нужно, но ты не хотел этого делать сам. Ты такой мудрый.
- Эти слова Учителя несправедливы, - Ши Мэй печально вздохнул, - Я ни в коем случае не желал уничтожения школы Жуфэн. Это все его личная месть.
- Не было бы в нем цветка восьми страданий бытия, как бы он совершил такие чудовищные преступления.
- Без цветка восьми страданий бытия он бы не мог совершить все эти ужасные вещи, да?
Чу Ваньнин пристально посмотрел в глаза Ши Мэй:
- Он не мог бы.
Ши Мэй всего лишь усмехнулся, махнув рукой, что означало, что он не хотел снова ввязываться в этот разговор.
- Ладно. Незачем спорить. – заговорил он, - В любом случае, как я уже когда-то говорил Сюй Шуанлиню, надеюсь, что в наше время способные люди будут жить, заурядные глупцы станут рабами, за добро и зло будет заплачено, все это правдивые слова, я не лгу. – он вдруг остановился, словно прозрев, а затем продолжил, - Однако, что касается костяных бабочек, для нас быть к кому-то добрым, все равно, что потерять свою жизнь. Чтобы вернуться домой нам необходима свежая кровь, у нас нет другого выбора.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Между разговором Ши Мэй наполнил свою опустевшую чашку чая и вздохнув, продолжал:
- Учитель, вероятно не может понять этого, почему я ради возвращения расы костяных бабочек в демонический мир, могу пожертвовать жизнями почти всех людей из двух миров. На самом деле, ах, это не так трудно понять….
Он посмотрел на нежный, поднимающийся пар.
В комнате было очень тихо, лишь по-прежнему раздавался глубокий голос Ши Мэй.
- Учитель, видели ли вы охоту на загнанное стадо бизонов?
- Безумные, с убийственно красными глазами, как же им хочется всех преграждающих им путь, что людей, что животных, поднять на рога. Это врождённый инстинкт самосохранения.
Чу Ваньнин понимал этот смысл, костяные бабочки сейчас были как стадо загнанных в угол зверей. Вокруг их окружали лишь морды, на которых читалось страстное желание содрать с них шкуру и выдрать кости.
- В итоге, для костяных бабочек есть только два пути, либо полное истребление рода, либо возвращение домой, в демонический мир. Это выбор между жизнью и смертью. – когда Ши Мэй говорил это, выражение его глаз было тоскливым, - Если бы в мире совершенствования не поощрялось рассматривание костяных бабочек как предметов, над которыми можно издеваться, если бы мы все еще могли жить среди людей, никто и никогда бы не пошел на такое ужасающее дело.
Он замолк, мысли перепутались, нахлынул хаос, взгляд постепенно из тоскливого превращался в растерянный, растерянность превращалась в холод, и в итоге стал окончательно безумным.
Очень похоже на его жизненный путь, по которому он дошел до сегодняшнего дня.
- У стада бизонов нет желания убивать. Но нож мясника опускается и вокруг один за другим твои собратья расстаются с жизнями…. Учитель, как мы можем пощадить этот мир?
Голос Ши Мэй немного дрожал:
- Мир совершенствующихся не дал составить исторической летописи костяным бабочкам, потому что эти люди держат нас за скот или плавильные котлы для парной культивации. Но в нашем клане все помнят, как за одиннадцать лет после битвы людей с демонами почти все чистокровные костяные бабочки были истреблены. И даже спустя несколько тысячелетий, даже если мы были осторожны и не раскрывали своей природы, мы по-прежнему не могли избежать жадности культиваторов.
- Четыре тысячи лет назад, две с половиной тысячи лет назад, девятьсот, семьсот лет назад четыре этнические чистки. Костяных бабочек, которые смешивались с обычными людьми разыскивали и хватали, ели их мясо и пили кровь, запирали и насиловали группами… они ненавидели, что не могут без остатка истребить мой род.
Пальцы Ши Мэй сжались на чашке, на запястье проступили голубые вены.
- На самом деле если хотели истребить одним махом, ладно, раз, и делу конец. Но как могли эти даосы отказаться от такого превосходного способа совершенствования?
Чу Ваньнин:
- ….
- Учитель обладает большими познаниями, он должен знать, что сделал позапрошлый глава Гу Юйэ для того, чтобы костяные бабочки окончательно не исчезли. – Ши Мэй поднял взгляд и его персиковые глаза теперь были багряно красными.
Об этом деле Чу Ваньнин и правда знал, об этом писалось в любой книге, упоминающей школу Гу Юйэ. Это считалось их величайшей заслугой, достижением….
Клан целителей Гу Юйэ повсюду разыскивал и нашел двадцать молодых девушек костяных бабочек. Для них набрали самых здоровых, крепких и свирепых заклинателей, чтобы они круглые сутки совокуплялись с ними, чтобы зачать детей. После того, как девушки беременели, глава с помощью чудодейственного зелья стимулировал роды и на свет через четыре месяца рождался младенец. Только что родивших женщин тут же оскверняли вновь, и они вынуждены были беременеть опять, опять вызывали роды …. И так повторялось многократно, давая возможность клану костяных бабочек существовать дальше.
Но это существование было похоже на разведение на убой свиней или баранов.
Нет, даже не так. Они и в самом деле были скотом, разводимым на убой.
Родившихся детей, мальчиков тут же разделывали и делали из них чудодейственные пилюли или напрямую продавали богатым семьям подобным школе Жуфэн. Девочек оставляли и держали в неволе до тех пор, пока они не вырастали и не были способны к спариванию и они становились следующими самками для размножения.
«Спаривание».
Чу Ваньнин до сих пор помнил, как впервые увидел это слово в «Чудодейственные пилюли Гу Юйэ как экстренная помощь», как его тогда затрясло от шока и омерзения.
Ши Мэй улыбнулся, вот только это улыбающееся лицо выглядело одновременно мертвенно бледным и горестным:
- Они совершенствовали магические силы методом переработки костяных бабочек. И все-таки заслужили единогласную похвалу всего мира культивации.
- Живые люди…. это живые люди. И только по причине, того, что, когда- то в древности у предков была демоническая кровь и они помогут принести пользу в совершенствовании, живых людей определили в разряд скота. – чтобы скрыть свою боль, Ши Мэй резко поднял чашку и сделал глоток, однако, было заметно, что его пальцы чуть дрожат.
- Лекарство побуждающее эмбрион быстрее расти наносило огромный урон матери, эти костяные бабочки, девушки для разведения, не доживали и до тридцати лет. Вот только для них такая короткая жизнь была благом, возможностью пораньше покончить с этим кошмаром - «спариванием» и «размножением».
Когда он произносил эти слова «спаривание» и «размножение», его лицо пылало от ненависти, как от пощечины. Речь Ши Мэй прервалась, и на мгновение показалось, что он сопротивляется желанию разразиться проклятиями, однако, в конце концов, его губы дрогнули и с них сорвалось всего лишь язвительное:
- Отлично.
Чу Ваньнин открыл глаза. Его взгляд наконец то уперся в Ши Мэй.
Этот всегда холодный и отстраненный, возможно коварный и непредсказуемый мужчина, в данную минуту был похож на обычного, ищущего мести человека, на лице его ясно читалась злость.
Ши Мэй замолчал, казалось, о чем-то задумавшись он был больше не в силах это выносить, он поставил чашку и уткнувшись лицом в ладони потер его. Затем тяжело вздохнул и поднял голову, глаза у него были красными.
На памяти Чу Ваньнина, эмоции Ши Мэй еще никогда не выглядели такими настоящими, осязаемыми.
- Учитель может еще помнит, как прекратилось разведение костяных бабочек в Гу Юйэ?
- …, - Чу Ваньнин сам не мог понять, что чувствует в данный момент, он лишь хрипло ответил. – Там было дело в убийстве.
Костяные бабочки ведь не какая то ядовитая тварь, даже ядовитое насекомое может нанести ответный удар, не говоря уже о живом человеке.
Во времена поколения наставника Цзян Си, была среди разводимых костяных бабочек одна молодая девушка, которая не хотела так легко покориться и к тому же была расчетлива, она в отличии от своих старших сестер не собиралась покончить с собой и не была оцепеневшей и бесчувственной.
При помощи своей красоты и сладких речей она соблазнила пришедшего в Гу Юйэ осматривать товар адепта высшего круга Цитадели Тяньинь. Этот юноша был тем еще развратником, той же ночью он не сдержался и влез в постель этой несравненной красавицы. На следующий же день она упросила любовника выкупить себя из Гу Юйэ и в ответ поклялась всю жизнь быть у него в повиновении и помогать ему в совершенствовании.
Тот известный ученик Цитадели Тяньинь за короткое время был ослеплен влечением к женщине и уступил ей. В итоге, не прошло и несколько дней, как девушка сбежала от него и неизвестно где отыскала семена Цзе Хо*- великого пожара. Ночью, перед рассветом она вернулась на остров Линь Лин и подожгла отдаленный двор Гу Юйэ.
*劫火 - всепланетный пожар в конце кальпы, который приведет к гибели мира
В ту же ночь она помогла сбежать всем находившимся под замком костяным бабочкам. Больше ста адептов Гу Юйэ либо сгорели живьем в великом пожаре, либо получили ожоги….
Остальные школы смотрели на это происшествие без особого сочувствия* со словами утешения на устах, а за спиной насмехались, что в Гу Юйэ не смогли присмотреть даже за женщинами. По этой причине репутация главы целителей сильно пострадала, глава сильно разгневался и с той поры прекратил разведение костяных бабочек.
* 不嫌腰疼-не чувствуя боли в спине, это значит, громко сочувствует и много говорит, но за спиной злорадствуя
«Раз уж вы собираетесь смеяться, то после этого не приходите просить лекарства. Все равно ведь сбежало так много, так что, господам в таком случае стоит лишь проявить сноровку и самостоятельно на них попробовать поохотиться.»
Таким образом к тому времени как Цзян Си стал главой, в Гу Юйэ осталась всего лишь одна костяная бабочка, Сун Цютун. Изначально ее приберегали для обслуживания уважаемого главы, однако Цзян Си никогда особо не увлекался женской красотой, его очень раздражали женщины, к тому же, он рассматривал костяных бабочек как источник несчастий, поэтому несмотря на недовольство в душе множества старейшин, он, в конечном итоге, настоял на своем решении выставить эту женщину на аукцион.
Видя, что Чу Ваньнин смог припомнить записи об этих прошлых делах, Ши Мэй рассмеялся:
- Ну, скажите.
- .. говори ты.
- В тот день на аукционе Сюаньюань, верно, в тот раз продавали именно Сун Цютун. И я тоже пришел туда.
Чу Ваньнин замер.
- Я пришел и сразу же занял дальнюю отдельную комнату. Я предложил тридцать пять миллионов. – сказал Ши Мэй.
Услышав это, Чу Ваньнин действительно смутно припомнил, что когда он с Мо Жанем увидели жалкую Сун Цютун, они хотели спасти ее, однако с верхнего этажа из отдельной ложи из-за сетки гость вытянул руку с предложением в тридцать пять миллионов. Он тогда еще хотел попросить у Мо Жань денег, чтобы перебить ставку этого человека….
- Так это ты?
- Да, это был я, - настроение Ши Мэй постепенно опять выровнялось, он улыбался, - Очень давно я поклялся, что буду защищать всех костяных бабочек, кому смогу помочь. Сун Цютун мой сородич, как только я получил известие, я хотел пойти, выкупить ее…. Естественно, в этой жизни я также хотел заполучить Бугуй, чтобы попытаться вызвать в Мо Жань злые намерения. В результате, кто бы мог подумать, что половина твоей души в его теле защитит его и защита будет такой сильной, да еще и из-за этого вызовет отклик и в тебе…. Ладно. Все это уже прошлое, что об этом говорить.
- В любом случае Учителю известно, что ее выкупила Е Ванси.
- Но раз уж она твой сородич, в тот раз во время бунта в школе Жуфэн, почему ты…
- Почему я остался в стороне, позволив ей умереть? – Ши Мэй все еще улыбался, - Ничего не поделаешь, тогда мне было необходимо скрыть свое кровное родство. На самом деле все приказы на горе Хуан отдавал я, она была всего лишь прикрытием. При других обстоятельствах, возможно я мог бы спасти ее жизнь, но перед Сюй Шуанлинем… Учителю также известно, что моих духовных сил мало, Сюй Шуанлинь был тогда источником моей силы. Он считал меня близким другом и заботился обо мне, однако, я познакомился с ним и завязал дружбу как Ши Минцзин с Пика Сышэн.
- …
- Если бы он узнал, что я костяная бабочка, хотел бы он все еще быть моим соучастником? – Ши Мэй спокойно продолжил, - До этого я говорил, что в глазах большей части даосов нас воспринимают как свиней и собак или коров и овец, как скот, Сюй Шуанлинь тоже не мог быть исключением. Стоит посмотреть на его отношение к барышне Сун, и сразу все понятно.
На душе у Чу Ваньнина было очень тяжело, долгое время он не знал, что сказать.
Ши Мэйю, впрочем, хотелось поболтать с ним еще и он продолжил:
- Давай вернемся к нашему разговору и поговорим еще о том побеге костяных бабочек из Гу Юйэ.
- …. – Чу Ваньнин опустил ресницы и промолчал. Спустя несколько минут он взглянул на несравненное лицо Ши Мэй. На самом деле, он уже ранее, перед этим, по тому, что рассказывал Ши Мэй, по его выражению, настроению, рассмотрел несколько подсказок, поэтому, едва заметно вздохнув проговорил, - Конечно же, это была твоя мать. Та девушка.
Ши Мэй на мгновение замер, но тут же его спина расслабилась, черты лица тоже незаметно смягчились.
Наконец, горько усмехнувшись, он ответил:
- Ты всегда отгадываешь правильно. Верно, она моя мать.
